День рожденья с продолжением… Ч. 27.

Высунувшись из бокового окна, Лиза приветливо помахала рукой.

– Эге-гей, хозяюшка, открой! – шутливо крикнула она звонким голоском.

Юркий светло-оранжевый глазастый “Дэу” резво и шустро вкатил на участок, и ворота мгновенно закрылись. Лера стала отпирать гараж.

Пока Лиза ставила туда машину, девки терпеливо ждали. Только Олежка, которому было больно стоять коленями на выпуклых камнях дорожки, иногда переминался, и тогда Марина сильнее натягивала цепочку и нажимала ему на спину ногой.

Наконец Лиза, в белых капри и белой, с воздушно-розовым оттенком блузке, подчеркивающих её на первый взгляд широкую, плотную и массивную, и в то же время изящную фигуру, смуглую кожу и чёрные как смоль волосы, выпорхнула из гаража, и неся два объёмистых пакета, бойко строча каблучками, почти бегом легко поспешила к дому, что-то напевая под нос. Лера едва поспевала за ней. Кроме пакетов в одной руке она несла какую-то тонкую палочку похожую на тросточку, вроде бамбуковой, на толстом конце загнутую крючком. Марина наклонилась к Олежке.

– Мы все тебе сочувствуем. Такого “штрумента” ты ещё не пробовал! К сожалению, у нас его нету! Ну и попотчует же он тебя сегодня! – ехидно смеясь, злорадно сказала она.

– О, конечно же! – поддержала Женька. – Как он шёлково гладит, как бархатно ласкает! Мммм-ммым! Но пусть уж госпожа Лиза сама тебе продемонстрирует его в работе!

Ничуть не запыхавшись, Лиза подбежала к подругам.

– “Выбегай на крыльцо, выбегай, растворяй ворота́, растворяй…” – мурлыкала девушка..

Она была нисколько не удивлена, видя их в одеяниях Афродиты, поскольку сама вот-вот должна была остаться в таком же “костюме Евы” и влиться в эту нудистскую компашку. Поэтому девушки только обнялись, расцеловались и поздоровались. Марина дёрнула за цепочку и подпихнула Олежку ногой.

– Ну вот он. Пусть отвечает. – Она повернулась к Олежке. – Тебе сейчас держать ответ перед госпожой. Так что советую говорить внятно и точно, отвечать на вопросы чётко, не на каком-то своём ишачьем языке, а на понятном всем, если не хочешь лишних неприятностей своему обучательно-соображательно-думательному месту. – Марина больно хлопнула его цепочкой по попе. – Ну, что ты сейчас в первую очередь должен сказать госпоже?

Олежка замялся. Мало того что он уже чуял за каждым словом хозяек какие-то подвохи чтобы поставить его в тупик и наказать, но он и вправду не знал, что следует говорить сейчас. К тому же бушующий в нём ужас сковал соображение, в глазах туманилось, мозг не всегда мог сразу обработать услышанные слова. Он сделал первое, что могло быть уместно в данной ситуации.

– Я… – всё же заикаясь, произнёс он, – буду слушаться госпожу Лизу… – и он лёг на живот и подался вперёд чтобы облизать Лизе обувь. Но нутром ощущая, что он сделал что-то неправильное, Олежка весь сжался, мышцы под кожей стали непроизвольно нервно подёргиваться.

Женька подтолкнула Веронику.

– Глянь, голова у него ещё не поняла, что́ он ляпнул, но жопа уже что-то начала понимать! Точнее, чуять, предчувствовать! Что произошёл какой-то косяк! На интуитивном уровне наверное! И что ей сейчас будет не кайф! – и она со свистом ожгла ему плёткой наискосок одну ягодицу. Вероника с треском огрела Олежку по второй половинке попы.

Марина удручающе развела руками.

– Даже среди ослов или баранов вот это выглядит дебильнее всякого дебила! Даже не знаю, какой палкой его можно чему-то научить! – она проехалась ему по спине цепочкой. – Ты хоть понял ли, что выдал сейчас? О послушании ты сказал госпоже ещё тогда, в первый раз! Ладно, подскажу, хоть и не уверена, хватит ли в твоей голове опилок чтобы осмыслить услышанное. Повторяй: “Я очень виноват перед госпожой Лизой, и хочу получить от неё любое наказание, которому она захочет меня подвергнуть.”. Ну? Язык отсох? Или госпожа должна повторить дважды?

