Колесницу судьбы не остановить. И вот уже ещё одну неосторожную деву перемалывают жернова разврата и похоти…
Бабушкино. Радио-пьеса в четырёх актах.
Действующие лица:
Яна Красницкая-Шапошникова, погоняло – Красная Шапочка, абитуриентка столичного ВУЗа, девушка в том возрасте, когда созревшие округлости опьяняюще упруги и ещё даже не начали обвисать. Особые приметы: круглолицая, курносая, пухлые губы и глаза с хитринкой.
Сергей Сергеевич Волков, в просторечии – Серый. Слегка полнеющий мужчина лет 45. В прошлом – чемпион области по академической гребле. Несмотря на регулярное злоупотребление, ещё вполне активен. Поэтому очень тяжело переносит отсутствие секса в семейной жизни. Особые приметы: 23 на 6.
Надежда Волкова, его жена. В прошлом симпатичная, к настоящему времени жирная, неопрятная баба, к тому же – алкоголичка. На семью забила давно. И давно бы уже оказалась разведёнкой, но… на неё всё записано. Особые приметы: высокий, визгливый голос.
Михаил Волков, старший сын, погоняло – Муха. Но это – только когда отец посылает за водкой в деревенский сельмаг. Особые приметы: симпатичный.
Лёва Волков, младший сын, погоняло – Волк, абитуриент областного техникума. Особые приметы: нет. А нет, есть: бывший одноклассник Яны Красницкой-Шапошниковой.
Борис Евграфович Волкогонов, участковый, в просторечии – Борян. Сосед Волковых справа. Особые приметы: любит лошадей.
Владимир Вольфович Оборотов, в просторечии – Вольфыч. Сосед Волковых слева. Пенсионер. Особые приметы: плюгав, беззуб и суетлив.
Матильда Карловна, соседка Вольфыча. Пожилая женщина, помятая жизнью, но ещё не сдавшаяся и мечтающая, хоть раз, собрать нормальный урожай на своих 6 сотках. Особые приметы: Знает всё про всех соседей. Ну, она так думает.
Васисуалия Германовна Шапошникова, её гостья. Ровесница Матильды Карловны, но ещё молодящаяся и пытающаяся выглядеть интеллигентно даже по колено в навозе. Проживает напротив дачи Волковых. Особые приметы: бабка Яны Красницкой-Шапошниковой по отцовской линии.
Шарик, цепной пёс волковых, крупный и сильный рыжий кобель.
Акт 3
Баня Волковых. Трое в бане, не считая… Яны.
— Ну вооот, вот и хорошо… Ты попей, попей.
— Кх.. А… Этот старикашка где? Он сюда не придёт?
— Кто, Вольфыч? Да какой он старикашка! В самом соку ещё мужчина, а для тебя – так и вовсе спаситель!
— Спаситель!? Да он мне чуть!.. Он меня чуть!..
— Вот. Именно! А представь, это был бы Миха!? Или, недайгосподи, я!? А так, потихонечку, полегонечку…
— Ничего себе, полегонечку!… Так больно!..
— Нууу, Янка, это ты брось. Вспомни, как сегодня орала и болела, когда я тебе це… девственность твою… того? А что потом? С Михой-то уже всё подругому было, а?
— . ..
— Воооот, и с попкой дела обстоят точно так же. Сначала больно, потом приятно. И это – закон! просто ты ещё не растянутая до той степени, когда приятно становится. Но это – дело поправимое!
— Дядь Серёжа!… Вы что!?.. Меня опять ЕМУ отдадите!?.. Не надо, пожалуйста не надо!!! Я что захотите, только не это!!
— Да успокойся, Яночка, успокойся! Кстати, тут Миха за стенкой, сейчас помоет тебя, приголубит…
— . ..
— Ой, ну опять раскраснелась, что заря, ха-ха-ха, тоже мне, скромница!.. Пошли, покажу, что где тут у нас…
— Дядь Серёжа… Может не надо?..
