День рожденья с продолжением… Ч. 26.

Олежке в лицо несколько раз бросили водой из ковша. Он зафыркался, мотая головой, осмотрелся. Около него уже стояла Марина, лыбящаяся во всё своё широкое лицо, и постукивала по земле то одним, то другим носком. Женька с Вероникой уже переместились на место “зрителей”. Вероника, в предвкушении захватывающего зрелища, развела ноги и почёсывала у себя в промежности, потирала ладонью клитор. Лера уже успела набрать нужное ей количество стеблей, и теперь она, встряхивая своим жутким “букетом”, приближалась к Олежке. Необычайно медленно, как показалось ему. Встала перед ним, сделала некое подобие книксена и делая одной рукой движение словно придерживала воображаемый кринолин, а другой рукой протянула ему пучок крапивы будто дарила букет цветов.

– “Белый танец”! Дамы приглашают кавалеров! – насколько это у неё получилось громко, выдавила она сквозь смех. – Оркестр, вальс!

Марина треснула Олежку по затылку, пнула под копчик – “О чём задумался, чурбан, или не понимаешь что уже давно должен был встать?! Как смеешь заставлять госпожу ждать?” – рванула за ошейник, и девки вздёрнули его на ноги. Заставили расставить их пошире. Взяли под локти и натянули руки чтобы врезались в запястья “браслеты”, нагнули вперёд. Лера тряхнула крапивным “веником”.

– Экк! – со смачным кряком с оттяжкой прошлась она по его красной словно помидор, покрытой волдырями попе.

Олежка забился, жалобно закричал, стуча по земле ногами. Лера подхлестнула его между ног, прошлась по внутренним сторонам бёдер и в середине попы. Он задёргался ещё сильней, нелепо отбрасывая ноги в разные стороны.

– О! Затанцевал! – донёсся смеющийся голос Женьки.

Вероника с придыханием мастурбировала от зрелища его мук. Лера нахлестнула ещё несколько раз, и когда Олежка стал прыжками метаться вправо и влево, она прижалась левой грудью к его плечу, и начала делать медленные, словно танцевальные движения.

– Как близки наши тела, и безумные слова без стыда теперь шепчу-уу я…, – при последней фразе она несколько раз быстрее и чаще стеганула как можно сильнее. Осмотрела совершенно пришедший в негодность “букет”, быстренько взяла новый, приготовленный заранее, и этот пучок тут же начал свою огненно обжигающую пляску. Олежка с воем запрыгал. Обе девушки стали плавно и синхронно покачиваться вправо-влево, поворачивая туда-сюда свою жертву, как танцуя с ним.

– … Аромат крапивы манит, опьяняет и дурманит, аахх как сладко в нём тонууу я! – тягуче напевала Лера, прижималась к Олежке, потиралась об него, и в то же время где-то почаще, а иногда похлёстче в такт словам вытягивала его в определенные моменты по таким местам, чтобы когда нужно заставить его быстрее вертеться и дрыгаться.

Оставалось всыпать ему менее десятка ударов, когда очередной пучок полностью истрепался. Лера взяла заготовленный Женькой “веник”, и досчитала остаток. Но пучок остался сравнительно целым. Ну как тут его не измочалить до конца? Девушка продолжила порку.

– А это уже от меня лично! “На чай” тебе, так сказать! Точней, для науки! Чтобы в следующий раз твоя жопа была б готова заранее, а госпожа не ожидала около тебя и секунды пока твоё тело примет нужное положение! – приговаривала она, и ещё в несколько сильных взмахов доистрепала свою последнюю крапиву и отбросила ошмётки стеблей.

– Ну, а сейчас ты тоже не знаешь что следует сделать? – Лера потянула Олежку вниз за ошейник и ударила ступнёй в подколенный сгиб, треснула между лопаток ребром ладони. Он упал на четвереньки, но она рванула его вверх и поставила на колени. За ошейник притянула к себе. И как только он коснулся языком волос около клитора, её тут же встряхнуло, девушка прижала Олежку лицом к лобку и начала, подвывая, делать вращательные движения животом и бёдрами, одновременно прижимаясь к нему сама. Осознавания нанесённых ею истязаний и мучений жертве хватило, чтобы тут же, от одного касания, и кончить.

