Олеся изо всех сил старалась подавить волнение, ее улыбка выглядела растерянной и тусклой. Она бросила взгляд на пухлый конверт, лежащий на единственном свободном участке кухонного стола между ноутбуками и переплетенными проводами. Казалось, никому из присутствующих нет дела до этого конверта, расширенного вожделенными купюрами. Эти молодые негодники были так избалованы деньгами и при этом так увлечены своим неблаговидным ремеслом, что не проявляли даже мимолетного интереса к деньгам Олеси. Получить их прямо сейчас, не дожидаясь завтрашнего дня – это требовало немедленно, без подготовки и бессонной ночи переживаний совершить то, ради чего она здесь вообще оказалась.
— Ну, тогда не будем терять драгоценное время, – оживился режиссер, – Олеся, ты точно готова сегодня отработать съемку с аналом?
Кровь прилила к лицу женщины, щеки заметно порозовели, когда взгляды всей съемочной группы были направлены на нее – именно сейчас нужно было решиться и на глазах посторонних людей позволить поиметь себя сзади. Ошеломляющая очевидность происходящего пугала Олесю, наконец, она собралась духом, кончиком указательного пальца провела по брови и робко кивнула. С этого момента вся студия пришла в движение, одни начали передвигать штативы из гостиной в спальню, другие выстроились у кофемашины, отчего предсъемочная толкотня начала будоражить даже незнакомую с процессом женщину. Никто даже не думал осыпать ее насмешками, как ожидала Олеся или лукавыми словами поддержки.
— Блин, выйдите все отсюда! – Дрожь в голосе выдала волнение и у самого режиссера. – Ксюха, беги срочно сюда.
Эдик потянул за руку новоиспеченную актрису и сильным толчком в плечи заставил ее развернуться на месте в тесноте возле кухонной двери. Сам он присел на краешке стула позади Олеси и даже сейчас, перед самой съемкой, неясное сомнение угадывалось в его взгляде. Вытянув руку, он очередной раз без спроса приподнял край ее платья, отчего творческое опасение лишь усилилось. Казалось, режиссер готов был в последний момент отменить съемку, как излишне сомневающийся покупатель отказывается от покупки у самой кассы, не будучи уверенным в качестве товара. Олеся не решалась противиться, она уже смирилась с происходящим и не готова была отказаться от денег, просто стояла на одном месте и терпеливо ждала. Чувство стыда притупилось в плотной дымке нереальности разворачивающихся событий. Съемка в первый же день знакомства оказалась слишком тяжелым испытанием для ее обыкновения, а внезапное приключение развивалось так стремительно, что мозг отказывался принимать реальность.
— Ксюша, что скажешь? Найдутся у тебя стринги такого размера?
— Совсем ку-ку? – Девушка не замедлила выразить свое удивление посредством грубости. – У нас таких задниц еще не было, вообще-то. А чем тебе эти трусы не нравятся? Ты же хотел, чтобы все было реалистично.
Слова Ксюши были совершенно простыми и понятными, очевидно, именно они нужны были режиссеру, чтобы развеять последние сомнения и набраться уверенности. Тогда Эдик сам оттянул Олесины трусы и попросил ее очередной раз глубоко наклониться. Телесное изобилие буквально бросалось в глаза.
— И вот эта жопа будет в кадре! Ты думаешь, что ты вообще говоришь?!
— Ой, Эльдар, ты как обычно ебешь мозги себе и окружающим! – Брюнетка не особенно подбирала слова в споре с режиссером, но его имя произносила с почтением. – Нормальная жопа, ты сам хотел зрелую милфу. Если она тебе не нравится, пусть опять Настьку выебут.
Олеся для устойчивости уперлась ладонями выше колен, обсуждение ее крупа затянулось и было не столько унизительным, сколько утомительным для затекших суставов и мускулов. В противовес всем неудобствам был простой неподписанный конверт, который лежал на столе и будто бы уже наполовину принадлежал ей.
— Ладно, все решено! – Эдик хлопком в ладоши остановил круговорот своих сомнений. – Но если фильм не зайдет по рейтингам, ты проиграла! Спор?
— Да, пожалуйста, – тон Ксюши выдал легкую неуверенность, но возвращаться на исходные позиции было уже поздно и сулило наскучившие всем творческие терзания.
— Если, не дай бог… – вместо слов Эльдар провел ребром ладони перед шеей, – тогда на камеру отсосешь Антону! Славян! У вас все готово для съемок?
