Бабочка на быке или как трахнуть маму

Бритва вышел из подворотни осмотрелся.

— Мой клиент! – подумал он.

Опытный глаз сразу выхватил из серой толпы хорошо одетого господина с саквояжем в руке. Дальнейшее было настолько привычным, что уже превращалось в рутину. Страх быть пойманным на месте преступления теперь не холодил кровь. Как бы случайное столкновение, взмах пальцев с зажатой остро отточенной пластиной и кошелёк обычно сам выпадает в руку опытного щипача. Быстрые извинения и уход в следующую подворотню.

В этот раз правда упало что-то другое, обжегшее холодом руку. Бритва даже сперва подумал, что срезал карманные часы, но ощупав рукой понял, что ошибся. Впрочем, доставать только что украденный предмет, чтобы рассмотреть, было непрофессионально. Поэтому Бритва быстро удалялся от странного господина. Почему странного? Не часто увидишь человека с глазами разного цвета. Его сестрёнка бы даже сказала, что он снюхался с нечистым, но Бритва не верил во всякие потусторонние сказки.

Спустившись в подвал, откуда сквозь разбитое окно с его телосложением, можно было легко выскользнуть на противоположную улицу, он рассмотрел добычу. Нет. Не часы. Какая-то статуэтка, и даже не золотая. Белый металл. Начищенное железо или чего там учёные изобрели совсем недавно? Люминь? Впрочем, Бритва не был ученым. С двумя классами образования он и читал-то с трудом. Нужно показать кому-то более сведущему. Пусть недорогая вещь, но сколько-то она стоит? Утюг вроде разбирается в ценах на такие штуки. Пускай он и обычный вышибала, но подвизаясь в ломбарде, успел всякого повидать. Ценную вещь от безделушки Утюг всяко отличит. К тому же свой – брательник двоюродный. Чай не обманет.

Определившись, Бритва отправился к брату в гости. Поработать он успел сегодня на славу. В кармане позвякивали монеты, да и несколько ассигнаций приятно грели карман. Не с пустыми руками нагрянет в гости к родственнику. Нужно только в лавку заглянуть, прикупить гостинцев.

Утюга дома не оказалось. Но старая экономка прекрасно знала Бритву в лицо и не стала чиниться. Открыла своим ключом и пустила его внутрь. Вечером, говорит, обещался быть. Поэтому Бритва разделся и завалился на огромную кровать Утюга. А какую ему ещё, если амбал почти в три аршина ростом вымахал. Бритва, с его двумя аршинами да вершком, смотрел на брата снизу-вверх, зато мог протиснуться в любую форточку и слыл одним из лучших специалистов в своём деле.

Тут уже Бритва снова достал странную статуэтку и стал её рассматривать. Фигурка искусно выполненной бабочки. Совсем небольшая, можно даже в ладони спрятать. Она всё никак не могла отогреться. Сколько не дышал на неё Бритва, сколько не грел на груди, металл так и оставался холодным. Странная безделица, но точно не дешевая. Уж очень старался мастер, передавая каждую завитушку фигурки.

Время клонилось к вечеру. Становилось скучно. Бритва запихнул безделушку за пазуху и принялся хозяйничать. Поначалу хотел дождаться брата, но живот урчал всё громче, требуя внимания. Поэтому по-быстрому перекусил и даже разбавил еду парой стопок ядрёной самогонки. Как говорит Старшой – для пищеварения. Снова завалился на кровать и принялся мечтать. Мысли приятно скользнули к женскому полу, которого из-за своего малого роста и покрытого застарелыми оспинами лица, Бритва почти и не видел. Он не был девственником, но доставались ему всё больше какие-то страшные, не в меру пьяные бабы, а те, что покрасивше выбирали других парней. Поэтому чаще Бритва предавался мечтам, выпростав наружу отросток и водя по нему своими тонкими и чувствительными пальцами.

