Депривация
***
Деприва́ция (лат. deprivatio — потеря, лишение) — сокращение либо полное лишение возможности удовлетворять основные потребности — психофизиологические либо социальные.
***
Действующие лица:
Алексей Васильевич, преуспевающий писатель;
Людмила Андреевна, его супруга;
Сергей, их сын;
Юля, жена Сергея.
***
Алексей
Депривация. Это неутолимый сенсорный голод, тот самый голод, что подстёгивает моё болезненное воображение, заставляя голову генерировать фантазии, которые внезапно превращаются в реальность. Моему мозгу не хватает впечатлений, он ищет их в разрозненных проявлениях действительности, и не находя нужной ему фактуры, он требует, требует… Я напичкал нашу виллу электронными устройствами, незаметными, следящими, подслушивающими. Они везде, они стали моими органами чувств, когда я сижу за своим компьютером, и никто не смеет мне мешать, потому что я творю, ловя вдохновение, они берегут мой покой. А передо мной десятки окошек, каждое из которых по движению моего пальца приближает открывающуюся картину, а микрофон ловит каждый звук, самый тихий и сокровенный.
Сегодня мы как обычно, сидим за столом, за обычной трапезой, оторванные от реального мира, в котором бушует очередная смертельная эпидемия, и только чернокожая служанка Марта со своим мужем доставляют нам еду, готовят её и убирают в доме и в саду.
Я сижу за столом и внутренне улыбаюсь, глядя на свою немногочисленную семью. Это секрет! А я – доктор, я прописал вам всем лекарство, которое поможет нам преодолеть муки вынужденного затворничества. Небольшие дозы растительного алкалоида, который мне по моей просьбе принёс Петер, муж служанки. Лекарство действует с начала недели. Я улыбаюсь. Я уже вижу эти неуловимые на первый взгляд признаки, но тссс… Всё как будто как прежде. Угрюмо насупившись, сын ковыряется в своей тарелке, не поднимая взгляд. Его Юля смотрит жалко и испуганно. Её беременность видна всё более явстченно. Иногда я ловлю её робко ищущий сочувствия взгляд. Рядом со свекровью она чувствует себя не в своей тарелке. Сергей не обращает на неё внимания. Уже давно он лишён близости со своей супругой. Я в этом уверен, я сам подсунул им статью о вреде сексуальных контактов на завершающей стадии беременности. Я улыбаюсь.
Люда смотрит строго и отчуждённо, и только при взгляде на сына, её взор смягчается, и в нём проявляется теплота. Взгляд её снова холодеет, когда падает на опустившую голову сноху. Невольно, мои глаза наполняются влагой стыда и вины. Прости, любимая! Я лишил близости и тебя, но поверь, так надо! Я уверен, что могу подарить тебе бОльшее, чем мои привычные приевшиеся ласки. Я быстро заканчиваю обед и, пожелав всем приятного аппетита, спешу в свой кабинет, чтобы плотно затвориться в нём. Я чувствую спиной боль их взглядов. Простите! Но мне нужно творить. Творить вымысел и явь. Здесь, в тишине, я буду шпионить за вами и за собой. Магические глаза камер широко распахивают окна навстречу моему жадному взору.
***
Людмила
Мне приходится быть предоставленной самой себе, и тоска тёмным ядом отравляет мне душу. Чтобы хоть как-то занять себя, я решаю приготовить оладьи из гречневой муки, которые так нравятся Серёже. Достать здесь гречку – целая проблема. Она здесь почему-то зелёная и с каким-то металлическим привкусом. Хруст крупы и яростный визг кофемолки заглушает всё вокруг, и поэтому я вздрагиваю, оборвав невольно эту какофонию.
— Серёжа!..
Почему вдруг так забилось сердце?..
— Ты меня напугал!
— Мааа…
Его нос привычно уткнулся в мою причёску. Что он делает? Он вдыхает запах моих волос, он обожает этот запах с самого детства, и он всегда так делал. Добрая и наверное, печальная улыбка невольно раздвигает уголки моих губ.
— Мааа!..
