День рожденья с продолжением… Ч. 29.

В предбаннике даже через плотно закрытую тяжёлую массивную дверь из бани “дышало” струями горячего воздуха, и потому Лиза оставила наружную дверь в предбанник слегка приоткрытой; в бане потрескивали в печке недавно подброшенные дрова, и вовсю гудел и бурлил бак с горячей водой. Олежке стало жутко: кожа на всей “тыльной” части его тела и без того горела словно огнём, а вот сейчас его затолкают в раскалённое помещение, где даже на полу у отдушины, и без пылающих рубцов, от недостатка кислорода будет кружить голову и в глазах встанет чернота. Такой температуры воздух даже нетронутую, неповреждённую кожу будет обжигать как кипяток! Он уже готов был кататься перед Лизой, у неё в ногах, с натуральной истерикой, умолять её не заставлять его идти в эту адскую парилку. Но он также мог представить, какую грозу он накличет и что с ним сделают девки, если он просто откроет рот с просьбами, но без приказа говорить! Олежка лишь проглотил комок в горле.

Лиза сняла с него ошейник вместе с цепочкой. Нажала коленом между лопаток, и Олежка лёг на живот, вытянув вперёд скованные руки. Развёл ноги и слегка приподнял попу. Но Лиза звонко шлёпнула его ладошкой.

– Делай только то, что приказано! А сейчас тебе приказано лежать плашмя! – и с этими словами она легла на него сверху и стала ёрзать лобком с довольно жёсткими кучерявыми волосами по Олежкиным ягодицам, то правой, то по левой, делая круговые движения. Одновременно она тёрлась и елозила грудями по его спине, по плечам, щекотно залезая в подмышечные впадины. Потом девушка немного расширила ему попу, залезла клитором промеж ягодиц, и крепко сжала их с боков, зажимая клитор между краям “булок”. Стала делать движения тазобедренной областью, словно трахая Олежку клитором.

Получив от этого сильное возбуждение, она несколько раз снова провела абсолютно мокрой промежностью ему по ягодицам, спускаясь до самых бёдер, и вдруг соскочила с него и треснула крепким шлепком.

– На спину! Поживей!

Олежка перекатился на спину, едва не закричал – так болели исхлёстанные ягодицы и вся спина, а Лиза прыжком оказалась у него над лицом. Взяла за затылок, опустилась насколько возможно.

Олежка, утопая лицом в гуще волос, охватил губами набухший на последнем пределе возбуждения клитор, и шевеля губами, стал катать его между ними. Языком лишь притрагивался, словно наддразнивая. Лиза вытянулась вперёд, длинные волосы на лобке неприятно окутали Олежке лицо, полезли в ноздри и щекотали около глаз. Она легла на Олежкино лицо, сильно нажала клитором, и вместе с частью лобка и передней частью щёлки погрузилась к нему в широко раскрытый рот.

Он начал сосать, сначала медленно и осторожно, проводя по щёлке языком, но госпожа, держа его за руки, стала с силой запихивать в рот к нему чуть ли не весь лобок. Он едва не подавился от волос, и сосал всё сильнее и сильнее, буквально порхая языком от клитора и до щёлки. Лиза как кошка прогнула спину, заелозила у него на лице и во рту, истекая соками и сжимая Олежку бёдрами. Тот как можно быстрее заработал и губами, и языком, стараясь всосать как можно сильнее, думая, что госпожа вот-вот кончит и оставит его в покое. Но Лиза ещё пару раз брыкнула бёдрами, и поднялась. Села Олежке прямо на ключицы, довольно осмотрела его залитое выделениями лицо. Провела по волосам, ероша их, и прижав ладонями волосы к полу чтобы он не мог повернуть голову, уставилась в его полные непроходящего страха глаза.

Хотела она ему что-то сказать или нет, осталось неясным. В этот момент в предбанник вдруг заскочила Женька.

– Извини что мешаю, – затарахтела она, кладя на лавку несколько розог, уже несколько дней размокавших в рассоле с уксусом. – Это тебе, Лиз, на всякий случай, вдруг потребуется подбодрить это ленивое туловище, добавить сообразительности. Пусть хотя бы здесь лежат, для острастки. – Её взгляд упал на выступающий из пакета конец страпона. – Да, сегодня чья-то задница затрещит! Трещать будет очень громко, и по всем швам! – она засмеялась, вгоняя в Олежку новую порцию страха.

