День рожденья с продолжением… Часть 23

Заслышавшие шум и возню девки сразу ж поняли, что этот новый разворот событий явно сулит им новые забавы и радости. Но поначалу сделали вид, будто происходящее их совершенно не интересует, обе они продолжали заниматься каждая своим, даже не глянув на Олежку и тащившую его Марину. Лера разлеглась поперёк кровати с широко раскинутыми ногами словно проветривая в промежности, механически лениво поглаживала лобок и живот, пропуская между пальцами отдельные волоски, наслаждалась вливавшейся в открытое окно свежестью. Женька сидела на соседней кровати, той что у окна, и поставив одну ногу, согнутую в колене, на кровать, и широко отведя другую, вытянутую в проход, крохотным гребешком на пробор расчёсывала волосы у себя на лобке. Марина с силой пихнула Олежку ногой, заставила простереться на полу и наступила ему на затылок, сильно натягивая цепочку. Лера с Женькой скользнули по нему словно бы безразличными взглядами, пряча довольное выражение лица, словно бы не придавая значения его появлению и ожидая, когда Марина сочтёт нужным начать рассказывать, что же там всё-таки произошло. Ещё через несколько минут объявилась Вероника и плюхнулась в кресло. Марина поддёрнула цепочку.

– Девчата! Вы представляете, что сейчас отмочила эта живность?

На лицах Леры и Женьки сразу отобразилось любопытство.

– Так! И что же оно опять навертело? – Женька, продолжая заплетать первую из двух тонюсеньких косичек у себя на лобке, впилась в Олежку плотоядным и одновременно сладострастно-похотливым взглядом. Лоснящаяся улыбка растянулась у неё на лице.

– Я позволила ему попить воды. И не из толчка, из биде! – Марина подняла вверх указательный палец. – И что же ему пришло в голову? Он решил сначала прополоскать рот! Наверняка после наших соков! Это означает, что он брезгует госпожами!

Девки начали хихикать. Марина выдержала паузу.

– Было бы похвально, если бы он полоскал рот перед отсосами, чтобы прикасаться к нам чистым ротиком и язычком. Но здесь он показал, что для него наш нектар – гадость, а его рот выходит слишком чист чтобы этот нектар принимать? – Марина ногой развернула Олежкину голову набок и наступила ему на ухо. – Теперь мы тебя спрашиваем, дорогуша, и отвечай на вопросы без кривляний!

Ударивший изнутри ужас и без того парализовал у Олежки соображение, да ещё и скопившаяся во рту слюна из-за мгновенного нервного напряжения мигом загустела. Он постарался её сглотнуть, но горло было пережато ошейником.

– Ммым… мми… Ммм… Ы… Ы… Ыык… ккук… – непроизвольно вырвалось у него через судорожное глотательное движение.

– Переведи! Скажи нормально! Не на коровьем языке с ослиным акцентом! На человечьем!

– Скорее уж наоборот, на ослином языке с коровьим акцентом! Это его родной язык. Но он забыл, что говорить следует на понятном госпожам! Это называется хамство! – Вероника подобрала с полу валяющийся около кровати стек, и одна за другой три багровые полосы вспухли поперёк его попы.

– Для самых маленьких головок с искусственным наполнением повторюсь: для чего ты стал выполаскивать рот? – смеясь, сказала Марина. – Ждём недолго! – и она сделала знак Веронике. И опять пару раз просвистел хлыст, Олежку затрясло, он стал корчиться на полу.

Девкам, как всегда, доставляло огромное удовольствие его подольше помучить. И потому, требуя немедленного ответа, они одновременно отвлекали Олежку на нечто другое, путали, заставляли метаться в страхе где-то ошибиться, и затем обвиняли в недостаточно скорой реакции на вопрос, придирались к каждому звуку для создания абсолютной путаницы в его голове.

Дождавшись когда он перестанет извиваться, Марина с силой нажала ему на голову ногой.

– Мы никак не можем дождаться, когда же ваша тупость наконец осилит вопрос: ты зачем полоскал рот?

