Олеся как могла сдерживала волнение, пыталась жалким видом не выдать своего непростого положения. В тех редких случаях, когда неимоверными усилиями удавалось выпросить телефонный разговор с сыном, она старалась не подавать виду и всем своим красноречием внушать ему оптимизм.
— Да, да, сынок, скоро все закончится, – Олеся сглотнула комок и снова вернула трубку к уху, – суд состоится на этой неделе, наш адвокат сказал, что будто бы накопал очень важные доказательства. Ну нет же, не падай духом, я тебе обещаю, что все будет хорошо! Деньги? Не задумывайся об этом, я взяла кредит и заняла у подруг, отдам потихоньку. Главное, ты не раскисай.
Олеся больше ничего не говорила, она слушала жалобный голос сына, стараясь сдержать поток слез. Нет ничего более тяжелого, чем слышать его голос из следственного изолятора, тем более, что следствие обладало внушительным набором улик и даже для ее материнского сердца вина не составляла сомнений. Наконец, сын попрощался, в трубке раздались короткие гудки и Олеся дала волю распирающим эмоциям, слезы хлынули из ее воспаленных глаз. А денег, между тем, было еще недостаточно, чтобы расплатиться с адвокатом до решающего судебного заседания.
Даже когда Олеся стояла на задней площадке троллейбуса, отвернувшись от остальных пассажиров, слезы душили ее, платок уже не справлялся, а глаза так раскраснелись, что прикосновение доставляло сухую боль. В состоянии глубочайшего уныния она прошла знакомым двором, вошла в подъезд многоэтажки и только в лифте постаралась принять такой беззаботный вид, на какой только была способна. Она даже пробовала улыбаться, лишь бы не потерять единственный источник заработка, который позволил бы покрыть все судебные издержки.
Дрожащий палец прижал кнопку звонка, эти несколько секунд женщина старалась дышать глубоко, но дверь долго никто не открывал. Она нажала еще несколько раз, прислонилась ухом, чтобы прислушаться к звукам внутри, но ей ответила полнейшая тишина. В отчаянии Олеся присела на ступеньках и обхватила поникшую голову обеими руками. Что она могла подумать? Выходной день в порноиндустрии или, может быть, беззаботная компания решила не продолжать съемки с ней, немолодой уже женщиной, заслужившей за несколько дней множество нареканий со стороны режиссера? Дурные мысли накладывались одна на другую, при насущной потребности в деньгах оказалось, что и для предосудительного ремесла она не годится. Одноразовая, никому не нужная шлюшка.
Вдруг двери лифта распахнулись на этаже, за ее спиной послышались шаги и открылась та самая входная дверь. Олеся даже не сразу поняла, что одному ее несчастью сегодня не суждено случиться, она бодро подскочила и с неуемным энтузиазмом ворвалась в квартиру. Но тот вид, который открылся взгляду, погрузил ее в еще большую печаль – квартира была пуста. От привычной обстановки осталась только ветхая хозяйская мебель и голые стены. Две пожилые женщины в голубых форменных комбинезонах расставили уборочный инвентарь и принялись за мытье, а молодой человек обвел взглядом большую комнату, зажал под мышкой запыленную клавиатуру и собрался уже выходить.
— Постойте, постойте, – Олеся тотчас бросилась за ним, – вы не знаете, куда они съехали?
— Я? – Сначала паренек озадаченно сдвинул брови. – Знаю. А вам зачем?
— Я, я… – Олеся замялась, бросила взгляд на уборщиц и произнесла печальным тоном, – я будто бы работаю здесь. Точнее работала…
Молодой человек не выпускал клавиатуры, но взгляд его излучал любопытство:
— Вы работаете? Я вас не помню.
Вдруг он достал смартфон, быстро набрал проворным пальцем текст и через несколько секунд получил ответ. Он поднял экран и сверил лицо женщины с присланным фото.
— Да, босс подтвердил, – паренек высокомерно качнул головой, – запоминайте, улица Рябиновая, дом…
Олеся не помнила себя от счастья, она выскочила из лифта и скорым шагом направилась к остановке. Она удивлялась, как мелкая случайность может решить судьбу человека и насколько она властна над сиюминутным состоянием духа. Новая квартира была всего в получасе езды и, даже если бы молодой человек сейчас собирался туда, Олеся бы не выдержала его медлительности. Было даже не важно, кто он: работник ли этой порностудии или вообще, хозяин доходной квартиры. Она поймала маршрутку и всю дорогу просидела как на иголках, пока шофер покорно выжидал на каждом проклятущем светофоре. Пугающие мысли лезли ей в голову, но Олеся старалась отгонять их – так важна была для нее эта работа, особенно после утреннего разговора с сыном. Нужный дом нашелся быстро – почему-то ребята выбирали именно многоэтажки для своих съемок – она еще вынуждена была простоять несколько минут у подъезда, пока выходящий жилец не впустил ее внутрь.