– Да, спасибо, я тоже как-то вдруг вспомнила, что не прихватила никаких “инструментов”. Ну, разве что эта цепочка? – тяжело дыша от возбуждения и полученных удовольствий, отвечала Лиза.

Тут её взгляд упал на висящий между ногами Олежкин член. Только сейчас она заметила, что кожа на его конце уже не оттянута, обнажая головку, а стянута обратно вниз, “хоботком”. Глаза у неё потемнели.

– Я тебе тогда сказала, чтобы ты не трогал и ничего не возвращал к прежнему виду? – она больно скрутила Олежке ухо и тряхнула голову. – Что молчишь? Госпожа задала вопрос! Или действительно очень даже вовремя сюда занесли лозу? – Лиза потянулась к прутьям.

– Д-дда… Госпожа Лиза… Но… Я д-ддуу-мал, это только тогда… М-мее… Ме-ня отпускали домой, и там я… Сделал… Об-ббрат…но… Просто… Просто было… Оч-чч-чень неприятно… Так… – запинаясь от прихлынувшего ужаса, начал оправдываться Олежка.

– Теперь будет ещё неприятней! Или ты не понимаешь, что приказ госпожи действует постоянно? Даже на Луне, и вплоть до следующей жизни! – она вывернула ему ухо едва ли не винтом, рванула взад и вперёд, и тут же резко бросила. – Поворачивайся! На живот! – Лиза наступила коленом Олежке на поясницу, и крепко, с какой-то злостью, стала хлестать его тапком по попе, оставляя огромные красные расплывчатые пятна. – Это тебе сейчас, а сколько и чем тебе добавить уже основательно, посмотрю. По твоему дальнейшему послушанию, и как ещё будешь соображать!

Девушка отцепила у него с запястий наручники, отложила их рядом с розгами. Шлёпнула по попе.

– Ну, поднимай задок! И повыше! – а сама начала вытаскивать из пакета страпон.

Теперь Олежка рассмотрел его полностью. Сразу. Он не просто испугался, испуг – это ничто. В нём поднялась форменная паника. От ужаса у него даже закрутились перед глазами какие-то красно-зелёные кольца – вот ЭТО совсем скоро войдёт в него! Или у госпожи это также и один из элементов наказания за ту попытку к побегу?

Лиза привычными ловкими движениями поддёргивала и затягивала на себе ремешки страпона. Олежка, как-то подсознательно считающий секунды до того момента, которого он ожидал как неотвратимый кошмар – когда это страшилище начнёт входить в него, инстинктивно стал незаметно для себя отстраняться, еле сдерживая рвущийся из горла крик. Остановившимся взглядом он сконцентрировался на страпоне, вернее на его конце, видя только его.

В основном пугала не столько его длина, хоть и свисал он ниже колена у Лизы; сам его “ствол” не отличался особой толщиной, был не толще запястья руки. Но на конце… Здесь он напоминал какую-то булаву, или словно к нему было приделано нечто вроде бомбы, в самой широкой части раза в два, чуть ли не в три толще основного “ствола”. Конец у него был тонким, даже острым, но дальше плавно и округло начинал утолщаться, а после самой толстой части так же симметрично делался тоньше, и так до самого “ствола”, так что если смотреть в продольном разрезе, своей формой эта шишка напоминала “чечевицу”; в общей сложности это утолщение имело длину что-то между третью и половиной всей длины страпона. И хотя он оказался гибким и эластичным, его можно было назвать даже мягким, Олежка, как парализованный, не мог пошевелиться от ужаса. Он даже забыл, какой получил приказ от госпожи и что уже давно должен был сделать.

Качая страпон вверх и вниз, вернее подбрасывая его, поигрывая этой дубиной, Лиза повернулась к Олежке. Она хоть и видела, что тот лежит почти без движения, но до времени делала вид словно не замечает этого, и теперь стала доигрывать сцену до конца. Её густые и широкие, похожие на пушистую верёвку брови взлетели почти на лоб.

