Он постоянно давил. Олеся, бессильная что-то изменить, каждый раз покорно подчинялась. Уже в импровизированной гримерке Ксюши, наполовину раздевшись для виду, она вынуждена была отступить к окну и тайком прочесть очередное сообщение адвоката. Деньги нужны уже сейчас. Бедная женщина, она не могла решить, кого в эту секунду следует бояться больше – вспыльчивого режиссера или алчного адвоката. Для порядка она стащила платье полностью и уже полуголой оперлась локтями в подоконник. Невидящим взглядом Олеся запустила отработанную последовательность нажатий, чтобы перевести очередную в бесконечной цепочке плату за будущее единственного сына. Когда взгляд Ксюши становился настойчивым, Олеся вынужденно продолжала переодевание, она уже не стеснялась при посторонних снимать с себя нижнее белье, а пока на экране смартфона задумчиво сменялись реквизиты, женщина искала глазами свой сценический костюм.
Наконец, очередная немалая сумма отправилась адвокату, бедняга выдохнула и поспешила закончить свой туалет, она спешными движениями натянула алые полупрозрачные чулки, не без помощи Ксюши застегнула ажурный бюстгальтер и поверх него небрежно набросила свой короткий халатик, нарочно подобранный на несколько размеров меньше, чтобы отворот подчеркивал внушительную величину бюста. Единственное, что осталось вне ее внимания – порядком потрепанный лист с текстом. Олеся не могла сосредоточиться на своих репликах, даже вчера буквы плыли перед ее глазами, стоило только задуматься о приближающемся суде. Даже если удавалось дома запомнить нехитрые выражения, то произнести их оказалось еще сложнее без того, чтобы сбиваться и путать слова.
Но теперь размышлять было некогда, Олеся не была вольна бесконечно добиваться от себя совершенства – стрелки часов неминуемо приближались к запланированному времени начала съемки. Как была, наспех припудренная и с листом в руке, она вышла из гримерки, а уже через секунду предстала перед режиссером. Теперь Олеся не могла себе позволить дурные мысли, особенно после своего личного участия в разработке сценария, нужно было просто верить в хорошее и пытаться сделать все от себя зависящее. Эльдар не обернулся, он упорно смотрел в монитор и не нужно было проникать в тайну его режиссерских наушников, чтобы услышать стоны Насти, доносившиеся из большой комнаты. Олеся тайком заглянула на экран монитора и оцепенела – несколько изображений с разных видеокамер транслировали жуткую картину. Настя, эта высокомерная и стройная девчонка, отчаянно отрабатывала свою унизительную роль в компании нескольких распаленных жеребцов. Это было удивительное рвение к собственному уничижению, после такого невозможно воспринимать себя полноценной личностью.
Как ни была Олеся равнодушна к происходящему в студии, но Настина съемка казалась ей почти пыткой. Бедняжка, она выносила одновременное тройное вторжение, трое крепких ребят таранили ее без остановки, иногда камера выхватывала крупным планом изможденное девичье лицо, Настины глаза болезненно щурились, когда толстый член врывался в ее ротик, а другая камера показала настоящую причину ее страданий – одновременно два члена разрывали ее изнутри, поочередно вторгаясь в растянутые докрасна дырочки. Трудился бесчувственный механизм по разрушению прекрасного женского тела. Олеся отпрянула от экрана и сглотнула комок, она машинально поправила волосы и посильнее запахнула края халата, чтобы полуоткрытые груди не так вульгарно выпирали.
Оказаться на месте этой глупышки было жутко и даже намек на сексуальность мог превратить Олесю в их следующую цель. Это был настоящий, первобытный страх. Она даже почувствовала какую-то животную силу в сидящем рядом холенном молодом режиссере – способность подвергнуть девушку такой унизительной экзекуции не свойственна нормальному человеку. Крики и стоны из дальней комнаты постепенно стихли, на экране молодые кобели по очереди спускали на лицо Насти, а оператор жадно выхватывал происходящее в толчее голых тел.
— Ну, что, ты готова? – Эльдар повернулся и снял наушники. – Пока выпей кофейку, после перерыва будем тебя снимать. До вечера обязательно нужно закончить, мне еще всю ночь фильмы монтировать.
