Цикл: “Жизнь продолжается…” Бабушка Пелагея

Бабушка Пелагея – это человек-история нашей семьи, безусловная легенда. Ей сегодня девяносто шесть лет и она ещё держится очень бодро и ведёт активный образ жизни. Все её в семье любят, уважают. Это единственный человек, которому покоряются Алиса и Лариса. Только она способна их усмирить в минуты гнева. У меня это получается не всегда.

Ещё год назад бабушка Пелагея жила в городе Рязани, так как корни Егоровых уходят в Рязань, а оттуда в Рязанскую область. Почти год назад мы привезли её сюда к нам. Тяжело ей было покидать родные места, но чувства и желания быть рядом с родными в последние годы жизни взяли верх.

Три года назад мы после росписи с Алисой, втроём ездили на поезде в этот красивый, легендарный город, навестить бабушку Пелагею. Рязань несколько меньше Казани. Это ощутили сразу же на железнодорожном вокзале Рязани. Но климат, время и даже поведение людей было таким же как и в Казани. Но некая разница ощущалась. Во-первых было меньше машин и наши уши после Казани как-то сразу ощутили меньший уровень шума. Внешне город отдалённо напоминал Казань.

Такие же улицы, дома, госучреждения. Меня несколько заставил поностальгировать общественный транспорт Рязани. Он состоял в основном из троллейбусов серии "В", автобусов "Лиаз", которые выпускались в двухтысячные годы; "Икарус", тот самый "гармошкой". Так же летали по улицам микроавтобусы маршрутки, в основном они были частными и поэтому мне не внушали доверия.

Мы обирались до бабушки Пелагеи на такси. Такси было несколько дешевле, чем в Казани. Доехали мы быстро. Пробок не было совсем, но мы прибыли туда почти в полдень. Возможно это и являлось отсутствием машин на дорогах Рязани.

Бабушка Пелагея жила в Октябрьском районе города, на улице Полиграфистов.

Перед самой встречей с бабушкой Пелагеей у меня началось волнение внутри. Двор был простой и провинциальный, дороги побитые в ямах, и не ощущалось, что рядом довольно большой город, который можно смело сравнить с Набережными Челнами.

Мы прошагали к третьему подъезду, по моим подсчётам. Позвонили в домофон, но потом я заметил, что дверь поддета и приоткрыта, и дёрнул за ручку. Дверь послушно с лёгким скрипом открылась и Алиса сбросила вызов в домофоне. Лариса пинком скинула кусок кирпича, который не давал закрыться двери полноценно. Дверь за нами со скрипом закрылась и было слышно, как она загудела. Гул был очень сильный и мы с Алисой вернулись обратно и поставили на место кусок кирпича.

Мы поднялись на третий этаж, где дверь уже приоткрыто держала седая аккуратная, но крупная женщина.

— Наконец-то, мои любимые. – низковатым голосом сказала она.

Алиса и Лариса побежали вперёд меня и вытащив бабушку на лестничную площадку стали её обнимать и без конца чмокать в щёки. Я увидел слёзы на щеках близняшек. Бабушка Пелагея была чуть ниже ростом чем Алиса и Лариса. Была она одета в красную широкую юбку из плотной ткани, и старинную рубашку нежного кремового цвета. Алиса и Лариса прижимаясь к бабушке плакали. Они так её обе обняли, что их голубые юбки с подъюбниками укутали бабушку.

— Дорогие мои, красавицы. По чаще нужно приезжать.

— Не получается – плаксиво утирая слёзы попыталась объясниться Лариса.

— Ну всё-всё, вы уже взрослые женщины, а значит и плакать не надо. Проходим в дом.

Я стоял и смотрел на них. Бабушка Пелагея была очень похожа на Алису и Ларису, глаза такого же цвета и выразительные, волосы, не смотря на возраст, густые и длинные, покрыты сединой, которая, кстати, ей было к лицу. Форма головы, несколько низкий тембр голоса, пальцы рук, фигура.

— Ну давайте, знакомьте меня с Вашим молодым мужем – улыбнулась она и поставила руки на пояс юбки, совсем как близнецы порой.