– Эт-то что я вижу? – выражая крайнюю степень рассерженности, вскрикнула она. – Какой был приказ? В какую позу ты уже давно должен был встать? Впрочем, неужели, если ты видишь, что госпожа собирается тобой воспользоваться, то непонятно, что следует сделать? Пока я готовилась, ты мог исполнить свою обязанность не один десяток раз! И быть готовым уже давно, в первую ж секунду! А ты до сих пор полёживаешь, вытянувшись червяком!

В один миг из мгновенно пронизанного ужасом Олежки вышибло крупные капли пота, разом покрывшие всё его лицо. Он рванулся, подпрыгнул на колени, и сжался так, чтобы поставить попу почти вертикально, дырочкой вверх. Но Лиза уже брала со скамейки лозу.

– Го… Госпожа! Госпожа Лиза! Госпожа Лиза! Я… Простите меня! По… По… Пожалуй-ста! Я… Я… – он уже не мог подобрать для оправдания какую-то причину – любая была бы вменена ему как виновность.

– Это не просто невнимательность, хотя и она непростительна. Ты начинаешь задумываться о чём-то собственном, даже отключаешься, и забываешь главное – что надо было исполнять приказ. То есть получается, что госпожа – это для тебя пустое место? Или, по крайней мере, находится где-то в районе последних рядов для тебя, в твоём мире? Так что придётся ещё раз напомнить тебе и о твоём положении, и о роли госпожей в твоей жизни, и заодно ускорить быстроту соображения. Теперь вставай! Что? Не вижу действия! – Лиза притопнула ногой. – Сам выполнишь, или позвать ещё кого-то чтобы помогли, и добавили тебе ещё и от себя? Или действительно до тебя доходит так медленно, что и солнце успевает сделать полный круг, пока ты поймёшь смысл сказанного? – Лиза намотала на палец прядь его волос около уха, и потянула Олежку вверх. Тот начал подниматься на дрожащих ногах. Лиза крепко сжала ему ухо, и больно выкручивая, нагнула Олежку, натягивая при этом и волосы. – Сейчас я излечу тебя от излишней задумчивости!

Розга коротко и резко ужалила Олежке попу. На его “булках” вздулась ярко-алая строчка. Похоже, он и не ожидал столь быстрого удара. Олежка подпрыгнул, взвыл через нос, и дёргаясь, затопотал ногами. Лиза с хрустом выкрутила ему ухо, рванула на себя так, что казалось, оторвёт его вместе с куском головы. От этого рывка в голове у Олежки как что-то лопнуло, перед глазами разлилась чернота. Он даже в первую секунду не смог различить, где боль от розги, и где – от надранного уха. Госпожа меж тем стеганула следующий раз, уже куда сильнее и резче, с оттяжкой. Он, спасаясь от этих жалящих ударов, как бы побежал по кругу, но рывком за ухо был возвращён, и лоза, прострачивая ему попу, стала с коротким свистом впиваться в кожу. Олежка запрыгал, и не заметил как начал истошно орать.

Лиза драла его за ухо, и с короткими частыми выдохами хлёстко стегала розгой, сама поворачиваясь так, чтобы в тот или иной момент хлестнуть по намеченному месту. Она вошла в ритм, и теперь тонкий гибкий конец лозы начал всё чаще просекать ягодицы до длинных кровавых ссадин. Олежка плачуще кричал, надрывая горло, подскакивал и стучал ногами в пол.

– “Мы любим “Буги-Вуги”, мы танцуем “Буги-Вуги” каждый день, каждый день!” – вдруг донеслось от дверей. Лиза, не прекращая порку, обернулась. В дверях, привлечённые криком, уже столпились девчонки. Впереди, похлопывая в ладоши словно аплодируя и пристукивая носком, усмехаясь и пританцовывая, вихляла бёдрами Марина, из-за её плеча с любопытством высовывалась улыбающаяся Женькина рожа, остальные девки протискивались между ними в предбанник.

– У нас он так же плясал. Под аккомпанемент собственной музыки и песен, – с ехидной улыбочкой сказала Вероника.

