Дарена Дубравна. Часть 5

Долго ли, коротко ли шла Дарена Дубравна по краю бесовскому, а только чувствует, что богатыря да коня на себе всё тяжелее ей нести. Видать, семя, что добрый молодец в неё наспускал, действовать прекращает и силушка небывалая теперче убывает. Коня верного богатырша наземь опустила, бесчувственного витязя на него водрузила, и дальше пошла налегке.

Длинноногая девица скоро шагает, хромая бесовка едва поспевает. Наконец без сил повалилась и к богатырше слёзно взмолилась:

— Ой, ты, Дарена Дубравна, богатырша славна, за тобой поспевать совсем я умаялась, от увечья пока не вполне оправилась. Ты уж милосердие к несчастной прояви, на конягу меня, горемычную, посади.

А Дарена ей и отвечает:

— В увечье всё твоя вина, расплачивайся же сполна. А Сивушка тоже на углях пострадал, не под силу ему двоих везти, попроси собрата своего тебя дальше нести.

От слов таких нечистый приуныл, едва лишь вспомнил бедра на плечах как хребет заныл. Дарена смущение его замечает, и такими словами беса стращает:

— Что же ты опять замялся, силушкой ведь похвалялся. Мой приказ тебе простой: одну из нас ты понесешь, выбирай кого возьмёшь. Коль с бесовкой избегаешь встречи, сяду я́ тебе на плечи.

В отчаянии бес на колени упал и жалобным голосом запричитал:

— Госпожа всесильная, меня ты не губи, приказ невыполнимый на сей раз отмени. Сперва, когда на плечи я тебя поднял, хребет мой несчастный чуть долго жить не приказал. Затем, когда вместе наземь повалились, ты ж на меня всем весом приземлилась, хрустнули косточки все до одной, чудо вообще, что остался живой. А уж когда такая лошадь сиганула со скалы, да своей огромной жопой раздавила до земли…

— На беса Дарена грозно глянула, голосом суровым словно громом грянула:

Может, ты хотел сказать, что красна девица поймать её просила, а когда тебе силёнок не хватило удержать, то своею круглой попой немного придавила?

— Так я и говорю: юную красавицу чуть-чуть не удержал и попку её дивную себе на грудь принял. Просто рёбра хрупкими что-то оказались, видимо, неправильно как-то я питаюсь. Чтобы мир сей не покинуть, потратил я всю свою силу. И то не целиком пока косточки срастил, не до конца ещё себя восстановил. Но речь сейчас не обо мне, подумай о своём труде – сколько ты меня терпела, чтоб вот так сгубить без дела?

Призадумалась Дарёна: “Не для того я их спасала, непутёвых выручала, чтобы без дела так обоих погубить, видимо, придётся, на сей раз пощадить”.

— Так и быть, от этого приказа тебя освобождаю, но строго-настрого предупреждаю, чтоб супротив меня речи хитрые не плёл, коварных игр с богатыршей не вёл. И ещё хоть раз лошадью назовёшь, сам конём станешь и меня повезёшь.

Поняв, что хворых бесов дальше бесполезно гнать, велела им Дарёна костёр разжигать – всё же день к закату клонится, а неведомо какие твари здесь водятся. Пока бесовка хромая костёр разводила, Дарёна руками трёх щук изловила. Бес на удивление умело их пожарил, будто бы всю жизнь свою только кашеварил. Богатырша давно так вкусно не ела и на сытый живот нравом подобрела. Бесы тихо напротив сидят, и хоть от пламени костра глаза пугающе горят, слова молвить оба не смеют, пред богатырской силушкой явно робеют.

Душою Дарёна не привыкла кривить, поэтому решила всё обговорить:

— Слушайте меня, да не ослушайтесь. Бесов я всем сердцем не люблю, за обиды людям любого погублю. Вас же я пока пощажу, но на ваши дела ещё погляжу. Коль наперекор своей зловредной природе пойдёте и добрыми поступками любовь людскую найдёте, тогда даю слово – не от моего меча умрёте. Ну а коль решите хитрить или злобе своей уступить и народу честному начнёте вновь вредить, тогда кару жестокую готовьтесь получить. Словом, запомните правду простую: доброе сердце всегда пощажу, а злое – без пощады на меч насажу.

