Близкое знакомство. Часть 9

     Хотелось, и это было естественно и объяснимо: желание было сильнее боязни – неизмеримо сильнее; боязнь была умозрительна, и если б Артёма спросить сейчас, чего он боится, он бы ответил, что сам не знает, чего он боится, и это было бы истинной правдой, поскольку в основе его боязни не было ничего личного – ни предыдущего опыта, ни предыдущего знания; а желание полыхало в теле огнем – оно было конкретно, весомо и зримо, оно ощущалось всем телом, и, прежде всего, ощущалось т а м… оно было сфокусировано, сконцентрировано там, откуда Марат извлёк палец, – запрокинув разведённые ноги – подставив очко, Артём с нетерпением ждал… но – всё оказалось совсем не так просто, как представлялось это Артёму, когда он, толкаемый возбуждением, первым проговорил нетерпеливое “давай”, имея в виду анальный секс… всё оказалось не так гладко – не так легко.

     

     Конечно, природа мудра, и потому она предусмотрительно распорядилась так, чтобы мышцы ануса были растяжимыми, способными пропускать в случае надобности напряженные члены самых разных калибров, и смазка, несомненно, была призвана облегчать этот акт… всё было так, но когда Марат, приставив обнаженную головку к туго стиснутым мышцам входа, надавил, пытаясь проникнуть членом Артёму в зад.

     Артём ощутил мгновенно полыхнувшую в промежности боль, и эта боль была уже не умозрительно предполагаемой, а совершенно ощутимой, как ощутимо было до этого удовольствие, – Артём, округлив глаза, дёрнулся из-под Марата, судорожно рванулся, так что головка Маратова члена, лишь наполовину успевшая войти в очко, в тот же миг оказалась отторгнутой, с силой выдавленной обратно… что, впрочем, третьекурсника Марата нисколько не обескуражило.

     

     – Я не смогу… ничего не получится… – панически выдохнул Артём, одновременно с этим пытаясь опустить запрокинутые ноги, чтобы тем самым закрыть для Марата доступ к входному отверстию. – Не могу я…

     

     – Можешь! И сможешь! Всё, блин, получится, – уверенно отозвался Марат, удерживая ноги Артёма в прежнем положении. – Лежи… всем поначалу бывает больно, но – от боли этой еще никто не умер… наоборот… всё у нас получится… лежи…

     

     Марат, говоря это, потянулся за тюбиком с вазелином… и действительно – всё получилось! Марат ещё дважды вставлял Артёму в очко указательный палец – терпеливо разминал вход, и когда с пятой попытки Артём, сцепив зубы, напрягся, но не дёрнулся, всё получилось: головка Маратова члена плавно вскользнула в отверстие зада, и вслед за головкой так же плавно заскользил, углубляясь, сам ствол,

     – Марат, затаив дыхание, глядя на напряженно застывшее, чуть искаженное гримасой лицо Артёма, медленно вдавил член полностью, до самого основания, ощущая сказочный, ни с чем не сравнимый кайф… всё, главное было сделано – болевой порог у Артёма был пройден, преодолён! Вдавившись лобком в промежность Артёма – чувствуя членом опаляющий жар Артёмова тела, Марат на какое-то время замер, давая возможность Артёму привыкнуть, приноровится к боли… на лбу Артёма проступила испарина, – было, конечно же, больно… ещё бы, – член у Марата был немаленький, и он, этот член, был весь у Артёма внутри!

     

     – Блин, зачем согласился я… давай… еби! – выдохнул Артём, кусая губы. – Или нет, бля… вытаскивай! Я не могу… не могу я больше! Вытаскивай…

     

     – Тихо, Артёмчик, тихо…

     

     – Я не могу… еби! – последнее слово Артём выдохнул с отчаянием в голосе, не столько сознавая, сколько чувствуя, что Марат свой член из него теперь всё равно не вытащит – пока он в него, а Артёма, не кончит. – Еби…

     

     Марат, нависая над Артёмом, медленно, с наслаждением заколыхал, задвигал задом… Боль была горячая и вместе с тем тупо раздирающая – наждачная, – кусая губы, Артём содрогался в такт Маратовым толчкам, думая о том, что никогда он больше… никогда и ни за что не подставит он свой зад ещё.

     – Артёму казалось, что это не член, а огромный раскалённый поршень скользит в его теле, в то время как Марат, ритмично двигая задом, был на седьмом небе… сладострастно сопя, изнемогая от наслаждения, в полумраке комнаты студенческого общежития парень трахал парня – студент-третьекурсник шпилил в зад семнадцатилетнего первокурсника, и было отчетливо слышно, как под тяжестью двух ритмично содрогавшихся тел ритмично скрипят пружины матраса: вжик, вжик… пружины скрипели – словно шептали “вжик-вжик, и опять – мужик… ”

     

     Вжик, вжик… несколько минут обжигающей, толчками распирающей боли слились для Артёма в один сгусток скользящего огня, и потому Артём не сразу понял, почему Марат, содрогнувшись всем телом, неожиданно замер, глядя на него, на Артёма, невидящим, внутрь себя обращенным взглядом… но – уже в следующее мгновение Артём почувствовал, как у замершего, неподвижно застывшего Марата член сам собой конвульсивно вздрагивает, дёргается… “кончил… он в меня кончил… всё… сейчас он вытащит… ” – мелькнула у Артёма мысль-догадка.