Лиза, с болтающейся между ног дубиной страпона, отбросила сломавшуюся лозу, потянулась за новой. Теперь удары стали больнее, а Олежка заметался резвее, но госпожа всякий раз возвращала его на место крепким рывком за ухо с сильными вывертами. Наконец она поставила его так, чтобы он, согнувшись, упёрся макушкой в стену, и продолжила порку. Вскоре отлетела и третья сломанная лоза. Свежая, как всегда, стегала больнее. Олежка подпрыгивал, подбрасывая ноги, крутился и дёргался попой, но розга с резким свистом впивались, кусала, жалила и жгла, оставляла набухшие кровью “стежки”, тонкие, но чрезвычайно болючие. Надо отдать Лизе должное, секла она очень больно!

После пятой поломавшейся розги Лиза уже следующей достигала остальные несколько ударов, до восьмидесяти, потянула его за ухо вниз, и Олежка бухнулся на колени.

– За что это ты его? – полюбопытствовала Женька.

– За непочтение к госпоже. – и Лиза стала рассказывать про его провинность.

– Слишком глубокая задумчивость. Когда я работала в психушке, там было полно таких. Думали о чём угодно, только не о том, что требуется сейчас, на нужный момент. Потому они и не могут управлять автомобилем, например. Или работать на станках. Симптом шизофрении, и при биполярном расстройстве, – с профессорским видом изрекла Марина. – Ну, у этого-то мы живо выбьем из головы лишний мусор! Очистим мозгу́, или что у него там вместо этого! Хотя впрочем, – добавила она, – подобные отклонения встречаются и у людей, считающихся “нормальными”. Ненормальным это становится когда заходит за такие крайности, что мешает жить. Или постоянно наносит ущерб в работе. Кстати, в лёгкой форме распространено у людей творчества – художников, артистов, музыкантов…

– Вот он как раз – немножечко музыкант! Но что-то мне подсказывает, что хорошая ижица, если прописывать её регулярно, приведёт его в реальный мир. Не в ущерб таланту!

– Розгоплёточная терапия – самая действенная! Ни в какое сравнение со всякими там таблетками! А что? Чуть зазевался – получи горячего! Так через “не могу” станет всё внимательней и внимательней следить за собой! Не скоро, но станет! – вставила Вероника. – Таким образом и уйдёт склонность к этому… “облачному странничеству”!

– О, это ты ещё пожалела его, и даже очень! У меня б так не отделался! Непочтение к госпоже! Это ж одна из самых крупных провинностей! Задала бы раза в полтора побольше! Как минимум! – усмехнулась Женька, разглядывая иссечённые и вспоротые Олежкины “булки”. – А у тебя здорово получается! Розги ломаются не так часто, а рубцы ещё глубже, чем когда драли его мы! Потом расскажешь, в чём у тебя секрет?

– Лучше уж покажи! Прямо сейчас! – прогудела Вероника.

– Просто розги хорошенько размокли, вот и весь секрет! Пошли, девчата! – сказала Лера. Ей, как хозяйке, было неловко отвлекать гостью от утех. И она, собрав поломанные розги, нырнула в баню чтобы бросить их в печь. Едва только она открыла дверь, в предбанник швырнуло таким опаляющим жаром, что Олежка прянул в сторону как от входа в преисподнюю. Ему показалось, что пахну́ло как из доменной печи, а кожа немедленно станет сползать.

Лиза же наоборот, заглянула вовнутрь, оценивая знающим взглядом. Подставила мигом покрывшуюся капельками пота грудь волне жары, и проведя по грудям ладонями, довольно повела плечами.

– Блеск! У нас правда парная и помывочная раздельные, но в помывочной плохо набирается температура, и потому я, например, всегда открываю заслонку из парной. Это папа пользуется “по правилам” – сначала попариться, а потом уже мыться. А я люблю пожарче!

– Мой отец тоже любитель мытья в жаркой бане. Ну, и я вроде как в него, – ответила Лера. – Мы тут в первый же день так кайфовали в баньке!

При последних словах девки начали всхохотывать, но взгляды их сразу вперились в Олежку, так что Лиза сразу ж поняла, какой такой “кайф” они – в основном – имели от бани.