— А чего теперь-то, Яна? Всё ж хорошо, сейчас по…парим тебя, как новенькая будешь!.. Пошли, пошли…
Скрип двери в парилку, испуганный вскрик Яны и радостный мужской хохот.
— Как говорится, как хорошо, что все мы, здеся, сейчас, значитца, собрались!
— Дядь Серёжа!!.. Что он тут!?… Что вы все!?… Голые!!!.. Нет!.. Не надо!!.. Пожалуйста!… Нет!!!..
— Да не артачься, Янка. Будешь послушной – скоро пойдёшь домой, поняла?
— Пппожалуйста… Ну пожалуйста!!..
— Миха, поцелуй ты девушку уже, что стоишь!… А мы поможем… погладим… полижем…
— Ннннеееет… Ннн… Ннн!… Нннн!!.. Ненадааааах!!.. А!…
Далее – только звуки поцелуев, возбуждённое дыхание мужчин и панические ахи и охи Яны. Звуки поцелуев становятся всё более влажными, очень скоро слышится скрип полка, возня, Яна, вдруг, ахает совсем громко. Далее чмокание и хлюпание, Яна громко и протяжно стонет. Полок начинает поскрипывать ритмичнее. Яна, уже не сдерживаясь, блажит от души, всё ускоряя крики, пока не захлёбывается финальным, глубоким стоном.
— Ну как, Яночка? Как тебе наши поцелуи? Хорошо, ведь!? А языки во всех дырках, как – понравились?
— Мммм…
— Извини, не расслышал?
— Аааа…
— Ну и молодца!.. А теперь, будь ласкова, ответь нам тем же… Да ты не пугайся, мы нежно!..
— Аааа!!!.. Оох!!!.. Мммммм!!!…
— Давай, Мишаня!!! Засаживай, сынок!!!
Возня, резкий скрип половиц и, вот уже ритмично хлопают бёдра о бёдра, Яна стонет, но глухо, как будто у неё занят рот.
— Серёнь, а я!? Мне-то куды!?
— Уххх!!.. Не бзди, Вольфыч, щас разберёмся!… Охх… Я тоже ещё нигде, кроме рта не отметился, ха-ха-ха!..
— Так это… Может Миха… того, перевернётся? тогда и я…
— Миха, ты как!? Согласен?
— Уфф!.. Нуачо… Щас!
— Аааахххх!!!… Нет!!!… Не надо!… Дядь Серёжа ПОЖАЛУЙСТА!!! Нннееееетттт!!.. Ммммм… У… У… У… Мммм… БЛЯТЬ!!!…
— Охтыжбля!!…
— Янка, а ну не кусайся!!…
— Ааааа!!!! Хваааатит!!!.. Блааять!!! Бля!.. А!.. А!.. А!! А!!!
Крики Яны внезапно обрываются, становятся глухими, а возня усиливается, теперь пыхтение троих мужчин почти заглушает полные боли глухие стоны Яны. Постепенно в этой неразберихе проступает некий общий ритм, который нарастает, ускоряется. К резким шлепкам бёдер добавляются периодические звонкие шлепки ладонью по влажным ягодицам.
— Охблять!!!.. Вот это кайф!!!..
— Так всё!!! Меняемся!! Пустите уже и меня в святая святых… Миха, ты в рот, Вольфыч, долби уже в жопу, не стесняйся, ей ещё нас принимать, хе-хе…
Снова короткая возня, плач Яны, потом отчаянный, полный боли вскрик, переходящий в её ритмичные, отчаянные вопли и мат. Которые, через секунду переходят в громкое, надрывное мычание… Вновь резкий скрип полка, шлепки бедер о бёдра и ладоней по заднице.
— Бляяя!!!… Вот оно, счастье!!!…
— Ооооо!!!..
— Ууууу!!!..
— Ладно, Миха! Жопа теперь твоя! Вольфыч, ложись! Ну, как тебе мой размер, Яночка!?…
— Ыыыыыы!!!.. Аааааа!!!… Мамаааа!!!… Хвааааатит!!!…
— Вот молодца, сама рот открыла!!!..