– Его язык надо всего лишь подбодрить! – и опять плеть и шлёпалка словно раскалённым железом обожгли Олежкину попу. Он подпрыгнул с криком и подполз к ногам Лизы.

– Госпожа Лиза, я очень виноват перед вами… – и он сказал всё, что велела Марина.

Лиза ловко словила в воздухе вьющегося около неё слепня, сжала в ладони, и бросила раздавленное насекомое прямо перед его лицом. Больно скрутила Олежке ухо и приподняла его на колени. Медленно поднялись длинные ресницы под густейшими бровями, в глубине её бархатных чёрных глаз будто полыхнул всплеск тёмного огня. Она в упор взглянула в расширенные и застывшие от страха Олежкины глаза, осмотрела его приоткрытый рот и трясущуюся челюсть. Так продолжалось почти с минуту. Застывший Олежка с ужасом ждал, что она сейчас ему скажет. Пухленькие лепестки губ Лизы шевельнулись. Она ещё крепче сжала пальцами, и сильнее вывернула ему ухо. Ямочки пропали с её округлых щёк.

– Значит, ты захотел обманом скрыться? И не подумал, что ты собственность госпожей? Которым, к тому же, ты уже успел достаточно понравиться? С тобой сейчас и поступают как с беглым рабом, и то, что я не успела дать тебе с момента первого наказания за это, и до сих пор, я додам сегодня и завтра! – Лиза свернула Олежке ухо так, что оно захрустело, и оттолкнула его голову.

– Да-да, именно так – “успел достаточно понравиться”! – с усмешкой сказала Марина. – Я уже с недавних пор подумываю, а не жениться ли мне на нём? Да, конечно, именно “жениться”!

Лера фыркнула.

– Невеста нарасхват! – и она тут же отвернулась, чтобы не было видно её мгновенно скисшего лица, и закусила губу. Но эти движения не ускользнули от Вероники, которая и раньше о чём-то догадывалась. И она тоже поморщилась.

Лиза подставила ему сначала одну, затем вторую ногу, и он усердно вылизал ей обувь. После она отставила в сторону пакеты, и взяла привезённую с собой тросточку, гибкую и тонкую на конце, словно розга. Согнула её почти под прямым углом, несколько раз со свистом махнула ею в воздухе, и тоном циркового конферансье, объявляющего “смертельный номер”, громким голосом звонко выкрикнула:

– Ротанговая трость!

– Ого! – расхохоталась Женька. – Потом сравнишь, каково будет ею! – и плётка со звучным щелчком легла поперёк Олежкиной попы.

– Погоди, Лиз, – Лера сделала приглашающий жест к дому – может сначала осмотришься? Мы тут и на твою долю зажарили рыбки. Сазан! Может, хочешь и попить с дороги? Чай, есть и зелёный, есть кофе.

– Пивко в холодильнике, – добавила Женька.

– Банька уже вовсю готова, – продолжила Лера.

Лиза ненадолго задумалась, переводя взгляд то на веранду, то на Олежкину попу. Наконец мотнула головой.

– Да, лучше немного перекусить. Я с собой ещё привезла уже приготовленное мясо для шашлыка. Баранина! И кизиловые палочки, и ольховый уголь. У вас же здесь есть мангал?

– Разумеется! – Лера махнула рукой в сторону угла дома, за которым был вход в “хозяйственный этаж”.

– Мой дедушка, когда приезжал к нам, или мы к нему, говорил всё время, что настоящий шашлык или кебаб бывает только из баранины, из любого другого мяса это как будто бы шашлык, но не шашлык. Просто мясо на палках, жареное как шашлыки. А уж он-то в этом знал толк!

– Он что, был поваром? – спросила Вероника.

– Да нет. Мой дедушка – по маме – был азербайджанец, в его роду когда-то раньше были и беки, и ханы. Был даже турецкий паша́, хоть и непонятно, по прямой ли линии. Скорее всего нет, просто взял себе невесту из нашего рода. Бабушка считалась армянкой, хоть её отец и был грузином, княжеского рода. Его отец, значит мой прапрадед, в германскую был офицером. Затем воевал у Колчака, потом вроде как успел уехать за границу, а семья осталась в Грузии. Советской, разумеется. Идёмте уже. Если интересно, могу рассказать потом.

