Барин

Иван Иванович Каблуков проснувшись в объятиях мягких перин, ещё пару минут нежился, не размыкая век. Ему хотелось вернуться в калейдоскоп яркого цветного сна, который так неожиданно оборвавшись на самом интересном месте,  вдруг померкнул, сменившись тусклым полусветом. Но сон никак не желал возвращаться. Прислушался. Где это он? Очень интересно! Точно не дома, в Санкт-Петербурге…

Совсем рядом отчётливо гоготали гуси, кудахтали куры, и через приоткрытое окно пахло свежим сеном и навозом. Ах, да… он в своём имении, Телегино. До чего же хорошо спится в деревне, особенно, если выпить с вечера пару чарок водки. Даже ранние петухи, не смогли его разбудить. Наконец, он собравшись с силами, сладко до изнеможения потянувлся всем телом и открыл глаза. Хорошо!.. Однако, уже следующая мысль омрачила его настроение.

Иван Иванович вдруг вспомнил о ссоре с женой. Мария Михайловна сказала, что не желает видеть его дома, и вообще не желает видеть. Сам он, не выносил напряжённой обстановки, когда во всяком взгляде, даже постороннем и непричастном, ощущаешь упрёк. Предпочел ретироваться в деревню. Ну виноват, попался как глупый заяц в капкан, так что теперь делать? Пусть супруга его немного отойдёт от гнева и сама пойдёт на мировую. Ведь это не первая его измена. И наверняка не последняя… Пора бы ей уже привыкнуть. Тем более, измены вроде как и не было, но были некоторые особые обстоятельства, о которых даже не хочется думать…

Иван Иванович лежал в постели ещё минут двадцать, и постепенно, мысли его потекли по более приятному руслу. Сначала, он даже осознал в чём дело. Но потом вспомнил! Ах, да… Новая сенная девка, Таня, Танечка… Он вчера уже положил на неё глаз, но был уставшим с дороги. Сиротка, родители говорят, умерли от тифа. На воспитание её взяла небезызвестная в некоторых кругах мещанка Сутицина, которая содержала особый приют, где красивых крепостных девочек обучали этикету, французскому языку, танцам, поэзии и прочим наукам, для дальнейшей продажи господам, в качестве прислуги и для амурных развлечений. Юных нимф втридорога покупали состоятельные люди. Непорочность непременно демонстрировалась покупателю перед сделкой.

Иван Иванович, девчонку не покупал, удовольствие это было не из дешёвых. Да и если жена прознает, ничего хорошего не жди. Но тут приключилась такая история… Таню для удовлетворения своих надобностей приобрел и вёз в южное имение, один богатый барин, по фамилии Мутилов. В уездном городке, где тот остановился по дороге, сел играть с господами в карты и поддавшись азарту проиграл крупную сумму, да обсчитался! Говорил, что деньги у него есть в гостиничном номере, и ему, как дворянину, поверили на слово. Он и сам думал, что хватает, но денег не хватало, видать тратил в столице не считая! Недоставало, даже на то, чтобы расплатится за проживание. Для дворянина это позор и дело швах!

Вдруг, этот самый Мутилов, случайно видит около гостиницы, управляющего имением Ивана Ивановича, Дмитрия Спиридоновича, с которым они били шапочные знакомые по каким-то давним делам. Хороший управляющий всегда знает, чем порадовать своего барина! Вместо пятидесяти рублей золотом, которые Мутилов отдал за голубку в Санкт-Петербурге, сторговались всего на недостающие пятнадцать. Да и то ассигнациями! Ведь она уже не девственна, потому как по дороге, Мутилов уже несколько раз девушкой пользовался. Так, Таня, в качестве подарка от управляющего, попала в имение Каблукова. Правда подарок был сделан за его же деньги, но управляющий не прогадал!

Каблуков владел тремястами душами и в его имении было достаточно молодых крестьянок, но, когда девица умеет правильно себя вести, прислуживать, говорит по-французски и чистоплотна, это совсем другое дело!