Марина меж тем набрала себе “веник”, хорошенько растрясла его чтобы он принял веерообразную форму. Подойдя, похлопала Олежку по спине и съездила по затылку.

– Нуте-с, кажется крапивная каша для тебя показалась очень вкусной, раз ты просто добиваешься чтобы получить добавки? О чём размечтался? – она потянула Олежку за волосы вверх и огрела по спине цепочкой..

– Пп-п… П…про…стите, госпожа Марина… – ужас от того, что он забылся от боли и не подскочил на ноги несколькими секундами раньше, прошил Олежку. Неужели ему назначат ещё одно наказание?! Он буквально взлетел, расставил пошире ноги и пригнулся.

Марина самодовольно осмотрела его враз изменившееся лицо, похлопала Олежку по щеке и внизу под подборком.

– Уже лучше. Хоть это уже знаешь, в какое положение следует встать. Но почему-то твой пустой пузырь с воздухом до сих пор не может взять в толк, что госпожа не должна ожидать? Вот сейчас госпожа подошла к тебе, и должна была тебе напомнить? – глядя, какого ужаса она нагоняет на Олежку каждым своим словом, Марина расходилась всё более, стараясь растянуть удовольствие. – Как думаешь, чего и сколько ты заслужил вдобавок? Я полагаю, следует по окончанию этого наказания засыпать тебе в заднедумающее место ещё и по паре десятков розог? Как, девчата?

Девки, прекрасно видя её игру, поддерживающе закивали головами.

– Дык совсем распустился, только и делает что забывается! Так дойдёт до того, что госпожи должны будут у него и спрашивать, драть его или нет? – театрально возмущённым сердитым тоном произнесла Женька, с удовольствием разглядывая слабеющего на глазах и вздрагивающего от страха Олежку. – Ой, смотрите, он сейчас в обморок упадёт! Напугался бедняжка!

– Надо будет сразу же после этого наказания хорошенько выдрать ещё раз! – следя за Олежкиной реакцией, прогундосила Вероника. – Покрепче вбить, чтобы помнил, что отвлекаться не смеет! Что-то часто стал забывать, что он вещь госпожей, и обязан всегда знать, что должен делать в тот или иной момент!

– К разговору о его непочтительности мы ещё вернёмся, а сейчас закончим-ка эту канитель. – Марина бросила на землю крапиву, сняла резиновый тапок, и держа Олежку под локоть, со звонким треском раз двадцать крепко нашлёпала его по попе. С размаху шлёпнула ладонью, сильно схватила и потрясла за ягодицу.

– Бардзо добже! – со смехом произнесла девушка, всовывая ногу в шлёпанец.

– Чего, чего? Что это такое? “Барзо”, или как там? – переспросила Женька.

– Бардзо добже. По-польски – “очень хорошо”. – отвечала Марина. Она произнесла ещё несколько фраз, сразу ж переводя их.

– Откуда ты знаешь польский?

– Остался в семье. Как язык предков. Хоть и достаточно давних. Ещё мой пра-пра-прадедушка был поляк. Имел большую кондитерскую торговлю, много магазинов, в основном на юге империи, доли в фабриках. Был достаточно богатым. Потому и его дочка, моя пра-прабабушка, из купеческого сословия перебралась в сословие благородное, в знать – вышла замуж за офицера императорской армии. Сыновья, разумеется, унаследовали капитал.

– А, ты чего-то раньше рассказывала, что твой пра-прадед погиб в шестнадцатом году?

– Ну да, вместе со всем своим полком. У нас это всё помнится. Даже сохранились и его георгиевский крест, и орден Святой Анны. Ну да ладно, сейчас не время. Отвлеклись, болтаем слишком долго. А то наш воспитанник уже начал скучать. – Марина подобрала крапиву, и они с Лерой сильно натянули Олежке взад локти. Широко распушённый крапивный “букет”, накрыв и бёдра, и всю площадь ягодиц, с оттяжкой прошёлся по нему.

