День рожденья с продолжением… Ч. 25.

Пока Олежка метался и корчился, и с постепенно утихающими стонами мотал головой и дёргаясь всем телом бился плечами по земле, Лера отозвала Веронику несколько в сторону.

– Зря ты прямо сегодня вздумала его дрессировать, – зашептала она ей в ухо, – с места, да в галоп. А если бы он блеванул? Тогда хоть не хошь, а по правилам пришлось бы ему всыпать по второму кругу. Мог бы не выдержать. Тем более, у него впереди наказание за всё утреннее, да после бани, можно и ближе к вечеру, надо задать очередную порцию кнута за побег. Хотя впрочем за утреннее мы применим не портящий кожу “инструмент”.

– Блеванёт? Видишь в каком он состоянии? Ему сейчас хоть горсть хины в рот насыпь, и не почувствует что горько! Куй железо пока горячо! А даже если и поколеет? Неделей раньше, неделей позже… Таких дурачков можно новых сыскать – семерых в неделю! Я думала, вы всё равно его скоро… – Вероника поджала четыре пальца, вытянула перед собой руку и с ухмылкой повернула большой палец вниз.

Лера поджала губы.

– Вообще-то раньше думали… В первые дни… Что когда-нибудь запорем насмерть… Но потом посмотрели, стало ясно, что он не будет нам опасен. Никуда не пойдёт, никому не расскажет. Даже если он наскучит, и заменим его на что-то новенькое, а потом велим появиться, прибежит и не пикнет!

– Скажи честно, он что, тебе, или ещё кому-то так понравился?

Лера слегка пожала плечами и на секунду задумалась. Едва заметно сморщила лицо, мгновенно сохранив на нём полное равнодушие.

– За других не знаю… А мне… Как сказать… Мордашка симпатичная, смазливенькая… Забавная игрушка! Ну конечно, ещё попочка шикарная, м-ммм! Да и язычок – лучший и не приснится! Может, просто попривыкли именно к нему? Как к игрушке? Одним словом, хоть всмерть засечь и не желаем, но и не бережём его особо, случится – значит на роду написано, как говорится.

– А если вдруг свихнётся? Ну, потеряет рассудок?

– Будет легче всего. Где-нибудь на противоположном конце города выкинем его из машины в любом дворе, и исчезнем. Вечером или ночью. Выдержим сначала “карантин”, чтобы всё на нём зажило. Разумеется, держать придётся связанным… Заметят его быстро, и увезут в лечиловку. А после кто его будет слушать?

– Давай уж дальше, с чего начали: предположим, он бы сблевал. В конце концов можно было б отодрать ну на четверть, а уж завтра всыпать по полной мере. По сорок, или по полсотни горячих! А поколеет, машина есть, болото недалеко. Вывезти в сумерках, никто не заметит. Если к примеру: когда скажем тюфяк порвётся, его выкидывают или сжигают. А он, этот, разве более ценен? Неужели будет жалко? – Вероника внимательно следила за мимикой на лице Леры. Но та выдержала себя в руках. Ни один мускул не дрогнул на её лице.

– Это уже из разряда “если бы…”. Честно говоря, не хотелось бы замешиваться в таком деле. Конечно, есть у меня родственник, он сумеет отмазать ото всего, хоть с убийствами банк ограбь, но просто не хочется. Не хочу!

– А вот те, то, предыдущее “мясо”, из них неужели все остались живы?

Брови у Леры прыгнули чуть не на середину лба.

– Неужели ты думаешь, что мы смогли б сделать такое? Разве мы душегубы какие-то? Те были реальные дебилы, скорее имбицилы. Ну, повеселились мы с ними, сама помнишь как было интересно, а потом отвезли подальше, и так, чтобы они не смогли увидеть ни улицы, ни нашего района, ни номеров машины, и выкинули в первом удобном месте. Все живы!

– А… Ну, извини. Кстати! Вроде он начинает приходить в себя!