Сердце гулко отбивало в грудной клетке, когда и эта входная дверь замедлила проявить радушие. Сразу вспомнилось происшествие получасовой давности и это почти лишило Олесю самообладания, но дверь все-таки отворилась, в щели показалось осторожное лицо Славика и только теперь все ее переживания остались позади. От облегчения в глазах слегка поплыло, а пульс так выстукивал, что казалось, его звук слышен окружающим. Олеся попала в новую студию, она быстро осмотрелась и составила себе первое впечатление, что новая квартира побольше и будто бы побогаче.
— Ой, Олесь… – Славик закрыл за женщиной дверь, – мы не успели тебя предупредить, в общем…
Паренек невесомым прикосновением к талии провел ее в режиссерскую, привычно расположенную на кухне, но в этой квартире она была не у самого входа. Эльдар сосредоточенно смотрел в монитор и потирал ухоженную бородку, он поднял палец, чтобы его не отвлекали и Олеся, успевшая уже успокоиться, покорно ждала его высокородного внимания.
— Олесь, извини, моя вина, – Эльдар снял наушники и встал из-за стола, – нам внезапно пришлось переехать. Мы вообще не задерживаемся подолгу на одном месте, чтобы антураж не приедался зрителю, а сегодня так получилось, что не успели тебя предупредить. Короче, ты еще в деле?
Женщина улыбнулась и не задумываясь кивнула, хоть и понимала, что студия не сильно дорожит ее персоной. Было непривычно, что для каждой новой роли требовалась отдельная договоренность. Если в первый день такая свобода и удержала ее в лоне индустрии разврата, то теперь хотелось гарантированных заработков. Олеся всецело зависела от очередного предложения Эльдара, своего единственного работодателя.
— Хорошо, тогда присаживайся и наливай себе кофе, – режиссер снова сел за свой пульт и развернулся к женщине, – хорошая новость для тебя. Твой ролик в ванной удалось продать на сторонней площадке.
Олеся затаила дыхание и от волнения провела пальцем вдоль брови, она словно черпала уверенность в этом жесте.
— Да, да, я понимаю, что образ мамочки безвозвратно нарушен, хотелось тебя вывести на экраны уже подготовленную, но рынок диктует свои условия. Вот твоя доля, здесь немного меньше, конечно, но тоже не плохо за экспромт.
— А как же мое лицо? – Голос Олеси звучал испуганным. – Мое лицо же все увидят?
— Ну да, анонимность слегка под вопросом, – режиссер улыбкой постарался сгладить конфуз, – но тебе все равно бы пришлось показывать лицо – в сериях про мамочку я не планировал закрывать тебя маской. Ну что ты так расстроилась? Успокойся, все будет хорошо! Я уверен, что в кругу твоих знакомых нет любителей горяченького.
Эдик резко поднялся и вышел из кухни, оставив Олесю смириться с ее позорным разоблачением. Славик тоже предпочел раствориться, только молчаливый паренек, неизменно выбирающий место у окна, сочувственно на нее взглянул.
— Все! Я распорядился, – режиссер ворвался также резко, как и вышел, – Леся, иди в гримерку, тебе уже подобрали образ. Когда будешь готова, вместе с Ксюхой собираемся здесь на обсуждение.
Славик улыбнулся Олесе и жестом позвал с собой, он повел ее изогнутым коридором, какие обычно бывают в старых домах. Прошли мимо открытых комнат, где царила оживленная подготовка. И здесь дверь гримерки была закрытой – такова была натура черноволосой интровертки. Когда Олеся вошла, к ее удивлению комната оказалась темной и загроможденной вешалками да неразобранными сумками. Ксюша отложила свой драгоценный телефон, вынужденно улыбнулась и молча передала Олесе ее новое белье.
— Мне здесь переодеваться? – Робко спросила женщина, стараясь не нарваться на бессмысленное хамство.