Бесы каждому слову внимают, одновременно оба согласно кивают. Когда богатырша договорила, бесовка первая пред ней первая голову склонила.

— Дарёна Дубравна, душою ты славна. Меня никто до сих пор не жалел, хозяин лишь сношал да мучил как хотел. Но и его я подвела, и теперь совсем одна. Ты же к бесовке проявила сострадание, такого не бывало со дня мироздания! Клясться в верности не буду, клятвам бесов грош цена, но хочу, чтобы хозяйкой стала мне лишь ты одна. Тебя я буду в бою защищать, и в постели, коль захочешь, стану всяко ублажать (ведь хотя от членов крепких больше всего я млею, наслаждение дарить девицам хорошо умею). А понадобится меня под кого-то подложить, об этом не придётся даже просить – я любого ублажу, свою полезность докажу. И хоть бляха проклятая висит ещё на мне, теперь эта рабыня принадлежит тебе!

Выслушав бесовку, Дарёна молчала, лишь погодя головой покачала.

— Поверю я словам твоим, и лучше статься правдой им. Но вижу, что пока не можете понять, о чём я говорила и что я буду ждать. У богатырей у русских испокон веков нету и не будет никогда рабов.

Так бесам молвила Дарёна, спиной прижавшись к стволу клёна. Отблески костра по грудям гуляют, прикоснуться к прелестям девичьим искушают. А бес с короткой юбки да бёдер глаз не сводит, в какой-то миг почудилось, что показалась щёлка вроде. Но девица-подружница толкнула невзначай, и яркими глазами взмолилась: “Выручай!”. Нечистый вдруг очнулся, хмыкнул, встрепенулся, в разговор вступил он снова и такое держал слово:

— Не гневись на нас, ничтожных, вольной жизнью жить нам сложно. Дозволь пока слугами стать, покорно просим наставлять. К тебе в постель не набиваюсь, но коль захочется любви, меня ты только позови. Но не о том хотел сказать – о правиле должна ты знать. Бляха эта говорит, что девка чёрту принадлежит. В любое время хозяин может взять и, просто щёлкнув пальцами, любую из рабынь призвать.

— Ты же тоже бесовского роду, почему же к тебя не отняли свободу?

— Потому что кольцо волшебное ты на меня посадила и тем самым права на меня заявила. Теперь моя хозяйка моя к тебе может явиться и за своего раба потребовать сразиться. Просто я не очень важен, а бой с тобой хозяйке страшен.

— А твой хозяин большой ли обладает силой? – нахмурившись, бесовку Дарёна спросила.

— Ой, не спрашивай – силён! Сотнями рабынь давно владеет он! То, что не призвал к себе – это просто чудо, с другими развлекается девками покуда. Но знай, хозяин жаден, и если кто хоть что-то попробует отнять, несчастному тогда совсем не сдобровать.

— Не пристало русской богатырше нечистых бояться, лучше расскажи, как помочь тебе со мною остаться.

— Пока владыку за меня в бою не одолеешь, в сосок мне вставь серьгу, мол, мной теперь владеешь.

— Серёг у меня нету с собой, надо попросить у подруги одной. И раз уж теперь нам вместе бывать, надо мне как-то вас называть.

Тому, что не прогнали, бесовка обрадовалась и тут же с гордостью Дарене представилась:

— Меня обычно Глашкой кличут, оттого, что когда меня сладко сношают, я всю округу криком оглашаю.

— А меня зовут…

Но Дарёна его перебила и с улыбкой проговорила:

— Тебя теперь Михрюткой звать, раз не смогу меня поднять.

— Наговоры, клевета, тебя поднять я смог тогда!

— Жёстко что-то на земле сидеть. Рада я, что встретила сильного мужчину, сяду я тебе, пожалуй что на спину.

— Я ж разве против! Михрютка так Михрютка. Не самое плохое имя.

На этом разговор они прекратили, но костёр на ночь не погасили.

К рассвету до границ краев вражьих кое-как добрались. Едва лишь бесы мост увидали от страха ноги у них отказали. На коленях к Дарене они подползают, жизни их не губить умоляют:

— Дальше нету нам пути, мимо огнегривой стражницы нам точно не пройти. Нашего брата она чует за версту, не даст даже близко подойти к мосту.