Вот и сейчас перебирая в памяти, с кем он ещё не был в своих ярких фантазиях, Бритва поглаживал наливающийся силой орган. В голову постоянно лезла его тётка, с её точёной фигуркой и крупными полушариями груди. Он постоянно гнал её образ – родная кровь всё-таки, да ещё и мать Утюга. Тот если узнает о ком мечтает Бритва, сразу намнёт ему бока. Но всё же её образ нет-нет, да и возвращался в голову. Да бог с ней. Это же просто баловство. Не по-настоящему. Пускай будет Манька. На самом деле, он всё время пытался называть её тётушка или хотя бы тётя Маня, но та постоянно молодилась и рычала на парня каждый раз, когда он невзначай напоминал ей о том, что тётка на пятнадцать лет старше племянника. Вот и повелось, что он, как и все окружающие, называл красавицу с огненной рыжей копной Манькой.

Бритва предался наслаждению, почти наяву видя, как он оголяет массивные тёткины груди и прижимается к ним губами, а после она сама развязывает его пояс и любуется торчащим удом…. Сам он при этом всё пытался понять, чего хорошего женщины находят в парнях. И ведь сам видел, как томно стонут они в мужских объятьях. Даже интересно, что именно они чувствуют в это время. Да только ведь не узнаешь. Он даже спрашивал подруг, но вразумительного ответа не получил. Или отшучиваются, или в такие дебри уходят объяснения, что вопросов только больше становится. Так Бритва раздумывал, всё быстрее гладя пальцами торчащий член и лаская женское тело в своих мечтах.

Долго сказка сказывается, да недолго дело делается. Особенно в молодых и умелых руках. Вот и у Бритвы… только и успел он представить, как головка провалилась в розовую дырочку, как член вздрогнул и принялся брызгать белым молоком. Хорошо хоть заранее подстелил платок, дёрнутый у какой-то барышни. Руки после этого ослабли, стало хорошо и потянуло в сон, в котором он продолжал целовать тётю Маню…. Хорошо хоть успел спрятать в карман платок с результатами работы, да убрать в штаны слабеющий уд.

…

Из сна его вырвал удивлённый голос:

— О! Привет! А ты здесь откуда?

— Здоров, Утюг! – сказал бритва и не узнал своего голоса. Какой-то странный. Со сна что ли? Но всё же продолжил, – Экономка пустила, а тебя всё нет и нет.

— Какой я тебе Утюг? – он полез в карман, – Хотел завтра зайти в гости. Хорошо, что ты здесь. Смотри, какую безделицу я тебе нашел! Нравится?

Он полез в карман и выудил находку на ладони. На ней поблёскивала тем же белым металлическим светом ещё одна фигурка. Не было никаких сомнений, что делал их один и тот же мастер. Тот же размер, та же чёткая проработанность линий. Только эта фигурка изображала быка. Бритва встал с кровати и подошел поближе, чтобы окончательно убедиться, что глаза не обманывают его и замер в шаге от брата. Как только серебристый металл коснулся руки Утюга что-то начало происходить. Бритва сейчас пытался понять, что именно. Для этого пришлось поднять взгляд с серебристой фигурки на самого брата. Утюг менялся прямо на глазах.

Он и раньше не выделялся умом, хоть и откровенно тупым не был. Но сейчас уголки губ дрогнули, челюсть чуть выдвинулась вперёд. И так здоровый он сейчас как будто ещё больше раздался в плечах. Блестящие радостью встречи глаза потухли, как будто из них кто-то выключил свет разума, а карие глаза меняли цвет. Один становился зелёным, а другой ясно-голубым. И эти странные глаза смотрели не прямо, а с какой-то голодной жадностью обшаривали Бритву с головы до ног.

Что-то было явно не так. Бритва попытался проследить за глазами Утюга. Опустил голову, но ему что-то мешало. Два бугра на груди не давали посмотреть вниз. И одежда. Почему на нем женская сорочка, ещё и полурасстёгнутая. Да. Именно такую сорочку он представлял на тёте Мане во сне, но…. Что, чёрт побери, происходит? Только тут до него дошло, что за бугры мешают ему. Это же настоящие женские сиськи. Бесстыдно торчащие, с выпирающими сосками сквозь тонкую ткань сорочки. А ниже? Там тоже? Он сжал ноги, чтобы ощутить между ног привычные причиндалы, но не почувствовал их, зато появилась какое-то странное тянущее чувство. Оно начиналось внизу живота и пульсацией отдавалось вниз. Прямо между ног. Может это всё ещё сон? Бритва даже хотел ущипнуть себя, но Утюг очередной раз сбил его с мысли:

— А ты чего такая? – и тут же поправился, – Ты не подумай, мне нравится. Очень красиво! Просто не ожидал. А батя где?