Вот только одна беда – супруга, Мария Михайловна. От нее будущую наложницу управляющему недавно пришлось прятать. Счастье что имение она посещала нечасто, и ненадолго. Потому что ехать почти триста вёрст, нет балов, салонов, театров, навозом пахнет, да на нем же можно ногой поехать! В тот раз, когда Иван Иванович приезжал вместе с женой, всего месяц назад на недельку, он и от него Таню прятал, чтобы греха какого в тот раз не случилось. Знал ведь, что барин любит приезжать в деревню один! И тогда держитесь девки!

Ну и где эта Таня? Учуяв сладость предстоящего действа, детородный орган Ивана Ивановича проснулся и начал радоваться жизни, глазах расти, вылезая из своей кожуры и являя миру изголодавшуюся по ласке залупу.

– Таня! Ты где?.. – позвал он.

Двери почти сразу отворились, и оттуда появилась испуганное девичье личико, – Я тут, барин, что прикажете?

– Поди сюда, голубка! Посмотрю на тебя как следует…

Спустив с кровати ноги, он сунул их расшитые бисером домашние туфли и подойдя к девушке запустил руки под её простенький сарафан, ощупывая юное тело.

Дрожащие от набежавшего возбуждения пальцы, побежали по упругой попе, заветному треугольнику лобка уже поросшему тёмными завитками плоскому животу. Твёрдые на ощупь грудки, с торчащими чуть вверх сосками, помещались в его ладони.

Таня зарделась румянцем, задышала глубоко и нервно. Казалось, дай ей свободу, так она тут же выпорхнула бы из этих приторно тёплых от сна, лапаюших её тело барских рук. Но птичка была в клетке.

Удовлетворённый осмотром Иван Иванович, опустил сарафан и крякнул от удовольствия. Торопиться с главным действом, для чего приобретена девчонка, пожалуй, не стоит – день на дворе, а наоборот следует растянуть удовольствие, хотя бы до вечера. Но что-то же надо с ней сделать.

– Встань на колени, Таня! – приказал барин, – Читай стихотворение на французском. Про любовь, и с выражением!

Девушка немедленно повиновалась, опустившись на прикроватный коврик и пару секунд подумав, начала на очень неплохом французском, красиво грассируя буквой "р" декламировать стихи. Когда она закончила, Иван Иванович даже аплодировал ей, хлопая в ладоши.

– Недурственно! Очень недурственно! А ты знаешь, девочка моя, что более всего необходимо для любви?

Произнеся эти слова и не дожидаясь ответа, Иван Иванович, приподнял свою длинную ночную рубаху, демонстрируя девушке своё мужское достоинство.

– А ну-ка, посмотри сюда! Знаешь, что это такое?..

– Знаю, барин! – утвердительно кивнула девушка и глазах девушки читался испуг.

Стоя на коленях, Таня застыла в каком-то ступоре, наблюдала как причиндал барина, похожий на диковинную кожаную змею, с блестящей сизого оттенка головкой, окончательно, приходит в готовность. Иван Иванович неспеша оттягивал туда-сюда кожу, любуясь как хуй его твердеет.

Нет, это не было для Тани сюрпризом. Ей уже приходилось видеть мужские штуки, но у Мудилова был совсем маленький, по длине чуть больше мундштука для сигары! А тут огромный, почти как полушка краковской колбасы!..

Иван Иванович с удовольствием взглянув на свой гордо стоящий оплодотворительныцй инструмент, коему уже принадлежало авторство четверых детей и положив пухлую руку на Танин затылок, подтолкнув её губами к детородному органу.

– Сделай своему барину сладко, голубка моя! – приказал он.

– Ой! Если барыня узнает, велит меня розгами сечь, до крови! – неожиданно запричитала девушка, – Она, в первый же день, когда вы приезжали и на охоту с Петром Спиридоновича ушли, всех женщин и девок из деревни собрала. Наказала чтобы ни у кого с вами, барин, ничего такого не было! Говорила, что розгами насмерть сечь будут, у кого какие-то амуры с вами будут!

– Вот дура-то, жена моя… Совсем от этой ревности с ума сошла! А я про такое, и не ведал!.. – протянул Иван Иванович, но тут же опомнился, – Соси, я сказал! А не то, сам, прикажу тебя розгами бить! Соси!! Слышишь, что тебе барин приказывает!!