Олеся вздрогнула – режиссер так обыденно говорил о работе, будто его любимица минуту назад не подвергалась страшнейшему испытанию. Было слышно, как дверь комнаты открылась, шаги нескольких мужчин прошлепали по коридору, а в незапертой ванной побежала вода. Олеся старалась не поднимать глаз, когда трое жеребцов – из них только Саня был ей знаком – вошли в кухню, с чувством хорошо выполненной работы они получили от босса конверты, воспользовались его кофейным изобилием и, без стыда покачивая отработавшими органами, направились одеваться. Олеся невольно задержала взгляд на их повисших сопливых членах, хоть они были облачены в розовый латекс, какое-то незнакомое чувство брезгливости к мужскому телу после увиденного закралось в ее сознание.
Настя появилась почти сразу после их ухода и ванну занял один из актеров. Как была, взлохмаченная и потная, но с тщательно умытым лицом, она предстала перед режиссером. Только излишки пролитого семени ей удалось смыть с лица и шеи. На коленях девушки зияли свежие ссадины, а когда она скрестила руки на груди, то и локти оказались натертыми докрасна. Олеся не выдерживала ее прямого взгляда и опускала глаза всякий раз, когда Настя улыбалась бесстыдной улыбкой жертвы.
— Ну что, босс? – Хрипловатый голос блондинки выдавал смертельную усталость, как бы ни старалась Настя придавать ему браваду. – Все охуенно получилось?
Блондинка сделала шаг вперед, балансируя на одной ноге, дотянулась до края стола и взяла начатый кофе Олеси. Девушка жадно отпила пару глотков и вернула его со словами:
— Не переживай, я прополоскала рот, просто пить очень хочется, в горле пересохло после этих уродов.
— Насть, – Эдик после минутного молчания взял себя в руки, – иду искупайся и отдыхай, от тебя воняет спермой.
— Разве? – Настя демонстративно обнюхала себя. – Хорошо, я пойду сразу, когда они освободят ванну.
После этих слов девушка стихла, будто силы окончательно покинули ее, она оперлась худым плечом в стену и замолчала, нарочитая злая улыбка сменилась мрачным унынием. Не улыбался больше и режиссер. Олеся угадала безошибочно – происходящее было их неудачным экспериментом и результат его оказался куда менее приятным, чем ожидалось. Для несведущего зрителя, возможно, это будет забористое зрелище, а для нее и для него – целое испытание. Но одного не могла знать дебютантка – уже никакие жертвы не способны вернуть Насте былой популярности, если не найти ей новой фишки. Сама Олеся, какой бы дилетанткой она ни была, скоро затмит приму своей ролью распутной мамашки и в этом нет ее личной заслуги, здесь имеет значение лишь новизна. Тягостное молчание в кухне продолжалось не долго, наконец, к всеобщему облегчению Настя развернулась и, судя по отдаляющимся звукам, заняла ванную после своих недавних партнеров. Двое приглашенных актеров-мужчин без лишних слов ушли из студии, Слава запер за ними входную дверь и вернулся к своим обычным делам, а Саня, обернутый полотенцем, устало присел возле Олеси и без разрешения допил остатки ее холодного кофе.
— Слава! – Режиссер после перенесенного неприятного разговора вернул голосу командирский тон и повторил еще громче. – Славян!
Когда ассистент явился, Эдик задумчиво посмотрел:
— Все готово для следующей съемки?
— Босс, – паренек угадывал безошибочно, когда не стоит дразнить шефа панибратским обращением, – в комнате еще не проветрили и свет не расставили. Я предупреждал, что надо вторую спальню готовить…
— О, боже, я с вами с ума сойду! Ты понимаешь, что до вечера мы должны закончить, ты вообще понимаешь, что мне всю ночь еще монтажом заниматься? Может, ты вместо меня сядешь за пульт?
Олеся мысленно даже оправдывала вспыльчивость режиссера, будучи свидетельницей недавней тяжелой сцены. Было решено перенести съемку в другую комнату с застеленной свежей кроватью, парни принялись в спешке расставлять многочисленные штативы, а режиссер лично повел дебютантку, не полагаясь на ее ничтожный опыт.
— Так, ты все помнишь? – Эльдар обуздал озлобленность и перешел на рабочий лад. – Начинаем съемку в ванной, а потом переходим в комнату. Хорошо, я перепишу, трахать он будет тебя не в родительской постели, а в своей комнате. Да, ты меня слушай, не отвлекайся!