— И то верно. Огневина службу свою несёт исправно, вам вдвоём мимо нее не пройти и подавно. Мечом острым посечёт.

Пуще прежнего нечистые затрепетали, от страха концы едва не отдали. А богатырша им и говорит:

— Раньше времени вы трусите напрасно, на хитрость я пойти согласна. Коль обещала, что от хозяина вас освобожу, своё слово обязательно сдержу.

Оставила Дарена бесов в кустах ждать, сама же продолжила к мосту шагать. Верного коня под уздцы ведёт, весёлую песню звонко поёт.

Мужика себе нашла,

Щель от голода спасла

И так мужик меня дерёт

Что зависть всех вокруг берёт.

Песню эту Огневина услыхала и Дарене приветливо рукой помахала. Девицы радостно обня́лись, тугими грудями друг к другу прижались.

— Здравствуй, Дарена, подруга сердечная! Не иначе как нашла, что искала, раз песню такую в пути напевала.

— И тебе привет, Огневина милая. Почем же знаешь, что нашла? Может, впустую счастьем похваляюсь, а сама всё также от одиночества маюсь.

— Уж меня не проведёшь. Лишь тогда девица так сияет, когда мужик её удовлетворяет.

— Правда твоя. Налюбилась я до умопомрачения, и елдак у парня – просто загляденье!

Услышав про хорошую елду, Огневина губы облизнула, в глазах пламя полыхнуло. Видит – на коне богатырском витязь без чувств лежит, на него полюбоваться стражница спешит. К тому же гость нежданный голый – разглядеть можно по полной!

Витязя с коня Огневина снимает, горящими от похоти глазами его прям пожирает. На травушку зелёную кладет его спиной и сильное тело гладит трепеща рукой. По бугрящимся мышцам пальцами водит, с мужского уда взор не сводит. В руке елду повертела, со всех сторон осмотрела, а как на яйца руку положила, внезапную ревность в богатырше разбудила.

— Ох, и хорош молодец, повезло же тебе, Даренушка! – молвит меж тем Огневина. – Да и шаров мужских таких не видала я больших.

Захотелось вдруг Дарене прихвастнуть, какого мужика себе нашла, что в утехах он – огонь, и накончал в неё как конь. Но потом вдруг осеклась, искушению подлому не поддалась.

А Огневина – стражница прекрасная, женщина страстная – ей такие слова молвит, сама же взглядом так и молит:

— Ой ты, Даренушка, подруга моя сердечная, ты прости мне просьбу дерзкую, но не сдержать мне похоть зверскую! В одиночестве истосковалась, по мужику изголодались. Доброго витязя у тебя не отнимаю, но как женщина женщину прям умоляю: один лишь раз дозволь мне насладиться – на член живой вновь насадиться.

Хотела Дарена сперва отказать, но не решилась так жестоко подругу истязать. Вспомнила, как сама от плотского голода страдала, а Огневина уж сколько под мужиком не лежала. Да и вдруг опытная в ласках женщина сможет витязя её пробудить, снова страсть в нём возбудить. Тут почувствовала богатырша, что хоть и вдоволь тогда натрахалась, но снова на член присесть ей понадобилось. Посему молвит подруге:

— Не могу отказать тебе в этой просьбе. Коль в чувство витязя привести смогёшь, с елдака его довольная после скачки сползёшь.

— Отчего же спит он сном богатырским? Вроде как не ранен, не отравлен…

Тут Дарена взгляд опустила, смущённо с ноги на ногу переступила.

— Да как сказать… Три дня и три ночи я на нем скакала, и все это время его семя получала. Видать, обессилил подо мной бедолага…

Огневина удивилась, но от этих слов вдруг ещё больше возбудилась.

— Ну, Дарена, ну, сильна! Дорвалась до елдака – заездила ты мужика!

Речами такими Огневина богатыршу юную засмущала, та едва слышно в ответ прошептала:

— Долго так любви ждала, остановиться не могла.

— Что ж, опыта мне не занимать в том, чтоб члены поднимать. Хотя обычно это и не нужно, как только парни видят мою красоту, елдаки их сами стремятся в высоту.