— МААА! – передразниваю я его – Телёнок!
Но мне невообразимо приятно.
— Хочешь гречневых оладьев? Да?
— Ммм…
— Перестань меня нюхать! Взрослый уже!..
Его руки ложатся мне на плечи, и я невольно замираю. Как приятно ощущать на плечах эту тяжесть! Невольный озноб в груди. Глаза сами закрываются, а я внезапно чувствую на шее за ухом прикосновение его губ… Серёжа, что ты делаешь, ведь это… Это уже не правильно… Сын!
***
Сергей
Мы остались на кухне одни, и это было блаженство, когда я спрятал лицо в щекочущем водопаде её волос, вдыхая их родной запах… Я становлюсь настоящим наркоманом, я не могу остановиться, и мама шутит, что я телёнок, который тыкается в неё носом, но у меня ломка, я не могу без этого жить… Она пыталась вывернуться от меня, но я удержал её за плечи. Я почувствовал, что она вздрогнула, а потом – это ощущение приятной тёплой тяжести под моими ладонями, такой мягкой и вдруг неожиданно покорной. Я удерживал её в своих руках, и это тело как- то податливо подчинялось мне. Это было вдруг, и это было неожиданно, ведь я всю свою жизнь подчинялся моей маме, выполнял все её требования, а сейчас… Я вдруг ощутил себя – как это выразить – обладающей ею, имеющей над нею власть! И это было неправильно, неправильно! На секунду мне стало стыдно.
***
Алексей
Я видел глаза Людмилы, она смотрела перед собой в бесконечность и словно бы ожидала чего-то. Когда сын стал целовать её шею, медленно, осторожно, её взгляд затуманился, она смотрела прямо мне в глаза через полуприкрытые веки. Камера была прямо напротив, и было сложно представить, что она меня не видит, она смотрела прямо мне в глаза…
***
Людмила
Я хотела обернулся и оттолкнуть его, но почувствовала, как резко и болезненно у меня затвердели соски, и это было невообразимо, они торчали через свитер и тонкий бюстгальтер. Что если Сергей заметит это? Немыслимо, немыслимо! Я буквально застыла, а губы Серёжи опускались всё ниже и ниже, прильнув в длительном поцелуе в место между шеей и плечом. Сын, это неправильно! Нельзя так сыну целовать свою мать! И в довершение всего, мои плечи покрылись гусиной кожей…
— Тебе холодно?..
Он прошептал это мне на ухо, и вслед за этим принялся целовать мне плечо, оттянув широкий ворот свитера. Левая рука всё так же тяжело лежала на моём левом плече. А далее, его губы вдруг достигли бретельки бюстгальтера и принялись целовать её. Это было чудовищно! Что ты делаешь?! Сын!
***
Алексей
Её лицо исказилось в болезненной гримасе, в то время как она наклонила шею, буквально упиваясь поцелуями сына в шею, и это походило на какой-то сексуально-вампирский обряд. Я видел, она кусала пересохшие губы, едва сдерживаясь, дрожали руки, опирающиеся на стол. На моих глазах был пройден невидимый барьер, разделяющий мою жену и нашего сына. Осознание этого заставило мой член азартно вскочить и напряжённо заныть, испуская тягучий сок. Я сидел, вперившись в экран, боясь пропустить малейшее событие.
***
Сергей
Я упивался запахом её волос, её кожи, мне хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Бретелька на её плече буквально резанула по моим чувствам. Не понимаю, почему, она стала средоточием моей внезапно возникшей сексуальности, конечно, совершенно недопустимой по отношению к маме. Но я ничего не мог поделать с собой в тот момент. Моё тело жило своей собственной жизнью, и я с мучительным стыдом ощутил, что у меня началась чудовищная эрекция, предпосылок для которой, казалось бы не было никаких. Я всего лишь действовал на поводу своей странной ломки. Я всего лишь хотел вновь почувствовать аромат и тепло маминого тела и ощутить её искреннюю любовь ко мне.
В следующий момент, она резко повернулась ко мне, как-то странно закрываясь руками, словно прикрывая свою наготу… Она была чуточку рассержена. И была так красива!
