Дед и внучка

Дочь с зятем собрались поездить по свету: мир посмотреть да себя показать. И упросили меня, деда старого, присмотреть за внучкой, за Анечкой. Зачем только, так и не понял. Девка взрослая, это ей впору за дедом присматривать. Было дело, когда малая была, так к нам с бабкой в деревню ссылали на лето цельное. И родителям руки развязаны, и дитя под присмотром, и старикам с внучкой веселее.

Да уж, веселья было полные штаны. Егозой росла, непоседой. Какая нынче батарейка самая модная? Дюрасел? Так у неё в заднице тех батареек полный комплект был. Ежели к вечеру сядут, то за ночь так зарядятся, что только держись. Она, Анютка-то, по большей части со мной. бабка занята то готовкой, то огородом, так девчушка от меня и не отставала. Весь день за мной следом. В баню, грех сказать, без деда ни-ни. Только дед её мыть может. Так все трое и ходили. Бабака поначалу ворчала, что не дело ребёнку на деда голого смотреть, потом успокоилась. Так и шастали, пока не стала девочка в возраст входить. Да и то кличет бывало

— Дед, спину помой!

А потом требует

— Отвернись, я одеваться буду.

Жопу, значит, мыть можно, а смотреть, как ту жопу в трусы прячут, ни-ни, ни одним глазком. Бабка со смеху едва живот не надорвала.

А вскоре и не стало моей старухи. Погоревал, да жить-то надо. А тут вот дети попросили помочь. Как откажешь? Свои же.

Внучка с годами мало изменилась. Ну повзрослела, в тело вошла, а так всё та же егоза. По квартире не ходит, летает, только пыль столбом. А что до остального, так и готовить научилась, и прибраться руки не отсыхают. И былой стеснительности не осталось и следа. Если раньше вроде как стеснялась, то сейчас может нагишом по квартире шастать и никто ей не указ. Я молчу. В чужой монастырь со своим уставом не лезут. Может у них в семье так принято. Да только я-то хоть и в возрасте, а мужик. А как старуху схоронил, так у меня баб, почитай, и не было. А тут такое. Терплю, хоть и тяжко.

Дён пять прошло, как мы вместе жить стали, не поняв, кто за кем присматривает. Тут как-то вечером Анюта из ванны кличет

— Дед, спину мне помой.

Вот же шлёнда! Корова уже, не телёнок, а всё туда же. Пошёл.

Внученька моя стоит в ванне в полный рост. Оглянулась, командует.

— Дед, ты только рукой помой меня. Мочалка колкая и дерёт.

Намылил руку, начал спину мыть. А эта малявка командует

— Дед, ты хорошо мой. Бока. И под титьками. И попу. – Задницу отклячила, ноги раздвинула. – Ты же мне маленькой попу мыл? Ну так вспоминай и мой.

А у меня руки ходуном ходят, как у алкаша с похмелья. Такими руками за хер держаться нельзя, коли поссать приспичит. Враз кончишь. В глазахкруги красные. И ведь эта сучонка чует всё это и, тем не менее, продолжает издеваться.

— Дед, писю тоже. Не бойся, не сотрётся.

Ах, ты ж мелочь пузатая! Писю помыть тебе? Держись тогда.

Что мне стоило мытьё внучкиной пизды, то лишь мне и известно. Едва не кончил в штаны, как пацан какой. Слава те, отстала. Развернулась, смотрит и лыбится. А чего не лыбиться? Бугор на штанах не спрячешь, торчит.

— Дед, ты иди, отдохни. Дальше я сама.

Вышел на кухню на подгибающихся ногах. Присел у окошка, закурил. В две, илив три затяжки высосал сигарету. Табак делать стали просто дерьмо. Трава травой. Вот у меня в деревне горлодёр, вот то табак. Затянешься – до задницы продерёт. А это так, баловство одно.

Слышу: дверь в ванну хлопнула, босые ноги прошлёпали в спальню внучки. Малость успокоился. А перед глазами всё внучкина голая задница стоит. Вот же зараза! Слышу, блажает из спальни, кличет

— Дед, а дед!

— Чего тебе?

— Дед, не дай внучке помереть молодой. Принеси попить.Сохрани жизнь красивой девушке.

Глумится, плесень. Ну да набрал воды, понёс.

Лежит, задницу голую выставила и лыбится, как Паранька.

— Ань, Аня, на вот, попей водички холодненькой.

— Спасибо, деда. На тумбочку поставь. Дед, а дед.

— Чего ещё?

— Погоди, не уходи. Присядь вот рядышком. Спросить чего хочу. Не обидишься?

— А чего обижаться? Спрашивай.

Анька мордашку воротит в сторону

— Деда, прости засранку.

— Да за что? – Удивился. Анька и прощения просит? Да завтра снег выпадет.- Чего натворила, сознавайся.

— Деда, я не хотела. Просто решила пошутить, а ты расстроился.

— И чем это ты меня растроила?

Развернулась на спину, майку с себя стянула, в сторону отбросила. И вытянулась во всей красе. Вот такаяя, и можете делать со мной, что хотите.

— Дед, я же тебя чуть до кондрашки не довела. У тебя же всё тряслось.

— Не довела же. – Сглотнул. Тяжело смотреть на молодое голое тело, пусть это и внучка. Да и запах от неё идёт волнующий: чистого, молодого, возбуждённого женского тела. – Ты бы, Анют, прикрылась. Озябнешь.

Смеётся

— Дед, ну ты и кадр. Тактичный. Нет бы сказать: прикройся, шалава, а то не сдержусь и оттрахаю. Дед, у тебя ведь давно никого не было? Не отвечай, сама знаю. Вон как у тебя стоял. – Посмотрела. – И до сих пор стоит. Дед, будь же мужчиной. Будь решительным! Трахни свою внучку-дуру.Не подумай, что из жалости. Дед, сама хочу. Ну, пожалуйста!