Брюнетка тяжело взглянула, но вместо грубости, натужно улыбнулась и кивнула. Все смешалось в голове Олеси, внезапный переезд, невыносимое волнение, новая обстановка. А эта грубиянка все же показалась Олесе самой приветливой их всех, кто имел право на нее кричать. Женщина механически подчинилась новому указанию, стащила с себя платье и повесила его на спинку свободного стула, без стеснения расстегнула бюстгальтер и спустила свои трусики, а потом натянула на себя полученное красное ажурное белье. Трусики показались ей слишком откровенными: спереди обильные каштановые кудряшки пробивались с боков, а полоска сзади неприятно втиралась между пухлых ягодиц. Лифчик оказался еще более откровенным. Нет, чашечки удивительно подходили по размеру, но казались неполноценными: их ажурный верхний край был так опущен, что соски почти выглядывали над ним.
Олеся не решалась возражать, тем более, что лицо гримерши казалось непроницаемым для жалоб, женщина натянула на одну ногу чулок и липкий его край прижался сверху бедра, потом она расправила второй чулок и с выражением готовности встала перед девушкой. Каждый мало-мальски возомнивший о себе винтик в механизме порностудии имел свое влияние на карьеру Олеси. Ксюша не баловала начинающую актрису вниманием, молча она усадила женщину на свой стул перед зеркалом, расчесала ее волосы, нанесла непривычно яркий макияж и наклонилась, чтобы в зеркале оценить свою работу.
— И заключительный штрих, – в голосе девушки обнаружился энтузиазм.
Она достала из футляра тонкие позолоченные бутафорские очки и двумя руками водрузила их на нос женщины. Только после этого брюнетка вывела начинающую актрису и сопроводила ее к режиссеру. На кухне, значительно более просторной, чем прежняя, уже собралось большинство съемочной группы. Режиссер, похоже, уже заждался, он жестом показал свободный участок пола, где встать Олесе, важно опустился в свое кресло и принял самый задумчивый вид, на который способна птица его полета.
– Развернись, – властно, но мягко приказал Эльдар.
Олеся развернулась, позволяя ребятам оценить свой зад, прикрытый одной лишь красной тесемкой. Привычка покорно выполнять унизительные команды довольно быстро укоренилась в ее сознании.
— Ну, парни, что скажете? – На этот раз суровый режиссер поинтересовался мнением большинства, как будто ее образ был их общим плодом творения.
— Как по мне, снимать можно, я думал, она постарше будет, если честно, – произнес незнакомый Олесе молодой человек.
— Антон, тебе любая пойдет. – Съехидничал Слава. – А мне трусы не очень нравятся, надо было закрытые подбирать. В этих полужопия кажутся дряблыми.
— Да, ни хрена! – Вдруг вступился видеооператор. – В кадре это будет конфетка. Олесь, наклонись, как тогда перед комодом.
Женщина помедлила – после его проделки в ванной приказ мог обернуться насмешкой – но через несколько секунд послушно наклонилась, слегка согнув коленки.
— Вот, я же говорю, в рабочей позе кожа гладенькая! Если кто не согласен, давайте спорить!
— Да ну тебя, – Славик сразу отказался от пари с уверенным в себе оператором.
— Ладно, образ принят, – Эльдар звонким хлопком завершил творческий спор, – нам сегодня еще снимать, до конца дня чтобы на монтаж мне файлы отдали! Так, оператор, осветитель, готовьте маленькую спальню. Кто пробежится с Олесей по сценарию?
Совершенно одетая Настя молча подняла руку и, когда все разошлись по своим обязанностям, подставила перед кофемашиной два новых стаканчика, терпеливо дождалась и протянула второй кофе Олесе. Она провела дебютантку в спальню с маленькой по их меркам полутора спальной кроватью, где уже вовсю шла работа. Комнатка была маленькая, но в ней царил порядок, ибо для беспорядка здесь стояло слишком мало предметов. Зато света здесь было в достатке – несмотря на тесноту, кругом были расставлены высокие штативы на раскидистых лапах.
— Не оборачивайся ты на парней, – попросила девушка, – они свет подбирают по твоей коже, чтобы не желтил в кадре. Итак, …
Девушка раскрыла замусоленные листы и начала читать, беззвучно сопровождая строку шевелением губ, как первоклашка.