— Да я откуда знаю, где батя твой? Бухает, наверное, как обычно…, – ответил Бритва и удивился тембру своего голоса.

Странный грудной голос с бархатистой хрипотцой. Бритва точно где-то его слышал раньше. Но Утюг опять не дал ему нормально подумать. Он сделал шаг вперёд, прижал к себе и поцеловал в щёку. И хоть он тут же снова отступил назад, мысли заметались калейдоскопом. Да и поцелуй был вполне целомудренный. Но с его вдруг? Всю жизнь их приветствия ограничивались рукопожатиями. Ещё и эти тяжелые шары на груди странно отреагировали. Прижавшись к грубой ткани сюртука, он ощутил какое-то новое, неведомое чувство. Оно начиналось в груди, сладко щекотало кончики сосков, и стекало вниз. Хотелось, чтобы сильные руки не отпускали. Нос сам собой вдохнул запах Утюга, но только он сегодня не ощущался резким, а казался приятным и дурманящим голову.

— Так ты ко мне, потому что отец забухал? А если узнает? – всё ещё с каким-то недоверием и надеждой спросил Утюг?

— Да что мне до бати твоего? – удивился Бритва, – Говорю же, ты мне потребен. Показать тебе нужно было….

Парень хотел уже достать свою фигурку. Он точно помнил, как она лежала у него за пазухой, холодя грудь, когда он засыпал. А сейчас? Руки сами нырнули за отворот и наткнулись на мягкую податливую плоть женской груди. Он замер. Где бабочка? Провалилась в ложбинку между этих шаров? Застряла где-то в оборках сорочки? Как тут разобраться, если всё другое? Бритва провёл руками по груди, пытаясь понять, где именно прячется маленькая фигурка. И похолодел, поймав краем глаза брата….

Стоящий рядом Утюг дышал, как паровоз. Ноздри его раздувались, а странные разноцветные глаза, казалось, наливались кровью. Бритва видел такое в деревне, когда стоящий на привязи бык учуял стадо коров, проходящих мимо. Вот и Утюг был сейчас похож на этого быка, превращающегося в дикого зверя прямо на глазах. Вот только в отличии от быка, Утюг был не на прочной цепи. Он рванулся вперёд и стиснул Бритву в объятьях:

— Правильно! Ну, его! Я не хуже! Пить не буду. Заботиться о тебе стану, – шептал Утюг, прижав Бритву к себе.

И вдруг прильнул губами, только не тем, целомудренным поцелуем, какой был при встрече. Этот был совсем другим. Смачный. Слюнявый. В губы. Бритва опешил. Попытался оттолкнуть сошедшего с ума брата. Куда там. Хватке бы позавидовал и медведь. Руки его, казалось, были из стали. Большие ладони гуляли по телу, но при всей своей силище, не делали больно, хоть и не давали ускользнуть от него. Но самое странное, что головой Бритва понимал, что здоровяка нужно остановить или хотя бы сбежать от него, а тело всё больше наливалось каким-то сладким предвкушением и отказывалось отбиваться от скользящих рук. Из-за этого, его действия всё больше походили на невнятные трепыхания, чем на полноценное сопротивление. Внизу живота появилась незнакомая тяжесть, которая, пульсируя, отдавалась ещё ниже. А уж когда, лапа Утюга стиснула грудь, Бритве показалось, что он обмочился – между ног почему-то стало мокро, а изо рта сам собой вырвался хрипловатый стон:

— Ммм…. Не надо! – оторвался на секунду от поцелуя Бритва и наконец-то узнал свой голос.