Режиссер ожесточенно вырвал из рук Олеси затертый лист, смял его и швырнул на пол. Женщина боялась поднять глаза, сердце ее заколотилось сильнее обычного, через несколько минут, когда Настя освободит ванную, ей самой предстоит подобное испытание, но кобель будет только один. И заключается испытание не в позорной съемке, а неуемном режиссерском гневе, если актриса от волнения забудет роль. В висках ее громко пульсировало, словно в тумане женщина приняла из рук Славы горячий кофе, потом прошла в освободившуюся ванную комнату – благо ее габариты были подходящими для съемки – и на глазах съемочной группы разделась. Хлопок режиссера вернул ее в действительность:
— Итак, все лишние прочь! Леся поливает себя душем и не смотрит в камеру, Сергей, берет общий план, а потом с головы до бедер обводит крупным планом.
Ребята хорошо знали манеру режиссера говорить, обращаясь сразу к нескольким персонам, а значило это лишь настройку на рабочий лад после перенесенной вспышки гнева. Больше всего Олеся боялась ненарочно подвести всю группу и первой вызвать ярость Эльдара, она голой влезла в скользкую от осевшей мыльной пены ванную, открыла краны и начала поливать себя. Струйки теплой воды бежали по плечам и ключицам, сбегали по ее телу. Чтобы не смотреть в камеру, женщина то закрывала от наигранного удовольствия глаза, то направляла взгляд в сторону от Сергея. Увлеченная, она даже пропустила команду режиссера, съемка уже велась почти минуту, наконец, она обратила внимание на жест – Эльдар крутил ладонью в воздухе – и согласно роли развернулась к объективу спиной, не прекращая намыливать свое тело и тут же поливать его из душевого шланга. Она знала, что взгляд бездушной линзы сейчас направлен ниже ее спины, но былая застенчивость больше не посещала ее.
— Стоп! Стоп! – Повторил режиссер и сопроводил команду хлопком ладоней. – Убери камеру!
Режиссер заставил Олесю замереть на месте, а сам присел сзади нее на корточки:
— Ну, что я говорил! Ксюша, твою мать, я же сказал тебе перед съемкой заретушировать родимое пятно!
Оплошность гримерши особенно после проигранного спора нужно было устранять без пререканий. Олеся не решалась шевелиться, она вздрогнула, когда почувствовала, как чужая рука полотенцем обтерла верх ее бедра и кисточка щекотно прикоснулась к нежному участку.
— Она все равно смоется, – обиженно пояснила Ксюша боссу.
— Потом еще нанесем, но сейчас в кадре пятна не должно быть! – Твердо потребовал Эльдар.
После хлопка съемка продолжилась, но Лесе уже трудно было настроиться на прежни лад, ее движения стали принужденными и тяжелыми, каждый подъем руки будто требовал отдельной команды мозга. Она мучала себя, поливая одни и те же места, пока не раздался очередной хлопок.
— Так, достаточно, снимаем второй эпизод, – объявил режиссер, – где наша расческа? Ты ее продезинфицировала?
Ксюша с готовностью кивнула и улыбнулась одними уголками губ, ожидая похвалы за свою догадливость, но режиссер осторожно взял расческу и, не прикасаясь к заранее смазанной ручке, передал ее Олесе. Снова прозвучал сигнал, кровь хлынула по жилам и Олеся приступила к главному, она мимолетно взглянула на камеру, слегка развела ноги и медленно прикоснулась толстым закругленным концом ручки к своей нестриженной вульве. Олеся уже не способна была вспоминать текста, она старалась сделать так, чтобы на экране выглядеть как можно реалистичнее, будто она ублажает себя в одиночестве, а не под взглядами чужих людей. Сначала гладкий кончик расчески прогулялся снаружи ее щели, а потом начал медленное погружение между половых губ, смазка совершенно устранила неприятность от проникновения. Пока возбуждение не наступило, естественные выделения не спешили появляться. Сергей приблизил камеру к самому лобку женщины, но она старалась не поддаваться стеснению, погружая ручку расчески в суховатое пока влагалище. Постепенно движение руки приобрело плавность, с каждым погружением скользкая ручка все глубже проникала внутрь, а оператор отстранился назад, чтобы взять общий план.
— Стоп! – На этот раз искаженное лицо режиссера выдало раздражительность. – Ты можешь не смотреть на камеру, когда суешь эту хуйню в свою пиздень? Сколько тебе можно говорить? Леся, ты меня вообще слушаешь?