Дыхание у Олежки стало спокойнее, но находился он в некой прострации, не замечая окружающего. Девки ещё раз плеснули на него водой, распутали узлы, отвязали ноги от перекладины, и спустили полуживого Олежку на землю. Развязали посиневшие и вспухшие окровавленные лодыжки, где верёвка врезалась в кожу до мяса. Ногой перевернули на живот – “Ну ты, сдыхать что ль собрался, куль требухи?! Или думаешь, понесём тебя в постель на руках?”. Но Лера дала подругам знак несколько подождать, а сама пошла в дом. Олежка со слабым стоном распластался на траве, временами вздрагивая. На голову и между лопаток ему вылили остаток воды из ведра. Мысли стали несколько чётче, исчезла багровая пелена перед глазами, начали обретать формы контуры предметов.

Но вместе с возвращением чувств усиливалась, становилась ощутимее и боль, жгучая, саднящая, рвущая. Где-то острая, где-то ноющая, тупая. Не только там, где прошлись удары плети – в этих местах вообще болело и жгло нестерпимо, – но и во всём теле, в особенности в тех его частях, на которые пришлась нагрузка когда он висел – в руках, мышцах ног и спины, в позвоночнике, в коленных суставах. Особенно горели истёртые верёвкой и затёкшие лодыжки. Болел полностью, казалось, объём всего тела. Постанывая через нос, так, чтобы не привлекать внимание хозяек, он вытянул вперёд скованные руки и уткнулся в землю лицом.

Лера что-то надолго задержалась в доме. Девки полукругом расположились на траве около бессильно лежащего Олежки, и о чём-то со смешками тихонько перешёптывались. Заждавшись Леру, Женька уже посматривала на него несытым взглядом, глаза у неё становились маслеными. Но каждый раз, уже готовая протянуть руку к его волосам, она посматривала в сторону дома; наконец терпение у неё закончилось, она и без того давно уже сучила бёдрами, потирая их друг об друга, и придвинувшись к Олежке, за волосы приподняла его голову и тряханула.

– Хватит валяться как мокрая тряпка! – она хлопнула его по щеке, села на его вытянутые руки, и на заднице подползла, раскинув ноги, к самому его лицу. Рванула на себя, и ткнула в промежность. Но как только он провёл языком вдоль щёлки, на лестнице крыльца появилась Лера. Почти бегом она поспешила к подругам. Женькино лицо сморщилось от кислой гримасы словно она жевала лимон. Отстранив, почти что отшвырнув от себя Олежку, она со злостью врезала ему здоровенный подзатыльник и вернулась к остальным подругам. Лера уже подошла, неся с собой пузырёк с жидкостью, которой она после каждой крепкой порки протирала Олежке иссечённые места во избежании заражения. Но сейчас приступать к этому делу она не торопилась, вид у неё был несколько озабоченный.

– Девочки, пока мы тут возились с этим умственным недомерком, звонила Лиза. Сразу пять или шесть непринятых звонков! Я перезвонила ей, у неё выпадает свободное время, она хочет приехать к нам в гости. Уже выезжает. И знаете для чего? Увидеть, ну, и конечно использовать это чучело. – Лера пихнула Олежку ногой в рёбра. – Сначала она хотела приехать до вечера, на несколько часов, но я ей рассказала, как аппетитно выглядит наша милашка в чулочках и пеньюарчике, в босоножечках на каблуках. И она зажглась! Где-то с кем-то договорилась, что завтра на каких-то там переговорах с партнёрами будет только её сестра, с которой они совладельцы, и решила остаться до завтрашнего вечера. Тем более, что эти переговоры только ознакомительные, да и от второго совладельца будет представитель. Но пока она едет, мы успеем наказать это чудо безголовое за всё утреннее, да ещё и останется время. С банькой тоже придётся подождать до её приезда. Ну, и конечно же как гостье придётся уступить ей нашу куклу на эту ночь в её единоличное пользование. – Она повернулась к Олежке и врезала ему подмёткой в ухо крепкого пинка. – Слышишь, ты, валенок дырявый, скоро сюда приедет госпожа Лиза. Приезжает, заметь, ради тебя! Видать ты ей очень понравился! Соскучилась по твоему язычку и твоей попке! Я ей сразу рассказала как ты себя вёл, как ты обманом хотел сбежать от нас. Знал бы, как она рассердилась! Ух! Теперь хочет наказать тебя не только вместе с нами, но и от себя лично! Так что готовься, станется тебе и на орехи, и на семечки впридачу! – Лера расхохоталась, и стала отвинчивать пробку от пузырька. Девки тут же сели Олежке на плечи и на ноги.

