День рожденья с продолжением… Ч. 33.

Госпожа хлестала его по щекам справа и слева, с какой-то осатанелой яростью, так, что голова у него каталась по доскам пола с боку на бок. Продолжалось это мордование не менее минуты. Напоследок она, схватив Олежку за уши, встряхнула и приложила его затылком об пол, и затем сильно прижала, вцепившись ему в оба уха.

Кое-как потихоньку Олежка начал приходить в себя. В глазах ещё плыло, а до него вдруг как-то разом дошёл весь ужасающий смысл того, что он совершенно невольно сделал. Как это получилось? Сейчас он и сам не мог этого понять!

В глазах полностью прояснилось. Первое, что он увидел – это лицо Лизы перед самыми своими глазами. В её взгляде была такая ярость, какой он не видел ни разу у всех своих хозяек. Это скорее было бешенство. Хрипло, почти рычаще дышащий рот был приоткрыт. Ему вдруг почудилось, что госпожа сейчас начнёт рвать его на куски зубами. Наступив ему коленом на грудь, она терзала и рвала Олежку за уши своими сильными пальцами, словно вознамерившись оторвать их напрочь, налегая весом и буквально повиснув на них. Надо было срочно что-то сказать, начать просить прощения, но враз ударившая изнутри жуть как парализовала его полностью.

Тяжко дышащая Лиза также стала приходить в себя. Врезала ему напоследок могучего “леща”, и взяв за волосы, встряхнула. Затем, с силой и очень больно сжав Олежке нижнюю челюсть, завернула его голову взад так, что захрустела шея.

– Ты понимаешь, что ты натворил сейчас?! Представляешь?! Ты стал просить госпожу не делать с тобой чего-то там, неважно что именно. Это равносильно как если бы ты напрямую отказал госпоже выполнять её желание! Это раз! И это самое тяжкое из того, что может совершить раб! И второе, ты открыл рот без приказа или разрешения что-то сказать! Я прекрасно видела как ты порывался выпросить разрешение говорить, и ты знал, что я это вижу. То есть проигнорировав, я тем самым запретила тебе разговор, и несмотря на такой молчаливый запрет, ты всё равно открываешь рот, да ещё с чем! Тут ты нарушил наши общие правила, и я не могу здесь и сейчас, как до этого, сама, келейно, наказать тебя! В этом случае я должна рассказать всем о твоём проступке, и наказывать тебя будем все вместе! А уж чем и насколько строго – это также мы решим все вместе! – и Лиза, уже будучи распалена желанием, но не получив желаемого одним способом, решила заполучить другим. Мгновенно переместившись выше, она села Олежке верхом на лицо, и держа за волосы, погрузила его рот в страстно раскрывшуюся вагину. – Не хотел так, работай языком! И как можно глубже! Видимо, это тебе привычней? Пошёл, пошёл, и поживей!

До оглушённого Олежки в полной мере и ясности только сейчас дошло, что с ним теперь будет, и на что он, как говорится, “попал”. На какую же страшную порку! Вдобавок ко всем остальным наказаниям! Из-за взорвавшегося внутри него ужаса он замедлился с исполнением того, что от него сейчас требовала госпожа. Поскольку на сей момент в его голове как чугунные ядра перекатывались мысли о том грядущем, что ждало его в ближайшие часы. Лиза треснула ему по голове и сильно сдавила затылок. Вывернула ухо и встряханула.

– Долго будешь соображать как надо делать? Или придётся возвращать память плёткой? Ты не смотри, что нет больше вицы! Возьму цепочку да так тебя отделаю! Не хуже чем всяким кнутом!

Олежка встрепенулся, и стараясь как можно крепче напрягать мышцы языка и проникать поглубже, стал усиленно работать в вагине своей хозяйки, одновременно в разных ритмах шевеля ртом по внутренним губкам. Лиза закрыла глаза, откинулась назад, задвигалась и заёрзала на Олежкином лице, задышала и застонала, извиваясь телом. В такт движениям языка она стала делать толчки, и с силой натягивать на себя его голову.

Теперь Олежка не торопился и не пытался добиться чтобы госпожа б кончила побыстрее. Наоборот, стараясь хоть как-то загладить вину, имея призрачную надежду на хоть малое снисхождение, он начал растягивать ей удовольствие, и старался доставить его максимально. Нащупав те точки, при касании которых Лиза вздрагивала, вскрикивала и прижималась теснее, он и стал поигрывать по ним губами, а в глубине – языком, высовывая его насколько это возможно.