Его самолюбие в этот момент, было сильно задето тем, что перечить ему смеет крепостная девка. А ведь и вправду говорят, что он слабохарактерный и слишком добрый! Никогда лишний раз мужика не накажет, всё жалко ему, когда бьют. Это всё потому, что в армии не служил по состоянию здоровья! А всеми наказаниями крепостных в их семье ведала, его жена. Она уж не стеснялась распорядится, кого как следует высечь, а кого приковать и морить голодом, а кого продать на крепостном базаре. И её значит эта девка больше её, чем своего барина, законного господина, боится!

– Ну?!. – прикрикнул он, замахнувшись.

Девушка больше не осмелилась перечить и осторожно взяла губами его томящихся от недостатка женской ласки корень.

О, Боже, какое блаженство! Он уже давно не испытывал этого острого удовольствия, ведь супруга его, старалась не дотрагиваться до члена даже руками, не то, что ртом. Была набожна, часто посещала церковь и наотрез отказывалась становиться в неприличную позу, на четвереньки. Ивану Ивановичу, для удовлетворения своих мужских аппетитов, приходилось пользоваться услугами других, менее зашореных дам, и даже изредка падших женщин из бардака.

Сосала Таня неумело, но очень приятно, как маленький телёнок, принявший палец за мамкино вымя. По мере того как во всё его существо проникала предшествующая извержению мужского вулкана сладостная нега, мысль Ивана Ивановича становились всё благостной. Он с небольшой укоризной, но уже без злости мысленно рассуждал про свою супругу и жизнь с ней. Вот не отлучи Мария Михайловна его от своего тела, по пустяковому поводу, может ничего с крепостной девкой у него и не случилось бы! Может он устоял бы и перед другими соблазнами, если бы она вела себя с ним по-иному, уважительно!

Вернее, случилось бы наверняка, он ведь не был моралистом и пуританином, но случилось бы по-другому, не назло жене, а из чистого мужского желания, коему не имел сил противостоять! А вот наказала его жена, так теперь, пусть получает ответку. Нельзя с ним так поступать! Да и повод то у неё какой, тьфу! Ничего ведь не успело произойти…

Когда в гости к графу Мильскому в усадьбу ездили, была там и её сестра, Александра Михайловна. Особа весьма привлекательная и своей сестры на четыре года моложе. Да и не похожа она на его жену нравом, как будто они у разных родителей воспитывались. Начали они с ней украдкой переглядываться. А взгляды у неё все такие нескромные, зовущие, что сразу видно – женщина не удовлетворена и любви жаждет. А мадам самый сок! Стройна, грудаста, весела нравом и ямочки замечательные на щеках, которых у его жены нет.

Под вечер, хмельные господа задумали в прятки вокруг усадьбы играть. Игра вроде как детская совсем, но всем весело. А когда в очередной раз прятаться пора пришла, Александра Михайловна Ивану Ивановичу знак сделала, который он сразу понял. Побежал он за ней в беседку, которая чуть поодаль стояла, и где по оговоренные правилам прятаться было запрещено. А жена Мария Михайловна как раз водила и видеть этого не могла.

Там и случился между ними адъюльтерчик. Понимая всё без слов, жадно слились устами, языки как змеи в брачный период переплелись, вибрируя в страстном танце греха.

– Я, – говорит Александра Михайловна, наконец от него отпрянув, – давно на вас глаз положила Иван Иванович! Да и вы ко мне, я вижу неравнодушны! От чего же, вы женаты на моей сестре, а не на мне! Как же несправедлив этот мир!

– И вы мне, Александра Михайловна, до крайности милы! – отвечал он, засовывая ей руку под юбки.

– Ах, Иван Иванович! Не слишком ли вы торопитесь!

– Жизнь коротка, Александра Михайловна! Надо торопиться! Вот, к примеру, друг мой, Парамонов Пётр Сергеевич, всё женится хотел, а на прошлой неделе от холеры помер! Не успел, получается!