– Попроси у госпожи Лизы прощения, постарайся как только можешь услужить ей, может быть она чуть-чуть и сжалится, – захохотала Марина.

Обжигающая как крутой кипяток жидкость разлилась Олежке по ягодице. Он завыл, стал извиваться попой, напряг и сжал её. Но Лера крепко шлёпнула его – “Лежи смирно, а не то ещё нахлещем! Как вести себя погано, это можешь, вот теперь и потерпи!” – и стала втирать, больно нажимая на исхлёстанную кожу. Обработала одну сторону, до колена и чуть ниже, так же растёрла и другую. Олежка дёргался и кричал – уж очень щипало и жгло. Затем Женька согнула ему ногу, вторую крепко держала Вероника. Когда жидкость коснулась изодранной лодыжки и полилась по ней, Олежка не взвидел света. Но Женька прижала ему ногу почти что к ягодице, сдерживала так, что невозможно было дёрнуться. А Лера долго, явно специально с силой натирала Олежке рану. Так же натёрла и вторую ногу. Затем его, обессиленного, стонущего протяжными всхлипами, оставили ненадолго в покое, а сами стали о чём-то совещаться.

Подошедшая вскоре Женька двинула Олежке ногой в бок.

– Довольно ныть! Разлёгся, размазня, того и гляди растечётся как мокрое говно! Встал! Я кому говорю! Вставай! Девочки, вы только гляньте! Он делает вид, что не слышит или не понимает, что ему сказано! Наверное опять придётся вздеть на перекладину, и снова всыпать по воспитательному месту, да побольше чем только что!

– Пускай бы валялось это расквашенное месиво, – с ухмылкой бросила через плечо Лера. – Вернёмся – поднимем, просить не будем, сам подскочит когда велим!

– Попросит его уже плётка, попробуй ей откажи! – рассмеялась Марина.

– Нет! Он наказан, и пусть ожидает следующего наказания стоя! Нечего ему сибаритствовать, ишь, захотелось комфорта! Лежать как ленивая купчиха на перинах! Шевелиться может, значит не помирает! Нашёлся раненый гусак! Валяется тут как бревно и хнычет, вот-вот разрыдается, смотреть противно! – Женька с гоготом пнула его под бедро.

– О-оой, да он кажется плачет! Ууй, гоорюшко-то какооое! – Марина залилась смехом.

– Сейчас я его подниму! В секунду! Где у нас тут плётка? – Вероника отделилась от подруг и направилась к Олежке.

Тот дёрнулся.

– Госпожа Женя… Госпожа Вероника… Я… Сейчас… – он приподнял с земли живот, и тут же с жалобным вскриком плюхнулся снова наземь. Поднял мокрые, полные какой-то тупой безнадёжности глаза на хозяек. – Я… Нне… мо-гу…

– О! Кажется барыня занедужить изволили-с! – снова затряслась от смеха Марина.

Женька картинно вытянула лицо, изображая крайнюю степень удивления и в то же время возмущения.

– Вы что-нибудь понимаете? – повернулась она к подругам. – Это существо о две дырки совсем потеряло представление где оно, и что оно собственно такое? То плачет как избалованная истеричка, а потом ещё заявляет, что чего-то там не может?! – Женька выдержала театральную паузу. – Он потерял ощущение реальности? Он что, у мамы с бабушкой на ручках? – Она дёрнула за цепочку. – Может тебя ещё и попросить? А ну вставай, бурдюк с дриснёй! Или думаешь, что тебя сейчас отнесут в спальню на руках, оденут в кружевное бельё, уложат на шёлковые простыни, и станут подавать в постель завтраки? Горячий шоколад, хрустящие круассаны и ломтики сыра на тарелочке? Ха-ха! А где тут наша плётка?

Девки взвизгнули смехом.

– Или на коленочки посадить и покормить с ложечки – “Это за котёночка, это за телёночка”? “За собачку, за рыбку”?

– Шоколад он у меня когда-нибудь да получит, хоть не горячий, тёпленький. А сейчас смотрите, как он у меня подпрыгнет! Как ошпаренный! А то он видать решил поиздеваться над нами? Ну-ка неженка, швыдче! – Вероника взмахнула плетью, и огрела Олежку по спине. – Мало? А вот ещё разок! – и на спине у него вздулись ещё пять воспалённых багровых полос.