Девушка переместилась ниже, и Олежка понял, что теперь надобно сосать клитор. То засасывая, то водя по нему и вокруг языком и губами, он довольно быстро вызвал дрожь, которая начала волнами пробегать по всему телу госпожи.

Так она несколько раз передвигалась, то заставляя его проникать языком вглубь, то сосать клитор и трепетать губами снаружи, пропуская волосы между губ. Налезала, натягиваясь щёлкой на его подбородок. Наконец, то ли представив себе что-то в глубинах сознания, то ли уже просто дойдя до “точки кипения”, она кончила, с неистовой силой сжимая его голову бёдрами, при этом перебрая ими и перекатывая Олежкину голову между ними словно мяч.

Олежка проглотил выделения, залившие ему рот, и сделал движение чтобы начать слизывать их из промежности и с бёдер госпожи. Но Лиза отстранилась и шлёпнула его по затылку.

– Швыдче в баню! Рожу умой! – лоза со свистом прошлась ему вдоль ягодицы.

Хотя в помещении бани воздух опять сильно нагрелся, Олежка, более всего до смерти боясь неловким или слишком медленным движением лишний раз рассердить госпожу, прижимаясь к полу, нацедил сколько надо тёплой воды и тщательно отмыл всю слизь с лица, украдкой выполоскал рот, ещё раз ополоснул голову. Лиза в свою очередь хорошенько ополоснулась в промежности, помыла бёдра и живот. Было жарко, и потная девушка напоследок захотела остудиться под холодным душем. Разумеется, Олежка с радостью прыгнул под эти хоть немного утоляющие боль струи, где заодно можно было и напиться. Тут же он украдкой, пока Лиза повернулась спиной, и справил малую нужду – когда там ещё девчонки соблаговолят позволить ему зайти в туалет!

После приятно освежающего душа, волоча за ухо едва поспевающего за ней на коленях Олежку, Лиза поспешно выскочила из горячего помещения. В предбаннике, наскоро смахнув с себя лишнюю воду, она накинула полотенце на плечи, и второе – на голову. Усевшись в таком виде на скамейку, взяла за волосы стоящего перед нею на коленях Олежку, и уткнула его лицом к себе в распаренные розовые бёдра. Тот разумеется понял это по-своему, и потянулся вытянутыми губами к волосам на её лобке. Но Лиза остановила его, и несколько приподняв его голову, в упор посмотрела в глаза.

– У меня есть к тебе вопросы. На которые ты должен ответить максимально правдиво и чётко. Самая малая ложь повлечёт большое наказание. Хорошо меня понял? – и девушка для подкрепления своих слов довольно ощутимо похлопала его прутом по попе.

– Да, госпожа Лиза.

– Мне интересно знать, почему, когда я захотела поиметь тебя в плане реального секса, ты, даже зная что тебя за это ждёт, стал отказывать? Как будто это тебя напугало более всего? Неужели это тебе было страшнее плетей, лишних плетей, от которых ты теперь уж точно не уйдёшь? В таком случае ты совершенный дурак: любой парень хочет секса с девушкой, а ты от этого шарахаешься как от смертельной инфекции, да ещё и заслужил немалое наказание.

– Я… Тогда… Меня… Накажут… – испуганно забубнил Олежка, не зная с чего начать и как следует говорить с этой госпожой, и из-за чего она вдруг может рассердиться.

Обжигающий удар прутом заставил его дёрнуться как от удара током.

– Я сказала – говорить внятно. Соберись с мыслями, и говори как у доски на уроке. Будешь мямлить – прижгу ещё! – Лиза заново хлёстко прошлась ему по попе.

Сначала сбивчиво, подбирая слова и боясь быть случайно обвинённым в брезгливости в отношении госпожи, Олежка рассказал, как в тот, первый же, раз хозяйки наказали его за секс с госпожой. На что Лиза ухмыльнулась.

– Ну и как же они тогда определили, что между нами это было?

– Кожа… У меня… Там… – кое-как выдавил из себя Олежка.

– А потом ты её вытянул обратно, и закрыл головку своей пипетки? Тем более несмотря на мой запрет. А теперь боишься, что этот фактор снова выдаст тебя? Вот что значит не слушаться госпожу! Останься так же – никто б ничего и не заметил! Но главное – ты совершенно не подумал, что, отказываясь исполнить желание госпожи, в этом случае получишь как минимум втрое больше чем за секс с госпожой по её требованию! Тогда уж потрудись ответить, зачем ты натянул обратно кожу?