– Я…, – начал, заикаясь, совершенно сбитый с толку затравленный Олежка, – просто не успел начать пить. Ошейник… Ошейник… Горло… мне… жал…

– Ну вы только гляньте! Он ещё и нагло врёт госпожам! Ты понимаешь, что ты сейчас сделал?! Ты пытался обмануть госпожей! За это будешь очень строго наказан, лгать госпоже – самая большая провинность! Смотрите, девочки, когда он пил, ошейник если куда и давил, то почти что на затылок. А вода у него изо рта вытекала с той же силой что и вливалась даже больше десятка секунд, да и по глотке было видно, что по ней ничего не проходит! Так что в твоих интересах всё рассказать начистоту! – и Марина вновь кивнула Веронике. Под жалящими ударами хлыста Олежка завертелся угрём.

– Ну, кто сейчас продолжит? Ты, или мы?

– Го… споо… жжа Марина… Но… Я… Я… Я не чистил зубов… Давно… Хо… тел… Пополоскать рот… Раньше… не мог…

– Отчего ты хотел выполоскать свой унитаз, понятно и без твоих объяснений! Ты наконец-то сознался, что именно полоскал! Бо́льшего и не спрашиваем, дорогуша ты наша! Всё равно начнёшь вертеться и отрицать, но нам-то понятно зачем ты это делал! Ты подумал о себе лишнего. То, что в эту ночь мы были с тобой куда как добрее и ласковей чем обычно, ещё не значит что ты стал членом нашей семьи, нашей “сестрёнкой”, наравне со всеми нами! Или тебе стало дозволено больше чем ранее! Если действительно тебя посетила хоть на секунду подобная мысль, то ты или полный чурбан, или такой нахал, что не хватит всей твоей жизни чтобы получить положенное за это наказание!

Лера села на краю кровати.

– Значит так, – объявила она, – этой выходкой ты перечеркнул все свои достижения за последние часы. Мы не только не скостим тебе наказание и не простим, как думали раньше, некоторые твои косяки, но ты получишь ещё и немалую добавку! А её величина может зависеть и от твоего поведения в ближайшее время! Ладно, девчата, пошли завтракать!

Влекомый за цепочку, Олежка, подпрыгивая, поковылял на четвереньках вслед за хозяйками на кухню. Те весело переговаривались, обсуждая, что лучше всего изготовить для завтрака и чем заняться после него. В этом свете обсуждались и планы, совершенно для Олежки нерадостные…

В кухне, на столе и вокруг него, оказалось разведено форменное свинство: стояла наполовину опорожненная здоровенная бутыль пива, две немытые чашки, валялись головы, кости и ошкурки от вяленой рыбы, крошки, и обгрызенные недоеденные куски уже подсохшего хлеба, по столу и по полу была рассыпана шелуха от семечек. Стол был заляпан липкими пятнами от уже высохшего пролитого пива.

Лера с Вероникой неодобрительно посмотрели на подруг. Марина и Женька как-то виновато улыбнулись и потупили взгляд.

– Мы тут решили полюбоваться грозой. Ну и грозища была! Часа два бушевала! И после ещё долго какой дождина хлестал! Такие молнии, ливень – целый всемирный потоп! И ветрище! Одна молния была какая-то круглая, как солнце, и такой же величины, совсем близко, вон там, чуть-чуть за забором! Мы думали, шаровая, но она пропала как обычная, и такой гром! Тут же! Стало страшновато, ну, мы и решили отвлечься. Его, то есть тогда “её” хотели пригнать сюда прибраться, но вы вдвоём так крепко её обнимали, так чтобы обоих вас не будить вот и оставили здесь до утра. Сейчас он всё приберёт!

Олежке сняли с одной руки “браслет” наручников. Сухие огрызки хлеба швырнули на пол, к порогу – “Это тебе, потом сожрёшь!”. Отходы от рыбы велели смести в мусорный пакет, а стол тщательно вытереть мокрой, а затем сухой тряпкой. Недопитое пиво унесли, вместо него на столе появилась луковица и здоровенная упаковка стейков из телятины.