Марина стегала часто и резко, с сильными оттяжками, старалась пройтись по самым чувствительным местам или хотя бы задеть их. Олежка коротко взвывал надорванным горлом, дёргался и перебирал ногами, стуча ими по земле, несколько раз подпрыгивал. Но, когда он в этот момент на секунду повисал на руках девчонок, “браслеты” с такой болью врезались в суставы кистей, выворачивали их, что эта боль затмевала мучения от порки.

– Как пляшет! От радости, что ли? Видно ему нравится, когда его полируют сзади! – посмеивалась Женька.

– Полируют не его, а его поведение. Здесь он должен быть только благодарен! – подшучивала Вероника, одновременно с томными вздохами мастурбируя на Олежкины страдания. – Я была б не прочь ему добавить!

Марина с Лерой подталкивали Олежку вправо и влево, чтобы его движения имитировали какой-то покачивающейся танец.

– Бэса мэ, бэса мэ мучо! – в который раз подвывала Марина, с каждым словом к окончанию фразы всё сильнее и сильнее нахлёстывая Олежку. – Ну-ка, что это означает? “Целуй меня, целуй меня крепче!” – завизжала она ему прямо в ухо, настёгивая как можно крепче, и досчитала последние удары. – А вот теперь подойдём вплотную к твоей непочтительности. Не знаю, насколько долго продержится урок в твоей шкуре, может и забудется как только пройдут все неприятные ощущения, но я всё ж преподам тебе его, как бы это ни было мне душевно тяжело. Сейчас от себя лично я истреплю об твою непослушную задницу ещё один пучочек крапивы. А может быть и два! – и под хохот подруг, сама давясь от смеха, она стала набирать стебли покрупнее из того, что осталось в куче.

Теперь удары Марина не считала; но хлестала с такой яростью, что двух “букетов” хватило примерно ударов на пятнадцать, во всяком случае меньше двадцати.

Когда его отпустили, Олежка, не дожидаясь напоминаний, боясь что-то упустить, хоть и в немалой степени от полной потери сил, тут же бухнулся на колени, чем вызвал буйный смех девчонок.

– Ты глянь, как хорошо сработал урок! Я ж говорю, думает он шкурой! Особенно той её частью, что находится позади, в средней части тела! – буквально визжала Марина.

– Жаль только, что у шкуры слишком короткая память! Очень часто приходится делать напоминания! – булькала Женька, заходясь в припадке хохота.

– Так шкура – не голова, мозгов не имеет! – вторила Вероника.

Полностью высмеявшись, даже несколько ослабев от смеха, Марина встала вплотную к его лицу и потянула за ошейник. Олежка дотронулся губами до клитора госпожи, но она подалась вперёд, засовывая его лицом в промежность, и как только его язык немного вошёл к ней в щёлку, она кончила. Оргазм волнами гулял по её извивающемуся телу.

– О, я смотрю, тебе грустно? И настроение на нуле? Не хотелось бы стакан лафита? Ну, а как насчёт прохладительного напитка? – вздрагивая в последний раз, насмешливо произнесла девушка. – Который называется “манда-риновый сок”? Пропустим стаканчик-другой? – её вновь выгнуло от смеха. И она потянула Олежку к себе. – Ротик открываем, не стесняемся, угощаю! Всё за счёт фирмы! Ну! Же! Пей! Или ещё захотелось повисеть вниз башкой? Будет, если так понравилось! Раз тупишь! – она тряхнула Олежку за волосы, и он, лишь повинуясь, тупо раскрыл рот. Соображение вмиг затянул туман ужаса. Марина прижалась к его губам, и горячая жижа полилась ему прямо в глотку. Олежка едва успевал проглатывать мочу, в этот момент даже не отдавая себе отчёта что происходит с ним.

– Как оказалось всё легко! – захлопала над головой в ладоши Вероника. – Раз-раз, и уже “унитаз”! Жаль, не могу выдать ему “шоколадку”, нету ничего! – она с сожалением надавила на живот и слегка напряглась. – Эх! Сейчас не получается!… И не получится! – нервозным тоном заключила девушка, посмотрела на лежащую на земле плеть, и затем перевела на Олежку раздосадованный и в то же время вожделенный взгляд. Он же, какой-то полуотрешённый, стоял на коленях, слегка опустив плечи и наклонившись. От того вороха крапивы осталась ещё довольно крупная кучка, и судя по всему, девки собирались сегодня же пустить эти остатки в дело. Только когда и как? Что же они заготовили ему? Явно не собираются ею бить… Тогда что же? Или будут стегать, но позже? Приберегли для Лизы, чтобы и той было удовольствие его отхлестать крапивой? От этой неизвестности и кутерьмы в голове у Олежки только нарастал страх, и нарастал всё более, чем больше он задумывался и гадал о их ближайших планах.