— Бабушка, это Афанасий – хмыкнув произнесла Алиса, – он младше нас, ты знаешь. Но он очень хороший человек.

Бабушка Пелагея посмотрела на меня, потрогала меня за плечи и потрепала по лицу. Я под впечатлением всё стоял и держал в руках бутылку вина и белые хризантемы, которые должен был ей вручить сразу, как тормоз. После меня осенило и я вручил ей цветы. Бабушке Пелагея взяла цветы и крепко обняла меня, я обнял её за талию. После она поцеловала меня три раза в щёки по очереди.

— Наш человек – сказала она, – Так всё в дом, в дом, в дом!

Мы шагнули в прихожую её квартирки. В квартире стоял лёгкий запах старины. Квартира была небольшая, в две комнаты. Требовался косметический ремонт. Алиса и Лариса сняли балетки, убрали в обувной шкаф, я тоже снял летние ботинки.

Мы прошли. Квартира была двухкомнатная, небольшая. Скромная гостиница и спальная комната. Кухня, совсем небольшая, но уютная для одного человека. Санузел раздельный. Типичная хрущёвка.

— Мойте ручки, сейчас по обедаем, побеседуем.

Мы прошли в ванную комнату и стали умывать руки по очереди. Тем временем бабушка готовила на стол.

Бабушке было тогда восемьдесят девять лет, но она выглядела младше и была шустрая и активная. Не было такого, что она ныла, ленилась, она даже учувствовала в марафонах в городе Рязань. Вообще любила спорт, следила за ним, правда курила, так же как и Алиса и Лариса.

Мы расселись тесно за столом на кухне. Бабушка Пелагея светилась от счастья. Лариса помогла ей расставить тарелки с супом. Бабушка Пелагея открыла вино а я коньяк.

На правах мужчины я разлил всем вина, а себе рюмку коньяка.

— Так я скажу, девчата – подняла бокал бабушка, – много лет тому назад я была очень счастлива впервые, родились Вы, такие две красавицы. И я счастлива, что наконец вижу около Вас мужчину, пусть даже общего на двоих, Вы всегда всё делили вдвоём. Вы у меня молодцы, что держитесь вместе, иначе поодиночке Вас бы сломали уже давно. За Вас мои любимые.

Бабушка одним глотком осушила бокал. Девочки выпили скромно, я тоже опрокинул рюмку коньяка. Коньяк был неплохим и очень мягко не прожигая гланды прошёл в горло, оставив приятное травяное послевкусие.

— Ну а теперь, Афанасий, расскажи о себе.

Я рассказал свою историю с самого начала. Все ели и слушали. Бабушка улыбалась. Бабушка Пелагея рассматривала меня с интересом, иногда подшучивала и задавала вопросы. Не смотря на свой преклонный и весьма почётный возраст, она держалась молодцом. В глазах даже горела страсть и игра. Она любила жизнь и не поддавалась никаким старческим нюансам.

— Мне вот только интересно, девочки, как Вы втроём спите? – вдруг задала она вопрос. Лариса и Алиса поменялись в лице и покраснели.

— Бабушка – полутоном сказала Алиса.

— Нет, Вы меня знаете, мне интим всегда интересен был, есть и будет, даже в таком возрасте! Вы же помните, как я вас обеих учила к сексу и другим прелестям постели. А вы до последнего хранили целомудрие.

— Ну, бабушка! – возмутилась Лариса.

— Цыц! Говорите.

— Ну по очереди – совсем побагровев сказала Алиса.

— И всё?!

— Это бывает несколько часов – добавила краснея Лариса.

— И что, он всё это время держится в строю у вас?! – удивилась бабушка Пелагея и посмотрела на меня игриво. Теперь я начал краснеть.

— Он может несколько раз.

— Шикарный любовник.

— Бабушка, он нам муж, а не любовник – возмутилась Лариса.

— У меня таких не было, все какие-то скоро-стрелы попадались. Но я успевала получить оргазм и за пять минут. Правда было однажды, я заставила парня лобзать меня три часа, это было в конце шестидесятых. Пришлось правда ножечек подставить ему к щеке…

Тут я вспомнил случай в автомобиле с Алисой и меня пробрала дрожь. Я представил, как Алиса приставила нож мне к лицу, я даже ощутил ледяное лезвие снова. Я посмотрел на Алису, которая смотрела на меня.