– Посуду вымоешь потом, всю гамузом, сейчас чтобы за пять минут вычистил и нарезал цибули! – и Женька прошлась по нему стеком.

Пока Лера слегка обжаривала лук и выкладывала крупные куски мяса, изголодавшемуся Олежке было позволено съесть зачерствелый хлеб.

– Напёрся до отвала? О, какое сытое пузо! Бум-бум-бум! – Женька похлопал Олежку по животу, и пинком в зад загнала его под стол, где он забился к самой стенке.

Во время завтрака о нём словно позабыли, девки смачно чавкали, чуть ли не с прихрюком, пожирая жареное мясо, запивали кто кофе, кто чаем, умяли с булкой и по нескольку ломтей ветчины, большой кусок сыра на всех.

– Счас бы ещё пивка глотнуть. – глядя в распахнутое окно, мечтательно проговорила Женька, вытирая салфеткой жир с подбодка, губ, с носа и со щёк, сыто отрыгивая в эту салфетку, – да перед банькой нежелательно. Вот после парной, холодненького, это кайф!

– А мне вот вообще ничего такого нельзя, даже напёрсточек в праздник. Если потом скрутит, то могут и лишить пенсии, снимут инвалидность, потому что не исполняла требований врачей, – отозвалась Вероника.

– Ты извини, но давай я тебе сегодня укольчик сделаю уже после бани, до того как выпью пива. Сейчас я ещё как-то неуверенна, – виновато взглянула на неё Женька.

– Какая разница, это можно сделать и в течении всего дня. Ещё и с ним вот у нас сегодня намечается долгое веселье! – Вероника пихнула ногой в лицо сидящего под столом Олежку. – Ты там спать что ли собираешься? Не выспался за ночь? Вылезай! Мой посуду и подмети пол!

– Оглох? – Марина рванула за цепочку.

– Его бесполезный нарост на верхушке туловища никак не может осилить, чего от него требуется! Надо подбодрить! – Женька взялась за стек.

– Действительно нарост! Берёзовый кап! Очень плотная и твёрдая древесина! – хихикнула Вероника.

– Зачем так неуважительно про берёзу! Красивое дерево, а какие из неё получаются розги! Которые как раз отлично вгоняют ума-разума в такое вот туловище! – засмеялась Марина, поддёргивая Олежку к своей ноге. – У него на том месте нечто другое! Есть такой музыкальный инструмент, он пустой внутри, и с обоих сторон обтянут кожей, обычно ослиной. И когда по нему колотят палками, получаются очень громкие грохочущие звуки! Ну-ка ответь нам, чучелко, как называется это устройство?

– Пока он поймает вопрос… Это до ночи! – и Женька огрела Олежку по ляжке.

– Ба… Барабан! – взвизгнул он, подпрыгнув.

– Хорошо хоть это он знает! – дружно грохнули хохотом девчонки.

– Ну что, пойдем баньку растапливать? – Лера потёрла ладонью о ладонь.

У Олежки внутри поползло что-то неприятное. Он подумал, что сейчас его заставят носить дрова, начнут нагружать неподъёмным количеством, а затем для забавы станут делать так, чтобы он упал и собирал поленья под градом ударов, и так снова и снова, вставал бы и опять падал… Но видимо девчонки решили, что дров в бане хватает, на излишние забавы с Олежкой времени нет, и пошли туда всё готовить. Пока Олежка под присмотром Марины будет мыть посуду.

Та придирчиво следила, не оставил ли он на сковороде жир, насколько тщательно выполаскивает всё от моющего средства, и “для профилактики” постоянно при этом сгибала стек, похлопывала им Олежку по попе. В самом конце работы он тоскливо посмотрел на льющуюся струю воды, скользнул молящим взглядом в сторону Марины. Она и так прекрасно всё понимала, но только с усмешкой делала вид, будто ничего не замечает, пуская дым в раскрытое окно. Олежка выждал пару секунд прежде чем закрыть воду, жадно глядя на неё и еле сдерживаясь чтобы не прильнуть к этой струе ртом.