— Короче, тебе надо будет надеть халат. Ксюха дала тебе халат? Ксюха!! Халат сюда, срочно! Вот, ляжешь на живот и притворишься спящей. Антон сегодня – твой напарник. Угу….ммм…А, все просто, он сыграет роль твоего сына, начнет лапать тебя спящую, потом ты проснешься…бла-бла-бла и в итоге трахнет. Все поняла?
Олеся кивнула и девушка передала ей листы, быстро устав от чтения. Возможно, Настя и обладала выдающимися актерскими данными, но точно не выдающейся тягой к чтению.
— Куда он меня… это самое?
— А, сегодня без анала, короче, ты сама почитай, – Настя допила свой кофе и вышла из спальни.
Олеся поудобнее уселась на кровати с листами, все вокруг происходило спонтанно и для нее события не были связаны какой-то понятной логикой. Она вынуждена была подчиняться каждой волне обстоятельств, каждому указанию, каждому совету. Олеся попыталась сосредоточиться и принялась читать сценарий, буквы плыли перед ее глазами, а оператор то и дело просил поднять лицо, чтобы настроить баланс. Нужно было еще принять освежающий душ перед совокуплением, а тот факт, что в сцене не предполагался анальный секс, сам по себе принес не мало облегчения.
Олеся пыталась сконцентрироваться на тексте, она перечитывала каждую реплику по несколько раз и шепотом повторяла свои слова, чтобы легче было их повторить. Даже неудобный лиф перестал ее беспокоить, главное – не разочаровать режиссера и удержаться на этой прибыльной работе. Она даже не заметила, как тесная спаленка начала наполняться людьми.
— Так, – появление режиссера всегда сопровождалось громкими восклицаниями, – у нас все готово? Парни, время – деньги, сегодня клип должен лечь на монтажный стол! Быстро, быстро, быстро!
Эдик каждое слово сопровождал противным звонким хлопком, слишком звучным для тесного помещения. Оператор умел не путаться под ногами, он всегда становился позади и ждал указаний, Антон уже стоял возле окна, скрестив руки на груди, а остальные лишь изредка заглядывали в комнату. Все происходило так стремительно, что Олеся лишь успевала кивать на все вопросы режиссера. Даже начало съемок было скомкано, она надела свой халат и прилегла животом на кровать, повернув голову в сторону камеры. Олеся не решалась даже моргать. Она почувствовала, как мужская рука проскользнула по ее бедру и поправила край халата согласно творческому замыслу.
— Да, вот так, в начале съемки ягодицы должно быть немного видно. Все готовы? Камера, мотор!
Олеся ощущала сзади себя шаги и глубокое дыхание.
— Ма-а-м, – прошептал Антон сзади, – ты спишь?
Через несколько секунд она почувствовала его горячее дыхание на своих оголенных бедрах и край халата целиком обнажил ее тучные выпуклости. Для достоверности Антон даже присел возле лица спящей женщины и прислушался к ее дыханию, а потом улыбнулся в камеру.
— Давно хотел помять твою большую жопу, – слова парня казались слишком театральными, – жаль, что ты обычно днем редко спишь.
Антон сложил свои ладони на обнаженных ягодицах партнерши и принялся мять их податливую плоть. Олеся часто задышала, ее закрытые веки дергались, но по сценарию просыпаться было еще слишком рано. Она только позволила себе приоткрыть губы, чтобы чувственный вздох не прорвался из ее груди. Мужские руки оглаживали ее зад, сминали половинки и раздвигали их в стороны, раскрывая вид на пульсирующую от преждевременного возбуждения звездочку.
— Ох, если бы мне удалось тебя трахнуть, – Антон снова театрально вздохнул и показал большой палец в камеру.
Он ловко влез на кровать, присел на бедра женщины и оттянул ее стринги, в кадре показался оголенный кончик его члена в презервативе возле пухлых округлостей. Олеся даже слегка приподняла зад, чтобы облегчить партнеру задачу. Наконец, Антон упер головку между ее бедер, оперся обеими руками возле ее плеч и надавил. Олеся ждала проникновения, чтобы проснуться по заученной роли.
— А-а-а-а, что ты делаешь? Живо слезь с меня, идиот!
Оператор задержал кадр в районе проникновения, где член медленно растягивал волосатые края, а потом плавно перевел его на страдальческое лицо Олеси:
— Сынок, так же нельзя! Я прошу тебя, слезь и сегодня же найди себе девушку. – Актриса выдержала драматическую паузу и продолжила. – Ну хорошо, пусть это будет в первый и последний раз, но ты не должен никому об этом рассказывать!