Бабушке Пелагея достала из кармана широченной юбки самые настоящие папиросы. Поставила на стол пепельницу. Разлила вино, а мне ещё одну рюмку, теперь уже третью коньяка. Я не стал возражать, хотя уже ощущал, что меня даже сидя волнует.

— Давайте, за эту гениальную идею Бога с половым размножением. Я всегда обожала секс, эротику, да и сейчас любвеобильная. С радостью отведала бы снова мужчину, но все старики стали, а к молодому парню приставать, как-то неприлично в моём возрасте. Давайте за страсть! Что бы у вас её было много и до глубокой-глубокой старости.

Бабушка двумя-тремя большими глотками опустошила бокал. Я опрокинул рюмку коньяка. Теперь я понял – от четвёртой рюмки нужно отказываться любой ценой.

Бабушка Пелагея изящно изогнувшись открыла форточку с лёгким скрипом. Чиркнула зажигалкой и сделала два больших затяга. Выпустила густой дым.

— Покурим или бросили? – спросила она у близняшек.

Алиса достала из сумочки пачку сигарет. Они вытащили по сигарете из пачки и тоже чиркнув своими зажигалками из пятёрочки затянулись.

— Такой кайф – выдохнула Алиса густой дым, – всё родное. Даже скрип форточки тот же самый.

— А то ж! – улыбнулась бабушка Пелагея.

— А как Вера Алексеевна? – спросила Лариса производя очередной затяг.

— М! – затягиваясь заспешила рассказать бабушка Пелагея, – На днях видела её, ничего так. Работает, шестьдесят ей уже, всё историю и обществознание преподаёт. Вы сходите к ней завтра. Она постоянно о Вас спрашивает, скучает. Вы ведь у неё самые первые были в классе, всех держали в остро, поэтому она вас любит как мать.

— Сходим завтра, Лор? – спросила Алиса стряхивая пепел в пепельницу.

— Обязательно.

— Вот ту мы и выросли, Афоня – сказал Алиса приобняв меня, – родной город, дворик. Тихо. Жаль мама и папа не живы.

Бабушка Пелагея большим пальцем вдруг ковырнула правый глаз и злостно потушив папиросу в пепельницу разлила снова вино по бокалам. Потом отставила их и поставила рюмки, налила всем коньяка. Встала.

— Помянем, девочки-мальчики – в голосе её была горечь, – дочь мою, вашу маму, отца вашего.

Она молча опрокинула коньяк и даже не сморщилась, не закусила не чем, налила ещё одну рюмку и снова выпила. После села и схватилась за голову.

— На кладбище давно была? – спросила Лариса.

Бабушка помотала головой.

— Два года не хожу, не могу. Уже столько лет прошло, а всё не могу поверить.

Бабушка Пелагея снова закурила.

Родители Алисы и Ларисы, как я уже писал раньше, погибли в автомобильной аварии. Тогда Алисе и Ларисе было по три года. Бабушка Пелагея тогда ещё работала. В тот день Алиса и Лариса были в детском саду. Бабушка водила их, пока родители поехали на отдых в Соль-Илецк. По дороге домой на них со встречной полосы вылетел КамАЗ, из-за лопнувшего колеса. Водитель на приличной скорости просто срезал крышу машины. Родители близнецов, возможно, даже не поняли что произошло, так как смерть по словам врачей была мгновенная.

— А я ещё Лену не хотела рожать, дурой была молодой. Загуляла и залетела, даже не знаю от кого.

Лена – это мама Алисы и Ларисы.

— Расскажи нам о родителях, бабушка – сказала Лариса.