Рука Ивана Ивановича, скользя по упругому волосатому лобку боролись со сжатыми бёдрами Александры Михайловны. Дама просто обязана сопротивляться, такому вторжению! Однако, Иван Иванович, как опытный совратитель знал, если побывать пальцами у женщины в пизде, то считай дело почти сделано. Всё остальное твёрдое для введения, она тоже пустит туда погостить.

– Ну что вы делаете, негодник!.. Вы хам и насильник, перестаньте! Тут не подходящее место! Мы так с вами не договаривались!.. – жарко шептала она с придыханием, отрываясь от поцелуев.

– Мы с вами, Александра Михайловна, никак не договаривались!.. – шептал в ответ Иван Иванович и протискивал руку ей в промежность, а другой рукой мял роскошные груди.

Наконец тугие бёдра разошлись и волосатая крепость пала. Пальцы мужчины недолго наслаждались скользкими неровностями её влагалища. Большой палец опытного любовника тер слегка отвердевший от страсти секиль.

– А!.. А! А-а-а! – стонала шепотом баронесса, – Подлец! Подонок! Мерзавец! А-а-а!.. Да! Да!! Ещё, вот так! Ещё!!

Похоже Александра Михайловна уже готова была кончить от его пальцев в своей пизде. Но следующий момент произошло непредвиденное! Совсем рядом раздались шаги и строгий голос её сестры, вмиг обрушил воздушные замки любовников.

– А что это, вы тут делаете?!

Сама говорит, а глаза молнии мечут! Наверняка она подглядывала, куда они побежали, а потом выжидала чтобы поймать с поличным! Иван Иванович только что и успел выдернуть руку из-под юбки, вот только его пальцы остались пахнуть баронессой Александрой. А жена его за руку хвать, и запах этот на влажных ещё перстах учуяла… Тут началось! Слёзы, упрёки, скандал один! Пощёчина ему, пощёчина родной сестре! Всего не перескажешь, да вспоминать даже не хочется. Вечер был испорчен бесповоротно.

Домой, его жена поехала в отдельной, взятой у хозяев усадьбы карете, и ему, дома сказала не появляться. Послав слугу, за необходимыми вещами, он отправился в своё имение в деревне.

А что случилось-то? Ведь ничего между ним и её сестрой ещё не произошло. Да может и вообще не случилось бы, потому что кто-то другой мог им помешать. А если и случилось бы, так только хорошее! Потому как Александра Михайловна в браке несчастна и детей у нее почти что нет, одна дочка, да и та хворая.

Может он хотел ей ещё одного ребёночка ей сделать!.. Обязательно мальчика! Чтобы потом со стороны наблюдать за ним и пока тот подрастает примечать свои черты. Такое с ним уже бывало… Баловать племянника подарками. Счастье людям подарить! Муж то у Александры Михайловны, говорят слаб. Еле-еле жену любит, потому только одну дочку и налюбили. А тут, сыночек, наследник! Да муж Александры Михайловны, по-хорошему, ему за такое сапоги целовать должен и сто золотых империалов подарить! Ну да ладно, чего рассуждать о том, чего не случилось и от чего он теперь без вины виноватый.

А так бы хорошо было Александре Михайловне засадить по-настоящему! Ох уж они покатались бы в сласть на греховных качельках. Туда-сюда, туда-сюда! Лучше бы, конечно, на ложе широком, амурными делами заниматься, и не по одному разу, и чтобы вино и деликатесы всякие были. Но по несчастью, он не прочь был бы Александру Михайловну и в соседней рощице, под берёзками нагнуть, чтобы руками ствол обхватила, и елду свою ей вправить. А потом, шлёп-шлёп, шлёп-шлёп… Ах! Ах! Ах! Красота вокруг! Листва под тугим ветерком шумит, по небу облачка плывут, зверьём чудным прикидываются. Когда время бы подошло, он бы голову к небесам вскинул и вжавшись в Александры Михайловны белую попу, всё богатство припасённое в яичках, ей отдал.

От мечтаний таких, стало ему теперь нестерпимо сладостно! Дрожь предзнаменования конца, сладкими ручейком побежала от паха, ударив мягким обухом по голове. В глазах потемнело и змей его выплюнул свой белёсый яд в Танин рот. Но с непривычки девушка отпрянула и остаток несколькими толчками, прыснул ей на лицо. Это слегка смазало концовку и раздосадовало Ивана Ивановича. Ведь он воображал, что кончает в баронессу Александру!