Марина сразу ж повернулась к нему.

– Закрой воду, раз закончил! Ты чего собрался делать? И как ты стоишь, раз окончил дело? – хлыст ошпарил Олежкину попу. Он мигом вспомнил, какую страшную ошибку совершает – находится на ногах когда необходимые для этого обстоятельства окончились – и бухнулся на четвереньки.

– Быстро вспомнил! Но не сразу, пришлось ещё напоминать! За это тоже спросим, и строго! Почему так получилось? Отвечай немедленно!

– Н-н… Н-нне… ус…пел… – затравленно пролепетал он.

– Мы уже устали воспитывать тебя за каждый косяк… Как говорится, “это больше чем преступление – это ошибка”! Для носящего пустой мячик вместо головы поясняю: преступление совершается осознанно, и один раз, а какой-нибудь, как ты, олигофрен ошибается на каждом шагу, и не понимает даже в следующий раз, и опять, и снова, и ещё много раз, что совершает глупость, даже не берёт в труд запомнить что и как нужно делать. И наказание не впрок! Действительно, лучше задавать тебе такие порки, чтобы запомнилось и на две жизни вперёд, драть и драть целый день с перерывами! Хотя… В твой мешок с тряпьём очень туго что-то входит, и ещё меньше там задерживается. Так что воспитательные дни придётся делать не только по субботам, а раза по два в неделю. Даже и по три! – с наслаждением глядя на вмиг посеревшего Олежку, Марина приподняла ногой ему голову. – А что это ты так воровато смотрел на воду? Ну-ка отвечай!

– Я… хоо… тел… поппро… сить, чтобы… чтобы… Чтобы вы позволили мне попить, госпожа Марина…

– Насекомое б уже поняло, этот – никак! Даже нам становится страшно, сколько придётся тебе сегодня всыпать! Кроме уже заработанного тобой! У нас наверное отвалятся руки и полностью измочалятся все плети, а в ближайших кустарниках не хватит прутьев! В твоей тупой голове должно стоять и утвердиться намертво, что твоя поилка – это толчок! Другая мысль считается непростительной дерзостью, и подлежит самому строгому наказанию! И дай-то бог, чтобы сегодня ты это запомнил! Недавно тебе было разрешено попить, но ты предпочёл пополоскать, видите ли, ротик! Экое эфирное создание, какая нежная-благородная барышня-смолянка, ну прям графиня или баронесса! Значит хочешь пить? Могу предложить деликатес – МАНДАРИНОВЫЙ СОК! – Марина грубо расхохоталась и с размаху звонко треснула Олежку по попе тапком. – Ладно, пошли на водопой! – дёрнув за цепочку, она потянула его в ближний туалет, в коридоре. Но войдя внутрь, отпихнула Олежку коленом в лицо, села на унитаз и пописала. После чего заставила слизать все остатки мочи и отсосать клитор. Получив некоторое удовольствие, врезала ему крепкий подзатыльник. – Вот теперь пей до отвала! Манда-риновый сок! – Она специально произнесла раздельно. – Свежайший! Хоть и разбавленный! – и напоследок со смехом сплюнула в унитаз.

Олежку замутило, едва только он глянул в широкую воронку унитаза. Спазм толчком прокатился по горлу, он отвёл взгляд чтобы его не стошнило. Схватив его за ошейник под самым подбородком, Марина с силой рванула Олежку вверх, заставив встать на колени, и держа за волосы, запрокинута ему голову назад.

– Ты никак чего-то из себя кочевряжишь? Разводишь нежности, или брезгуешь? Брезгуешь? Даже не знаю, останешься ли ты в живых после наказания за такие дерзости! Ну?! Или ты сейчас сделаешь то, ради чего тебя сюда доставили, или ни один чёрт не поручится за твоё ближайшее будущее! Ты уже сейчас заставляешь ожидать госпожу! Уже за это ты должен быть наказан! – Марина натянула ошейник вверх так, что у Олежки хрустнули позвонки, от боли потемнело в глазах, он только что не повис в воздухе, а она влепила ему оглушительную звонкую пощёчину. – Давай! Живо! А то ты и так уже меня достаточно разозлил! Так бы сейчас же и выдрала! – Марина пихнула его между лопаток коленом.