На протяжении следующих нескольких минут слышны только резкий скрип половиц, мощные шлепки голых потных тел, густое хлюпанье,
довольные матерки троих мужчин, да утробные стоны Яны с какими-то истеричными подвизгиваниями.
— Ух, блять, кайф! Сынок, давай, меняемся! Я тоже её в жопу хочу отодрать!
— Па, а ты не порвёшь ей!?
— Ну ты же разработал ужо!?
Яна как-то отчаянно и слабо вскрикивает, пытается что-то произнести, но ей вновь затыкают рот и нарастающий было крик боли переходит в глухой хрип… Снова звуки ебли, Яна уже не орёт, только ритмично и хрипло мычит, задыхаясь и кашляя.
— Ох хорошо! По самые яйца!
— Ага! И я!!!
— Сынок, ты только, её когда в горло ебёшь, дышать иногда давай! А то, не ровен час…
— Пап, да я понимаю!.. Ох, бля!! Вместе с яйцами в рот всё вошло!!!
Шлепки и хлюпанье усиливаются и ускоряются, так что почти заглушают кашель и хрип Яны. Так продолжается несколько долгих минут.
— Владимир Вольфыч! Вы живой там!? Па, у него глаза остекленевшие! И прямо мне в яйца смотрит!
— Да живой он, не ссы! Я его через перегородку внутри чухаю, долбит и долбит, даром что пенсионер!
— Па, я не могу, я спускаю!!
— Чё-то хилая молодёжь вы нынче… Ох, блять, я тоже!!!
— И яаааа!!!
Скрип и шлепки всё ускоряются, мужское рычание и мат наполняют парилку. Кончают довольно долго, видимо, накопилось. Сквозь всё это слышатся судорожные горловые звуки глотания и глухие всхлипы Яны. Потом всё затихает.
— Ну во-от, а ты не хотела! Все вы, бабы, делаете вид, что не хотите, пока вас на хуй не насадят! А потом бегаете следом и просите добавки… Ишь ты, приятно посмотреть – через твоё очко теперь, кажись, аж желудок видно!
— Ой не говори, Серёга… Вроде девка невеликая, а куда всё пихается!? По самые яйца принимает, молодца!
— Ну ты сказал, Вольфыч! Там же я до тебя побывал, растянул как надо! Сначала, оно, и правда, упирался во что-то, но баба ж, она как устроена? Шо бы в неё не засунули, не лезет только сначала, а потооом… Со свистом. Да ты лежи, лежи, Яна. Щас мы отдышимся, да на второй заход пойдём, да мужики?
— П… ппожалуйста… Ну не надо… Больше не надо… Ну отпустите, дяденька Сергей… Я больше не могу…
— Так, я не понял – те чё, не понравилось!? Охуела!?!?
— Я… Дда.. Понравилось…
— Тогда чего ноешь? Куда-то собралась она… Ещё вся ночь впереди, расслабься, не бзди!
— . ..
— Да не реви, дура! Я не понял – чем-то недовольна!?
— Иииии… пппожалуйстааа…
— Ну раз "пожалуйста", то мы, так и быть, ещё по разу тебя выебем, а потом – отпустим, обещаю! Но только, если ты нам будешь помогать, поняла?
— К-к-как?..
— Сосать от души – это раз, опять же – ты уже умеешь. Подмахивать – это два, руки без дела не держать, яйца поглаживать всем, кому достанешь – это три! А ты думала, уже всему научилась!? Короче, сейчас устроим тебе контрольную работу за полупопи… тьфу ты, за полугодие, ха-ха-ха, хорошо сдашь – пойдёшь домой! Договорились?
— . ..
— Не слышу? А-а-а, ты, наверно, на всю ночь хочешь остаться? Ладно!
— Нет… Нет!!!.. Я буду!… Буду…
— Что ты будешь?
— Сосать…
— Что сосать?
— Хуй…
— Что – хуй!?
— Сосать хуй…
— А ещё!?