Олежка взвизгнул и завертелся вьюном. С криком подпрыгнул, встал на колени, ухватился за столб, и помогая себе руками, начал выпрямляться, подгоняемый хлёсткими ударами плети. Марина сбегала в дом за ключом от наручников. Ему расцепили руки, заставили их поднять так, чтобы перекладина оказалась между ними, и вновь защёлкнули браслет.

– А это тебе для вразумления. Чтобы забыл, как притворяться и корчить бросающуюся в обморок барышню! Камеристка не прибежит натирать виски или подавать нюхательную соль! – и Вероника с десяток раз прошлась плетью Олежке по спине и по попе. Тот дёргался, подпрыгивал и топотал ногами по земле под смех и шуточки развеселившихся девчонок.

– Ну как тебе, плясун? Это только так, для начала. Думаю, никто не будет возражать, если уже заслуженное наказание мы ему несколько увеличим? Примерно на четверть? – тяжело дышащая Вероника обернулась к девчонкам.

– Так и нужно! Чтобы не ломался как капризная любимая одалиска!

– Конечно же! А пока пусть немножечко отдохнёт, пошли! – и девки, пересмеиваясь, отправились в дом.

Вышли они оттуда одетые в плотную, как рабочую, одежду, и через дровяник ушли куда-то с участка. У Олежки щемяще заныло в душе, от пронизавшего его страха он покрылся “гусиной кожей” – что ещё за фантазии пришли в голову его хозяйкам? Нагнувшись, он зацепился за перекладину пальцами так, чтобы “браслеты” не слишком сильно врезались в запястья, и упёрся в столб лбом – находиться в таком положении было легче. Но ни пение бесчисленного хора кузнечиков и птичий щебет, ни лёгкий тёплый ветер, ни смесь сотен запахов внешнего мира, начинающегося прямо здесь, за забором – запахи реки и прибрежной растительности, лугов, цветов, ранее так его волновавшие – совершенно перестали восприниматься его мозгом, залитым болью и страхом.

Женька осталась – смотреть за печкой в бане и присматривать за Олежкой. Разумеется, особо “кочегарить” там не следовало, и она, не успев отыметь его десять минут назад, теперь решила “покочегарить” у него в попе.

Помахивая принесённым из дома страпоном, она шлёпнула Олежку по попе, крепко сжала пальцами распухшую ягодицу, покрытую толстыми неровностями рубцов, потрясла её. Взяла за подбородок, подняла и повернула к себе его лицо. Похлопала по щеке.

– Что ж ты, милая, смотришь искося, низко голову наклоня? Разве не учили тебя, что госпоже надо смотреть в глаза? Чтобы уже заранее догадываться, какие у неё сейчас будут пожелания, и исполнять приказ немедленно? Впрочем, стоишь ты как раз очень правильно, только развернись немножко вправо. Вот так, и расставь ножки пошире. Жопку подай взад. Выпяти, выпять! – Она затянула ремешки страпона, крепко взяла Олежку за исхлёстанные ягодицы – не удержавшись, он вскрикнул от боли – и с силой расширила ему попу. Подсела, слегка согнув ноги. Примерилась страпоном к его дырочке, обхватила за бёдра, и сильным нажимом влупила страпон в анальное отверстие, жёстко и больно.

Обхватив за бёдра и крепко сжимая пальцами внутренние стороны его ляшек у самого верха, Женька сильными рывками натягивала Олежку на себя. Прижимала попой к животу, делала несколько очень коротких и медленных но сильных движений, и потом почти что вынимала страпон, и вгоняла, даже несколько приподнимая Олежку. Сама крутилась бёдрами, приподнималась и присаживалась, завывала и кусала его за затылок и шею. Отстрапонила до первого оргазма, несколько передохнула не вынимая страпон, и принялась вторично волохать его с не меньшей силой. Он уже давно не смог удержаться за перекладину, висел на наручниках, и “браслеты” мучительно раздирали ему запястья, в любой момент могли вывихнуть кисти рук или сильно повредить суставы.