Олежке в тот же момент “вживую” представилось как безжалостно впиваются в мякоть его тела плети, хлысты или розги, обжигая нестерпимой болью, рвут кожу, когда попа ещё болит после вчерашних наказаний. Только не это! “Мне ж не выдержать!” – выстрелом ударила мысль. Зародившийся внутри ужас будто взорвался, ударом разошёлся и распространился как жуткая волна по всему его существу, ополонил и поглотил всё соображение, душу, все иные чувства, подавил вплоть до рефлексов. Только б избежать нового наказания! Или уменьшить и смягчить! И уже обезумевший, ничего не соображающий Олежка засунул голову в унитаз. Вытянул губы, стараясь дотянуться до поверхности. Сейчас он разумеется не задумывался, смешивается ли моча со всем объёмом воды в сифоне, или плавает поверху. Но внутренний конус унитаза сужался очень резко, узость мешала добраться до воды даже далеко вытягивая рот. Марина сильно нажала ему на голову, втиснула так, что у него завернулась вбок и чуть не вывихнулась нижняя челюсть. Видя, что так напоить Олежку не удастся, она всё же спустила воду, которая холодным потоком накрыла ему голову, он чуть не захлебнулся, успев только к самому концу захватить ртом пару глотков.

Девушка выдернула его за ошейник.

– Не утонул? Ну и рожу ты наел, в толчок не влазит! – она со смехом хлестнула Олежку цепочкой. – Долго сохнуть будешь, на́, оботрись! – она указала на висящую за бачком унитаза половую тряпку.

Он послушно исполнил.

Но и оставлять его совершенно без воды также не входило в планы девчонок. Марина пихнула Олежку ногой.

– Ладно, так уж и быть! Но! Это в последний раз! Как исключение! – она шагнула в проход между унитазом и стенкой, отодвинула вправо сдвижную, как в купе поезда, дверь. Сразу за туалетом оказалось помещение с биде, примыкающее к “умывальне”. Она рывком за цепочку заставила его зайти. – Пей отсюда! Хоть это и честь для раба! Это устройство не для твоей рожи и рта!

Пить она позволила ему от тонких сильных струй, бьющих из краёв к центру, так что напиться было невозможно не замочив лица. После чего она вновь заставила Олежку вытереть лицо и повторно голову половой тряпкой, и поддавая ногой под зад, привела на кухню.

– Теперь вымети пол! Чего так смотришь? Ну разумеется же здесь, в этом доме, имеются пылесосы, и самые разные, даже пылесосы-роботы! Но это не про тебя! Зачем доставать, включать и гонять технику, когда есть ты и веник! Ку-ууда встаёшь? Ползай на коленках и мети! Так хоть будешь лучше видеть мусор! Смотри, если после тебя увижу хоть одну пылинку!

Олежке было больно перемещаться на коленях, но подгоняемый хлёсткими ударами стека, он стал выметать из-под стола насоренный ночью мусор, мести основную площадь обширной кухни. Если что-то оставалось пропущено или не сметено в общую кучку, Марина указывала на недочёт кончиком стека, после чего тут же следовал свистящий обжигающий удар. Девушка ругала его за медлительность и неловкость, угрожая дополнительным наказанием. После того, как он всё собрал и сбросил в мусорный мешок, она, не зная чем заняться до прихода задерживающихся подруг, села на табурет и велела Олежке встать на колени перед собой. Своими коленками сжала ему голову на уровне мочек ушей, взяла из валяющихся около плиты обломков от розог две самые толстые палочки, и начала стучать ими по Олежкиной макушке.