– Вот только этот мокрый цыплёнок совершенно не переносит жару. Совсем дохлый? Или ломается? – продолжала Лера. – Представляешь, пока мы грелись на полоке, он умирал под лавкой, там, где отдушина! Еле-еле шевелился! Приходилось прикрикивать!

– Ну и как он? Оживал?

– Ещё бы нет! Понимаешь, все болезни, все капризы, все эти стоны и слёзы, идущие от “не могу”, а вместе с ними и сами “не могу”, а также и остальные “не хочу” и “не буду” имеют свойство чудесным образом куда-то исчезать, ну совершенно испаряться в какую-то волшебную пустоту, как только на горизонте появляется розга или плётка! Происходит чудо!

– Скорее уж розга или плётка имеют свойство чудесным образом куда-то изгонять “не хочу”, “не могу” и “не буду”. Заодно со всеми слёзками, хныками и капризульками, – ухмылялась Женька. – Одним предупреждением о своём появлении!

– Так что держи ему узду построже, и не обращай внимания на капризы! Только заноет, запросит внимания к своей нежной натуре, лекарство – вот оно! – Марина показала на сложенные на лавке ло́зы. – А то и впредь у тебя начнёт ломаться как избалованный барчук!

– Задай пожарче, будет как раз по его нежности ласка! – через нос заржала Вероника.

– Хоть уроженцу Сибариса, изнеженному “сибариту”, никогда не стать и подобием спартанца!

– Сравнила! Сибарис и Спарта полярно противоположны!

Как только подруги ушли, Лиза бросила Олежку на четвереньки, и придавив ногой, заставила лечь плашмя. Наступила между лопаток.

– Это тебе за крики! – объявила она, и стала часто и сильно стегать его, но теперь уже вдоль попы. Олежка не выдержал, и стал подбрасывать ноги, сгибая их в коленях, болтать ими в воздухе, с трудом сдерживаясь чтобы не завопить.

– Это ещё что?! Позвать чтобы подержали? – суровым, почти сердитым голосом прикрикнула Лиза. – Смотри, за это тоже могу добавить!

В самый разгар наказания в предбанник вновь влетела Женька. Она принесла ещё один пучок розог, взамен переломанных.

– Ну, смотрю, сегодня лоз потребуется много! А то он с самого утра какой-то невероятно тупой! Помочь? – и не дожидаясь ответа, она села своей широченной задницей Олежке на ноги. Тоже взяла розгу, и попеременными с Лизой взмахами также стала сечь Олежку.

Но у неё получалось не так пронизывающе-жгуче и больно. Во-первых, в её положении, слишком близко к объекту воздействия, не было возможности сделать качественный взмах. Приходилось слишком рано отводить назад локоть чтобы не задеть Лизу и попасть именно по попе, и удар терял больше половины своей силы и быстроты; во-вторых, сейчас Женька более наблюдала за движениями Лизы, как хлещет та.

Лиза действительно не поднимала руку высоко, и не заносила розгу далеко назад. Ей достаточно было поднять её вертикально вверх, ну разве что с небольшим наклоном кзаду, почти не разгибая локоть и не поднимать его выше груди. В момент настёгивания она быстро срабатывала кистью, сливая это движение с мгновенной оттяжкой. Розга глубоко впивалась, удар получался коротким и резким, секущим, оставляющим высокие рельефные “узоры”. И к тому же хлестать можно было гораздо чаще.

Закусывая чуть ли не до крови губу, Олежка только немножко извивался попой и воюще ныл через нос. Если Женька стегала сверху вниз, и ввиду своей позиции не могла сделать нормальную протяжку, то Лиза клала самый кончик лозы в самый низ попы, в начало ягодицы, и вытягивала снизу вверх по всей длине Олежкиной “булочки”, почти до поясницы. При этом она вставала ему на спину чуть не всем своим весом, а он, при её плотном сложении, оказался совсем немаленьким. Олежка попросту задыхался!

Сейчас девчонки лупили без счёта, до поломки розги. И почему-то первой сломалась лоза у Женьки! Хоть начала она попозже, и стегала вообще меньше. Но сейчас она решила попробовать пороть Олежку по Лизиному образцу.

– Слушай, Лиз, остановись на секунду. Дай я доломаю прут? Хочу попробовать драть как и ты. Как это получается у тебя? Я сейчас пригляделась, может получиться так же?