Когда вернулись остальные девки, Женька успела получить оргазм уже в третий раз, и теперь яростно надирала Олежку, стараясь получить как можно больше приятных ощущений. Те пришли, одетые в плотные куртки и брюки, в сварщицких перчатках с крагами до локтя. Несли они с собой завёрнутые в мешки огромные охапки крапивы, и свалили её неподалёку от места недавней экзекуции в громадный ворох. Видя, с каким пылом Женька пялит Олежку, они сразу ж ушли в дом, снимать с себя одежды и раскладывать по местам. И когда возвратились, уже без единой нитки на теле, им пришлось ещё подождать, пока Женька, хрипя и рыча, не задёргалась от оргазменных разрядов, в этот момент казалось готовая разорвать Олежку пополам…

Продолжая буквально изливаться струями выделений, девушка оторвалась от Олежки. Выдернула страпон. Тяжело дыша и подрагивая от полученного удовольствия прилегла на траве. Некоторое время она продолжала мастурбировать с уже спущенным до середины бёдер страпоном, сосредоточившись взглядом на Олежкиной попке, только что доставившей ей столько радости. Наконец Женька ещё раз вздрогнула, какое-то сотрясение несколькими волнами прошло по её телу. Она неохотно сняла с ног ремешки страпона, по пути потрепала и помячкала Олежке попу, и быстро пошла в дом. Девки терпеливо ожидали, наслаждаясь Олежкиным видом, его остановившимся от ужаса взглядом. Тот находился в состоянии ступора только завидев само количество принесённой крапивы. Да, было сразу видно как сурово они собрались его наказывать! И тем более, что в ближайшем времени его погонят в баню, где для него весь окружающий воздух будет как обжигающий кипяток даже если б кожа не была повреждена! Он боялся и представить, какой адской печью окажется для него, изодранного плетью, обожжённого крапивой, эта банная жара! Он тихонечко простонал, от противного липучего страха тело у него стало покрываться “гусиной кожей”. Что сразу было замечено девками, и они, толкая друг дружку под бока, с хихиканьем начали меж собой перешёптываться, наслаждаясь произведённым на него эффектом.

Из оцепенения его вывела Марина, расцепившая наручники. Он и не заметил как возвратилась Женька, принёсшая с собой несколько газет – обёртывать концы крапивных стеблей чтобы браться за них. Руки у него были тут же скованы впереди, сильным толчком и здоровенным ударом по шее его бросили наземь, и за цепочку, настёгивая ею, потащили на четвереньках к месту проведения наказания, около этой кучи крапивы, почти на том самом месте, где в первый раз девчонки устанавливали скамейку и пороли его хлыстом.

К Олежке подошла Лера. Приподняла ему голову за волосы и с довольным видом вгляделась в его исполненные страдания глаза.

– Солнышко моё, – пропела девушка, поглаживая Олежку по голове и даже не скрывая буйной радости и торжества от своей полнейшей власти над этим существом – сейчас тебе предстоит хорошенько обдумать свои действия утром, это раз. И что ты чудил только недавно, притворяясь издыхающей курицей – два.

– Во! А как только его горячо и с любовью поцеловала плётка, вмиг излечились все смертельные хворобы! Вот что значит действенное лекарство! – со смехом вставила Марина.

Лера, буквально извиваясь от какой-то внутренней радости, слащавым голоском продолжала назидание.

– До этого мы думали всыпать тебе по сорок ударов крапивой, но сейчас ты добился что получишь по пятьдесят. Но не расстраивайся, это даже полезно, и не только для исправления твоего поведения, но и в самом прямом смысле полезно, для здоровья. Мы должны заботиться о тебе в отсутствии твоей мамы, даже заменять её тебе. – При этих словах девки грохнули и разошлись долгим и звонким смехом, Марина даже плюхнулась спиною наземь, болтая ногами в воздухе. – По своей природной тупости ты разумеется не знал, что крапива – это та же муравьиная кислота, которой натираются и при ревматизме например. Также для этой цели используют и саму крапиву! И заметь, даже в качестве профилактики! Вот мы тебе и зададим профилактику от будущих хворей, и самое главное – профилактику от непослушания и плохого поведения. Крапива также наилучшее лекарство от таких нехороших качеств как своенравие, своеволие, капризность, лень, упрямство, и в особенности тупость, и много чего в том же духе. Не беспокойся, вылечим! Ну что, девочки, сейчас тоже будем драть как и в прошлый раз розгами? Стоя и нагнув? Помните, как он тогда забавно плясал? Какими танцами нас сегодня обрадует наша любимочка, какие таланты покажет нам эта прима-балерина? – не в силах более сдерживать себя, Лера присела и согнулась от смеха.