— Подмахивать… И яйца…
— Другое дело! Да не реви ты! Сейчас уже легко пойдёт во все дырки, не боись… Теперь ты настоящая, взрослая женщина! Молодец, Янка, такой настрой мне нравится! Слушай своё задание: сейчас Миха ляжет на спину, а ты сядешь жопой ему на хуй, до конца сядешь, чтобы устойчиво сидеть, поняла? Вольфыч станет сбоку от тебя, будешь у него сосать. Ну, а я – войду с парадного, хе-хе-хе! И тогда, Яночка, ты и покажешь, чему научилась за день!!!
В этот момент в предбаннике внезапно раздаются тяжёлые шаги и через мгновение дверь в парилку рывком отворяется.
— Нунихуясебе!!! А чё эт вы тут делаете?
— Борюсик! Напугал…
— Да я и не начинал ещё… Так, чё тут у нас? Вот, блять… Это ж дочка Красницкой-Шапошниковой! Вы чё, блять, совсем с ума посходили!?
— А чё!?
— Ничё!! Бляяяя… В три хуя девку ебёте… По нарам заскучали, герои!?
— Борян…
— Я тебе не Борян теперь, а товарищ участковый, понял!?
— Но…
— Говно! Всем стоять на месте, будем составлять протокол об изнасиловании!
— Боря ты чо, мы же!.. Она же… Да она сама пришла!
— Да, да… Следователю будешь рассказывать, как она сама пришла, сама разделась, возбудила всех троих и одновременно наделась сама на три хуя, несмотря на ваше отчаянное сопротивление…
— Боряонаподмахивала!!! И вообще, она у нас с обеда тусовалась, младшего моего на чердаке соблазнила, потом, вон, Мишке дала, а мы с Вольфычем уж так, просто для порядку, приглядываем! Ну, сам понимаешь, чтоб всё по взаимному согласию, все дела…
— Тихо. Чё, правда подмахивала?
— Да бля буду!!! Вот Мишка подтвердит! И Вольфыч!
— Дядь Борь, всё правда! Не была она против!
— Вольфыч, а ты чего как воды в рот набрал?
— Борян… так это… правда всё. Сама она. Прифигела, конечно, когда в три смычка её стали наяривать, но – не вырывалась, зуб даю!
— Какой, блять, зуб, у тебя их нет давно… Так! А чё разит так от неё? Водка, что ли? Точно, водка. Ладно. Походу, придётся переквалифицировать статью с группового на… совращение. Что тоже гарантирует бесплатный проезд. На севера.
— Борян…
— Тихо, я сказал! Я не закончил. В интересах оперативно-следственных мероприятий будет проведён этот… следственный эксперимент!
— Чё?
— Хуй в очё. Следственный эксперимент призван восстановить картину преступления во всех подробностях, чтобы потом использовать их в суде!
— Кого использовать!?
— Вы дебилы, что ли? А ну пошли все на хуй отсюда!!! И дверь за собой закройте…
— Дядь Бо…
— Миха заткнись! Серый бери его быстро и в предбанник, бегом!
— Вольфыч, ты…
— Тебе сказано – следственный ехспермимент! Валите!
— Вольфыч, тебя тоже, между прочим, касается!
— Борян, а если помочь там что, подержать??
— На хуй все отсюда!!!
— Всё, всё… поняли мы, поняли…
Звук закрываемой двери. Пауза. Шёпот.
— Пап… А пап… А он правда нас посадит?
— Шшшш!!! Тихо вы. Слушайте.
— Ни хуя не слышу…
— Тсссс!
— О!.. Стонет кто-то!
— Тихо, блять! Кто-то… Известно, кто.
— Ого, покрикивать начала…
— Пап, он правда там эксперименты делает?
— Правда, сынок, правда. Восстанавливает ход событий. Подробно.
— Бляяя… Серый, это надолго.
— Ты откуда знаешь!?
— Говорю тебе. Всё пошли покурим, мочи нет уже. И это, Мишгана в дом отправь, пусть стол накроет как следует. Водочка там, закуска, чтоб всё как у людей.
— Нафига!?