– Было… Очень нн…ннеприятно… – боясь, что любое слово может вызвать раздражение госпожи, затравленно процедил он. – Т-там… Как голое мясо…

– Смотри, как бы теперь на твоей попёшке не оказалось голое мясо! – Лиза хлестнула его несколько раз. – Бывает, что смотрится неприятно, с непривычки. Ну, и ощущения, тоже с непривычки, и в основном чувства эти на психологической почве. Эх ты, дурилка! И не только дурилка! Щенок! Мышонок! Мокрый цыплёнок! Тебе ещё совочком в песочнице ковыряться и куличики там лепить! Ничего, уж я тебя быстро исправлю! – Лиза обернулась полотенцем по подмышки, другое накрутила на голову наподобие чалмы.

Не успел Олежка и опомниться после этого допроса, как на его запястьях защёлкнулись наручники, ошейник опоясал шею.

– Бери пакет! И обуйся, пока до дому идём! – взяв его за ухо и сильно закручивая, Лиза заставила Олежку согнуться и наклонить голову совершенно вниз. Перекинув цепочку через руку чтобы не болталась, она, крепко подстёгивая его розгой через каждый шаг и больно наворачивая ухо, неторопливо направилась к дому.

Стоя на веранде и облокотившись на балюстраду слегка перегнувшись вниз, Женька с расплывшимся в довольной улыбке лицом наблюдала за этой процессией. Было сразу понятно, что раб проштрафился, и достаточно сильно. И разумеется, ему будет положено наказание. И конечно же бичевать его будут все, по очереди. Если не сегодня, то на следующий день. В предвкушении такого дальнейшего разворота событий девушка ощутила сладостный крутящийся ток внутри низа живота.

Вслед за Лизой Олежка взбирался по широким ступеням на дрожащих подгибающихся ногах. Словно на эшафот. Расправа приближалась с каждым шагом. Каким окажется это новое наказание? И… Неужели прямо сегодня, когда его и без того ждёт столь жуткая порка – кнутом?!

Прут всё так же размеренно полосовал его несчастную попу, обжигающе печатал на ней вспученные болючие строчки. Уже на веранде, у дверей, ему было велено скинуть шлёпки. Лиза напоследок несколько раз покрепче огрела его, затем изломала уже хорошо измочалившуюся лозу, и с силой потянула Олежку за ухо вниз, заставляя встать на руки – раб мог переступать порог дома госпожей и передвигаться там только на четвереньках. А пока они входили в прихожую, Женька побежала звать подруг.

Не заставляя себя ждать, девки гурьбой высыпали навстречу. Толкаясь, с любопытством стали рассматривать сизо-фиолетовую, разрисованную красными полосами Олежкину попу, одобрительно пересмеиваясь. Лера вышла вперёд.

– Ну, что там опять отчебучила эта кукла? – она бесцеремонно ощупала распухшие ягодицы и хлопнула Олежку по ним.

– Ну и красиво ж ты его разукрасила! Только надолго ли запомнит?

– Так освежим память, недолго!

– Так что же он всё-таки учудил?

– Не жопка, а картинка! Красота! Художественная работа!

– Ну, ты, Лиза, прям художник! Расписала всеми красками!

Девки пересмеивались, трунили, но было видно, что у каждой на языке горит вопрос, что же такое устроил Олежка, и не заслужил ли за своё поведение соответствующего наказания. Все они были возбуждены явно вырисовывающимся новым весельем. И только он сам, затравленно сжавшись, с ужасом незаметно посматривал на своих хозяек.

Подбежавшая позже всех где-то задержавшаяся Вероника, подойдя к Олежке вплотную, с каким-то диким наслаждением стала щупать его распухшую попу, и периодически крепко шлёпать. Один вид вздувшихся полос на ягодицах возбуждал её, доставлял некий внутренний оргазм или его подобие.

– Хорошо получил! И понятно, что не зазря! Лиз, так что же он всё-таки натворил?

Раскрасневшаяся распаренная Лиза, отдуваясь, отёрла пот с лица краем полотенца.

– Уф, девочки, мне б сначала немножко отдышаться. И чего-нибудь холодненького. Кваску, или чаю из холодильника?