– А когда поешь, не сможешь ли сделать мне укол? – попросила Вероника.

– Можно и прямо сейчас, пошли. А кстати, с ним-то что? Проведём с собой?

– Чего ему там делать? Прицепим к перилам, и нехай загорает! – засмеялась Женька.

– Ну зачем? Он же ещё корм не дожрал, а наверняка проголодался, бедняжка! – смеясь ехидным, каким-то кашляющим смехом, тряся плечами, проговорила Марина.

– Что за “корм”? – переспросила Лиза.

– Да, приготовила я ему… То, что мы не доели, и для вкуса сдобрила горчичкой с перчиком, и побольше. А, да, надо ещё и посолить покрепче! Так что ведём его!

– С ума сошла? Этого ж никак нельзя! Он же себе и горло, и желудок сожжёт! Если схватит его, что будете делать?

– Удавкой придушим, и в болото! – угрюмо процедила Вероника.

Лера сразу шикнула на неё, и та замялась, поняв, какую немыслимую ерунду она брякнула.

– А я тогда зачем сюда ехала? Так что при мне – никаких таких деликатесов! – заявила Лиза.

– Так уж не карася в сметане для него готовить! – снова заржала Женька. – Да нехай остаётся тут!

– Ведём с собой! А этот свой деликатес – при мне в помойку! – вновь властным тоном, словно приказывая, сказала Лиза.

Олежка не знал, на что надеяться. Действительно ли Лиза добрее других его хозяек, видит ли в нём и человека, а не только предмет для собственных наслаждений? Имея на него собственные виды, пока не известные никому? Или это какая-то игра в “кошки-мышки”, вроде игры в “доброго и злого полицейского”? Зачем? В каком направлении ведут, в чём смысл, к какому финалу ведётся? Сто́ит ли верить, возлагать на Лизу какие-то надежды?

Хлёсткий удар цепочкой вывел Олежку из раздумий. Девки, захватив пакеты и новое орудие истязания, гурьбой стали подниматься по лестнице, щебеча и посмеиваясь. Последней, немного приотставая, с хмурым видом, шла Вероника, рывками волоча на цепочке Олежку. Перед каждым рывком она, пока взбирались наверх, крепко трескала его шлёпалкой или хлестала цепочкой. И только уже на веранде, перед самой дверью, отвернулась в сторону, и что-то с досадой прошептала. Олежка смог уловить лишь какие-то звуки, похожие на сопение, среди которого можно было разобрать что-то похожее на “всё-таки не мне”.

– Всё-таки не мне! – вторично прошептала девушка, и опять с какой-то злостью сильно огрела Олежку цепочкой и пинком протолкнула через порог.

Пока девки занимались своими делами, Олежку плёткой загнали под стол на кухне и приковали наручниками к ножке. Лиза пощекотала Веронику за низ попы.

– Пошли, пикнем укольчик.

– Сделай, сделай ей “пик!” в попу! Как я всё это время! – шутливо смеялась Женька.

Вернулись девчонки достаточно быстро, всё ещё о чём-то щебеча. Вероника прижимала к верхней наружной части ягодицы ватку после укола. Лиза уже была без одежды. Смеясь над чем-то вместе с подругами, она вертела широкой очень выпуклой попкой с крутыми запа́дами краёв ягодиц в середине, по которым вглубь, как и по краям ягодиц, и по задней и внутренней части бёдер, густо росли мелкие, круто завёрнутые колечками волосочки. Олежка ещё раз поразился, насколько крепкие и какие сильные у неё ноги.

Нисколько не стесняясь что они находятся на кухне, Женька, потирая живот, спросила Лизу, не сможет ли она поставить ей клизму, если понос вновь случится.

… – И знаешь ведь, продристало в самое неподходящее время, как только я хотела начать работу по вразумлению этой тупой головы! – с хохотом пихнула она ногой сидящего под столом Олежку.

– В любое время, – ответствовала Лиза. – А вот он давно ли был прочищен?

– Ну, сегодня ещё нет. Вчера задавали ему корм, но он его не усвоил, прямо здесь обратно в миску и вывернул. За что и был сегодня строго наказан. Так что сейчас похоже, внутри он чистый.