Лиза без слов поменялась с ней местами. Женька “вхолостую” сделала несколько движений, имитирующих замах и удар, и увидев одобрительные кивки Лизы, крепко стеганула Олежку. Получилось действительно не хуже! Тонкая лоза глубоко прополосовала ягодицу, сама согнувшись лишь едва. По рывкам и изгибам Олежкиного тела девушка поняла, как ему сейчас больно. Так же, если не сильнее чем от руки Лизы. И Женька продолжила, хоть и не столь частыми ударами, лишь стараясь делать приносящие наибольший эффект движения. Она явно наслаждалась, оргазмировала от его мучений. Неожиданно у неё вдруг стало намокать в промежности, выделения даже потекли по ляжкам.

Женька без сожаления доломала прут, и тут же, развернувшись, села верхом на Олежкины ягодицы, стала делать толчки и проезжать по ним щёлкой – вперёд и назад, одновременно втирая ему в кожу свои выделения. Щель сразу расширилась, и госпожа возила по его попе широко раскрытой чавкающей вагиной.

И – странно! Олежка вдруг почувствовал, что эта слизь начала унимать жжение, даже жуткая острая саднящая боль на рубцах несколько унялась.

После того как Женька побросала в печку сломанные розги, она и Лиза, с болтающейся ниже колен дубиной страпона, вышли на скамейку около банного крыльца отдышаться, а Женька ещё и присела покурить. Скорее всего Лиза решила подождать, пока на Олежкиных ягодицах высохнут Женькины соки. Для Олежки тоже наступила некоторая пауза. Он попробовал подтянуть ногу, но почувствовал острую боль в свежих рубцах. Каково будет в бане? А ведь придётся терпеть чтобы не получить такую же, если не сильнее, порку – “за упрямство и капризы”. Олежка вытянулся на животе пластом.

Подсыхая, слизь стягивала кожу. С новой силой начали саднить рубцы, хоть и не ощущалось так сильно жжение – и от крапивы, и вот теперешнее – от розог. Неужели таких женщин, которые имеют удовольствие от истязаний кого б то ни было, природа просто заставляет во время их глумления над жертвой исходить соками, и затем, для получения дополнительного оргазма, подсознательно, натирать повреждённые места их жертв этими ж выделениями, возможно имеющими некоторое целительное действие?

Позади у Олежки послышался шорох. Он затравленно обернулся, сжимаясь. Дверь медленно приоткрывалась. На пороге стояла Лиза, из-за её спины противно ухмылялась Женька. Олежку словно шибануло мощным электрическим разрядом. Он рванулся, подскочил, судорожно подбирая ноги и торопливо поднимая кверху попу. Встал едва ли не вниз головой.

Лиза довольно улыбнулась. Женька зашлась хохотом.

– Во! Дрессура пошла впрок! Видишь как здорово! Ничто так не вставляет сообразительности, как хорошая вздрючка! Самое рациональное использование энергии! Хлоп-хлоп, и всё что надо заработало! Форсированно! Без лишних слов и наставлений! Ладно, я пошла. Если что, позовёшь. – и она прикрыла двери.

Лиза обошла Олежку, сначала с одной, затем с другой стороны. Погладила по спине. Сильно нажимая, провела ладонью по ягодицам. Он качнулся вперёд, стискивая зубы чтоб не вскрикнуть. Госпожа хлопнула его по попе.

– Подайся ещё вперёд! Попочку выше! Чтобы “глазок” смотрел прямо вверх! В потолок!

Олежка задрал попу как только мог. Лиза встала над ним, аккурат над дырочкой, расставив ноги. Сжала с боков попу коленями. Опять погладила страпоном по пояснице, нежно и будто ласково. Постучала его “балдой” по верхним наружным сторонам ягодиц, и снова легонько погладила. Обильно смазала страпон, буквально залила ему гелем между ягодицами и на самой дырочке. Несколько отдалась назад, и приставила кончик к подёргивающемуся анальному отверстию. Придерживая страпон рукой, слегка качнулась, и стала медленно, лёгкими толчками, входить вглубь.