– Пивка может? – вопросила Женька.

– Если потом. И совсем немного. И то, только безалкогольного.

– Не, у нас наоборот, только крепкое. Есть и чешское, и немецкое.

– Тогда – ни-ни!

Волоча за собой на цепочке прыгающего на скованных руках Олежку, Лиза вслед за подругами пошла в комнату для гостей, ту самую, где и в первый день по приезду девчонки после бани охлаждались компотом.

– Есть зелёный чай. Не горячий. Если положить два-три кубика льда, хорошо освежит. Принести? – предложила Лера.

– Отлично! Только без сахара! – с удовольствием отвечала Лиза.

Пока она, томно обмахиваясь полотенцем, помешивала в чае лёд, Олежку загнали в угол, к стенке около настежь открытого окна, велев стоять на коленях.

– На гречиху б его поставить! Или на горох! – со смехом подала “ценную мысль” Вероника.

– Надо бы. Но как-то в лом бегать, искать крупу, да и не на пол же её насыпа́ть. Нужно фанеру, или картон. Это там, внизу. Сколько времени заберёт! И так скоро ему скучно не будет! – отозвалась Лера.

Выпив две большущие кружки холодного зелёного чая, прохладившаяся Лиза скинула с себя полотенца и пересела на диван. Её густые чёрные волосы, до бани гладко уложенные и немного подзавитые у концов, теперь по окружности несколько растопырились, распушились, и торчали концами по сторонам.

– Сюда! – коротко ткнув пальцем в пол около своих ног, бросила она Олежке.

Тот, сорвавшись, одним махом прыгнул к дивану, и встал около госпожи на колени, потупя взгляд.

– Как отлично отдрессирован! – одобрительно усмехнулась Марина. – Сразу видно, какую хорошую школу только что прошёл! – она постучала верхней стороной ступни по его попе.

– Так что же он всё-таки устроил? – высунулась вперёд сгорающая от любопытства Вероника.

Лиза глубоко и шумно вздохнула.

– Ну что, он вначале улетел куда-то в небеса, пропустил приказ, или даже не сразу понял, что он слышит именно приказ. Тут вы уже осведомлены. За это, как говорится, извольте получить, – и она, нагнувшись, потрепала Олежку пальцами по ягодицам.

– Да уж! Целая палитра красок! – хихикнула Лера.

– Но потом… Потом! Он вздумал отказать госпоже!

– Как это?! Да он реально потерял разум!

– Во всяком случае теряет его в какие-то моменты! Не смог сообразить, что́ ему за это “отсвечивает”!

– В чём же отказал?

– Неужели? Напрямую отказался? И от чего?

– Да какая разница, от чего? Главное, что отказал! Да за такую наглость его треба драть не один день подряд!

– Так как же это случилось? И какой был ему приказ?

– А вот что получилось. Мне вдруг невероятно захотелось присесть на его торчок. Ну, сами понимаете. – взяв двумя пальцами Олежку за самый кончик члена, она вытянула его и подёргала. И вдруг – что? Он, как вредная шлюшка, стал кочевряжиться, и попросил меня не делать с ним такого! Перевернулся так, чтобы стало невозможно насадиться, и понятно, его палочка тут же ослабла!

– Действительно как паршивая шлюха! То дам, то в последнюю секунду, уже раздевшись и разлёгшись – вдруг сразу “нет”! Чтобы подразнить!

– Это ж он специально пакостит! Назло! И включает дурочку! Отказаться вот так от секса – это наподобие того, как “отморозить уши чтобы расстроить бабушку”! Ясно что из вредности! За это пороть и пороть!

– Конечно, реальный секс между госпожой и рабом недопустим. Но если госпожа так горит этим желанием, то можно. Но при этом раб должен, хотя бы как “для формальности” быть наказан. Зато отказав госпоже, он провинился многократно более, и соответственно наказание должно быть настолько же строже! – изрекла Лера.

– Его надо высечь! Немедленно! – взвизгнула Вероника, еле сдерживая радостный тон. Было видно, как она возбудилась от такой перспективы. – Даже если и не выдержит, так в болото, и вся возня! – добавила она, краем глаза следя за реакцией Леры, и теперь ещё и Лизы. Но те обе предпочли реагировать на этот “словесный пук” как на полнейшую глупость, и не сговариваясь, почти синхронно ухмыльнулись как над какой-то болтовнёй явного ненормального.