– На всякий случай всё же надо промыть. Но это погодя. Конечно раба надо держать в великой строгости, наказывать почаще чтобы постоянно помнил своё место, но всяких излишних и чрезмерных зверств я лично не одобряю. Тех же бесчеловечных издевательств ради минутной забавы. Тем более таких, что могут иметь необратимые последствия для здоровья. Вроде как принуждения поедать экскременты, – тут она стрельнула взглядом на Веронику, – всякие жгучие продукты в большом количестве без заедания чем-нибудь другим… Ну, и держать его подолгу совершенно голодным, даже если нет объедков, тоже не следует.

– А что, может специально для него заказывать в ресторане с доставкой заливного осетра? Или раковые шейки с зернистой чёрной икрой? – засмеялась Марина.

– Ну, хотя бы хлеба. Он совершенно ослабеет, и при таких сильных и частых наказаниях может не выдержать.

– То, что ты называешь “издевательствами ради минутной забавы”, это не одна лишь забава, а один из элементов всей дрессировки и укрощения. Чтобы он полностью проникся, что его предназначение – беспрекословно исполнять приказанное госпожами. И что бы госпожа с ним ни сделала – это норма. Это должно врасти в него, как и то, что он – лишь объект для управления, – как будто оправдываясь перед Лизой, каким-то нерешительным тоном сказала Марина.

Пока Лиза отдавала уважение сазану, нахваливая свежую рыбу, Лера всё же куда-то сходила и принесла довольно большую краюху уже подсыхающего хлеба. Бросила у порога, отомкнула Олежку, потащила за цепочку из-под стола.

– Иди жрать! – дослала его пинком в зад.

Наконец Лиза отставила тарелку, вытерла губы салфеткой.

– А как там насчёт баньки? Хотелось бы поскорее оценить и сравнить. У нас на даче папа построил настоящую финскую баню. Давно уже, сразу вместе с дачей. Он вообще поклонник всего финского, у него осталось много друзей финнов, так он тогда часто им звонил, спрашивал, как что нужно делать чтобы получилась именно финская, а не пародия, такая же как у них. Кстати, от него и я научилась финскому языку.

Вероника вытянула шею.

– Откуда у него финны-друзья?

– Когда моя мама приехала учиться в тогда ещё Ленинград, она и познакомилась с ним. Он там жил. Хоть он и писался латышом, как и его отец, но и тот латышом был наполовину, его отец был немец. А мама у моего папы – эстонка. А какой-то её пра-пра…пра-прадед был швед. После учёбы – а они тогда только недавно расписались – их распределили сюда, ну, здесь мы с сестрой и родились.

– Во как! Ну в тебе и сошлись… Север с югом! – всплеснула руками Марина.

– Но южная кровь всегда сильнее, мы с сестрой пошли в маму. Кстати, мамин отец хотел, раз уж старшую назвали Жанной, то чтобы меня назвали Гюльсорой. Но родители не стали.

– А ведь красивое имя.

– Да. Означает что-то вроде “Ласковый Цветок”.

Марина вдруг согнулась от смеха.

– Представляю! Будь ты с таким именем, и сегодня станешь лупить вон то недоразумение как сидорову козу! О-оой, не могу-у!

Девки также начали безудержно хохотать. Смеялась и Лиза.

– Вот что, девочки, у меня есть одна просьба, – отсмеявшись, начала Лиза. – Никто не будет против, если сначала схожу в баню я с ним вдвоём, а потом попаритесь вы все? А я в это время порезвлюсь с ним. И пока я здесь, он будет в моём единоличном пользовании?

– Да нет… – хоть и поморщившись и отвернувшись, процедила Вероника.

– Нет.

– Нет, конечно.

– Даже лучше. Баня не слишком обширная, и если идти сразу всем, будет неудобная толчея, – сказала Лера. – Правда, в таком случае не худо туда занести ещё дровишек, но сейчас под рукой всегда имеется ишак.

Лиза хлопнула в ладоши.

– Но сначала клизму. Промою его изнутри, затем немножечко напомню, что случается с убежавшими рабами. Самую капелюшку, пусть испробует ротанговую трость. Пока не знаю, где этим заняться… Или здесь, в доме, или разложить на участке? И на чём? Ладно, сейчас займёмся клизмой. Где и как лучше?

– Мы вон когда ему делали, вешали её на того оленя в коридоре, а его раскладывали на полу, – подсказала Женька.