Это же его тётушка обладает таким бархатным голоском, от которого вечно текут слюни у мужской половины человечества. Сейчас её «не надо» он бы и сам воспринял, наоборот, как поощрение. Вот и Утюг принялся с удвоенной страстью мять стоящее перед ним тело, а случайно прикоснувшись к его штанам, Бритва ощутил надувающуюся в них колотушку…. Вдруг тяжело дышащий Утюг бросил небольшое, по сравнению с его медведеподобной тушей, тело на кровать и яростно рванул пояс на бёдрах. Под холщовыми штанами явно проступал контур елды. Сомневаться в намерениях здоровяка пришлось совсем недолго. Через миг перевитая венами толстая палка предстала перед глазами. Снимать штаны полностью он и не подумал, лишь оголив конец и забираясь на кровать.

— Утюг! Ты что творишь? Нееет!

Но тот, как будто не слышал, наваливаясь на женское тело:

— Да, милая! Да, сладкая! Пришла! Сама! А оделась-то как! Енъ у меня сейчас дымиться начнёт! Горю весь!

Легко, совсем не чувствуя сопротивления, его нога казалась между женских ножек. Чуть надавил и ноги Бритвы сами разошлись в стороны.

Бритва не знал, что делать. Он снова пытался оттолкнуть Утюга, но тот словно не чувствовал его жалких попыток. Ещё и собственное тело отказывалось слушаться. Между ног было скользко, а внутри как будто зарождался вулкан. Почувствовав тычущуюся в поисках входа елду Утюга, он хотел вывернуться из-под него – этот бугай ведь сейчас порвёт своей дубиной. Но бёдра, как будто жили своей жизнью. Они рванулись навстречу пытающемуся пробуриться колу и сами насадились на него. Утюг, почувствовавший, что попал куда нужно, ухнул вниз!

— Ааа! – испуганно завопила Маня-Бритва.

Что-то мокрое и горячее брызнуло по ногам и потекло между ягодиц. Не иначе как кровь хлещет, подумал он, и прислушался к своим ощущениям. К его удивлению, вместо ожидаемой дикой боли от разорванной промежности накатило неописуемое блаженство. Толстый член ворочался в теле, растягивая женское лоно, но ничего слаще этого чувства Бритва не испытывал. Парень всё ещё не мог понять кем сейчас является. Всё тело отзывалось на действия мужчины, как женское. Но периодически возвращающееся сознание испуганно кричало, что такого просто не может быть. В конце концов он всё смирился с тем, что сейчас он находится в женском теле.

Что это, происки дьявола или злая шутка какого-нибудь колдуна он не знал, но раз уж ничего не мог изменить, то решил просто плыть по течению. К тому же губы сами по себе, вместо того, чтобы обматерить и согнать Утюга с себя, шептали нежные слова, называя любовника то сладким, то милым, но чаще женское тело просто восторженно завывало от накатывающих волн удовольствия. Ещё и ноги, против его воли, мало того, что с самого начала предательски разошлись в стороны, сейчас ещё и пытались обхватить тело мужчины и помочь ему загонять дрын в собственное чрево.

— Ааа, ааа, ааа, – вскрикивали губы всякий раз, когда Утюг наваливался и вдавливал член в неё под самый корень. Встречающиеся мужской и женский органы влажно чавкали, на мгновение разлеплялись, чтобы снова слиться в единое целое.

— Щас… щас… щас…, – начал вдруг приговаривать продолжающий вгонять член Утюг, и вдруг поднявшись на колени выдернул его из горячей женской дыры и принялся забрызгивать лежащее под ним женское тело струями липкой белёсой жидкости.

Бритва опять почувствовал какое-то раздвоение личности. Бритве хотелось, как можно быстрее вытереть с себя эту гадкую субстанцию, а женское тело, в котором он сейчас находился, не чувствовало никакой брезгливости и даже, напротив, ей нравился этот мускусный запах и хотелось дышать полной грудью вдыхая аромат удовлетворённого самца. К тому же ощущение переполняющего блаженства не имело ничего общего с мужским возбуждением. Сложно было сказать, что лучше. Это как сравнивать острые пряности, со сладким вином. Ощущения были абсолютно разными, но из-за новизны Бритве хотелось почувствовать снова именно женское наслаждение. Наверное, поэтому он не сбежал, когда удовлетворённый Утюг сполз с него.