Олежка, всё более втягивая голову в плечи, затравленным, полным ужаса взглядом, подёргиваясь и постоянно дрожа всем телом, посматривал на усмехающихся девок. Те, отойдя в сторонку, шёпотом совещались. Видимо, как наказать провинившегося адекватно, получив при этом максимальное удовольствие, но и не переступив грань разумного и не довести дело до какой-то непоправимой крайности.

Наконец девчонки порешили, что за отказ госпоже его выдерут уже завтра, разве что если после сегодняшнего очередного наказания за попытку бегства только Лиза высечет его. И то, если это станет возможным – как он ещё сумеет вынести порку кнутом. Теперь же всем остальным надо поторапливаться в баню чтобы Лиза уединившись, в тишине и покое, могла развлекаться с Олежкой. Но перед этим его следует переодеть в женское бельё.

Лера подсела рядом с Лизой.

– Ну, а как он вёл себя пока был с тобой наедине? В общем и целом? Не считая того возмутительного факта отказа госпоже?

– Ну, как сказать… Слушаться – слушался, хоть и тупил немало. Но как известно, розга обладает огромной убедительной силой, и заставляет включать голову несмотря на все нежелания. Под силой её убеждения сразу стал соображать!

Девки хором разошлись оглушительным хохотом, приседая и сгибаясь.

– Не только розги! Все наши “инструменты” имеют такую силу убеждения! Посильнее волшебной!

– С ними не поспоришь! Заставят, через всякое “не могу”!

– Даже соображать, и даже если и соображать-то нечем!

– Поротая жопа – наилучший проводник соображения! Прям дорожка для него! Покажет и нужное направление, и подскажет кратчайший путь!

– Получается, плётка – ключ в двери разума!

– Розга ум вострит, память возбуждает!

– … И волю злую во благо преломляет! Вите́нь разум в голову вгоняет!…

– Что-что? Вите́нь? Что это такое?

– Вроде плётки. “Ремень, плетью закрученный”. Ещё не плеть, а так, “помягче”, что ли… Так сказать… Как это там – “Противу ленивости, грубиянства, умственной тупости, и прочих пороков всяческих, потребно иметь в каждом классе розги да вите́нь – ремень, плетью закрученный, – кои надлежит учителю разумно употреблять, ради побуждения усердия к подготовлению для службы отечеству…”. Сам царь Пётр писал такое уложение, или устав, как его, для “Навигацкой школы”!

– Вот и побудим его… К усердию! Услужать госпожам!

– Этой “умственной тупости” не существует. Есть клиническое слабоумие, олигофрения, здесь уже ничем и никак ничего не исправить, а всё остальное – ленивое соображение. После напоминания, что рядышком имеются и ждут своей миссии розги, мигом включалось у него это самое соображение! Головка начинала работать как швейцарские часы! То есть он ленился немножечко подумать! Также и если творить глупости, не желая и ленясь быть серьёзным и ответственным, серьёзно смотреть на жизнь, здесь розга опять же выбьет всю пыль быстрее всего. Он привык прятаться от жизни под маминой юбкой, и ему лень совершить самостоятельный шаг. Какое ж в таком случае наилучшее лекарство? Ну-ка, подскажи! – Лиза толкнула Олежку ногой.

– Д-дда, э-то рро…зз-гаа… – ответить по-другому он просто не смел.

Девки снова повалились от хохота.

– Как уже стал понимать! Что полезно! Хоть и очень невкусно!

– Быстро вбили ему в голову ума-разума!

– Вообще-то, скажем так, его “ментальный” возраст примерно наполовину меньше возраста реального! – изрекла Марина.

– Застрял в том возрасте!

– Вот и подгоняем, чтобы быстрее догнал и выровнял душу и разум со своим возрастом!

– … И насчёт усердия… Можно только добавить, в положительную сторону, что язычком он работал – просто сказка! Тут он показывал чудеса искусства! Этого у него не отнять! – сказала Лиза.

– Вкусно лизать у Лизы? – скаламбурила Марина, ногой под подбородок приподнимая Олежкину голову, а девки при этих словах вновь повалились в диком хохоте.

– Девочки, нам ещё и в баньку! – отсмеявшись, напомнила Лера. – Ну, и перед этим присмотреть, чтобы вот это картонное изделие опять не вздумало выкинуть какой-нибудь фортель!