– Отлично! Где тут все причиндалы?

Как только целлофан был расстелен под рогами, Олежка, не дожидаясь окрика, быстро лёг на бок и притянул ноги к самому животу, чем вызвал смех и шутки девчонок.

– Уже дрессирован! Как мы его в тот раз хорошо воспитали!

– Почаще треба, везде будет шёлковый!

Только Вероника, забрасывая верёвку на рога, крепко двинула его ногой в ягодицу.

– Разлёгся! И не понимает это полено с жопой, что так мешает подготавливать! Хоть бы двинулся к стене! Заставь дурака молиться богу…!

Лиза сама налила воду нужной температуры. Теперь, намазывая длинный наконечник, она рассказывала девкам истории из своей жизни. При этом явно затягивала время, наблюдая за тревожным ожиданием мучительной процедуры слегка подрагивающего Олежки.

– Когда я проходила практику в больнице, знаете что мне больше всего нравилось? Именно, делать клизмы молоденьким паренькам! Они так стеснялись! Это меня заводило больше всего! А я не церемонилась! “Ну-ка, штанишки снимаем совсем!… А зачем тебе трусы на ногах? Чтоб ниже пояса было снято полностью всё!”… И так далее… Если кто-то из них зажимался, я “расковывала” такого хорошим шлепачком! А которые оказывались совершенно заступоренными от стеснения, тем я без лишних церемоний сразу помогала раздеть объект для процедуры! Штаны вниз – раз, и подтолкну на кушетку! И, знаете, в нарушение всех инструкций, я не одевала перчатки, старалась трогать их попки голой рукой. Даже не трогать, а брать, хватать, почти как щупать руками. Меня просто кружило, когда я представляла, что у них в эти моменты творится внутри! Трусы намокали, как будто обоссавшись!

– Надо было одевать памперсы! А то вдруг бы высветилось мокрое пятно? Или потекло б по ногам? Во был бы конфузионус! Подумали б, что действительно обделалась! – прыснула Лера, сильнее прижимая Олежке ноги и наваливаясь ему локтём на голову.

– Обходилось двумя-тремя хорошо впитывающими прокладками. Но это ещё не всё! Когда вливалось уже больше половины клизмы, как они начинали вертеться, ёрзать и дёргать ногами, сжимать и напрягать свои попочки! А некоторые визжали, ну прям как настоящие поросятки! Уже не обращали внимания, что я, вроде как успокаивая их, глажу по попке, по верхам бёдер и между ними, свожу и зажимаю ягодицы. Теперь они больше всего боялись опозориться не удержав воду, пустить фонтан! Но я уже видела, кто ещё может кое-как сдержаться, а кто, что называется, “на последней паутинке”! В большинстве случаев я и старалась растянуть процедуру, ну, и потом заставить подержать в себе водичку. Вот где был настоящий заводняк! К тому же, хоть в действительности это и не практиковалось, но я нетерпёхам часто грозилась их связать, привязать к кушетке. Для них это был форменный “убой”! А иногда, и особенно уже после учёбы, когда я ненадолго устроилась работать в эту же больницу, я договаривалась с одной врачихой, что она пропишет клизму и тем, кому это не нужно, но на кого покажу я, и чтоб я почти сразу и вела его делать процедуру. Кстати, она сама была подвержена таким же пристрастиям, водила в клизменную понравившихся ей пациентов, именно парней, и помоложе, самых нежных, так что мы друг друга понимали. Кстати, и это я тишком проверяла по журналу, им клизма в тот период не требовалась! Девушки, а тем более взрослые женщины, были без комплексов, запросто ложились, задрав бельё. Тогда-то меня и стали посещать мысли, а не отстрапонить ли кого-то из этих стесняшек? Прямо там, на кушетке, и поставить раком! Но… Это никак нельзя! Ни в каком виде, даже по взаимному согласию! Во всяком случае в стенах больницы! – продолжая говорить, Лиза пошире раздвинула распухшие, покрытые волдырями багровые Олежкины “булки”, и плавным ловким движением быстро погрузила наконечник ему в задний проход, довольно наблюдая как он рефлекторно вздрогнул. Открыла воду, и одной рукой придерживая наконечник, второй расправила шланг чтобы тот не провисал.