После этих слов Олеся уже могла дать волю страсти, она кричала, когда партнер сверху вколачивал в нее свое крупнокалиберное орудие. В комнате раздавались шлепки и густое хлюпанье выделений.
— Стоп! Стоп! – в спальню ворвался Эльдар. – Объясните ей кто-нибудь, что нельзя смотреть на камеру! Леся, мы так сегодня не закончим! Прошу тебя, не поворачивайся больше на камеру! Все, продолжаем с пятой сцены.
Режиссер больше не выходил, он встал у зашторенного окна и с серьезным видом следил за движениями дебютантки. Олеся сама приподнялась и, стоя на четвереньках, как могла выгнула спину, отчего ее широкий зад на дисплее камеры выглядел весьма выгодно. В этой позе она ощутила всю удаль партнера, Антон безжалостно вколачивал член в лоно женщины, он натягивал ее так усердно, что доставал до самых чувствительных зон, отчего его проникновение доставляло больше боли, чем наслаждения. Работа и удовольствие оказались вещами не совместимыми.
— Да, мамочка, как же мне хорошо, – приговаривал актер, – я обязательно найду себе девушку, а пока трахну тебя!
Вдруг он вытащил член, провел головкой вдоль помокревшей вульвы и приставил ее к неподготовленной тугой дырочке. Олеся вздрогнула, она ожидала спасения от режиссера, но тот не проронил ни слова. Шишковатая головка уже давила на сухой анус, грозила ворваться внутрь и растянуть неподготовленный сфинктер, когда Эльдар все-таки остановил съемку.
— Стоп, продолжаем на восьмой сцене!
Олеся уже запуталась в сценарии, заученные реплики вылетели из головы, она вопросительно взглянула и, когда партнер напомнил ей, легла на спину и уперла затылок в стенку. Только свежая непосредственность действий спасала Олесю от провала. Антон устроился на ее груди, а она с готовностью раскрыла рот навстречу торчащему члену. Молодой человек просунул залупу в женский ротик и принялся в своей грубой манере натягивать Олесину голову, не обращая внимания на страдания и надрывный кашель.
— Ну, стоп! – Голос Насти не был таким же уверенным.
Она вопросительно взглянула на Эльдара и после его согласия подсела вплотную к сношающимся:
— Олесь, ты можешь его поглубже принимать? На экране выглядит так, будто ты девочка-целочка! Пусть он тебе в самое горло пройдет, научи сыночка искусству прелюбодеяния!
Оператор дал знак готовности и продолжил съемку, а актер принялся с утроенной силой впихивать свой член глубоко в рот Олеси. Она краснела и задыхалась, но старалась не мешать партнеру и не смотреть на линзу объектива. Плоский живот молодого любовника прикасался к ее лицу, когда головка пробивалась в самую глотку, наконец, кобель замедлился и оставил во рту только половину своего органа.
— Ой, мамочка, я сейчас не выдержу-у-у-у!
Сперма хлынула в рот Олеси, теплая и вязкая она разливалась на языке и бесконтрольно стрекала в горло. Приходилось думать об одном – вытерпеть все, не закашляться и этим не испортить сцену. Олеся нарочно приоткрывала губы и выпускала излишки, как того требовал сценарий. Она даже задержала дыхание, чтобы не проглотить всю семенную жидкость и оставить побольше для финального кадра. Когда Антон слез и удалился из кадра, оператор занял его место, а камера крупным планом запечатлела лужицу сперму на ее языке и потеки на подбородке. Прозвучал финальный хлопок.
— Отлично! Снято! – Эльдар присел возле актрисы и с подбадривающим видом протянул ей салфетку. – Справилась, главное – ничего не бояться! Антон у нас, конечно, не самый чуткий парень, но ты прекрасно держалась!
Настя стояла у двери с видом прекрасно выполненной работы, будто ее советы имели решающее значение для успеха короткометражки. Режиссер вдруг потерял интерес к дебютантке, как только завладел картами памяти из всех расставленных камер. Только Олеся безразлично смотрела в пустоту, она ладонью вытерла от спермы губы и подбородок, а потом рухнула спиной на кровать и закрыла глаза. Очередной конверт ждал ее на столе режиссера, а его цена теперь не имела значения. Пусть самоуважение тает с каждым днем, пусть заигравшиеся балбесы зарабатывают на ней, пусть ее страдание служит объектом для чужого самоублажения. Пусть.