Манера режиссера быстро переключаться в разговоре с подчиненными удивляла только Олесю, а внезапное обращение к ассистенту заставило ее вздрогнуть. Страх обуял женщину, хотелось дать слабину и отказаться от сделки, но по зрелом размышлении она понимала, что ничего особенно страшного ей пока не грозит. Не успела Олеся присесть, после того, как натянула трусы и расправила низ платья, в кухне появился повеселевший от творческого предвкушения Славик. Его широкая улыбка буквально просияла, будто Олеся была его первой удачной находкой.
— Да, шеф, кровать мы перестелили, свет настроили, пацаны микрофоны проверяют.
Паренек привычно нажал большую кнопку кофемашины и предупредительно подставил сразу два белых одноразовых стаканчика – с недавних пор это стало его новой обязанностью. Он дождался порции и первую предложил своей подопечной. Действительно, поглощать кофе в огромных количествах было отличительной чертой этой маленькой развратной компашки.
— А вот и наш Санек! – Не сдерживая восторга, произнес Славик.
Он не без гордости представил актера своей возрастной протеже. Санек оказался молчаливым и улыбчивым пареньком. Он мало, чем отличался от остальных и даже, когда вошла Настя, уже слегка одетая после душа, его мягкий взгляд не изменился.
— А это наш Санечек! – Настя от своего имени еще раз представила будущего партнера Олесе. – Он у нас нежный и аккуратный. Правда, Санечек?
Настя даже чмокнула парня в кончик носа и с таким бурным дружелюбием обняла его за шею, что послышался хруст.
— Олесь, ты без подготовки будешь сниматься? – С ненавязчивым любопытством спросила девушка. – Осилишь такое копье?
С этими словами она оттянула трусы парня и вынула мягкий, но заметно налившийся пенис. На глазах женщины она принялась тонкими пальчиками сминать податливую плоть, но взгляд ее был таким обыденным, что смутил Олесю. Женщина пыталась не выдавать волнения, она провела пальцем по брови, отхлебнула кофе и старалась выдерживать прямые взгляды своих новых коллег. Организм уже отказывался принимать новую порцию горького кофеина, сердце гулко отстукивало в груди, но стаканчик спасал ее руки от тревожной неподвижности.
— Все, звук готов! – Торжественно объявил режиссер, глядя на монитор. – За работу, все задействованные в съемке – на площадку!
Голова шла кругом, все новые и новые ступени волнения обуревали женщину. Еще вчера это казалось ей совершенно простой задачей, но в действительности так много испытаний еще нужно пройти, прежде, чем пасть окончательно. Олеся поднялась на дрожащие ноги и вышла с кухни следом за своим юным партнером. Миловидный, атлетичного вида паренек уже через несколько минут будет овладевать ею, причем не в самой традиционной форме, а в его движениях не было заметни ни капли волнения.
— Олесь, ты не переживай, – шепнула Настя сзади, когда процессия проходила по узкому коридору квартиры. – Все будет хорошо, Санечек у нас очень осторожный. А мои любриканты на подоконнике, бери сколько надо.
В спальне уже было проветрено, но возбуждающий запах прошлой съемки еще витал в воздухе. Олеся остановилась возле кровати между расставленных штативов, когда за ее спиной раздался оглушительный хлопок:
— Все лишние вон! – Режиссер теперь был охвачен творческим оживлением.
Настя напоследок добродушно потрепала Олесю по плечу, улыбнулась и вышла из спальни. В комнате остался только режиссер, партнер по фильму и весьма подвижный оператор с портативной камерой.
— Та-а-к, где мы работать будем? – Задумчиво произнес Эдик, прикусив нижнюю губу от задумчивости. – Олесь, задери платье и встань возле комода. Да вот так, теперь выдвини нижний ящик и наклонись над ним. Колени не сгибай!
Эдик поправил висевшее кашне и даже по примеру именитых коллег собрал из пальцев двух рук прямоугольный экран, чтобы сквозь него взглянуть на актрису. Потом он все-таки принял у оператора камеру и навел на предполагаемую сцену.
— Да, вот так, не скругляй, сильнее прогни спину, – командовал он в творческой эйфории, – а теперь перекладывай вещи из одного ящика в другой для достоверности! Саня, ты отсюда будешь заходить, а камера во-о-от здесь будет. Когда Саня пристроится за Лесей, зайдешь справа, понял?