Прохрипел пересохшим горлом

— Как это?

— Дед, ну ты жев детстве мне писюню целовал. Вспомни. Вкусно было?

— Вкусно. Ты молочком пахла.

— Ну вот и сравни, чем сейчас пахнет моя пися. Ну, дед! Не тупи! Поцелуй!

Понимаю, что неправильно это, а как магнитом тянет. Голова сама склоняется ниже, ниже, ещё ниже. И вот уже губы ткнулись в ароматную щелку. Всосал губки, одновременно раздвигая их языком. Ароматная у внучки пизда, духмяная, вкусная. Она засмеялась

— Дееед, ещё! – Прижала голову руками, задом двигает, помогает.- Дед, выше! Клитор выше!

То я не знаю, где у баб секиль находится. Отца своего поучи, мелочь. Тока ты же враз кончишь, а мне тогда что? Дрочить? Так не мальчик. Прижал внучку за задницу и начал ласкать так, как мне хочется. Она просто верёвочкой завивается. Дышит тяжко, с присвистом втягивает воздух. И только выкрикивает

— Дед! Дед! Деда! Не останавливайся!

Как ляжками мне шею сдавила, думал всё, кранты. Ничё, расслабилась вскоре. Хихикает

— дед, а маленькая я тоже кончала?

— Откуда же я знаю? Может и да, а может и нет.

— Я тоже не помню. А вот что было хорошо, аж внизу живота что-то свербило и жаром разливалось, так это помню. И потом так легко становилось, так сладко. Наверное всё же кончала. Дед, что встал? Ты куда собрался?

— Так ты же того…

— Чего, того? Ты мне, старый, это брось. Ты меня ещё не трахал. Стоять!

Моя попытка уйти от греха провалилась с треском расстёгнутого пояса и шумом свалившихся штанов. И вот уже Анька, ухватив крепко, завладела моим хуем, в рот его тянет. Помню сколь разов старуху просил пососать. Так еле уговоришь на такое. А эта сама.

— Дед, даже не думала, что у тебя член такой большой. И твёрдый не по-стариковски.

— Ань, Аня…

— Чего, деда?

— Ань, женщины давно не было…

— Кончить хочешь? Так спускай. В рот спускай.

Не сдержался, будто малец-подросток, который в первый раз до бабы добрался.

Задёргался, затрясся и спустил. Анька в рот семя собрала, но глотать не стала, на подбородок выпустила.

— дед, без обид. Застоялось у тебя всё, не вкусно. В другой раз отсосу с проглотом. Ой, дед, а у тебя не падает!

И столько удивления. А мне самому диво. По молодости таких подвигов не замечал, чего уж на старости-то лет. А вот поди ж ты, стоит. Даже потрогал, чтобы убедиться, что глаза не врут. Анька рада радёшенька.

— Дед, потрахаемся! – И на спину меня завалила. – Передохни, я сама.

И вершками уселась.

– Дед, не хочу польстить, но у тебя член побольше, чем у моего бывшего бой френда.

И кто такой этот бой, да ещё френд. Вроде бы бой – это мальчик. А френд, вроде как друг. Мальчик-друг? Она что, с малолетками ебётся? Ай да Анька! Ай да внучка! Хотя, к слову сказать, это дело вовсе не моё.

А внучка знай себе скачет. То жопой закрутит, то вверх-вниз скользнёт.

— Деда, титьки возьми!

Ишь, раскомандовалась. Волю почуяла, силу. А что тут скажешь. Любая баба через свою пизду над мужиком власть получает. Правда дело это обоюдное, но бабы хитрее. Недаром Змей-искуситель через бабу действовал, не через мужика. Да ещё толику своей змеиной сути им передать успел, пока Создатель не пнул под зад свои творения, осердившись. А что случилось-то? Подумаешь, пару яблок съели. Чай не обнищал бы, жадюга. Вон их сколько на яблонях урождается. У меня в саду так в какой год и не обобрать.

Анька прыгать пестала, успокоилась.

— Дед, я кончила.

— Ну и молодец.

— А ты?

— А что я?

— А ты когда?

— Ууу, Аня, теперь не скоро.

В ладоши от радости захлопала, заскакала от радости.

— Дед, так это же замечательно! Давай я лягу, а ты будешь меня трахать. А я кончать, как захочу. Идёт?

Да по мне хоть идёт, хоть едет. Внучка завалилась, я вставил и потихоньку поёбываю. А онаподсказывает. То тише, то быстрее, то в сторону, то глубже. Смеюсь про себя, а исполняю. Внучка всё же. Да и пусть покомандует, раз нравится. Она через какое-то время возбудится, задвигается и кончит. Дам передышку и изнава натягиваю.

Слабенькой оказалась внученька. Так с хуем в пизде и заснула, кончив не знаю уж в какой раз. Не стал мучить, натирать. Меж ляжек всунул да через какое-то время и спустил. Старуха так мне давала, когда у неё наступали эти, как их по телевизору называют-то. А, вспомнил: критические дни. Месячные, короче.

Укрыл Анюту одеялком. Она свернулась калачиком. Вроде взрослая девка, баба, можно сказать, а всё как дитя. Губками почмокала, будто сладость сосёт и засопела носиком, рулады выводит. Спи, маленькая. Порадовала деда, спасибо тебе. Теперь дед за такое на всё для тебя готов. Да и без того был готов за внучку всё отдать. А сейчас особливо.

Посмотрел на вялый прибор. Ишь, довелось на старости лет в молоденькой пизде побывать. Дал бы Бог не в последний раз. Ну да время у нас мно-ого. Авось и сподоблюсь, даст внучка ещё разок старому.