— Что опять?! – удивилась бабушка, – Ну слушайте. Познакомились они в училищах, ещё студентами. Мама ваша ходила на танцы, я её всегда отпускала, не пропадать же молодости. Ну в один из вечеров она пришла домой с Ванькой, вашим отцом. А он такой был небольшой, чем-то, кстати, Афоня напомнил мне его. А мама ваша породистая, крупная, мощная, как я, как вы, мои девочки. Ну я им не стал мешать, специально напросилась к знакомой и ушла. Подумала, пусть насладятся друг другом. А Ванька такой ещё был, скромный-скромный. Лена пристаёт к нему, целует, а он краснеет, так смешно было мне. Ну я и ушла скорее. Утром пришла бардак, одежда по всей квартире, ну думаю, случилось. Иван уже ушёл к моему возвращению, а Лена лежала в своей кровати голая совсем. Потом за чашкой чая я выяснила, что она заставила его силой. В прочем как и я. Я тоже частенько парней подвергала сексу насильно.

— Я Афанасия изнасиловала – сказала вдруг Алиса уже немного пьянея, – в лесу у нас на Лебяжье, в машине.

— Ммм! Значит это у нас в крови, насиловать небольших хрупких парней – улыбнулась бабушка.

— Да, уж, вы это любите – сказал я наконец.

— Но тебе же нравится, любимый – погладила меня по подбородку Лариса. Я поцеловал её в губы в ответ, а затем Алису. Голова моя кружилась.

— А ещё я люблю вашу это женственность, волосы, ваши широченные роскошные юбки – сказал я и взял юбки у Алисы и Ларисы и накрыл свои ноги. Я опьянел и теперь держался свободнее.

— Ооо, юбки это тоже отличительная черта нашей династии – сказала бабушка Пелагея, – это хорошо, что ты не сопротивляешься девочкам. Именно такого я им мужа и желала. Я смолоду тоже носила только и только юбки, однажды попробовала в магазине одеть штаны, и тут же швырнула их обратно на витрину. Такая отвратная картина мне показалась в зеркале, это были семидесятые. В итоге купила красную юбку, до сих пор висит у меня в шкафу.

— Это та в которой ты однажды пришла на праздник в школе? – спросила Алиса.

— Именно!

— Покажешь её снова.

— Позже, девочка моя. Понимаю ностальгия у Вас сегодня. Ладно, давайте в зал, приберёмся и в зал. Афоне покажем редкие, малочисленные фотографии.

Мы встали из-за стола. Я сразу качнулся коньяк уже ощущался во всю. Я качался, но держался на ногах. Я прошёл в небольшой зал и сел на кресло. Кресло было не маленьким. Девочки убирали стол на кухне и очень скоро пришли ко мне в зал. Бабушка Пелагея достала тонкий фотоальбом с антресолей. Судя по расположению альбома, под рукой, пересматривала она его часто.

Бабушка Пелагея изящно прошла к нам и села на кровать между близняшками. Я встал и подошёл к ним. Мне сразу уступили место между бабушкой Пелагеей и Алисой. Они отсели немного друг от друга и прибрали юбки, я сел. Были приятно сидеть с ними плотно вот так. От бабушки Пелагеи пахло чем-то ностальгическим. Лёгкий парфюм, напоминающий отдалённо какие-то цветы, не приторный, и не горький, который сразу врезался в гортань.

Бабушка Пелагея открыла фотоальбом. Фотографий было мало, всего около двадцати штук. Более тонкого фотоальбома я не видел. Но я вдруг вспомнил, что у нас с мамой его вовсе нет. Пару фотографий и всё.

— Вот, моя первая фотография, смотри, Афоня, какая я тут революционерка! – усмехнулась бабушка.

На фотографии, не особенно чёткой, несколько пожелтевшей и подорванной с правого нижнего края, стояла совсем юная девушка в платье ниже колен с длинной очень толстой косой. На голове пилотка. Стояла она на фоне портрета В. И. Ленина.

— Господи, это после войны. 1946 год. Мне тут 20 лет. Я ещё тут примерная комсомолка, но не спортсменка, никогда не любила спорт, хотя плаваю я очень хорошо, и сейчас в бассейн хожу. Но после в 1951 году я побывала в Москве, направили после техникума, и потерялась там. Попала в компанию очень хорошего парня. Он был моложе меня. Звали его Мишей. Ему было около девятнадцати лет.

Бабушка перевернула альбом. И я увидел несколько фотографий (штук пять-семь) на которых изображены стиляги. Самые настоящие стиляги. Те самые, которых в Москве разгоняли дружинники, милиция, рейды.