     

     – Писец… – прошептал Марат, с силой вжимаясь в промежность Артёма освобождённым, пусто звенящим лобком. – Артёмчик… это – писец!

     

     – Вынимай… вытаскивай! – нетерпеливо шевельнулся Артём, желая лишь одного – быстрейшего освобождения.

     

     Марат, колыхнув задом, рывком извлёк из ануса член – и боль, распиравшая Артёма изнутри, в тот же миг скукожилась, испарилась, исчезла, как если бы её не было вовсе, – Артём, опуская ноги, почувствовал кайф офигенного облегчения; от траха осталось лишь ощущение влажности внутри – там, в глубине, за мышцами вновь сомкнувшегося ануса… “вжик-вжик, и опять – мужик”, как сказал Марат… ну, а что, блин… разве не так?

     

     – Нормально? – Марат, глядя на Артёма, улыбнулся; глаза у Марата искристо сияли, и взгляд был… странный был взгляд: так, как смотрел Марат, смотрят влюбленные – на возлюбленных.

     

     – Чего, блин, нормального? – отозвался Артём, но в его голосе не прозвучало ни возмущения, ни досады, ни недовольства. – Чуть задницу не порвал…

     

     – Ну, не порвал же! – Марат, засмеявшись, встал с кровати. – Лежи, я сейчас…

     

     Марат отошел к столу, и Артём, проследив за Маратом взглядом, увидел, как Марат взял со стола салфетку, как, наклонив голову, стал вытирать салфеткой член, – Марат стоял к Артёму вполоборота, голый, стройный, и… сейчас он, Артём, точно так же – этого парня… точно так же – в зад… а ведь еще час назад он не мог даже предположить, что он будет не просто об этом думать, а он будет этого хотеть!

     Рука Артёма сама собой потянулась к чуть обмякшему, потерявшему твёрдость члену – и, едва член оказался в ладони, как в тело тут же стала стремительно возвращаться сладостная истома нереализованного желания, оттесненного, но не вытесненного чувством предыдущей боли… странное состояние было у Артёма! Он лежал на кровати голый, ему было семнадцать лет, он был новоявленным студентом, был студентом-первокурсником, и его только что этот стройный парень, вытирающий член, натянул в зад – сделал педиком, а в душе у него, у Артёма, не было ни смятения, ни отчаяния, ни растерянности, ни стыда… наоборот, в его трахнутом теле вновь разгорался огонь сладострастия!

     Он дал Марату – подставил Марату зад, и теперь Марат… теперь этот парень даст ему – точно так же ляжет на спину, разведёт, раздвинет свои ноги, поднимет их вверх, и Артём… “педик” – мелькнула у Артёма короткая мысль, но теперь эта мысль его, Артёма, ничуть не смутила, ни капли не испугала, как будто то, что слово это означало, было одно, а то, что сейчас в этой комнате происходило, было совсем другое… странное у него, у Артёма, было состояние: ему нужно было б сейчас испытывать стыд, или смятение, или отчаяние, или ещё что-нибудь из этой же области, а он… он, глядя на Марата, испытывал совершенно внятное, конкретное, вполне осознаваемое желание, – болью прерванное, но никуда не девшееся, не исчезнувшее желание полыхало в теле Артёма с новой силой!”Педик”, “не педик” – это были слова, всего лишь слова, и эти слова над нам, над Артёмом, сейчас не имели никакой власти…

     

     На полу у стола осталось лежать несколько скомканных салфеток, – Марат вновь подошел к кровати, и Артём обратил внимание, что член у Марата хотя и опал, но не съёжился, не скукожился, а открытой головкой крупно, весомо и тяжело свисал вниз, напоминая большую сосиску… у него, у Артёма, член бывал точно таким же – после затяжных, то и дело прерываемых, сладостно изнуряющих рукоделий у монитора компа.

     

     – У меня стоит, – проговорил Артём, сжимая в кулаке свой напряженный, вновь отвердевший, налившийся соком желания член.

     

     – Ну, естественно! Ты же не кончил… – засмеялся Марат, опускаясь на край кровати; рука Марата протянулась к Артёмову члену, и Артём, тут же разжав свою ладонь, убрал с напряженно торчащего члена руку свою, уступая место руке Марата… и снова Артём не почувствовал ни стыда, ни какого-либо смущения – как если бы всё это делалось уже в сотый раз или просто было б самым обыденным делом! – Классный писюнчик, – проговорил Марат, ещё сильнее смещая, сдвигая вниз по стволу крайнюю плоть. – Я, как увидел тебя, сразу подумал… – наклонившись, Марат провёл круговым движением языка по головке члена, и Артём от этого влажного, жаром опалившего касания непроизвольно дёрнулся, изнемогая от сладости… сладость снова была везде: в самом члене, в промежности, в снова стиснутых, но теперь скользко-влажных от вазелина мышцах ануса.