Бритва скосил взгляд. Рядом, на спине лежал и тяжело дышал крупный молодой мужчина. Член его чуть ослаб, но так и не опал окончательно. Бритва никак не мог определиться, он сейчас — это ОН или ОНА. Уж очень неприятной была мысль, что его трахнул двоюродный брат. А если не ЕГО, а ЕЁ, да ещё и родную мамочку Утюга, то мысль становилась не такой ужасной, и местами даже интересной. Уж очень грели воспоминания о том, как здоровяк Утюг, который постоянно поучал Бритву, как следует вести себя настоящему мужчине, только что со стонами признавался в том, что он давным-давно мечтает трахнуть собственную мать. Может быть следует подыграть ему? Показать какая тётя Маня 6лядь, готовая в любой момент раздвигать ноги перед собственным сыночком? Как бы могла себя вести настоящая шлюха? Ну точно не поглядывать смущённо на член, который её только что отодрал.

В это время он наконец-то ощупал себя внизу. Или всё-таки ОНА ощупала? Да, уж. Ничего общего с фантазиями, в которых его тётушка имела аккуратненькую розовую дырочку. Аккуратно подстриженная поросль на лобке. Мясистые губы и широкая влажная щель, уходящая в глубину. Хотя может это Утюг так разворотил её? Случайно коснулась торчащего бугорочка и вздрогнула. Искорка ударила и волной разошлась по телу. Странное ощущение. Попробовала мазнуть там же. Приятно. Даже очень. Тут же попробовала провести пальчиками по бугорку и нырнуть в щель….

— Ещё хочешь? Сейчас, отдышусь! – оказывается, Утюг поднял голову и сейчас с интересом наблюдал за её манипуляциями.

Бритва, сперва устыдившись, но всё меньше сомневаясь, загнал своё Я поглубже и постарался представить, что могла бы сделать на его месте красивая мать Утюга. К тому же сам Утюг похоже даже не сомневается, что рядом с ним находится не совсем она. Поэтому решился. Сладострастно облизав губы, Маня, ухватила рукой пока ещё влажный член. Принюхалась к остро пахнущему недавним соитием органу и отбросив сомнения потянулась пухлыми красными губами к головке. Уж очень хотелось, чтобы Утюг больше не сомневался к кому нужно бежать за удовольствием. Да и отблагодарить парня, подарившего своей матери райское наслаждение не помешает. Сначала было немного не по себе, но всё же Бритва окончательно отбросил мысль, что это делает он. Это тётя Маня сейчас обсасывает толстую палку, а не Бритва. Попытался вспомнить, как именно это делала проститутка Глаша, когда он ходил в публичный дом с парнями, но и это не понадобилось. На голову легли руки Утюга и принялись нанизывать её на всё крепнущий ствол. Манькин рот похоже знал толк в таких делах. Она не задыхалась, не пыталась выплюнуть слишком глубоко вонзающуюся мужскую плоть, а почти без усилий погружала член сына себе в самое горло. Тягучая слюна заливала его. Елдак в её руках снова вздыбился, показывая, что всё она делает правильно. Руки отпустили голову, позволяя матери самой решать, как двигаться.

Блестящий от слюны член манил женское тело. Между ног свербело желание заполнить опустевшую норку и она, недолго думая, забралась на него сверху. Успела удивиться, как ладно этот массивный агрегат разместился в ней, без труда провалившись внутрь и мягко упершись где-то в глубине. Бритва тут же вспомнил, как в корчме пьяный конюх Ефимка болтал, мол надысь опробовал мать Утюга, и жаловался, что у Маньки бездонное лоно, дескать ей с конями след ебстись. Впрочем, сам виноват. Мало того, что ему на той же пьянке начистили рыло, так ещё и смеялись над ним потом, что его худой уд в любой дырке болтается, как карась в ведре.