Он даже не заметил как сзади подошла Лера. Она взяла свисающую цепочку и серединой засунула Олежке в слегка приоткрытый рот словно узду. Подошвой упёрлась ему в затылок и натянула цепочку, раздирая уголки рта.

– Не держи открытым рот, ворона залетит! – хохотнула Вероника.

Откидываясь назад, Лера натянула изо всех сил.

– Ты никак собрался позагорать? Может тебе ещё и гамак развесить? Или разложить шезлонг? – она собрала обе стороны цепочки в кулак у самого его затылка и скрутила их. Завернула Олежке голову назад, улыбаясь посмотрела сверху ему в лицо и полные животного страха глаза. – Прибираться здесь кто будет? – она мотнула головой на разбросанные стебли и листья крапивы. Встряхнула ему голову. – Уноси это всё на компост! И живее поворачивайся, если не хочешь нас рассердить! Будешь копаться, на тебе очень хорошо попляшут розги! – она пнула его под зад и пихнула пяткой между лопаток, повалив на четвереньки.

Олежке отомкнули с одной руки “браслет”.

– Долго будешь думать с чего начинать? Собирай в охапку!

– Его бы подбодрить, сообразит всё вмиг! – Вероника потянулась за плетью.

Олежка посмотрел на валяющиеся неподалёку мешки и брошенные рядом сварщицкие перчатки, уныло и умоляюще поднял глаза на Леру. Та приподняла повыше его голову ногой под подбородок.

– Ну? Чего выпрашиваешь? Говори! Это приказ!

– Он наверное хочет попросить дозволения носить крапиву завернув в мешок. И в перчатках! Видно было, как он туда смотрел! – заржала Женька.

– О! Какая нежность! – подхватила Вероника. – Сейчас он у меня позабудет о таких интеллигентских тонкостях!

– Сначала услышим от него. Кажется ведь тебе было приказано говорить? – Лера задрала ему голову вверх лицом.

– Да… Госпожа Лера… Я… Я хотел попросить… Чтобы… Чтобы… Можно носить в мешке? Так можно… Сразу взять… Побольше… – запинаясь, произнёс Олежка.

– Охапкой унесёшь столько же. Нагребай побольше, прижимай плотнее чтобы не насорить по дороге! Начинай! – Лера двинула его ногой в зад.

Олежка насколько мог осторожно взял обжигающие стебли, быстро стал складывать их в кучу.

– Ну вы гляньте на такое недоразумение! Будет теперь брать двумя пальчиками по одной травинке! Сгребай! Пальцами как граблями! – расхохоталась Марина.

– Специально тянет, назло прикидывается что не понимает как нужно делать! Надо будет хорошенько наказать! – подала реплику Женька.

– Живей, тюфяк с соломой! – прикрикнула Вероника и протянула Олежку плетью вдоль спины. – А не то сейчас прямо здесь растянем на траве, да засыпем плетей! Ещё штук по тридцать!

Под обжигающими ударами он стал на четвереньках прыжками носиться по всей площади, где были набросаны ошмётки крапивы, сгребать и собирать их в кучу уже не обращая внимания на жжение. Схватил сколько было возможно – руки, грудь и живот обожгло так, будто его разом облепили муравьи – и побежал к ящикам около дровяника. Вероника припрыгивала следом, несуразно выбрасывая свои похожие на палки ноги, и настёгивала вслед плетью. Он быстро свалил свою ношу, примял ладонями, и кинулся обратно. Вероника стеганула его так, что по спине потекла кровь.

– Совсем отупел? Руки свободны, беги на четвереньках! Ну смотри, будет тебе сейчас!