Эдик увлеченно порхал на площадке, Олесе даже было дозволено распрямиться, если только она сумеет заново принять отработанную позу. Но ничего сложного в том, чтобы отклячить задницу она уже не находила. Столько раз за сегодня она демонстрировала свои прелести, что природная женская стыдливость притупилась окончательно. Режиссер не находил покоя, он переставлял штативы с дополнительными миниатюрными камерами, наводил свет на комод, а потом снова сдвигал камеры на новые места, пока, по его мнению, все устройства не были расставлены под нужным ракурсом.
— Ксюха! – Повелительно выкрикнул режиссер и, когда голова брюнетки показалась из двери, отдал указание. – Дай нам сюда побольше тряпья, не может же мамка одно и тоже грязное полотенце в кадре перекладывать?!
Через несколько секунд гримерша вернулась со стопкой выглаженной одежды, она передала ее в руки режиссера и сразу удалилась, а Эдик сам опустился на коленки и разложил тряпье в ящике так аккуратно, будто от этой детали зависел успех его очередной картины.
— Всё! Всем приготовиться! – Он снова хлопнул двумя ладошками и отступил от места съемки.
Олеся от страха старалась не видеть происходящего даже краем глаза, по команде режиссера она подошла к комоду, наклонилась, заранее уперев локти выше колен и принялась перекладывать футболки в нижних ящиках. С таким подходом делу, каким отличался режиссер, съемка грозила затянуться надолго, а находиться в неудобной позе было тяжелее, чем ожидалось. Колени уставали быстрее всего, но спина тяжелее переносила неудобное положение. Женщина ощущала присутствие сзади трех человек, предстоящий половой акт уже не вызывал у нее и капли возбуждения, слишком сосредоточена она была на своей роли, чтобы не получить очередной нагоняй режиссера. Или, того хуже, его отказа платить. Наконец, Эдик покинул спальню и все трое – оба актера и юркий оператор – ощутили облегчение, несмотря на то, что босс продолжит наблюдение через монитор режиссерской, где вся творческая компания уже собралась проследить за дебютом мамочки.
— Пишем уже? – Олеся услышала голос своего партнера.
Тогда паренек с шелестом развернул пакетик презерватива, растянул латекс по напряженному стволу и демонстративным шагом вступил на освещенный участок пола позади партнерши. В кадре женщина старательно перекладывала текстильные драгоценности в нижних ящиках комода, наклонившись так, что ее широкий зад был призывно оттопырен, хоть и накрыт пока еще ненадежным подолом платья.
— Мама, привет!
Оператор снимал парня из-за плеча, чтобы заранее не выдать его подготовленное орудие.
– Ты очень занята? Знаешь, мне надо с тобой серьезно поговорить.
Саня приблизился к заду молчащей партнерши и сразу сложил ладони на пышных ягодицах, в кадре пальцы сжали плоть сквозь тонкую материю платья. Мягкая плоть немолодой женщины давно утратила упругость, но ее приятное обилие бросалось в глаза. Олеся не прекращала своего увлекательного занятия в нижних ящиках, ее бурлящая кровь пульсировала в висках и само положение начинало утомлять.
— Мама, я давно хотел тебе сказать, – слова актера были медлительны и очевидно, должны были успевать за действиями. – У меня неприятности с моей девушкой, кажется, мы с ней расстанемся, а я так ее люблю. И тебя я тоже люблю.
Парень оглаживал ягодицы Олеси через платье, а когда та невольно переминалась с ноги на ногу, шевеление выпуклостей выглядело весьма убедительным и возбуждающим. Наконец, мужские пальцы потянули край платья и обнажили Олесин зад перед камерой.
— Ой, мамочка, я так давно хотел это сделать, – Санек перешел почти на шепот, – я даже со своей девушкой расстался, потому что хочу тебя…
Одной рукой актер оглаживал оголенную ягодицу, а второй принялся неравномерно стягивать трусы с ее широкого зада. Когда это удалось сделать, в кадре показалась задница целиком, она в этой позе выглядела почти упругой, а сверху левого бедра, на внутренней его стороне обнаружилось ярко-коричневое родимое пятно.
— Мамочка, можно я тебя трахну? Я так давно хочу этого! – Санек согласно роли придал голосу мольбу и трагичность.
Тон актера был откровенно наигран, но в ушах Олеси он звучал как волшебная мелодия. Она уже ощущала, как напряженный кончик пениса прикасается к ее оголенным бедрам, как мужские ладони сминают ее мягкие выпуклости.