– Тутт-та-ту-тутт, тутт-та-ту-тутт, тутт-та-ту-тутт-тут-тут-утт! Тутт-та-ту-тутт-тут-ут-ут-утт, тутт-та-ту-тутт-тут-ут-ут-утт! – в такт постукиваниям бренчала она губами, подражая барабанной дроби.

И за этим занятием её застали вернувшиеся подруги.

– Ну всё, банька топится, даже гудит! Пришлось задержаться, чтобы проветривать пока не разогреется полностью печка. А это что за музыкальная пауза? Ну и правильно, ни для чего другого его шарик из плеч больше и не пригоден! Кстати, как он тут был, хорошо ли слушался?

– Мы, кажется, сегодня чересчур отпустили ему вожжи. Он даже дошёл до того, что имел мысли попросить попить из-под крана! Я уже не говорю, что пришлось напомнить ему, в каком положении он должен находиться перед госпожой когда отпала необходимость быть на ногах, и не зевать! А знаете, девчата, я его хотела напоить из толчка, но не получилось, не пролез мордой! А я ему туда добавила и своего “мандаринового соку”! И представляете? Это существо стало воротить нос, выказывать брезгливость, я уж думала, вот-вот сблюёт!

– Тонкий вкус, нежное восприятие! Для раба это хуже всякого непослушания! Поскольку есть сама непокорность! Надо воспитывать! – изрекла Вероника. – А насчёт “дождика из сока” – это мы сегодня ж исправим!

– Здесь на первом месте стоит совершенно другой аспект – заговорила Лера. – Он думал, что может пить из-под крана? То есть мысленно приравнял себя ко всем остальным, в том числе и к госпожам? Да! Не сразу сработало, что следует немедленно занять положение, ему соответствующее – на полу? Именно! Значит, не закреплено на уровне инстинкта! Так, далее! Разумеется, сунуться мордой в унитаз и дотянуться ртом до воды невозможно, понимает и самая тупая скотина, но ему этого было не сообразить, и потому первой его реакцией стала брезгливость. Вы понимаете? Брезгливость – у раба?! Вообще?! Здесь же – к госпоже! Пусть даже и совершенно опосредованно. То есть он до сих пор не отвык от, так скажем, чувства собственной шкуры, которая на самом деле – собственность госпожей, и существует только, и только лишь ради них! Это не вошло у него в его натуру! Значит, требуется вбивать и вбивать, пока не затвердеет на уровне бессознательного!

– Одним словом, не выдрессирована душа, – вставила Вероника.

– Во-во! Именно так! – обрадовалась Лера, продолжая. – … И пока мы не увидим всего этого требуемого на его поведении, придётся за такие и им подобные косяки лупить его безо всякой жалости! На первый взгляд, для кого-то, это ерунда и мелочи, но если присмотреться, то как раз это и есть наиболее важная часть, основа и платформа! Это – недостаток абсолютного страха, и неполное повиновение! То есть его мозги, несмотря на все наши старания, ещё не отформированы в этом плане на уровне инстинкта! И сам он выдрессирован, получается, из рук вон плохо! Так что повторюсь ещё раз, и окончательно: за своё вчерашнее поведение он, как уже было сказано вечером, заслужил по тридцать пять плетей от каждой из нас; за недомыслия ночью будут усиливающие моменты к этому наказанию, и они будут также во время следующей части наказания за попытку побега; ну, и за это утреннее полоскание рта, вкупе и за множество ночных косяков: здесь его попа должна также вспоминать то, чего не может домыслить этот бессмысленный круглый вырост из плеч! Как именно, и чем – это мы решим перед началом. И никаких поблажек! Скажу только сразу, что наказывать его за побег мы будем уже после бани, пока мы будем вносить ему ума за текущее, она зараз и прогреется как надо. А сейчас у меня есть пара вопросов, которые нужно решить сообща и между нами. Оставим его пока тут.

– Доигрался? – со смехом пихнула Олежку в бок ногою Женька. – Как нам до сих пор не получается настроить тебе осознание твоего положения? Сколько уже тебе ни вбиваем, результаты какие-то микроскопические!