— О, вот тут занятно будет! – с теплотой улыбнулась бабушка Пелагея, – Вот это было время! Этот Михаил, моя первая любовь, хоть был и младше меня значительно. Но он ввёл меня в мир прекрасного, в эти рабочие серые комсомольские будни. Мне так не хватало встряски, яркостей, праздника. И он меня познакомил с такой культурой как "стиляги". Тогда это среди нас ни как не называлось. Мы просто весело проводили время. Днём я работала, пахала на производстве, была примером и висела на доске почёта, а в выходные дни я гуляла в цветастых широких, пышных юбках и слушала джаз, рок-н-ролл. Самое смешное, что я ни азу ни где не наткнулась на дружинника или милиционера, которые разгоняли нас. Я тратила свои свободные деньги на ткани, сама себе сшила блузки, юбки, девочки подгоняли что-то… Это было прям сумасшествие, наваждение, какое-то необъяснимое.

На фотографиях, черно-белых и одной цветной, были разные девушки, парни ярко одетые, не типично для партийного человека того времени. Но почти на каждой узнавалась бабушка Пелагея. В разных юбках, чаще самодельных, она то танцевала на танцполе, то просто стояла говорила с кем-то, обнималась с Михаилом. На цветной фотографии были изображены около десяти человек.

— Это наша компания. У всех были имена подстать американским. Меня величали Пэнни, Михаила – Майк. Ещё были, Энн, Карл, Джой, Дит, Элис, Кэт. Всех не вспомнить сразу. Карл помню доставал такие крутые вещи, чувак был просто заводной, все говорили, что он на электричестве, он везде успевал, доставал всё. Благодаря ему мы узнали, что такое нейлоновые колготки, презервативы, читали Кома сутру, он записывал пластинки на рентгеновских снимках. Самый бы такой. Но когда ко мне пристал, я ему вышибла глаз. Даже в больнице лечился, но меня не выгнали из компании за это. А Карл извинился и подарил мне три пары колготок, бесплатно. Моё сердце принадлежало Мише тогда. Именно с ним у нас в один из пятничных вечеров и случился долгий, мой первый и яркий секс.

Бабушка Пелагея застенчиво улыбнулась. Близняшки наверное слышали это историю многократно, но слушали бабушку с интересом.

— Самое интересное, что я просто веселилась, не несла какую-то с собой идею, пропаганду, и не попалась ни разу и не где. Днём я нормально, как все работала, а в выходные если было желание проводила время с Мишей в стильных одеждах.

Бабушка Пелагея перевернула страницу альбом.

— Ну вот прошли те года. Вдоволь насытившись молодым Михаилом, познав все тонкости секса и высосав из него молодые годы я поняла, что он мне надоел. Я ему сказал об этом, он воспринял это резко в итоге мы подрались и я его разбила сильно тогда. Девушка я была боевая, сильная, крупная. Когда с этой шайкой веселилась я всегда разнимала даже парней, которые начинали конфликтовать. При мне ни кто не дрался, не выяснял отношения. Был случай мою знакомую пытался изнасиловать парень прямо на танцполе, в итоге я и другие парни заступились и я надавала ему по голове хорошо. Бывало у нас всякое…

Бабушка Пелагея разгладила три фотографии на странице альбома, которую открыла.

— Это уже после дурачества. Стиляги сами канули в лету, с наступлением оттепели в нашей стране и с приходом Хрущёва. Я переехала сюда в Рязань, получила однокомнатную квартиру. Мне уже было тридцать четыре года. Самый мой сочный возраст. Я работала, но замуж не хотела, но тех мужчин и даже молодых парней, на много моложе меня, соблазняла и насыщалась ими как хотела и сколько хотела. Выбирала я холостых. По старше меня никогда не интересовали. К сорока годам я вообще озверела, мне нужны были только молодые, я высасывала из них всю красоту и молодость. Как ведьма. Сама становилась краше. Ну вот однажды я заигралась с одним студентом и неожиданно залетела от него. Подумала и решила оставить ребёнка. Его прогнала. Наигралась получила уже своё. На счастье родила дочь – Леночку мою. Тогда уже ни кто особенно не осуждал матерей-одиночек. Родила легко и быстро, выносила её без труда. Растила её в любви и достатке, но не баловала лишне. Выросла красавица, крупная, сильная, в меня вся и внешне тоже.