Олежка, ни живой ни мёртвый, боясь шевельнуться и помешать госпоже, стоял в указанном ему положении. От ужаса совершенно не работало соображение. Даже притупилось понимание того, что вот уже сейчас эта жуть, вначале и вселившая такой испуг, атрофировавший мышление, входит в него. Он лишь боялся пропустить или не сразу понять какой-нибудь окрик или приказ госпожи.

Вначале страпон не причинял каких-то сильных неприятных ощущений; изготовленный из достаточно мягкого материала, при входе в сравнительно узкий анус он сжимался, растягиваясь вдоль. Недаром же Лиза придерживала, направляла и проталкивала его рукой, держа около самой “бульбешины”. Так она просадила утолщение до четверти всей его длины. Далее Олежка стал ощущать всё возрастающую боль. Девушка нажала бёдрами, слегка уже приседая, и сильно дослала рукой. “Бомба” вошла до самой толстой части, уже не растягивая, а раздирая сфинктеры. Олежке показалось, что его разорвёт напополам. Боль была сравнима с той, когда в него впервые засадила страпон Лера. Даже наверное ещё сильнее. Он чуть не обмяк и не грохнулся на пол, почти сорвавшись со страпона.

– Ку-ууда?! – нагнувшись и в одну секунду просадив ему в попу всю “шишку” целиком, Лиза охватила его под живот, дёрнула вверх. От боли Олежка не взвидел света, конвульсивно задёргался и дико вскрикнул. Но ушедшая вглубь прямой кишки “шишка” уже не причиняла столь сумасшедшей боли, и он, повинуясь рукам хозяйки, вновь занял удобное для неё положение.

– Смотри у меня! Ещё раз повторится что-то подобное, и я задам тебе такую порку, какой ты ещё пока что и не видывал! – и Лиза, захватив пальцами кожу у Олежки на боках, стала приседать, гоняя в нём страпон.

Конечно, такую длинную, хоть и мягкую палку она всунула в него примерно на две трети, так, чтобы вошло утолщение и погрузилось около четверти “ствола”. Страпонить им можно было только стоя на ногах и приседая, и девушка начала сгибать колени, то опираясь на ягодицы, то подтягивая к себе Олежку за кожу на боках. Она иногда убыстряла приседания, то делала их растянуто и плавно, при этом глубоко вдавая страпон и вынимая до самого утолщения.

На этот раз акт растянулся на достаточно долгое время. Лиза оргазмировала от вида беспомощно вздёрнутой попы у неё между ногами, от осознания того, как сейчас неприятно и страшно самому обладателю этой столь аппетитной попки, и что едино лишь в её воле продлить или сократить ему неприятности. И она старалась продолжить себе удовольствие.

Судя по частому дыханию Лизы, она то ли устала, то ли была готова кончить. На этот раз Олежка находился в таком положении, что не мог делать каких-то движений попой и раздразнить госпожу так, чтобы она побыстрее кончила. Он лишь стал постанывать и поводить плечами. На Лизу это подействовало мало, хоть и приседать она стала несколько активнее. Но когда чувствовала, что уже близится окончательный оргазм, то замедлялась, а то и вовсе приостанавливала движения.

Наконец, более чем через полчаса мучительства Олежкиной дырочки, хозяйка начала сначала мелко, а потом всё сильнее и дольше вздрагивать. Её начало трясти всё учащающейся дрожью. Она вдруг села Олежке верхом на попу, страпон вошёл полностью. Он чуть не грохнулся от боли и под тяжестью госпожи. Лиза со сладостными стонами, вертясь бёдрами, стала сползать с Олежки назад, таща за собой страпон из его попы. Ещё несколько конвульсивных встрясок, и она, опираясь на его разрисованные “булки”, поднялась в полный рост и выдернула эту “бульбу” из дырочки сразу заоравшего диким криком Олежки.

Он, не прекращая кричать, упал на пол. И не столько от боли в буквально “взорванной” дырочке, сколько потому, что от долгого стояния в одной, и очень неудобной позе всё тело у него затекло и одеревенело. И только едва лишь пошевелившись, он не удержался и рухнул.