– Никак не могу понять, из какого же всё-таки материала оно сделано? Из соломы? Из сосны? Из дуба? Из камня? – со смехом произнесла Вероника, хлопая его тапком по попе.

Марина ошпарила его цепочкой, и Олежку наспех приковали к ножке стола. Девки вышли, наверное в спальню. Они явно хотели, чтобы какие-то элементы мучений стали для Олежки полной неожиданностью, и он, не зная и не будучи заранее подготовлен внутренне, был бы одномоментно раздавлен, пришёл в состояние паники, воспринял это как ужасы, нечто как “удар из тьмы”.

Вернулись девчонки поразительно скоро, для посвящения их в планы Лере хватило нескольких фраз. Его отцепили.

– Вставай, байбак! – Женька хлестнула Олежку цепочкой, развернула рывком, и его поволокли, подгоняя сзади пинками. Он еле поспевал, прыгая на скованных руках, скатился с лестницы, сбивая колени. Уже в самом низу, на земле, Женька вдруг с маху уселась на него, почти что на затылок.

– Ннооо, коняшка! Поскакали! – она всё-таки немного опёрлась ногами в землю, поскольку Олежка едва не растянулся. Но позади неё его так же с прыжка оседлала Марина. Под тяжестью этих в совокупности десятка с гаком пудов он разумеется упал на бок и растянулся. Ему казалось, что сейчас его раздавит, переломает в крошево все кости, как если бы он попал в лапы к взбесившейся горилле. Разумеется, ничего другого девчонки и не ожидали. С дикими визгами и смехом они катались, барахтались, и подпрыгивали на нём своими широченными задницами.

– Совсем дохляк! – перегибались от смеха Вероника и Лера.

Назабавившись и надурачившись всласть, его, основательно намятого, с таким ощущением, словно он чудом вырвался из-под медведя, пиная и подхлёстывая, опять приволокли за баню, к уже знакомой ему перекладине…

Над банной трубой колыхался лёгким горячим маревом едва заметный дымок. Или даже не дым, а с силой вырывавшийся раскалённый газ или воздух, не имеющий цвета, сильно разогревшаяся печка уже не оставляла сажу и копоть от наполовину прогоревших поленьев, и только иногда внезапно налетавший слабый ветерок приносил оттуда запах горевших дров.

Прежде чем начать заниматься с Олежкой, Лера сходила в баню проверить как там топится печь. Видимо она подбросила ещё несколько поленьев, поскольку из трубы повалил довольно густой тёмный дым. Женька в то же время притащила ведро холодной воды и ковшик, а вскорости и Лера, отирая пот, выскочила из бани.

– Уф, уже жара! Ну, ничего, нехай всё разогреется и раскалится, температура повсюду разойдётся, чтобы было равномерно!

Сильным толчком ноги Олежку повалили наземь, он растянулся на спине.

– Ну-сс, какие у нас будут “дополнительные моменты”? Как ты думаешь? – Лера потыкала ногой Олежке в лицо. В это время Вероника извлекла из принесённой сумки с “инструментами” моток толстой капроновой верёвки, размотала её и сложила пополам. И этой серединой ему окрутили ноги у щиколоток, сначала каждую в отдельности, а затем и стянули их, пропустили верёвку между ними и завязали. Подтащили его под самую перекладину, тут же перекинули шнур через неё, и Марина с Женькой, крякнув, начали поднимать Олежку вниз головой, а Вероника и Лера где надо подправляли его или придерживали, пока его пятки не оказались почти вровень с верхней плоскостью бруса перекладины. Тут они и подскочившая на помощь Женька напряглись, не давая ему упасть, а Марина быстро обмотала несколько раз брус обоими концами верёвки, ещё раз охватила его ноги, и крепко затянула узлы на перекладине. Но результат не удовлетворил девчонок. Плечи и затылок у Олежки оставались на земле, голова заворачивалась вперёд так, что подбородок упирался в грудь. Девки с усилием приподняли его чтобы он не касался земли затылком, и свободными концами шнура за руки привязали его в таком положении, обмотав запястья чуть ниже “браслетов” так же, как и ноги. Теперь он висел, слегка согнувшись вперёд и покачивался, но голова у него оказалась сильно запрокинутой назад. Верёвка очень больно врезалась в ноги и руки.