С этими словами прекрасная стражница от доспехов спешит избавиться. Глядь, и стан уж оголила – красотою женской любого б восхитила. Груди пышные стоят, сосочки от желания уже вовсю торчат. В поясе словно березка стройна, плоским животом явно сильна. Вот руки девица вверх поднимает, густую гриву цвета огня поправляет и при каждом движении грудями завидными невольно качает. На богатство на такое Дарена взирает и про себя утайкой гадает: у кого же из них перси достойнее, соразмерно росту объемнее?

А Огневина между тем с бёдер широких юбку снимает, задницу круглую оголяет. На задницу эту богатырша взглянула, от внезапного соблазна слюну аж сглотнула. Половинки упругие даже девицу манят, руки сами к ним притронуться хотят. А уж коли парни бы такую красоту увидали, несомненно елдаками штаны бы порвали.

Вот стражница прекрасная совсем обнажилась и над витязем лежащим на прямых ногах склонилась. На мужской член смотрит горящими глазами, язычок пробежался меж пухлыми губами.

Коль дозволила богатырша своим мужиком раз насладиться, решила Огневина вдоволь налюбиться. Широкие плечи его ласкает, могучую грудь ладонями накрывает. На животе каждую мышцу лобызает, и поцелуи эти всё ниже опускает. Наконец губы нежные навершия касаются, на миг замирают и дальше на ствол надеваются. На члене след блестящий оставляют и Дарену сей картиной всё больше возбуждают. И вот уже губы нежные по яйцам мужским порхают, и всё более страстно их ласкают.

Истосковалась Огневина по заветным ядрам, что семя и силу мужскую хранят. То одно посильно в уста вбирает, то другое сколь может языком обвивает. От удовольствия аж урчит и восхищается: хоть мужских яиц немало ласкала, таких больших ещё не видала.

Наконец ротик пошире открыла и уд мужской в него поместила. Хоть и лежит пока член, отдыхает, а всё одно в девичьи уста еле-еле влезает. Принялась Огневина истово сосать, причмокивать и языком ласкать. Милая головушка вверх и вниз качается, огненная грива волнами колыхается. Тут красавица локоны сбоку откинула, и видит Дарена, как у подруги глаза страстью разгораются, а щёчки румяные от отсоса втягиваются.

С мужским хозяйством девица забавляется и сама от этого все шибче распаляется. На четвереньках стоя, поясницу тонкую долиной прогибает, задницу роскошную бесстыдно выставляет. Задницей этой призывно виляет, в истекающую смазкой щёлку ворваться приглашает.

За этим действом Дарена наблюдает, что её саму это заводит, ясно понимает. Чувствует девица: нагрудник тесен стал, а по бедру уж капелька бежит. Жарко ей становится. Юбка дюже коротка – приподними её слегка. Богатырша юная её приподнимает и пальчик в мокрую щель погружает. А едва лишь ягодки заветной коснулась, сладко вскрикнула и содрогнулась.

Солнышко уже к лесу склоняется, что есть красавица сил сосёт елду – старается! Уж готова к траху щелка, да от отсоса нету толка. Сколько девица опыт и умения свои не применяла, спящему витязю член не подняла.

Тут Огневина в отчаяние впала, в дикой страсти над собой власть потеряла. От возбуждения по земле словно кошка катается, грудями большими к траве прижимается, течную киску выставляет – член засунуть приглашает. Член-то рядом, но лежит, стражница в сердцах кричит:

— Что за несчастье мне горемычной! Красотой и страстью бурной щедро я наделена, да на мост безлюдный злой судьбой помещена. В коем то веке рядом член обретается, и прекрасный ведь, но не поднимается! Будь эта вечная молодость проклята – я же тридцать лет и три года не ё…ана!

Плачу подруги Дарена внимает, муки её вполне понимает. Саму плотский голод жестоко терзал, но тут… тридцать лет и три года щёлку член не отверзал! Отчего же такая красавица столько лет без утех любовных мается? Хотя что тут думать и гадать – надо девицу спасать!

Сей же миг Дарена волшебный Меч-Леденец достаёт, с особым удовольствием за рукоять берет. Рукоять ведь непростая – один в один елду напоминает, токмо мягкая пока и отнюдь не велика. Всё ж народная мудрость не ошибётся, та, что от матушек дочкам шепотом передаётся: чтобы в жизни ладилось, и с бедами чтоб справилась, каждой девке надо знать, как мужику елду поднять.