Сначала Олежка старался не обращать внимания на бурлящую, вливающуюся в него воду. Хоть временами она давала о себе знать, когда становилось тяжело в низу живота, и напоминала, что желает вырваться наружу. Но едва только он видел перед своими глазами стоящих над ним Женьку – с плёткой, и Веронику – со шлёпалкой, как его организм как-то подсознательно срабатывал, где-то в глубине кишечник размыкался, пропуская воду выше. У него слабело тело от ужаса, что же с ним будет, если хоть несколько капель воды брызнут наружу! Щедрые на наказания девки не упустят случая! А Вероника с Женькой, видя как он временами напрягается и как бы втягивает дырочку в себя, сжимая ягодицы, тут же начинали потрясать перед его лицом своими жуткими “инструментами”, и страх сразу гасил в нём все непринятые и болезненные ощущения, замещая их, кишечник словно механически не пропускал воду вниз. А Лиза, слегка вытягивая наконечник, где-то нажимала его концом на какое-то место, отчего внизу живота внутри возникала сильная, тупая давящая боль, от которой он даже вскрикивал. Но во всяком случае, Лера теперь уже не держала его, а по указанию Лизы периодически вкруговую массировала ему живот…

Клизма закончилась. Олежке показалось, что прошла вечность. Лиза, сведя и зажимая его ягодицы, вытянула наконечник и велела пролежать несколько минут.

Девки с каким-то наслаждением наблюдали через распахнутые двери туалета, как Олежкина попа исторгает из себя сильные струи воды. Они посмеивались, выдавали “остроумные” реплики насчёт его “обжорства” и “переполненного кишечника”, а он, сбросив на время дикое напряжение, старался провести на унитазе подольше, чтоб не так скоро снова попасть в их нежные ручки…

Из более-менее успокоившегося состояния его вывел окрик Вероники.

– Он что, до китайской пасхи собрался насиживать непонятно что? – схватив его за волосы, она нагнула Олежку, и взгрела по спине цепочкой. – Давно уж высрал из себя все капли, и сидит как тот “Мыслитель”! Только что не подпирает голову рукой! Какие стихи сочиняешь? Или вздумал решать теорему Ферма? – девушка тряханула его голову, и вновь вытянула вдоль спины. – Сейчас бы сразу его растянуть, да отхлестать розгами!

Подошедшая Лиза зажала Олежке голову под локтём, быстро и с силой всунула наконечник ему в попу, и вертя его концом, как бы прошарила в глубине прямой кишки. Усадила на унитаз, дожидаясь, выйдет ли из него ещё что-нибудь. Затем, заставив Олежку вытереть попу, девчонки начали совещаться, что в первую очередь делать дальше, и порешили, что для начала нужно создать в бане некоторый запасец дров.

Олежку плёткой пригнали в дровяник, сняли наручники. На плечи ему навьючили “дровоноску”, но на сей раз не стали нагружать поленьями с горой, положили примерно с две трети высоты.

– Если этого враз не поднимет, то он совершенный слабак, – осматривая сверху его, сидящего на корточках, насмешливо сказала Женька.

– У меня не просто поднимет, подскочит! Ещё и подпрыгнет! – Вероника взяла у Женьки плётку, но не успела замахнуться, как Олежка, которому в этот миг показалось, что вот-вот все его внутренности сейчас выдавятся и полезут через рот, с вытаращенными от натуги глазами, как можно быстрей поднялся, и насколько мог бегом направился к бане. Вслед ему дико хохотали и улюлюкали девчонки, прославляя “волшебное действие магического инструмента – плётки”, которая, по их шуткам, “поднимет хоть парализованных, и возвращает речь немым”.

– Кстати, насчёт немых, – вставила Лера. – Начальник Тайной канцелярии, генерал Ушаков Андрей Иванович, как-то заметил, что “у моих-то молодцов и немой языка заимает”. “Его молодцы” – это были допытчики-палачи. С кнутами!