– О! Это отлично!

– Хоть не надо будет тащить сюда скамейку и привязывать это тело!

Девки распределились на пары. В первой оказались Вероника и Женька, а первая очередь пороть досталась Веронике. Олежку рванули за волосы, – “Поднимайся, кретин, или не понял, что должен был это сделать ещё пять секунд назад? Добавочки захотелось?” – Вероника свернула бумажный кулёк и выбрала десятка полтора мощных ярко-зелёных стеблей, несколькими взмахами распушила этот “веник”, держа его через бумагу. Обе девки взяли Олежку под локти, завернули их назад чтобы “браслеты” посильнее врезались ему в запястья, несколько согнули его, одновременно прижимая книзу. Марина пинками по внутренним сторонам ног заставила Олежку расставить их пошире и учащённо дыша, приготовилась наслаждаться зрелищем. Вероника ещё раз встряхнула “веником”, и сильным хлопком с оттяжкой накрыла крупными жгучими листьями всю Олежкину попу.

Его исхлёстанную саднящую кожу словно опахнуло огромным языком пламени. Жутко зажгло и защипало. Олежка подпрыгнул с визгами и воплем, лягнул взад ногами, и на мгновение повис на руках у своих мучительниц. Те, особенно Вероника, не ожидая такого “па”, чуть не свалились вместе с ним. Тут же ещё сильнее повисли на нём. Женька дала ему крепкого шлепака.

– Тпррру-у! Чего распрыгался? Ку-уда побежал? Может добавить ещё по десятку-другому? Поскачи мне ещё раз! Нечего нам тут козлика представлять! Где твои настоящие танцы?

– Как он сразу резко загарцевал! Горячий однако коняшка! Тут же так брыкаться! – рассмеялась Марина.

– Это у него телячий восторг! – прикрывая ладонью рот, прыснула Лера.

Вероника хлопнула его вторично. Олежка взвился с воплями, но она сильно оттянула его руку назад, и “браслеты” чуть бы не свернули ему суставы кистей. Он затопотал ногами, делая ими перекрёстные движения.

– Это он что, чечётку пляшет? – хихикнула Марина.

– Как-то очень неудачно. – со смешком подмигнула ей Лера.

Вероника стала хлестать его в полную силу. Попа у Олежки на глазах становилась почти что бордовой, покрывалась волдырями. Он выл, дёргался и перебирал ногами, что более всего забавляло девчонок.

– Танцуем, сегодня мы с тобой танцуем! – гугняво завыла Вероника. – И я опять тебя целую, – при слове “целую” она хлёстко протянула Олежку по попе – и забываю обо всём!

Пучок крапивы быстро превратился в измочаленные стебли. Олежка получил некоторую передышку пока девушка выбирала новые, натянув рабочую перчатку, и засовывала их концами в кулёк. Набрала она такой же пушистый “букет” достаточно быстро, и участок вновь огласился визгом и криками несчастного Олежки…

Истрёпанные пучки отлетали один за другим, каждого хватало десятка на полтора или чуть больше ударов. Девчонки специально, в такт неуклюжим Олежкиным прыжкам, водили его в разные стороны, поворачивались вместе с ним, так чтобы его движения напоминали какую-то несуразную пляску. “Зрителей” – Леру с Мариной – это чрезвычайно забавляло, Марина даже начала горлом выводить мелодию “Ламбады”, а Женька, насколько ей это было возможно, стала извиваться и крутить попой как того требовалось при исполнении данного танца. Только Вероника сосредоточенно накладывала сильные хлопки, стараясь чтобы каждый раз “букет” ложился на всю площадь Олежкиной попы, и протягивала коротким резким движением. Но подруги видели как у неё при каждом Олежкином взвизге начинали сильнее вытекать выделения; они и капали на землю, и струились по бёдрам, промежность у неё была совершенно мокрой. Девушка явно очень сильно оргазмировала пропорционально мучениям Олежки.

После пятидесятого хлопка Вероника с сожалением оглядела ещё не до конца истрёпанный крапивный “веник”.

– А это тебе от меня лично, чтобы не выбрыкивался! – и она пятью-семью ударами окончательно измочалила свой “инструмент”.