Олеся отвела взгляд от кричащего режиссера, она чувствовала себя очень неуютно под взглядами чужих людей и не стыд наготы был тому виной, а ее патологическая неспособность выполнять простые просьбы. Сухая улыбка Насти при этом совсем не добавляла дебютантке уверенности. Та стояла позади всех и молча наблюдала за работой конкурентки. После команды Олеся продолжила свою роль, она растопырила бедра и погружала в себя инородный предмет, стараясь удерживать сознание в ясности от грядущего неизбежного наслаждения. Смазка помогла преодолеть сухость и отзывчивое влагалище уже начало благодарно принимать стимуляцию. Мамочка даже сама вспомнила и при первом же сигнале режиссера вовремя развернулась лицом к стене, оттопырила задницу и продолжила мастурбацию, чтобы аудитория дрочеров могла насладиться разнообразием поз. Однако, как ни старалась Олеся, снова грянул гром:
— Стоп, камера! – Голос режиссера был чересчур холодным. – Нет, это никуда не годится, такие дряблые бедра нельзя показывать в кадре! Нет, нет, нет, эту жопу можно только раком ставить, клянусь. От вида этих дряблостей у любого упадет.
Неприятные слова эхом отражались в стенах ванной, Олеся от обиды сжала губы и не решалась убирать руку от промежности, она пыталась себя успокаивать, списывая все на дурное настроение режиссера и на собственное возрастное несовершенство. Остаться без положенных деньги было для нее куда более страшным наказанием. Только Настя, стоя за спиной режиссера, не прятала своей довольной улыбки.
— Ладно, – режиссер также быстро успокаивался, как и заводился, – продолжаем съемку, время – деньги! Антон, твой выход!
В этом обществе уже никто не удивлялся и принимал поведение босса как обязательную сторону незаурядной творческой личности – босс внезапно впадал в мучительный разлад с собственным решением, а потом вдруг находил ему оправдание и продолжал работу. Эльдар хлопнул ладонями, оператор вжался в угол у двери, чтобы пропустить актера и съемка продолжилась. Олеся рукой двигала расческу, ручка полностью погружалась в канал влагалища, а ершик расчески почти вжимался в половые губки. Дебютантка особенно глубоко погружала ручку, стараясь хоть этим усердием избежать режиссерского гнева.
— Мама? Что ты здесь делаешь? – Раздался наигранно удивленный голос Антона.
Олеся согласно роли развернулась, прикрыла раскрытый рот одной рукой, а во второй держала орудие греха, груди женщины качнулись, а благодарному зрителю представилось все ее голое тело, не прикрытое даже ладонями. Антон взял смартфон и принялся снимать свою мамочку:
— Значит, ты здесь мастурбируешь, пока папа в командировке? Хочешь, я отправлю ему это видео?
— Нет, сынок, – твердость голоса изменила Лесе, – делай, что захочешь, только не говори об этом папе!
— Что я захочу? – Парень нарочито приблизил телефон к промежности мамочки. – Тогда развернись, раздвинь ягодицы и вставь это себе в попку!
Олеся была готова, она помнила последовательность сюжета и слишком охотно, еще до того, как Антон закончил свою реплику, развернулась, наклонилась, уперевшись грудью в кафельную стену, и на камеру развела половинки. Она дрожащими руками приставила свежесмазанный в перерыве кончик расчески в ложбинку между ягодиц и несколько минут безуспешно пыталась придавить его к звездочке ануса. Дырочка от волнения была несговорчивой, а неверная рука не могла точно направить предмет – толстый кончик все время выскальзывал, приятно прикасаясь к вульве. К удивлению, команды режиссера не поступало и Олеся продолжала мучительную манипуляцию до тех пор, пока расческа не преодолела первое сопротивление сфинктера. Наконец, удалось ввести кончик расчески в прямую кишку.
— О, да, мамочка, покажи мне, как ты трахаешь себя в задницу, пока папа в командировке!
Олеся дрожала, ее ноги подкашивались, а затвердевшие соски приятно прижимались к холодному кафелю стены. Рука проталкивала расческу в глубину подготовленного кишечника и в этой позе она была ограждена от чужих взглядов и желания самой посмотреть на камеру.
— Отлично, снято! – Внезапно раздался хлопок режиссера, – я даже придумал название – «Огромная черная игрушка в мамкиной жопе»!
Эльдар позволил Олесе разогнуться, его лицо просветлело:
— Так, следующий эпизод снимаем тут же, – задумчиво режиссер обвел взглядом тесное помещение, – Серега, ты на раковину залазь и сбоку снимай, Леся садится на корточки в ванной и широко открывает рот.