Бабушка Пелагея всплакнула.

— Жаль не дожила до сегодня. Я так была рада, что её не поглотила эта страсть, которая во мне засела. Я ведь не могла порой насытиться в сексе и даже порой травмировала партнёра. А она выбрала только одного и хранила для него целомудрие. Как они с Иваном любили друг друга. Я специально уходила и не мешала им совокупляться. Порода у нас такая – все обожаем секс.

— Ой, это точно – сказала Алиса, – Как мы с Афоней даём втроём жару.

Алиса поласкала меня и поцеловала крепко в губы, на мгновенье наполнив мой рот своим языком.

На фотографиях альбома была бабушка Пелагея в сорок лет. Одна фотография на первомайской демонстрации, другая домашняя, цветная. Третья фотография с младенцем на руках – Леной, мамой Ларисы и Алисы.

Бабушка Пелагея перевернула фотоальбом на последнюю страницу, тут было ещё три фотографии. Я сразу узнал Алису и Ларису по глазам. Девяностые. Они обе сидят за одной партой в школьной форме.

— А тут уже мои девочки в седьмом или восьмом классах.

— Восьмом. У нас в седьмом другие фартуки были – сказала Лариса указывая пальцем на фотографию.

Ещё одно фото начала двухтысячных. Снова Алиса и Лариса. Молодые студентки. В красных атласных юбках расклёшенных и белых майках.

— Ой дурацкая фотография – опустила голову в ладонь Алиса.

— Почему?! – спросила бабушка Пелагея, – Такие красавицы, прям кровь с молоком. Да ведь Афоня?

Я взял фотографию в руки и вгляделся. Мне нравилась фотография.

— Мне нравиться, очень красиво, женственно, нежная такая фотография.

— Ну вот. Жаль, только Ларису в студенческие годы изнасиловали. Не донесла она до тебя целомудрие. Он знает это?

— Да, а что скрывать? – сказала Лариса спокойно, – Я бы им дала тумаков, если бы они меня по голове не огрели тогда. Очнулась уже в сперме, вся использованная. Поплакала, конечно, но потом встала и поклялась что найду их и отомщу.

В глазах Ларисы проснулась злоба.

— И ведь отомстила, Афоня, отомстила! Один к ней подошёл и признался, что тогда их было двое. Лучше бы он этого не делал – усмехнулась бабушка Пелагея.

— Я тогда его кулаком по голове огрела и потащила в дом. Приковала к батарее – начала рассказывать Лариса, – до прихода Алисы думала навешаю на него висячих дел через знакомых следователей, не успела Алиса пришла. Пришлось рассказать. А она его стала пинать. Ты бы видел его глаза. Он рыдал, просил пощады, но я мстительная. Я не умею прощать. Возможно он был отцом Веры, моей жемчужинки, но, сука!

Лариса пьяная ударила по столику так что тот весь скрипнул громко и достала дрожащими руками сигарету и нервно закурила огромными затягами. Было видно, что злоба в ней ещё осталась. Я даже напугался тогда.

— В итоге навесили на него всякого… Врагу не пожелаешь. Все сексуальные преступления, в плоть до изнасилованных малолеток. В тюрьме его ждали…

Лариса выкурила сигарету и потушила злобно его.

— Всё успокойся, дочка – погладила её по голове бабушка, – За то у тебя дочь. Афанасий любит её как родную.

— И в ней тоже Ваша, и только Ваша порода. – сказал я.

Бабушка Пелагея прижала меня к себе и поцеловала в лоб.

— Да в Верочке нет ничего от других. Только наше. И характер, и рост, и сила.

— И любовь к юбкам – улыбнулась Алиса, расправляя свою юбку. Лариса улыбнулась.

Мы ещё выпили коньяка. Я не стал отказываться, хоть и было лишним уже.

Мы хорошо провели время. Посмотрели Рязанский Кремль. Город. Попытались уговорить бабушку переехать к нам в Казань. Но она отмахнулась, сказав, что тут у неё ещё есть дела.