Олежке показалось, что промелькнуло одно мгновение. Руки и ноги не ощущались, суставы не работали. Но госпожа, натягивая ему ухо, понуждала встать. Он кое-как шевельнулся, хотел встать на четвереньки. Но конечности не слушались. Олежка начал их разрабатывать.

– Что за кривлянья я тут вижу? Ты хочешь устроить мини-театр? Представление на тему “дряхлый полупаралитик старается подняться”? Или пытаешься доказать, что у тебя отнялись руки-ноги? Сейчас проверим! – Лиза взялась за розгу.

Олежка забился, рванулся чтобы повернуться на живот и начать подниматься. Кое-как удалось согнуть колени, но когда он опёрся на руки, они подогнулись и он упал на локти.

Жалящая лоза прижгла одну ягодицу, и тут же вторую половинку попы. Он закричал, шарахнулся вглубь предбанника, пытаясь спрятаться от этих болючих ударов.

– Вот что прут животворящий делает, на что способен! Как там говорилось, – “… и волю злую во благо преломляет.”? – раздалось от дверей. – Действительно – “животворящий”! Прямо сейчас мы лицезрили чудо: он, прут, вдохнул жизнь в умирающее тело!

В проёме стояла Женька. И находилась там уже давно, видимо даже никуда не уходила, а всё время подглядывала за происходящим в предбаннике. И то ли она мастурбировала, то ли просто наблюдая текла от оргазма, но её киска была абсолютно мокрой, соки даже капали из промежности, стекали по ногам до самых ступней. Видимо Олежкины мучения до крайности возбудили девушку.

Лиза хоть и недовольно поморщилась, но ничего не сказала, а взяв Олежку за ухо и настёгивая розгой, вытащила на середину предбанника и вновь заставила принять то же положение. Так же расставила ноги, и опять, помогая рукой, стала заправлять к нему в попу “бомбу” страпона.

Олежка, не смея кричать, незаметно тихо заплакал. Дырочка хоть и болела от предыдущего проникновения, но во второй раз утолщение вошло несколько легче. Лиза низко присела несколько раз, загоняя страпон почти целиком, и вытащила. Так произошло ещё пять или шесть раз. Конечно, любой страпон причинял боль или неприятные ощущения только в самый первый миг проникновения. Так и эта “балда”. Разумеется, боль от неё была несравнима со всеми предыдущими игрушками, несмотря на то, что попа у Олежки была разработана и растянута. Теперь видимо Лиза хотела растянуть дырочку пошире. Она явно имела на Олежку собственные виды, и потому готовила к чему-то в своих интересах.

Запихнув эту “бомбу” ему в попу в последний раз Лиза начала качать страпон, засунув его до половины “ствола”. Наряду с покачиванием во все стороны, она несколько приседала. Кончила неожиданно и мгновенно. При этом сучила ногами и с какой-то звериной силой сжимала Олежку коленями. Сильно и резко выдернула, словно пробку из бутылки, и велела лечь на живот.

Пока госпожа снимала страпон, вытирала его, Олежка получил некоторый отдых. Но потом Лиза раздвинула ему ягодицы. Что-то стала смотреть и проверять в анальном отверстии, внимательно и долго. Потыкала пальцем, всунула его вовнутрь и покачала им, затем сильно растянула дырочку. Не усмотрев ничего плохого, шлёпнула Олежку по попе и дёрнула за ухо.

– На колени! И так – за мной! – Лиза открыла тяжёлую дверь в баню, и потянула Олежку следом.

Напротив двери он непроизвольно прянул назад. Метнувшимся из бани жаром ему обварило даже неповрежденные грудь и живот. Показалось, что сейчас начнут трещать и скручиваться как над огнём волосы. Что будет с задней частью тела? Олежка затоптался, подёргиваясь в стороны.

– Двигайся быстрее! – Лиза скрутила ему ухо и потянула с силой. – Шевелись! Не видишь, жар выходит! – она тянула его всё сильнее и сильнее. – Долго собрался переминаться и о чём-то раздумывать? Или вернёмся обратно, да хорошенько выстегать тебя?

Олежка, неуклюже стуча коленями по полу, спешно рванулся вслед за тащившей его госпожой. Дверь сразу ж плотно захлопнулась.

Продолжение следует…