Вероника бежала рядом с Олежкой, норовя не просто стегануть, а как бы “опоясать” плёткой его бёдра, с глубоким захлёстом и оттяжкой, что ей иногда удавалось. По всей видимости, она старалась чтобы он упал, и затем под непрерывными ударами собирал поленья, и поднимался также под плетью, и возможно, снова б рассыпал дрова, и так далее… Но Олежка, по мере возможности уворачиваясь от ударов, быстренько донёс свою ношу. Хотя в бане, пока он складывал поленья и выметал мусор, Вероника порезвилась в полное удовольствие! Плётка скакала по Олежкиной спине, плечам, ногам и попе, а сама девушка хлестала с такой силой и яростью, словно хотела просечь до костей, срывать клочья мяса…

Олежка не понимал, чем вызвана у неё в последние часы такая невиданная агрессия и жестокость к нему, поскольку, в силу своей жизни, замкнутой по бо́льшей части в домашней среде, подле мамы, при ограниченном круге друзей, таких же “домашних мальчиков”, робких и нерешительных, отсутствия опыта общения с девушками, он не смог увидеть, ка́к теперь смотрят на него девчонки, и что между ними начинается незримое и незаметное соперничество за возможность владеть им единолично и безраздельно. Точнее говоря, сделать его собственной “женой” или “наложницей”. Это была “гонка за обладание”, “призом” в которой будет не он, а удовлетворение амбиций напоказ остальным подругам. И Вероника понимала, что её шансы находятся на последнем месте, позади всех остальных подруг. Основной претенденткой на первый план выходили Лера, а вот теперь ещё к ней добавилась и Лиза, быстро сравнивающаяся с Лерой, оставляя позади Марину с Женькой, меж собой имевших равные возможности. Но если только тех двоих Вероника легко смогла бы обойти, то ни за Лизой, ни тем более за Лерой ей не угнаться. А ведь это она, именно она, тогда ещё в шутку, бросила мысль о “женитьбе” на Олежке. И эта вначале шутливо подброшенная вроде бы и чушь вдруг получила такое развитие у всех подруг! И кажется идёт к реальному воплощению. Вот только явно не у неё! И потому сегодня она порой даже старалась подтолкнуть ситуацию чтобы Олежку пороли бы снова и снова. И, случись непоправимое, если он погибнет под бичами, то уже он и не достанется никому. Раз уж точно не ей!…

А теперь вот и стремительно ворвавшаяся и энергично берущая инициативу Лиза. Зачем она так оберегает Олежку? Явно для себя, имея на него будущие виды? Неужели в её голове уже давно созрела мысль, которую она, Вероника, только недавно подбросила как шутку? Ведь, проверяя реакцию Леры сегодня по окончанию порки Олежки, Вероника думала, что если она услышит, что подруги в любой момент готовы будут ликвидировать Олежку, то она тут же и скажет, что заберёт его к себе под видом бракосочетания, чтобы затем держать в заботе и строгости. Вроде собачки у любящей хозяйки. Или даже как сыночка у строгой мамы. И вот, пожалуйста… Вся яростная досада девушки, её злость на собственную нерешительность теперь изливалась на беззащитного раба.

Когда госпожа перестала его лупить, Олежка, стоя на коленях, потянулся было за “дровоноской” чтобы нести её обратно. Но Вероника толчком ногою в лоб опрокинула его на спину, одним прыжком оказалась над ним, низко сидя на коленях. Захватила под затылок, и подтянула лицом к лобку. Изо всех сил прижала кончиком носа к точке “G”, стала делать кругообразно-толкательные движения и крутить Олежку носом в обратную сторону. Через какую-то минуту, чуть не расплющив ему нос, подалась к его губам своим возбуждённым клитором. Олежка, на каком-то “автопилоте”, скорее угадывая чем понимая пожелания госпожи, лёгкими движениями губ провёл по нему, одновременно касаясь кончиком языка. Так продолжалось недолго. Вероника прижалась к его рту, и он начал активно сосать клитор, нажимая на него напряжённым языком. Она прямо-таки взвыла, почти взревела. Делая такие же толчки нижней частью тела, девушка начала потихоньку смещаться вперёд, так, чтобы постепенно Олежкин рот оказывался у неё между ногами, а он при этом продолжал бы сосать, но теперь уже губки и между ними. Вероника впилась ногтями Олежке в затылок, тряханула ему голову, и толчками подаваясь сама, начала рывками вжимать его рот к себе в щёлку. Высунув до отказа напряжённый язык, Олежка стал водить им по стенкам влагалища, а Вероника, делая самые немыслимые движения, натягивала на себя его язык. Потоки выделений залили ему рот, он чуть не захлёбывался в них. Госпожа вдруг заорала, несколько раз дёрнулась, и кончила, ещё некоторое время лихорадочно дрожа. Олежка чувствовал, с какой силой пульсирующие мышцы влагалища сжимают ему кончик языка, словно оно, само по себе, не хочет выпускать его язык из себя и требует продолжения.