Толстый конец Утюга не болтался. Вагина плотно, как перчатка обнимала жилистый ствол и, казалось, чувствовала каждую его неровность. Покачивая бёдрами, она елозила на сыновнем отростке. Конец Утюга и не думал опадать, всё той же крепкой палкой протыкая её. Сам он расслабленно лежал, любуясь матерью, и мял своими сильными ладонями крупные груди, изредка оттягивая и покручивая сосцы.

— Дай поцелую!

Только и нужно было чуть наклониться. Из-за этого член стал входить под каким-то другим углом и чувствоваться ещё острее, а крупные соски оказались прямо у лица сына. Он по очереди облизывал их, иногда беря в рот полностью и посасывая, как ребёнок. Руки переместились на задницу, приподнимали её и с силой усаживали обратно. Из-за этого женщина всё сильнее распалялась и наконец снова взвыла. Наслаждение подкатило вновь, который уже раз за сегодня,

Замерла, наслаждаясь ощущениями пульсаций в растянутом лоне. Вот только мужчина и не думал останавливаться. Она чувствовала себя котёнком, когда он, ничуть не напрягаясь поднялся вместе с нею с жалобно скрипнувшей кровати и продолжил нанизывать на свой елдак, покачивая на сильных руках.

— Ох и сладко! Каждый день тебя ебсти хочется, – сказал Утюг.

Бритва задумался, как бы ответила сама его маманька:

— И мне, мой хороший! Как я без тебя буду? Приходи, когда захочешь. Сам же знаешь, отец больше по кабакам сидит.

— Дурак он. Сам за него тебе стану.

— Не передумаешь? Ждать ведь буду! – Бритва потешался, что скажет Утюгу настоящая мать, когда он припрётся за обещанным наслаждением.

— Не в жисть не передумаю. Чего бы ещё хотела?

— Сам решай. Мне всяко хорошо. Что хочешь делай, – ответила Манька-Бритва.

Тут он даже не кривил душой. В отличие от мужского тела, Манькино наслаждение накатывало раз за разом, и всякий раз становилось только слаще. Прекращать сладкую пытку, в котором лоно терзал мощный член не хотелось. Он стыдился своих мыслей, но надеялся, что это женское тело так влияет, поскольку сам он никогда не испытывал желания заняться любовью с мужчиной, хоть и слышал, что где-то в дворянских кругах такие отношения совсем не редкость.

Сам Утюг чувствовал себя каким-то гигантом. Он не мог знать, что это фигурка быка так влияет на его тело, но чувствовал, что может без устали качать на руках женское тело хоть целый день. Да и член был жестким и мощным, как никогда раньше. Он сам не узнал его, когда вынул из штанов. Но это было приятное удивление. Особенно, когда после оргазма через минуту он снова оказался готов к новым подвигам, ничуть не потеряв ни в размерах, ни в чувствительности. Но всё же, несмотря на неутомимость, хотелось попробовать маму по-разному, раз уж она сама дала добро:

— Давай на коленки тогда? Под хвостик тебе заправить хочу, – сказал Утюг.

Он мог бы и не спрашивать. Сам легко перевернул мать и поставил на карачки, подстраивая под свой рост. Тут же вставил ей свой хобот и принялся долбить теперь гораздо быстрее. В этом положении, ей казалось, конец достаёт до самой груди. Потом сильные руки перевернули её снова. Усадили на кровать. Головка члена шлёпнула по соску и ствол оказался между грудей:

— Ротиком лови. Ротиком, мамуль!

Стоило только посмотреть вниз и конец тут же прошелся по губам. Всего-то и оставалось, как приоткрыть рот. Но и этого ему показалось мало. Кончать Утюг не спешил. Снова завалил мамку на кровать, только теперь на бок. Приподнял ножку и тут же пропихнул член между раскрывшихся лепестков. Теперь он не просто гонял член внутри, а ещё крутил тазом. И так распаханная пи3да матери просто горела и сложно было понять ей до сих пор нравится эта пытка или хотелось бы, чтобы сын пользовал её чуть помягче. Вдруг тело содрогнулось в конвульсиях и женское тело затопило блаженством, как будто отвечая на немой вопрос.