– Э, так он может и шею себе свернуть! Или поломать! – неодобрительно покачала головой Лера, и развернув ошейник, натянула цепочку и примотала её к перекладине. Но этого ей показалось мало, в планы девчонок не входило чтоб Олежка получил какие-то серьёзные увечья, и тем более стал инвалидом или даже погиб, разумеется что-то подобное было б просто немыслимо, хоть его постоянно этим и пугали, и она решила перестраховаться. Сходив куда-то, девушка принесла узкую тонкую дощечку около полуметра длиной. Засунула её сзади под ошейник, сильно ослабив его, так, чтобы доска упиралась Олежке между лопаток и поддерживала голову. Проверила, не душит ли ошейник горло. На всякий случай примотала её короткой верёвкой, в несколько оборотов, через приоткрытый рот, словно уздечку. Что сразу же вызвало смех подруг.

– Взнуздали нашего ослика! Чтобы не был таким упрямым!

– С уздечкой и пойдёт куда направят!

– Смотри как о тебе заботятся, прямо лёжа висишь!

– Или лежишь в воздухе! Со всеми удобствами, как важный пан!

– Как султан! Возлежит на диване, и его опахивают опахалами!

Девки грохнули хохотом и едва не рухнули одна на другую, перегибаясь от смеха.

– У нас здесь классные опахала, полный набор и на любой вкус! – давясь смехом, Вероника похлопал по сумке с “инструментарием”.

Отсмеявшись и закончив приготовления, девки начали выбирать “инструмент” для наказания. Лера извлекла из сумки двухметровую плеть из широкого, с ладонь, ремня толщиной с крупный палец, разрезанного вдоль на пять полос квадратного сечения, срезанных “пирамидкой” “на нет” на последней четверти длины. Оставшейся широкой частью этот ремень был обёрнут вокруг деревянной рукоятки, в половину её длины, укреплён к ней ремешками через сквозные отверстия, и теми ж ремешками крепко примотан, сама ж рукоятка далее была оплетена ими целиком.

– Воздадим почёт нашему дорогому гостю, достойному принцу! Помашем над ним опахалом, чтобы жарко не было и мухи не докучали! – со смачной улыбкой сказала Марина, и девки вновь разошлись смехом.

Лера расправила и растряхнула все пять хвостов плети, пропустила через кулак каждый в отдельности и потом все сразу, и подёргивая за них, подошла к висящему кверх ногами Олежке. С упоением всмотрелась в его жалкое перепуганное лицо с выпученными от ужаса и из-за “узды” и мучительного положения глазами. Продемонстрировала ему плеть со всех сторон.

– Радость моя дорогая, знаешь за что ты сейчас будешь так строго наказан? Всё помнишь, сладкий?

– Уг… Уггг… А-а-а-а… Аккк… – издал Олежка нечленораздельные звуки, жуя верёвку, к тому же мучительно рвущую ему рот и натирающую уголки рта при каждом движении челюсти.

– Вижу и так, что разговаривать не можешь. Но также вижу, что и знаешь. На всякий случай напомню, за то, что вчера за ужином выблевал то, что тебе было приказано съесть. Мало того, что не выполнил приказа, но ещё и испортил настроение госпожам одним видом такой мерзости. Впредь будешь помнить, и возможно, в следующие разы получится сдерживаться и управлять собой. Или… Или придётся нам повторить, и уже куда как строже! – она потрепала Олежку по волосам, обошла, и примерилась к немного выпяченной попе, сейчас находящейся в несколько непривычном положении, как бы “наоборот”. Несколькими взмахами ещё раз распрямила хвосты плети, щёлкнула ею. Глубоко вздохнула и резко выдохнула перед первым замахом…

Продолжение следует…