Вот и богатырша молодая, урокам подруги внимая, уяснила наперед, что пососешь – и уд встаёт. Посему, дела вдаль не отлагая, муки страсти наблюдая, волшебный член Дарена берет и в ротик бережно суёт. Нежны губки облизнула, пухленькие разомкнула, на уд их тут же опустила, что есть мочи заглотила. В сладкой темнице язычком его ласкает, ни один изгиб не пропускает. Сладко девица сосёт – волшебный член в устах растёт. И таких размеров стал, что во рту не помещается, уже в горло упирается.

На Огневину богатырша смотрит и ужасается – несчастная от возбуждения по земле катается. Одной рукою щёлку трёт, другой нещадно сиськи мнёт, кошкой мартовской орёт,

— Ой ты, Огневина-красавица, дай помочь тебе с голодом справиться!

Сколько ни звала подругу сердечную Дарена, сколько ни упрашивала остановиться хоть на миг – всё бестолку: несчастной стражнице похоть разум затмевает, между ног себя так натирает, что брызги смазки женской во все стороны летают. Попыталась Дарена просто подойти, да к варенику подруги доступ найти, но Огневина в исступлении ножкой своей сильной да длинной махнула, богатырше в лицо едва не саданула.

Стала Дарена терпение терять. Меч-Леденец в землю воткнула, на торчащий кверху уд взглянула, к подруге подступила смело и тут же принялась за дело. Огневина в поясе стройна, там-то богатырша её руками схватила, и словно ребенка в воздухе держит – такая в ней сила. Подняла она подругу высоко над головой, да и насадила на волшебный хер точнехонько пи…дой. Так с размаху насадила, что неведомо в какую глубь меч бы погрузился, ведь только яйцами ткнувшись в девичий лобок, он остановился. А как девица щелью приземлилась, сталь ещё глубже в землю вонзилась.

Отступила Дарена на шаг и смотрит на небывальщину: из земли меч торчит, на верхушке член стоит, а на члене том волшебном красна девица сидит. Бедрами прекрасными крутит, будто верхом катается, оттого клинок чуть изгибается и как камыш качается. Того гляди упадёт – так дело не пойдёт!

Снова богатырша Огневину за пояс взяла, мышцы могучие на руках напрягла и стала красавицу вверх поднимать, да с должной частотою на елду сажать. Красна девица на члене от блаженства с ума сходит, то ноги вширь раскинет, то крепко вместе сводит. Ещё даже не устала Дарена подругу поднимать, как та принялась бурно кончать. На всю округу сладко кричит, телом прекрасным крупно дрожит. Брызнули соки из щелки девИчьей, и было их, честно, куда как прилично!

Но сколько лет девка без члена страдала, вестимо дело одного раза мало. Сама через муки такие пройдя, Дарена её хорошо понимает, и без устали снова на шишку сажает. Огневина скачкой наслаждается, груди её пышные тяжело качаются. Коль девица в пальцах соски не сжимает, роскошные сиськи до лица взлетают. Снова ноги вперёд распрямила, напряглась что есть сил и заголосила.

Дарена счёт уж потеряла, сколько раз Огневина кончала, а та ненасытной совсем оказалась, похоти в ней ещё много осталось. С дыхания сбиваясь, она простонала, мол, тридцать три года так не кончала, и пока половину едва наверстала.

У Дарены Дубравны, богатырши славной, силушки хоть и немеряно, а всё же стала уставать рослу девку поднимать. Пот со лба ручьем струится, блестят капли на грудях, вздулись вены на руках. Остатки сил употребляя, всё сильней переживает: "Ох, не сдюжу ублажить, в сон блаженный погрузить".

Наконец совсем Дарена из сил выбилась, подругу с члена сняла и на землю повалилась. Огнегривой красавице, всё равно от недотраха маящейся, обещала утехи возобновить, дай лишь дыхание восстановить. Передохнуть богатырша решила, да не заметила сама, как её сморило.