Женька пошла складывать пучок для себя. Вероника поставила на колени стонущего Олежку, и крепко держа его за волосы, выпятила живот и сунула ему в рот свой набухший клитор. Времени было мало, надо было скорее “передавать эстафету” Женьке, чтобы уже все успели закончить “воспитание” до приезда Лизы. И потому она заставила Олежку только лишь отсосать клитор, никуда не проникая языком. Наскоро получила какой-никакой оргазм, а скорей даже завершение удовольствия, получаемого от процесса причинения кому-то мучений и вот теперь ещё и унижений, велела ему вылизать и сглотнуть все выделения, после чего его вновь согнули, с силой оттягивая руки. Женька, так же как и Вероника, сперва накрыла распушённым “букетом” обе Олежкины ягодицы. Но затем, примерившись, начала хлестать то по одной, то по другой половинке попы, стегала по верхам бёдер снизу вверх или старалась захлестнуть между ногами, в самую промежность, либо попасть в середину попы, в щель между ягодицами, чтобы вызвать некоторое разнообразие его движений.

– Да ты у нас оказывается талантливый танцор! Ну-ка! Молодой человек, пригласите танцевать! – запела она. – Танцевать – не целовать! Пригласите, пригласите, и ладонь мою в руках своих сожмите! – при определённых словах, указывающих на некие приязненные эмоции или душевное притяжение, она как раз и нахлёстывала дико вопящего, извивающегося в их руках Олежку.

Тут же Женька с Вероникой начали синхронно делать движения, имитирующие танцевальные, плавно нашагивать вперёд или подаваться задом, поворачиваться вокруг Олежки, ведя его вместе с собой. Они старались при том или ином движении попасть в момент когда он взбрасывал ногу, так, чтобы заставить его перемещаться, отчего его рывки и подскоки вкупе с принуждаемыми передвижениями напоминали какую-то пляску. Если ж он старался сдерживаться, крутиться не столь быстро, Женька подхлёстывала по наиболее чувствительным местам, обычно в промежности, и тогда Олежка с визгами опять отбивал по земле ногами.

– Теперь вот отлично! Бесподобно! Браво! Браво! Какой талант! Аахх! Молодой человек, потанцуйте же со мной! – ради дурачества она старалась пропеть эти слова как можно задушевнее, и делала жеманные движения телом, и одновременно старалась хлестануть как можно больнее чтобы Олежка повышал темп своих движений. А она с Вероникой в тот момент, плавно покачиваясь, поворачивались вместе с ним, словно “вели” его в танце.

– Талантище! – сквозь смех фырчала Марина. – И поёт, и пляшет! Артист!

– Скачи, коник, прыгай выше! Прыг-скок, прыг да скок! И пой громче, танцы должны быть с музыкой и под песни! Так веселей! – с хохотом взвизгивала Женька, хлеща его наискосок, по внутренним сторонам бёдер и низу попы.

Наконец и Женька закончила свою часть порки. С удовлетворением осмотрела пылающую, покрытую волдырями Олежкину попу, распухшие бёдра, также в сливающихся, налезающих один на другой волдырях сзади и со внутренних сторон, ещё раза три стеганула “от себя” уже полностью истрёпанным “веником”, и заставила его встать на колени. Держа за волосы, запрокинула назад ему голову. Широко расставила ноги и уселась промежностью Олежке на лицо. Сперва заставила всосаться губами вовнутрь щёлки, затем, отстранившись, велела проходить языком вдоль губок и между ними снаружи, всё далее к заду, до самого низа попы, и пощекотать там кончиком языка. В какой-то момент она резко выдернула его голову, и прижала Олежку ртом к клитору.

– Соси! Сильнее! Без языка! Как насос! – и когда он исполнил, Женька почти тут же получила очень сильный, прямо сотрясательный, оргазм…

Олежка продолжал стоять на коленях и безучастно смотрел куда-то перед собой невидящими глазами. Перед его взором плыла какая-то расплывчатая пустота, то тёмно-серая, то коричневая, то стремительно чернеющая, с бесчисленным количеством крохотных хаотично мечущихся с невероятной быстротой светящихся цветных точек, да пульсирующе наплывали волны неяркого света, словно где-то далеко во мгле широко раскачивался фонарь, свет от которого то появлялся, то выходил из поля зрения.

Продолжение следует…