— Да, да, трахни меня, наконец! – Помимо воли вырвалось из груди Олеси.
Она сама принялась вращать оттопыренным задом, подавалась назад чтобы поскорее насадиться на член, совмещая приятное ощущение и пользу для фильма.
— Стоп! Стоп! – Крик режиссера донесся раньше, чем тот успел ворваться в спальню. – Я тебе сто раз говорил, что ты не должна ничего отвечать! Понятно? Мы сможем склеить кадры?
Последние слова были адресованы оператору и когда тот кивнул, режиссер выбежал за свой пульт также стремительно, как и появился. Трудно было свыкнуться с манерой босса кричать и одновременно обращаться к нескольким подчиненным.
— Мамочка, можно я тебя трахну? Я так хочу этого! – Повторил актер свою реплику.
Объектив камеры опустился на его напряженный член, заранее облаченный в презерватив и приставленный между ягодиц. Мужские пальцы впились в мягкие ягодицы Олеси и развели их в стороны, а в кадре крупным планом появилась пульсирующая, жаждущая вторжения звездочка сфинктера в поросли черных, жестких волосков. Если режиссер стремился достичь достоверности, противопоставив неухоженную промежность взрослой женщины гладковыбритой Настиной щелке, ему это удалось наилучшим образом – трудно себе представить мамочку с бритым лобком и выбеленным участком вокруг ануса. Начавшая полнеть фигура Олеси уже утратила женскую гибкость, но тем достовернее она выглядела в кадре.
Олеся ощущала, как затянутая в латекс головка прижимается к ее текущей вульве, потом мокрым и холодным любрикантом она прикасается к зудящей тесной дырочке. Женщина текла по-настоящему, когда крепкий, прямой член потирался о ее чувствительные места, хотелось даже самой насадиться, не дожидаясь активности партнера. Наконец, головка прижалась к жаждущему анусу, ее сливовидная форма слегка смялась и началось давление. Опытный актер умел противостоять выскальзыванию, он не допускал прогулок члена вниз и вверх между ягодиц, а весь нажим приходился точно в цель.
Очередной порыв Олеся не сумела сдержать, она сама громко выдохнула и подалась всем телом назад, упираясь обеими руками в крышку комода. Головка легко погрузилась в разверзнутый сфинктер и замерла. Рука режиссера уже потянулась к пульту, когда Настя ее удержала, побежденный неизбежностью, Эльдар откинулся в кресле и безучастно следил за тем, как рушится его сюжет. На кухне царила полная тишина, затаив дыхание, группа следила за происходящим на экране: головка едва заметно шевелилась в растянутом добела анусе, но не выпадала благодаря усилиям опытного актера. Сюжет безнадежно отступал от замысла режиссера – неумелая инициатива Олеси грозила разрушить планы – но пока еще оставался в общих границах задумки.
Избыточная смазка и точное движение партнера сделали свое дело. Даже та малая толика разрывающей боли перед наступлением блаженства оказалась совершенно несущественной. Невыносимая жажда наслаждения овладела Олесей, хотелось прижаться своим задом к животу молодого мужчины, впустить его крепкое копье в свой кишечник на всю длину, а пальцы вжать в промокшую от желания вульву. Даже на мониторе режиссера каждый мог заметить это страстное желание Олеси, не так ярко по сюжету должна была отреагировать мамочка на просьбу сына, но нарушать совокупление никто уже не решался. Вся группа сидела перед экраном, затаив дыхание.
— Мамочка, как же мне хорошо-о-о, – беспрерывно приговаривал Санек заученную, но все менее уместную фразу, вдавливая скользкий член, – как я давно хотел трахнуть тебя, с-с-с-с…
Актер втягивал воздух сквозь зубы и сопел совершенно натурально, отчего произносимые слова казались почти искренними. Он крепко прижал ладони сбоку ее бедер и продолжил плавно вводить испещренный венами член, прозрачная волна смазки заметно выделялась из натянутого добела сфинктера, а белокурая женская плоть в кадре мелко дрожала. Олеся не смела отвечать на возбуждающие комплименты, она уже не в силах была заниматься тряпьем, просто ухватилась обеими руками за край комода и отдалась на волю молодого мужчины. Анус все больше растягивался в кадре, тогда оператор подступил сбоку и навел объектив крупным планом. Эту же картину видели ребята на режиссерском мониторе. Перед глазами молодых людей разворачивалась чарующая картина – широкая, спелая задница зрелой женщины легко принимает внушительных размеров болт Санька. Даже Настя не имела такой популярности, какую сулила студии ж*па Олеси.