– Где мне с ним остаться? Здесь, на диване? – спросила Лиза.

– Зачем! Лучше в спальне! Там две такие отличные кровати – выбирай любую! И почти в конце, никто случайно походя не заглянет! – предложила Лера.

– Мы сейчас подберём одежды, уберём, нарядим невесту. Как для первой брачной ночи! – хихикая, произнесла Женька. – Жаль, нету одежд чтобы нарядить его весталкой, со вплетённой в волосы белой лилией. Есть только бельишко, в котором он, то есть она, будет выглядеть как шлюха средней вульгарности.

– Меня, например, он более заводит в облике шлюхи! – ввернула Марина. – А уж весталка… Если когда и была! – она прыснула в сторону.

– Хорошо, я тогда в спальню, а он пусть будет одеваться и входить в образ, – сказала Лиза.

– А ты – повернулась к Олежке Лера – ложись пока что на диван! Животом!

В страхе – неужели его снова собрались сечь? – Олежка растянулся на упругой плоскости дивана, вытянув руки вперёд. У него несколько отлегло, когда он увидел, что Лера возвращается со знакомым ему пузырёчком в руках. Но всё равно девки навалилась на него, пока Лера обрабатывала этой первоначально обжигающей, но затем хорошо снимающей боль жидкостью его словно слезящиеся ягодицы, покрытые как росой прозрачными, несколько липкими капельками.

– А теперь – брысь с дивана! – Вероника заехала ему крепкую плюху.

В сопровождении Леры, показывающей путь в спальню, Лиза выпорхнула из комнаты. Через две-три минуты Марина принесла и бросила на диван чёрный бюстгальтер, такие же чёрные кружевные трусики, поясок с чулочными застёжками, чёрные, в среднюю сетку, чулки, небольшие полотенца, которые следовало скомкать и всунуть в чашки лифчика, и уже знакомый Олежке пеньюар. Вероника поставила на пол босоножки на каблуках.

– Если только хоть чуть-чуть попортишь, смотри! Твоя шкура пойдёт на новые босоножки! Всю обдерём! – прошипела она Олежке в ухо, тряся перед ним плетью-камчой.

– Ну чего уставился? Кажется, это бельё совсем не похоже на новые ворота! – встряхнув перед Олежкой пеньюаром, Женька треснула его ребром ладони между лопаток и съездила по затылку. – Так чего смотреть? Одягайся! Швыдче!

Олежке разомкнули наручники, сняли ошейник. Взяв у Вероники плётку, Женька настегнула его по попе.

– Швыдче! Неча рассматривать!

Сжавшись в ожидании следующих ударов, глядя испуганными глазами на госпожу, Олежка схватил бюстгальтер, и судорожно трясущимися руками начал застёгивать. От волнения и страха он несколько раз не смог попасть крючками в петельки, что вызвало негодование девчонок.

– Да ты специально строишь из себя криворучку? Или ждёшь чтобы кто-то тебе помог? – прямо-таки взъярилась Женька и так полоснула его плёткой, что он с воплем завалился набок. – Вот что поможет! Я буду лупить тебя всё время, пока ты здесь возишься с застёжками! Не может толком и лифон застегнуть! Недотёпа недоразвитая!

– “То она их на хвост нанижет, то понюхает, то полижет. А толку – ноль!”, – прохихикала Вероника.

Подскакивая на коленях под хлёсткими ударами, Олежка кое-как застегнул этот лифчик. Развернул, накинул на плечи бретельки, и так же судорожно стал набивать чашки тряпками. С пояском произошло некоторое недоразумение: кроме как охватывать талию, он тесёмками крепился и к лифчику, будучи с ним в комплекте. Олежка не сразу разобрался, через какие пряжечки эти тесёмки проходят удлиняясь или укорачиваясь, а какими они затягиваются и закрепляются. И плеть оставила немало вздувшихся полос на его теле, покуда он пристегнул и натянул все четыре тесьмы так, чтобы пояс держался на нужном ему месте.

Со стонами, едва не крича, он сел на диван. Только что добавленные свежие рубцы делали это совершенно невыносимым. Женька зашла сбоку и встала на диван одним коленом, будучи готова нахлестнуть его по спине если он проявит медлительность.