Заставив Олежку облизать все выделения и заодно ещё раз хорошенько вылизать всю промежность, Вероника вдруг схватила его за волосы, согнула так, что он лицом почти уткнулся себе в колени, и вновь начала лупить плёткой по спине. После нескольких минут избиения встряхнула его, и опять прижалась ему ко рту своей писей.

– Пей! Пройдёт мимо хоть капля, всю шкуру сдеру!

Скованный ужасом, отбившим всякое соображение и чувства, он, временами давясь, стал спешно заглатывать льющуюся к нему в рот горькую солоноватую мочу. Впрочем, ни её вкуса, ни запаха он в тот момент не ощущал, мысли были заняты лишь тем, чтобы исполнить приказ и не нарваться на, может вдруг статься, убийственную порку. Олежка даже не услышал , и конечно же не почуял, как Вероника трескуче-звучно и продолжительно, и невероятно “душисто” пукнула после того как пописала.

Пощёчина, а за нею и ещё несколько, вернули его к действительности. Удар плётки обжёг бедро.

– Лёг на спину! – и после того, как он бухнулся, приложившись затылком об пол, госпожа, расставив ноги, уселась к нему на рот анальным отверстием.

– Работай языком! – прикрикнула Вероника, нагибаясь вперёд.

Олежка стал, едва касаясь, проводить снаружи дырочки. Девушка прижала ему голову всем весом.

– Входи! – плётка жиганул его по ногам.

Олежкин язык проскользнул вглубь заднего прохода. Вероника стала втягивать в себя дырочку, и язык начал затягиваться и засасываться в глубину, в самую прямую кишку. Одновременно она сжала сфинктер, и её попа не отпускала находящийся внутри язык. Сам Олежка только с большим усилием смог бы вытащить его обратно, так сильно язык был зажат.

Далее Вероника начала как бы работать анальным отверстием, то затягивая, то расслабляя, то напрягая его наружу, почему язык сам собой ходил внутри него. Получив таким образом дополнительное удовольствие, она резко поднялась, двинула Олежку ногой в бедро и прошлась по животу плёткой.

– В моечную! Ополосни рыло и выполощи унитаз! Чтоб госпожа Лиза не ожидала тебя с этим, когда она захочет поиметь твой ротик и язычок! Только не вздумай прикасаться к ковшику своей пастью или черпать воду ладонями!

В бане вовсю гудел и даже вздрагивал бак с горячей водой. Стояла жара, для Олежки неимоверная, опалившая как огнём его исхлёстанную и окрапивленную кожу. Прижимаясь к полу, почти ползком, он, чтобы не испоганить прикосновениями к своему рту ковш госпожей, лёжа на спине налил себе на лицо и в рот воды. Полоща, проглатывал воду, размазывал её ладонью по лицу.

– Довольно намываться словно паршивая кошка! Всё что надо уже смыто! Ещё успеешь! Когда пойдёшь сюда с госпожой Лизой! – плётка дважды прошлась по его бёдрам около самого члена.

Схватив “дровоноску”, он, подгоняемый безжалостными ударами плётки по попе и по ногам, стремглав побежал обратно в дровяник. Около сарая, самодовольно посмеиваясь, уже сгрудились остальные девчонки. Лиза стояла несколько впереди, то похлопывая по ладошке своей ротанговой тростью, то сгибая её, и явно со скрытым нетерпением ожидая той минуты, когда она сможет пустить её в дело.

– Ну как, много было удовольствия? – со смехом спросила у Вероники Лера. – Слышали, как ты там не могла нарадоваться!

Девки зашушукались, прыская смешками. Впрочем, окажись на месте Вероники любая другая из них, и она б не упустила момент, сделав то же самое.

Как только Олежка положил “дровоноску” на указанное место и бухнулся на четвереньки под смех своих хозяек – “Вон уже как здорово надрессирован!” – его, даже не застёгивая в наручники, за цепочку куда-то поволокли. Он даже не замечал, кто тащит его, куда, настолько всё плыло в мозгу и мутило в глазах от ужаса перед предстоящим.

Продолжение следует…