Крепким сном уснула девица, сном не простым, а богатырским. Ничего не слыхала, не ведала, посему как проснулась – вот невидаль! Огневина со счастливой улыбкой крепко спит и притом в луже семени валяется, а рядом Сивушка стоит и хитро ухмыляется.

— Обещал же, Дарена Дубравна, богатырша славна, что живой и здоровый тебе пригожусь.

Как ни удивительно красной девице, не стала выпытывать что да как было, лишь верного коня по крупу похлопала, и за бесами назад через реку поспешила.

Парочка нечистая на прежнем месте в кустах обреталась, и кабы не кольцо на яйцах у беса, как пить дать страсти б предавалась. А так бедняга отвернулся, чтоб соблазнительной бесовки даже взглядом не коснулся – на двух девиц прелестных много раз возбуждался, а от семени скопившегося не освобождался.

А развратная девица из кустов за Огневиной наблюдала и неистово щель свою натирала. На коленях сидит, бедра развела и из хотевшей члена дырки целу лужу налила. До недавнего бесовка по пять раз в день сношалась, и теперь мучительно в елдаке нуждалась.

Но тут Дарена стала её тормошить, не дала девице пальцами себя удовлетворить. Бесов беспутных на ноги подняла, да в спины толкая через мост погнала. Идут через речку, а у самих от страха ноги подгибаются, всё-то им кажется, что Огневина просыпается. Знают нечистые наверняка, что стражница бессмертная намнёт им тут бока.

Мимо крепко спящей девицы крадутся на цыпочках и не дыша, едва лишь миновали, в кусты дали стрекача. А Дарене за подругу неспокойно: хоть не настигнет её смерть на посту, негоже спящей оставлять, где сотня бесов на версту. Посему спутникам своим затаиться и ждать наказала, а за попытку сбежать лютой карой стращала. Сама же к Огневине-красавице вернулась да на травушке с блаженством растянулась.

Долго пришлось богатырше ждать, принялась молодушка о витязе мечтать. Лишь только на него взглянула, мысль озорная в головушке мелькнула, Дарена тотчас возбудилась, щель меж бедер увлажнилась. Только пальцами к лобку прикоснулась, как Огневина ото сна очнулась.

Сладко потянувшись, стражница себя осмотрела и от увиденного аж обомлела – с головы до пят сплошь семенем покрыта да ещё в самом лоне, чувствует, налито. Едва чуть станом повернётся – из голой киски тут же льется. Едва лишь поднялась помыться, чтоб выглядеть приличней, конча густая хлынула из дырочки девичьей. Ладошкой щёлочку прикрыла, поток чуть-чуть остановила. На ослабевших ногах к речке идёт, а по крепким бёдрам семя так и льёт.

В воду бегущую Огневина опустилась, от прохлады сосочки тут же пробудились. На грудях прелестных ягодками выступают, и девица сладко стонет, когда руками их задевает. Тяжёлые шары грудей Огневина намывает и, снова возбуждаясь, ласкает и сжимает. Изящный стан едва отмыла, ещё сложней с роскошной гривой. Следом на задницу руки легли и половинки сочные пошире развели, между ними рукой натирает, сама же тайком дырочку проверяет. Мало ли что с ней в дурмане похоти случилось, вдруг в порыве страсти и туда совокупилась. Нет, закрыта задняя дверка, но всё же не лишней была та проверка. Девичья дырочка тоже тугая, но с ней всё же былина другая. Огневина щёлку пальцами раскрыла, напрягла ещё живот, глядь – из киски так и льёт! В конце концов красавица столько семени смыла, что ниже по течению русалок накормила.

На берег стражница омытой возвратилась, с улыбкою счастливой Дарёне поклонилась.

— Благодарю тебя, Даренушка, от безумия меня избавила, на путь рассудка снова наставила.

— Надо не меня благодарить, чай не мне удалось тебя ублажить.

Тут подруги своей тайне улыбнулись, на Сивушку с любовью обернулись.

С Дарёна на вопрос решилась:

— Перед тем как в путь пуститься, позволь мне всё ж осведомиться. Случилось ведь что-то наверняка, раз красавица такая тридцать лет без мужика.