Олежке пришлось прыгать на руках. Вероника, ругаясь что он бежит слишком медленно, стегала его с боков по бёдрам, по спине и по бокам, стараясь подхлестнуть снизу, попасть под грудь и под живот, несколько раз концами плети задела по яичкам и по члену. Он сгрёб вторую охапку, и всё повторилось… Четвёртая оказалась меньше – по бо́льшей части это были обрывки стеблей и истрёпанные листья – и бедняга потратил куда больше времени, собирая всю эту мелочь подгоняемый ударами плети, под насмешками остальных девчонок. Кое-как взял чтобы не рассыпались по дороге.

– На обратном пути пусть прихватит из сарая метёлку, ту, жёсткую! Чтобы здесь ничего, совершенно ничего от крапивы не осталось! – крикнула вслед Лера.

Веерообразной метлой из капроновых прутков Олежка собрал все остатки, сложил на мешки голыми руками, и попутно подбирая то, что обронил ранее, отнёс и замял поглубже в ящике с компостом. Мешки и перчатки отнёс в хозяйственный этаж и разложил там, где указала подошедшая Лера, и по требованию Вероники опять был плетью загнан обратно. Ему снова сцепили руки, и вдруг Вероника, наступив Олежке на спину, заставила его распластаться на земле, а сама с какой-то озверелой яростью стала хлестать плетью – по бёдрам, по попе, по спине. Олежка завизжал, вертясь угрём, но Марина наступила ему на плечи, Женька навалилась на ноги.

– Вот тебе! Вот! И ещё мало! Девочки, в первый раз этот кусок мяса вздумал обратно бежать на ногах, наверное всё думает что он человек как и все! Вот тебе ещё! Чтоб не забывался! Без приказа встать на ноги при госпоже – это оскорбление госпожи! Ещё раз напоминаю, ты приравниваешь себя к ней! За это ещё получи! Теперь ладно, отпустите его! А ну поворачивайся! На спину! И разинь рот пошире! – Вероника расставила ноги и присела над его открытым ртом как можно ниже. Напряглась и стала тужиться. – Если не примешь, и с удовольствием, так отделаем, вся шкура сползёт!

– Да за такую дерзость следует снова задать ему полновесную порку! Ударов по двадцать! – стараясь придать словам как можно более возмущённости, хлопнула себя по ляжкам Марина. – Или даже пустить по второму кругу, на перекладине!

“Неужели?!” – от нахлынувшего ужаса при этих словах Олежка совершенно потерял способность к соображению, глаза залило туманом. Как сквозь матовое стекло он расплывчато замечал её дрожащий подёргивающийся анус, почти не понимая происходящего. Дырочка ещё раз вздрогнула, и оттуда с пискливым звуком натужно вышли газы, отдающие запахом тухлого яйца. Более она ничего не смогла из себя выжать. От злости девушка пнула Олежку, и схватив плеть, хлёстко огрела его по животу и груди, попав и по рукам.

Дёрнув за цепочку, его заставили подняться и поволокли в дом. Вероника осталась собирать “инструменты”, напоследок пару раз вытянув Олежку вдогонку по спине, и ещё самыми кончиками пройдясь по попе.

До приезда Лизы оставалось ещё достаточное время. Девки решили подкрепиться, стали подогревать недоеденную рыбу.

– Знаете, девчата, – говорила Лера, переворачивая на сковороде куски сазана, облепленные поджаристым луком – конечно было бы вкуснее жарить каждый раз заново, а не греть вчерашнее или позавчерашнее, но сами понимаете, как это в лом – готовить каждый день.

Толстая сковорода нагревалась медленно, и Вероника, которой было скучно просто так сидеть и болтать ни о чём, вытащила из-под стола загнанного туда Олежку, велела ополоснуть руки, и потащила его в спальню.

– Я потом поем, если нагреется раньше чем справлюсь! – бросила она подругам.

– Крикни, если вдруг оно начнёт кочевряжиться или тупить! Приведём к пониманию! – вслед ей засмеялась Марина.

– У меня не забалуешь! – Вероника жёстко дёрнула за цепочку. – Ну, пошла, коза недоделанная! – и цепочка со свистом обжигающе впилась Олежке вдоль ягодицы и бедра. Он подскочил, шарахнулся вперёд, и шустро запрыгал у ноги госпожи.

– “Коза недоделанная”! – всхохотнула Женька. – Скорей уж сидорова коза! Так вернее!