— Ненафига! Борюсик, конечно, мужик в доску свой. Но мент. А значит – надо подмазать. Смекаешь?
— Так если он… того, Янку отъебёт сейчас… Зачем ему нас-то сдавать!?
— Вроде-то вроде, а бережённого Бог бережёт. А ну, не понравится ему? Что тогда!?
— Да что ему может не понравиться!? Девка молодая, упругая, дырки все смазанные, разработанные, еби – не хочу!
— Вот то-то и оно, Серый, то-то и оно…
— Ладно. Понял задачу, Миха? Всё, давай, мухой! А мы тут, на стрёме…
Удаляющиеся осторожные шаги в предбаннике. Запах сигаретного дыма со двора. Пауза, в которой тишину нарушают только глухие вскрики Яны, доносящиеся из парилки. По прошествии нескольких минут осторожные шаги возвращаются под дверь. За это время в парилке становится гораздо шумнее – теперь Яна орёт не переставая и, кажется, рыдает.
— Так, в жопу засадил. Так я и думал.
— Почему??
— Потому, что после тя, Серый, ебать в пизду – всё равно, что бросать банан через Бродвей!
— Чё?…
— Вот те и "чё"!.. Один фиг – не добросишь… Бляяяя, хоть бы в жопу получилось! А хотя, ты и там уже растянул всё…
Пауза затягивается. Из-за двери уже отчётливо доносятся частые мощные шлепки бёдер и надрывные завывания Яны.
— Таак… Значитца, будет и третий раунд переговоров…
— Каких переговоров!? Чё ты несёшь?
— Да так, мысли вслух. Курить пойдёшь?
— Да.
Шаги удаляются. Внезапно наступает тишина, нарушаемая только сдавленными рыданиями Яны, которые внезапно обрываются. Шаги возвращаются мелкой, обеспокоенной рысью.
— О! Слышишь!?
— А чё это? Как будто её тошнит…
— Конечно тошнит, четвёртый хуй за вечер в глотку пихают! Тут кого хочешь затошнит…
Пауза, в которой слышны странные булькающие звуки и глухие стоны.
— Это чё? Филин, что ли ухает?
— Сам ты филин, дебил. Это наша свобода. Получилось у него в рот, всё-таки. Ну, и то – хлеб…
— О, слышь? Затихло, вроде…
Осторожный стук в дверь.
— Борян… Борян!
— Чё тебе!?
— Ты, это… Того? Кончил свои, эти… ехспермименты?
— Не кончил, а закончил, блять!
— Ну да, ну да. Так закончил?
— После вас, блять, закончишь… Разъебали все дыры ей так, что даже в горло бестолку пихать! Всё одно ни хрена не чухается… Как кобылу конскую выебал… Уроды.
Пауза.
— Борян, а Борян?
— Да чё!?
— А ты, это… Откуда, ну, знаешь – как оно, когда лошадку ебёшь!?
— Ах тыж, блять!!!
— Борюня! Борюнечка, всё, всё!!! Осознал! Да осознал я!!!
— То-то. За базаром следи.
— Всё-всё-всё! Ты только ствол убери, а то мало ли, вдруг чего…
Пауза.
— Борюсик… Ты ж устал, поди? Столько е… работал. А у нас там есть всё! Поляна почти неначатая… Давай, может, отдохнём кулюторно!?
— А и то… Пошли, щас только… трусы найду.
— А с ней как? Что-то тихо там, в парилке… Она там живая, хоть??
— Да живая, живая… Тебя б столько раз отъебли зараз, ты б тоже тихо лежал! Всё, пошли.
Слышатся шаги от бани в направлении дома.
— О, и точно… Смотри, сама из бани выползла! Только почему на карачках!?
— Да не видишь, что ли, у неё руки-ноги трясутся… Блять, куда она поползла!? Голая!?!?
— Дык, это… Домой, поди. Вон у них калитка-то, аккурат насупротив нашей, через улицу…
— А, понял. А вдруг увидит кто!? Голая же… А хотя нет, темно уже. Пусть ползёт. Пошли. Жрать хочу.
Продолжение следует.