Вздохнула Огневина, слезу смахнула с глаз и, не стесняясь описаний, повела такой рассказ:

— Как я тебе уж говорила, давно стою на мосту, несу дежурство на посту. Дело то было тридцать лет и три года назад. Нечасто здесь встретишь дух человеческий, а тут вдруг шел обоз купеческий. Я ж к тому времени уже давно ни с кем не видалась, по мужскому вниманию истосковалась. В обозе том купчишек двое, с ними лбов наёмных трое. Сбилися с пути-дороги, совет просят да подмоги. Подсказкам моим вполуха внимают, а сами глазами меня раздевают. Тут старшой из них решился, с нескромной просьбой обратился. Мол, в дороге седьмой день, член стоит – е…и хоть пень! Женской хочется услады, а что я – я только рада!

Сперва лег главный на меня, второго оседлала я. Для третьего же раком встала, а четвертому сосала. Ну а пятый (срам сказать) стал мне в задницу пихать. Хотела было возмутиться, от посягательств защититься, берегу ж я честь свою – в зад обычно не даю. Но страсть так сильно охватила, что в попку я его пустила.

А тут и первый силы возвратил, да меж ног мне зарядил. В две елды меня дерут, с упоением сиськи мнут. А едва открыла рот – третий тут же член сует. Раз за разом я кончала, на добрую версту б кричала, но с большой елдой во рту лишь протяжно застонала.

Долго утехи мы продолжали, мужики для отдыха друг друга сменяли. Только Я передыху не знала, ведь мечта давнишняя в тот день явью стала: во все дырки меня сношают, до безумия распаляют. И оказалось невзначай, что слишком уж я горяча. В который раз меня всю обкончали, и обессилев на землю упали. Я ж ещё хочу любиться, на любой член насадиться. Соком льется передок, а трахари лежат в рядок.

Стала к ним я подходить, круглой попою крутить. В танце бёдрами виляла, грудями пышными качала, члены ртом им поднимала и окрепшие седлала. Так с каждым три раза испытала наслаждение, но довела бедняг до изнеможения. Без чувств в обоз их погрузила, да в верный путь коней пустила.

А потом пошла молва, будто ведьма у моста, а то и чертовка развратная живёт, да с мужиков проезжих непомерную плату берет. Мол, до истощения сношает, здоровье на всю жизнь подрывает. Дескать мужики после неё целый год не могут и жёны да любовницы от недотраха стонут.

Другой дорогой решили обходиться, местные и те стали сторониться. Оттого который год от одиночества страдаю, огурцы да морковь в огороде сажаю.

Посему как витязя твоего увидала, от желания рассудок совсем потеряла. К тому ж он телом статен и силён, меж ног богатством щедро наделён.

— Значит, ты меня понимаешь, за расставание прощаешь. По богатству этому сама я начинаю вновь изнемогать, от каждого взгляда на него где надо намокать. Пора мне уже путь продолжать, надо как-то витязя к жизни возвращать.

— Ступай, Дарёнушка, милая! Но не изводи себя страстью сильною. Коль не получится с витязем пока, чтоб здоровье не страдало, пусти в щёлку мужика! Да с твоею красотой, трахари попрут толпой! Но и меня не забывай, подругу сердечную вновь навещай.

— Мне бы от тебя что-нибудь на память, чтоб в дороге дальней сердце позабавить. Чтоб о тебе напоминало, как бы расстояние нас не разделяло.

— Просьбу твою скромную, сей же миг исполню я. Возьми эту серёжку и вспоминай меня, их в мире всего две, одна из них – твоя.

Дарёна подругу поблагодарила, и в такие объятия её заключила, что если бы кто меж их пышных грудей оказался, от давления тугого без сознания б остался.

Собралась богатырша уже в путь-дорогу, но заметила подруга, что ей нужна подмога. Неправильно Меч-Леденец висит на поясках, того гляди начнёт мешаться в длинных девичьих ногах. Перед богатыршей Огневина на корточки присела, а через миг в глаза смущённо посмотрела – на корточках щёлка её приоткрылась, из оттраханной дырочки снова семя полилось.

Огневина извинилась, к речке вновь заторопилась, бросила на Сивушку восхищённый взгляд, Дарёна же заметила, что конь ей тоже рад.

И всё же Дарёне Дубравне надо в путь выдвигаться, а то витязя надо ещё разбудить и чёрта могучего как-то победить!

Но об этом другой сказ.