– Идёт как послушная собачка! – засмеялась Марина.

В спальне Вероника быстренько одела страпон, бугристый и очень толстый. Затравленно, полными постоянного страха глазами Олежка следил за каждым её движением, ожидая приказаний, какую позу занимать.

– Полезай на кровать! – глухо буркнула ему госпожа. – Да быстрее ты там шевелись! – в руке у неё появилась какая-то штуковина, внешне похожая на дощечку-“шлёпалку”, но сделанная из двух слоёв очень толстой и твёрдой, чуть ли не как фанера, почти негнущейся кожи, длиной чуть более полуметра и шириной с ладонь; с одного торца между этими слоями, сшитыми и простроченными по всей площади, была вделана деревянная ручка, также обтянутая кожей. Девушка хлопнула этой кожаной шлёпалкой об ладонь. – Раком вставай! Как обычно! – и пока Олежка приподнимал исстёганную попу, она резко шлёпнула его по ягодице, потом по второй. Тот взвизгнул, метнулся, и чуть не рухнул на живот, такую сильную обжигающую боль причинял этот “инструмент”, да тем более по отхлёстанной и дико зудящей окрапивленной коже. – Живей пошевеливайся! Нечего разворачиваться как черепаха! Да ещё кряхтит и охает как умирающая бабка! Ноги пошире! – Вероника жёстко схватила Олежку за распухшие “булки” своими костлявыми пальцами, и от боли он чуть не заорал. Сильно расширила попу. С грудным мычанием, со стонами, даже попискивая, одним нажимом вошла в дырочку, и отстрапонила. Грубо и жёстко, даже жестоко. Хватая и тиская его за истерзанные места, и сознавая, какую Олежка испытывает боль, девушка испытывала окатывающие её всё более сильные волны оргазма, и очень скоро, судорожно извиваясь, она кончила.

Но и долго отдыхать Олежке не пришлось. Через несколько минут Вероника сдёрнула его за ошейник с кровати, и больно шлёпая “инструментом”, погнала в туалет. Зажала ему голову между ног и стала хлестать шлёпалкой, то по одной, то по другой половинке – “Слушайся! Чтобы слушался!”. После велела воющему, ошалевшему от боли и не понимающему зачем его бьют Олежке встать на колени около самого стульчака, опираясь ягодицами об пятки. Сама сильно нагнулась вперёд и присела, широко расставив ноги. Выпятила попу назад и руками развела свои отвислые и тощие, исколотые множеством уколов ягодицы.

– Засунься туда мордой, и соси! Соси! Сильнее, как только можно! Как насос! Не станешь делать как нужно, возьму плётку да вздрючу не хуже чем ты получил сегодня на перекладине! Всю шкуру с жопы обдеру!

От одного только слова “плётка” ужас ахнул у Олежки в голове глухим выстрелом, заложил уши словно плотной ватой, прошёлся внутри раскалёнными и в то же время леденящими щупальцами. И этот панический ужас, голый ужас заместил собой все иные чувства. Не отдавая отчёт что с ним происходит, он вытянул губы “уточкой”, прижал их к анальному отверстию госпожи. Та завела руки назад, схватила Олежку за затылок и сильно вжала лицом между ягодицами. Он буквально утонул между ними, и прилагая все усилия, стал как бы что-то высасывать из заднего прохода. Вероника сильно потужилась, но опять ничего, кроме нескольких коротких выходов очень зловонных газов высосать он не смог. Видя всю безуспешность, она оторвалась от Олежки и влепила ему крепкую плюху. Ногой толкнула к биде.

– Рожу умой! И выполощи свой унитаз! Сегодня тебе с этим вдвойне повезло, приезжает Лиза! Полощи и глотай воду! – ударом по шее Вероника ткнула его в чашу биде. – Как люди воспитанные, мы всегда смываем после себя! – добавила она со смехом.

Когда она пригнала Олежку обратно на кухню, девки только начинали еду. Лиза могла приехать в любую минуту, и потому на всякий случай и для неё была приготовлена лишняя тарелка с громадным дымящимся куском рыбы.