— Ой, мамочка, как же мне приятно, – не отклонялся от роли Санек, пока натягивал взрослую и очень активную женщину, – ты разрешишь трахать тебя в задницу каждый день? Я очень этого хочу!
Когда натяжение сфинктера ослабло и появилась возможность двигаться свободнее, актер начал выводить свое орудие, а в кадре податливое мускульное колечко нежно обжимало рельефную поверхность члена и слегка выпячивалось наружу. На дисплее появился край головки и движение сразу обернулось вспять – более крепким и быстрым толчком Саня вернул член в глубину прямой кишки. От неожиданности и шлепка тел Олеся вздрогнула, но не разогнула спины. Оператор знал свое дело, он обходил совокупляющихся, приближал объектив к самому анусу и даже приседал, чтобы показать, как взмокшая от пота, выбритая мошонка главного героя шлепает по неухоженному, распаленному от возбуждения влагалищу.
Движения поршня уже набрали темп, молодой мужчина медленно вытаскивал член, порой головка выскальзывала наружу, но гостеприимная дырочка с радостью принимала ее обратно. Потом Санек совершал толчок и его живот одним махом прижимался к мягким ягодицам женщины. Олеся без таких толчков уже не могла представить себе наслаждения, она уперлась обеими локтями в крышку комода и буквально обмякла, а ее партнер вынужден был то и дело поправлять задранный край платья после каждого крупного содрогания.
— Ой, мама, как же здорово трахать тебя в попу! Как же я хочу иметь тебя снова и снова!
Актер уже не мог сдержать одышки, он задыхался от восторга, казалось, он говорит именно то, что чувствует сам перед своей партнершей. Задыхалась и Олеся, она не смела больше отвечать, не смела поднимать головы и старалась до поры сдержать подступивший оргазм. Объектив приблизился к ее тяжелым грудям, вывалившимся из платья от чрезмерной подвижности. От каждого толчка они лениво подрагивали и увесисто раскачивались, а вся компания следила за происходящим на мониторе, затаив дыхание. В этой работе все были на высоте: и оператор, знающий, где ему находиться в нужный момент, и актер, и даже сама Олеся. Член в ее заднице работал как поршень, а дыхание двух любовников было неподражаемо и реалистично.
— Мама, мамочка, я сейчас кончу тебе в попу, – сдавленным голосом Санек произносил заученные фразы по мере развития сюжета.
Санек плотно прижался к заднице партнерши, его пальцы впились в белую кожу, а чувствительный член ощущал жар и волнообразные сокращения внутри ее прямой кишки. Оператор даже перевел объектив на лицо актера, крупным планом он показал борьбу и связанные с ней страдания, что было большой редкостью в фильмах подобного жанра. Паренек зажмурился, каждый мускул на его лице был напряжен, шла борьба на секунды, в которой поток семени неизбежно окажется в теплом женском вместилище. Вдруг лицо актера расслабилось, улыбка расплылась, а губы приоткрылись, со стоном он испустил щедрую порцию семени в презерватив. А спусковым механизмом послужил последний Олесин стон и конвульсивное сжатие сфинктера – как ни пыталась она укрощать страстные порывы, оргазм накрыл ее… неизбежный и беспощадный.
Съемочная группа готова была рукоплескать, но строгий вид режиссера сдерживал преждевременные восторги. Настя не произнесла ни слова, она уперла прямые руки в край стула и не отводила завистливого взгляда от монитора – роль мамочки была сыграна безупречно. Вначале Настя приняла Олесю за пустышку, которая случайно попала в этот бизнес; теперь же разглядела в ней искусницу, случайно оставшуюся не при деле. На экране пробегали заключительные кадры, которые останутся только в рабочей версии: Санек вытащил опавший член из растянутой дырки и камера сначала приблизилась к покрасневшему от трения Олесиному зеву, а потом к древку с мокрым латексным слоем и характерным светло-коричневым колечком у основания. Не следовало так внимательно изучать последствия вторжения, но увиденное возбуждало воображение: неприглядная сторона человеческой природы могла дополнить однотипные клипы живостью и натуральностью. Это открытие так и осталось невысказанным. Только для режиссера это было находкой, а для его примы – козырем перед не подготовившейся соперницей. Экран потух.