После хлопка Олеся присела на холодное дно ванной, удобно устроилась на согнутых ногах и покорно открыла рот, пока Антон не приспособил туда свой напряженный, загнутый вверх орган. Работать стало проще, Олеся делал минет так нежно, как сама этого хотела, она перекатывала между щек твердую головку, нарочно оттягивала для камеры одну щеку и время от времени все-таки бросала томный взгляд в выпуклую линзу объектива. Она даже старалась причмокивать, чтобы придать своей роли большую достоверность.
— О, да, мамочка, я так рад, что ты мне отсасываешь, – сухо излагал очередную реплику Антон, не прекращая снимать происходящее на телефон, – а если ты откажешься мне сосать, я отправлю этот папе. Посмотри на камеру…
Трюк со смартфоном Эдик считал своей творческой находкой, во-первых, он придавал эпизоду некоторой достоверности, во-вторых, отснятые кадры можно будет использовать при нарезке. Олеся подняла блаженный взгляд на телефон парня и задержала помутневшие глаза. Фактически Антон предоставил ей крупный, твердый фаллос для наслаждения, а его полнейшая неспособность к драматическому мастерству совершенно не волновала Олесю. Просто пососать его крупный член с шишковатой залупой – вот настоящее удовольствие для женщины ее возраста и оно, это удовольствие, сумело вскружить голову. Живая присоска не останавливала работы губ даже когда Эльдар на секунду остановил съемку и пальцами сдвинул ее взмокшую челку с потного лба.
— А еще, мамочка, я хочу трахнуть тебя, – продолжал Антон выдавать заготовленные реплики, – пойдем в твою комнату, я отымею тебя на вашей родительской постели!
— Стоп! Антон, ты вообще слушал меня? – Взревел режиссер. – Я же всем сказал, что продолжение будет сниматься в маленькой комнате. Canimus surdis (лат. мы поем глухим). Реплику заново и заканчиваем эпизод.
Все это время Олеся жадно обсасывала пульсирующую головку.
— А еще мамочка, – Антон вздрогнул и приоткрыл рот, – пойдем в мою комнату-у-у-у, я отымею тебя на своей кровати…
Антон с трудом сдерживался, он ловил воздух открытым ртом, сжал голову Олеси двумя руками и почти сразу спустил обильную порцию семени в ее рот, не давая возможности даже вздохнуть.
— Ну, бли-и-и-н, – первой нарушила удивленную тишину Настя, – ты что, кончил уже? Нам же еще еблю снимать в спальне, ну ты даешь! Я не буду тебе хрен ставить для второго раза, даже не рассчитывай!
Антон не слушал никого, он насладился ослабевающими сладкими пульсациями внизу живота, потом язычок Олеси подобрал капельки спермы и шершавый, он приятно прошелся вокруг бархатистой головки. По лицу актера было понятно, что для дальнейшей съемки он был слишком опустошен. Обычно парней хватало на десяти-птянадцатиминутные клипы и ни разу, кроме редких исключений, не приходилось восстанавливать эрекцию для продолжения. В те редкие случаи обычно Настя сама, как единственная актриса в студии, приводила партнера в положенную кондицию, чтобы завершить съемку. Но Антон сейчас получил такое глубокое облегчение, что рассчитывать на его пылкость в кадре было совершенно бессмысленно. Режиссер даже ничего не сказал – чтобы отсчитать Олесю за качественный минет, нужно было суметь тонко подобрать подходящие слова.
— Ладно, закончили на сегодня, – устало отмахнулся Эдик и стащил с шеи кашне.
Антон сверху улыбнулся партнерше, приблизился к освободившейся раковине и обмыл опавший пенис, а Олеся так и осталась сидеть на дне холодной ванны с привкусом пряной спермы молодого кобеля. Она уже не задумывалась о деньгах, положено ли ей вознаграждение после такого промаха, просто наслаждалась каким-то давно забытым нежным удовлетворением. Олеся быстро пристрастилась, карьера засасывала ее и случись это на десяток лет раньше, она бы не пожалела об этом. Леся с трудом дотянулась до душевой лейки, пустила теплую воду и улеглась на дне ванной. Приятные струйки воды нежно прикасались к чувствительной коже, недавний минет возбудил воображение, а рука помимо воли сама скользнула по груди, потом огладила живот и, наконец, достигла распаленной промежности. Олеся протяжно застонала.