– Соси до конца, дура! – зло прикрикнул он, – Чего, до конца не сосёшь, выплёвываешь?!

– Простите, барин! – пролепетала девушка, и её залитое малофьёй лицо опять наклонилось к его причиндалу.

– Куда?!. Поздно уже… – пробормотал Иван Иванович и грубо оттолкнул голову девушки от своего хуя, – Пошла вон! Высечь бы тебя розгами!

– Барин, не серчайте пожалуйста! Я не хотела! Я в следующий раз… – на глазах девушки выступили слёзы.

– Пошла вон, я сказал!! – вскричал Иван Иванович, перебивая её, но, когда убегающая от его гнева девушка уже открыла двери в сени, добавил почти спокойным тоном, – Стой! Квасу принеси. И лицо вытри, а то будешь сейчас так по всему дому бегать.

– Слушаюсь, барин! – произнесла испуганная Таня, вытирая лицо рукавом.

– Да, не бойся! – дал от по доброте душевной слабину, – Сечь тебя не прикажу. Вот только как стемнеет, приходи ко мне в опочевальню, а сейчас покушать тоже принеси. Поняла?..

– Поняла! Вы, барин, завтракать изволите?

– Я сказал, просто принеси что-нибудь съесть! Без церемоний, понятно теперь?

– Слушаюсь, барин!

Напившись квасом и скушав пару блинов со щучьей икрой, Иван Иванович решил совершить прогулку по своему хозяйству.

На дворе тихо, все крестьяне, даже дворовые, на полевых работах. Только куры кудахчут, да гуси щиплют траву. Неспеша он пошел к конюшне, посмотреть на пару недавно купленных верховых лошадей. Однако, вдруг услышал подозрительные звуки и перешёл на крадущийся шаг.

Осторожно выглянув из-за угла, он увидел, как сын конюха Прошка, совсем молодой мальчишка, дерёт годящуюся ему в матери повариху Марью. Девок вокруг пруд пруди, а вот поди же ты, мила юнцу толстая задница поварихи!

Хоть и молод Прохор годами, ебёт он ловко, сноровисто, со знанием дела, обхватив руками мясистые женские бёдра. Любо дорого смотреть, как страстно ебёт! Марья стонет с придыханием, бодается с молодым ёбарем попой. Любовь у них получается шикарная, страстная!

– Ах, Проша! Прошенька, давай! Давай!! Ах! Ах! Ах!! Давай, ещё немного!

– Всё! Не могу!.. Не могу больше… Сука, у, у-у! Конча-аю! А-а-а!!

Поджарое тело рыжего Прошки, задергалось в конвульсиях. Иван Иванович, чувствуя лёгкое сметение отвернулся и пошел прочь от своего укрытия.

Через два года, он планировал отдать Прохора в армию. Но теперь почему-то передумал. Отдаст он на государеву службу кого-нибудь другого, пусть на деревне бабам радость будет! Да и лишний приплод не помешает. От нечаянно подсмотренное сцены, хуй у него опять стоял и с этим, надо было что-то делать. Он ведь обещал себе потерпеть до вечера! Значит надо успокоить пыл. Слишком много занятий любовью делают её привычной и безвкусной, а Иван Иванович всегда был гурманом.

Вернувшись в дом, он взял двустволку, патронташ и охотничью сумку. Выйдя на крыльцо, глянул на просёлочную дорогу, упиравшуюся на холме в горизонт. Справа извивалась змейкой и чернела омутами тихая речка, слева стройными рядами сосен стоял зрелый лес. Неспеша следуя по аллее засаженный алыми георгинами, он пошел в поля, проверить как идёт сенокос, а если повезёт подстрелить к ужину зайца. А может, зайдя в тот самый лес, он встретит молодую отбившуюся от подружек, собирающих ягоды, красавицу крестьянку? И губы её будут измазаны в малине и от того ещё слаще?.. Как знать, как знать…