Скатав гармошкой чулки, Олежка неумело натянул их на ноги. Не обошлось без нескольких окриков и подстёгиваний когда он неровно, пяткой вбок, одел ступню чулка. Наконец пристегнул их к поясу, подтянул резинки, и стал напяливать трусы, хоть и тесные, особенно спереди, но на сей раз с очень узенькой полоской сзади, только-только закрывающей разрез промеж ягодиц. Что было хорошо, эти трусики не сжимали его распухшую дико саднящую попу. Вдел ноги в босоножки, затянул ремешки, и набросил на себя пеньюар, невесомым облаком обволокший его тело.

– Ну наконец-то! Сколько провозился! Как бы тебе не влетело добавки за такую медлительность! И сегодня, и завтра! – Женька схватила его за волосы не затылке, сильно скрутила их и встряханула ему голову. Вновь велела сесть, но уже на стул. Разделила волосы на два хоть и куцых, но хвостика, и скрепила у корней резинками, украшенными цветочками. – Теперь поверни башку! Сам ты всё равно не сумеешь нанести макияж, придётся помочь! – больно хватая пальцами за нижнюю челюсть, поворачивая и запрокидывая ему голову, она хоть и грубыми движениями, но аккуратно накрасила Олежке губы алой помадой вызывающе яркого оттенка, густо нанесла на веки тени и накрасила ресницы тушью. – Вылитая шлюха! Не надо ни аксельбанта, ни “жёлтого билета”, видно за версту! Давай сюда руки! Этот лак для ногтей, такого цвета, будет для такой грязной развратной шлюхи в самый раз! Жаль, нету клипсов! Ну да ладно, всё равно в горячке любовного экстаза они мигом послетают!

Удостоверившись, что все краски на его лице и ногтях полностью высохли, Женька взяла Олежку за хвостик волос и намотала себе на ладонь.

– Пошли! – рванула она его за волосы, и пригнув ему голову, повела в сторону спальни. – Надеюсь, помнишь, как следует делать женский шаг? От бедра! Вот так, правильно! И чтобы носок и каблук касались пола одновременно! – девушка с силой потянула его голову вниз.

Марина с Вероникой шли позади; Вероника зачем-то постоянно щёлкала в воздухе плетью. Видимо ей нравилось, как при каждом таком щелчке Олежка вздрагивает словно боясь, что в любой момент эта плётка вдруг ошпарит его.

Впереди, около двери, ведущей в коридорчик к спальне, топталась Лера и нетерпеливо махала рукой. Женька крепко дёрнула Олежку за косичку, требуя ускорить шаг, звонко шлёпнула, и вот уже перед ним открылась дверь в спальню.

Вся в предвкушении удовольствия, Лиза, просто млея, сидела на коленях на той же самой кровати, где провёл эту ночь Олежка, ублажая имевших его всем скопом госпожей. Женька втолкнула Олежку через порог, крепко подпихнув его коленом в зад. Лиза уставилась на него, долго рассматривая изумлёнными, с каждой секундой всё расширяющимися и расширяющимися глазами. Видимо от изумления она не сразу смогла и что-то сказать, только шевелила слегка приоткрытыми пухленькими губами. Наконец девушка всплеснула руками, звонко хлопнула в ладоши, и прижав к груди под самым подбородком сложенные вместе ладони, ещё несколько секунд зачарованно смотрела на Олежку.

– Бесподобно! – громко, но как-то шелестяще произнесла она. – Какая прелесть! Я просто не ожидала такого! Это выше всяких ожиданий! Во сто раз выше! – сцепив пальцы, Лиза потрясла руками на уровне шеи, буквально впиваясь в Олежку таким жадным и в то же время зовущим взглядом, что казалось, она одними глазами хочет его съесть.

Женька свернула Олежке ухо, нагнулась, чуть ли не всунула свои губы ему в ушную раковину.

– Повторяй! “Я хочу хоть немножко загладить свою вину, и теперь готов выполнить любое пожелание госпожи”. Ну же? Не слышу!

Заплетающимся от страха языком Олежка повторил нечто похожее по смыслу. Женька подтолкнула его.

– Пройдись! Поворачивайся! Покажи себя со всех сторон!

Заученным шагом, взмахивая подолом, поворачиваясь к Лизе спиной и при этом нагибаясь чтоб продемонстрировать просвечивающую через газовую ткань обтянутую трусиками попу, Олежка прошёлся по спальне. И хотя толстый ковёр глушил стук каблучков, это зрелище привело Лизу в сногсшибательный восторг.