– Отлично, что ты догадалась принести с собой и инструментик! – радостно засмеялась Марина, указывая на шлёпалку, которой Вероника при входе на кухню ещё разок крепко прошлась по Олежкиной попе, сперва желая загнать его под стол. – Здесь надо намыть сковороду, так нужно следить чтобы он не ленился! – Марина обтёрла руки, разомкнула “браслет” на одной его руке, и шлёпнула Олежку ладонью. – Ты слышал, пентюх, что следует делать? Тогда чего продолжаешь смотреть в пол? Там что-то очень интересное?

Олежка начал подниматься. Вероника с угрожающим окриком “ускорила” его движения шлёпалкой. Он подскочил к мойке, украдкой бросая голодные взгляды на жующих и причавкивающих, уплетающих за обе щёки девчонок. Сидящая ближе всего к нему Марина положила шлёпалку к себе на колени, и постоянно оборачивалась, проверяя, насколько качественно и быстро он отмывает жир со сковороды, чтобы следом, по мере освобождения, можно было б начать мыть и тарелки.

Горсточку рёберных костей, пригорелые кусочки лука и несколько обгрызенных корок хлеба свалили в одноразовую миску. Марина щедро шмякнула поверх этого столовую ложку горчицы и сыпанула красного перца. Миску поставили у порога, а пока Олежка, подгоняемый шлёпалкой, домывал последнюю посуду. Помня сегодняшнее утро, как только надобность находиться в стоячем положении закончилась, он бухнулся на колени, чем вызвал пересмешки и радость девчонок.

– Просто отлично! Дрессура идёт впрок! Видишь как хорошо учит крапивка? Главное, чтобы не терялось в башке! – с этими словами Марина защёлкнула наручники и пихнула Олежку пяткой. – Иди покушай, заслужил! Чтобы всё поел! Не как вчера, если не хочешь повторить сегодняшнее вразумления!

Олежка взял из миски несколько рёбер рыбы, облизал кость. Горчица обожгла рот, он чуть не закашлялся.

– Что-то без аппетита жрёт. – Женька хлопнула его тапком по попе. – Может тебе подать ветчины с горошком? Огурчиков? Коньячку? Или перепёлочку на вертеле? А как насчёт жареного гуся? Который может клюнуть в жопу? Смотри не дождись когда клюнет! Понимаешь, о чём я говорю? Жри живее! Обсосёшь кости, засунься в миску мордой, и жри пастью прямо оттуда!

Но едва только Олежка вынул рыбью кость, как по дому, в разных его концах, и на первом, и на втором этаже, басовитым шмелиным жужжанием загудел звонок, а на веранде начал метаться звонкий колокольчик, возвещая, что звонят снаружи, у ворот. Это могла быть только Лиза.

Выругавшись, Марина пинком отшибла миску в сторону и пнула Олежку снизу под живот, огрела цепочкой. Лера заметалась, и найдя где-то банный халат, запахнулась в него, – вдруг мимо открытых настежь ворот пройдёт ещё кто-то? – схватила ключи и поспешила открывать ворота.

Рывками за цепочку, подхлёстывая, Олежку потащили по коридору, и затем сволокли вниз по лестнице. Уже на земле заставили встать на четвереньки и опустить лицо вниз. Марина встала рядом, поставила ногу ему между лопаток и натянула цепочку.

– Встретишь со всем почтением и покорностью. Сделаешь, скажешь что не так, от твоей глупой задницы очень долго будут лететь ошмётки шкуры! Вместе с мясом! – прошипела она, слегка наклонившись к нему.

Лера меж тем бежала к воротам, до которых от дома было достаточно далеко, и что-то громко говорила по телефону.

– Да, да, уже сейчас… Буду открывать… – слышались обрывки фраз.

Вот она повернула ключ в замке. Створы ворот стали медленно раскрываться. Марина ещё сильней прижала Олежку ногой и крепче потянула за цепочку. Вероника стояла позади, держа наготове шлёпалку, а около неё – Женька с короткой плёткой-камчой.

Какая-то противная и липкая душащая волна, гонящая снизу вверх неприятную тошноту, поползла у Олежки внутри. Тело покрылось холодным по́том от тревожного волнения перед неизвестностью. Какие ещё новые испытания у него сейчас будут впереди?

Продолжение следует…