А Утюг всё не унимался, снова и снова крутя тело женщины, и пихая свой одеревеневший орган в податливое материнское лоно. Манька уже сбилась со счёту, сколько раз спустила, когда наконец Утюг заревел раненым лосем и принялся вливать прямо внутрь. А кончив, повалился рядом и уже через минуту захрапел. При этом конец его так и не упал, продолжая торчать вверх, а в руке здоровяк продолжал сжимать фигурку серебристого быка.

Манька обессилено сползла с кровати, думая, чем бы вымыть кончину изнутри. Наверное, при таких размерах он и влить умудрился в неё немало. Но тело так приятно ныло, что она решила немного передохнуть. Расслабилась и успела увидеть, как из ладони выпадает маленькая фигурка бабочки. И только тут Бритва, на время полностью переставший думать о себе, как о мужчине, пришел в себя и принялся удивлённо озираться по сторонам.

Ничего не болело. И даже одежда была на нём. Как положено мужская. Что это вообще было? Сон? Наваждение? Тогда почему рядом с ним на кровати лежит голый Утюг со всё ещё влажным членом, да и комната пропахла так, что не было никаких сомнений о том, что здесь сейчас происходило.

А что Утюг скажет, если сейчас проснётся и увидит Бритву рядом с собой? Только сейчас взгляд упал на фигурку бабочки на полу. Неужели это всё она натворила? Вот ведь нечистая сила. Он схватил её, чтобы швырнуть в распахнутое окно, в небольшую грязную канаву, но в последний момент что-то остановило его руку. Бритва надеялся, что виной тому была всё та же сила, заставившая его тело перевоплотиться, а не воспоминания о том, как сладко было на толстом конце Утюга. Он даже глянул на кровать, и чуть не сплюнул. Нет. Сейчас не было никакого желания прикасаться к члену брата. Но ведь он прекрасно помнил себя четверть часа назад, когда он всё бы отдал, лишь бы Утюг не прекращал сладкой пытки.

И всё же Бритва не стал выбрасывать дьявольскую бабочку, как окрестил её для себя. Он осторожно поднялся и на цыпочках вышел из комнаты. Лишь дверь за ним тихонько скрипнула. В длинном коридоре наткнулся на странно проводившую его взглядом экономку. Тут же покраснел. Она ведь прекрасно слышала крики из комнаты, которые он не мог сдержать. Но ведь голос-то был женский, не подумает же она…, а плевать. Слишком хорошо ему сейчас было, чтобы думать о плохом.

А ещё через неделю, собираясь навестить тётю Маню чуть не оконфузился. Он давно уже входил в дом родственников без стука. Вот и в этот раз. Спокойно прошел двор. Цепной Бобик даже не гавкнул, признав своего и мельтеша хвостом. Бритва подошел погладить пса, и, глянув на дом, удивился, чего это день-деньской, а ставни в опочивальне закрыты. Решил, что ветром запахнуло, думал уже раскрыть их, но подойдя услышал такие знакомые звуки. Он прекрасно слышал такие же вскрики тётушки совсем недавно. Украдкой заглянул в щель и обомлел. Утюг прыгал на своей матери, тряся белым задом, а та в голос скулила и умоляла сына не останавливаться.

Похоже пришел Утюг всё-таки за добавкой. А Манька-то тоже хороша! Не высмеяла сыночка, не выставила за порог, как думал Бритва, а вот гляди-ка как подмахивает. А между ног прямо ручьём льёт, сразу видно, что по нраву пришелся ей конец сыновий. Воспоминания накатили с новой силой, и Бритва со стыдом поймал себя на мысли, что завидует сейчас не Утюгу, который с упорством лесоруба, вонзал елду, а завывающей тётке.

Вот и думай после этого, к добру или к худу попалась ему серебристая бабочка. Нужно будет ещё поэкспериментировать с ней. Понять, как работает. Глядишь ещё чего интересного придумается. Так размышлял Бритва, сжимая фигурку в кулаке и тихонько покидая двор родственников.