– Я и не думала, что так запросто из него может получиться такая изумительная девочка! Жень, знаешь, мне сейчас как-то неодолимо захотелось, ну просто не могу, поставить этой очаровательной девочке клизму! Без этого – ну никак!

– Да в чём же дело? – даже удивилась Женька. Кровать вон какая широкая. Постелим тот же полиэтилен вот здесь, в ногах, поперёк кровати. Поставим таз, а саму клизму я подержу над головой. Вот и всади ей, чтобы была почище! Если надо, и подержим, потребуется – укротим! Туалет вон там, там же и биде.

Олежка не успел даже в полной мере осознать, какая хоть и маленькая, но неприятность свалилась на него. Женька с Вероникой в считанные секунды, или это так ураганом пронеслось для Олежки время, уже и принесли полиэтилен, и сложили его пополам, расстелили в изножии кровати, и там же поставили на пол прямоугольный пластмассовый таз. Женька вернулась вторично, торжественно неся раздутый, наполненный водой резиновый мешок клизмы, ехидно и в то же время с каким-то внутренним то ли торжеством, то ли радостью глядя на Олежку. Следом поспешно шли Марина и Лера.

– Что, приглашение надобно? Всё уже готово, если ты не слепой. Или решил опять заставить госпожу ожидать, пока ты сообразишь, что следует сделать? Где у нас тут плётка? – гугняво выкрикнула Вероника.

– Не надо! – лёгким движением руки Лиза остановила рвение чересчур ретивой подруги. – Пусть она подойдёт не спеша, как обычно подходит пациентка к кушетке для этой процедуры. Так же без суеты приподнимет подол, приспустит трусы почти до колен. И – да! Туфли не снимать! Ну, и ляжет, без спешки, и сколько нужно будет занимать наилучшее положение. Ну что, ложись, место удобное!

Понимая, что хочет от него госпожа, Олежка приблизился к кровати. Не доходя одного-двух шагов до неё, стал приподнимать, собирая в гармошку, подол. Подкинул и поднял его, и расставив ноги на ширину плеч, приспустил трусики. Слегка присев, спустил их по колено, и взметнув подол, задрал его повыше. Придерживая трусы, встал коленом и опёрся рукой на кровать. Лёг на левый бок, сгибая ноги, расправил, распушил воздушное облако подола чуть выше поясницы. Дёрнулся чуть назад и выпятил попу.

Девки, разинув рты, смотрели вытаращив глаза. Некоторые стали переминаться с ноги на ногу, сжимать бёдра и тереть ими одно об другое. Вероника так вообще стала почёсывать в промежности. Эти несколько его движений возбудили девчонок больше, чем какие-то активные действия с ним. Лиза даже вспотела почти как в бане.

– Если только заноешь, или тем паче вдруг потеряешь контроль над своей жопой!… – потрясая плёткой, Вероника встала так, чтобы в любой момент можно было б этой плёткой огреть Олежку. Тот испуганно сжался, но Лиза тут же шлёпнула его.

– Расслабься! И дыши глубоко, ртом!

Олежка только несколько вздрогнул когда почувствовал, как пальцы Лизы раздвинули ему ягодицы. Девушка всунула намазанный кремом палец ему в задний проход, и довольно долго крутила им внутри. Вытерев этот палец салфеткой, ловко ввела наконечник, и он в считанные секунды исчез в Олежкиной дырочке, тот даже и почувствовать ничего не успел. А Лиза уже начала впускать воду.

Пока внутри чувствовалось только лёгкое журчание и ощущение бьющего в стенки кишки потока воды, Олежка лежал спокойно. Но после половины объёма клизмы стала возрастать наполняющая кишечник распирающая тяжесть. Он слегка заёрзал, но Вероника угрожающе потрясла плёткой. От страха у Олежки сжалось внутри, и как бы толкнуло воду выше. Позыв отошёл, и он вновь обмяк как кисель.

Лиза ненадолго перекрыла воду, помассировала ему живот, и продолжила процедуру. Но перед самым окончанием сильнейший позыв каким-то ударом заставил Олежку сжаться и напрячься. И опять грозный вид плётки, отведя его внимание от столь мучительных ощущений, прекратил, успокоил этот новый позыв, и он, весь сжимаясь и суча ногами, перетерпел до конца всю клизму, пока в ней как-то чмокающе не просипело с присвистом.

Продолжение следует…