***
Алексей
Меня интересовало, заметила ли она стояк сына? Определённо. Такой бугор в штанине трудно не заметить, да и вообще, женщины отлично видят то, что непосредственно касается знаков внимания, проявляемых к ним, даже в тех случаях, когда это, казалось бы, невозможно.
Сын что-то пробормотал и поспешил ретироваться. Как жаль! Я бы предпочел, чтобы эта захватывающая сцена продолжилась. Но будем терпеливы. Депривация действующих лиц и действие снадобья дикарей несомненно, принесут мне новые моменты тайных влечений. Прошло пару дней, в течение которых ничего не происходило. Но в этот день Людмила была очень хороша. Она была раскованна и говорила за обедом, рассказывая что-то о жизни британской королевской семьи. На ней была полупрозрачная блузка со свободным воротом. Нет, глубокое и узкое декольте было слишком безупречно, чтобы заподозрить её в какой-то распущенности, но тем не менее, выглядела она эффектно. В какой-то момент она принялась играть крупными жемчужными бусами у себя на шее, и тут я перехватил взгляд Сергея. Мне кажется, он смотрел на полуобнажённое плечо Людмилы и… Бретелька? Она показала ему бретельку? Она действительно делает это?! Соблазняет своего сына? Или просто дразнит его, неужели это правда?
Я глядел украдкой, делая вид, что внимательно слушаю, снисходительно усмехаясь, и поймал взгляд Сергея, который смотрел на руку Людмилы. Возможно, я выдаю желаемое за действительное, но её пальцы… Может быть, бессознательно. Её пальчики с вишнёвым коготками скользили по бокам пузатой солонки такими движениями, будто они подрачивали толстенький член. Заныл, стал надуваться в штанах мой член, требуя ласки. Мне захотелось тут же встать, схватить жену за руку, вытащить её из-за стола и затащив её в ближайший чулан, положить её ручку на свой пенис и заставить её манипулировать им, сопя от желания, отдаваясь власти её рук, не отрываясь от её красивого холёного лица. И я уже был готов это исполнить, но меня остановил взгляд Сергея, остановившийся, пристальный. И я понял, что он мечтает о чём-то подобном. Если бы это было возможно, то я бы отвёл их обоих в уединённое место и заставил Людмилу выполнить это желание сына. Это и любое другое. Но не будем спешить, нужно терпение… И вот уже удалилась страдать в одиночестве Юленька, получив поцелуй от мужа в щёчку, отправился к себе и я. А Людмила отпустила чернокожую Марту.
— Посуду помоет Серёжа, а то он совсем закис. Правда, сын? Сделаешь приятное маме?
Она победоносно улыбалась, я видел это отчётливо.
Ну вот, они опять остались одни. Серёга забросил свою Юлю, Люда в свою очередь, заброшена мной. Сознательно заброшена, такой вот я гад. Она красива, она женщина, и ей важно быть кем-то любимой, важно ощущать себя желаемой и даже вожделенной. Да! Такой вожделенный взгляд я видел в глазах уродливого негра Петерса, мужа Марты. Я неоднократно представлял себе, как бы вёл себя этот негр, получи он возможность обладать моей женой, моя фантазия рисовала самые омерзительные сцены, когда этот чёрный урод заставляет Люду исполнять все его гнусные желания. Не спеша, смакуя. Я слышал её плач отчаяния, довольный гортанный гогот этой гориллы. "Вот так, миссис Люда… Вот так хорошо… Оу, фак! О, щит! Сак! Сак май факин блэк как! Оу, йессс! Ю сак соу гуд, вайт слат!". Длительное кряхтение негра, когда он овладевает моей плачущей женой, бесконечно продолжающее ритмичное скрипение засаленной кушетки под его чёрным, воняющим потом телом. Огромная грязная лапища с обкусанными ногтями зажимает ей рот, чёрная, в кудрявой шерсти, толстая задница без устали ёрзает между атласно белых, безвольно раскинутых ножек моей жены…
***
Людмила
Всё было как в прошлый раз, хотя, нет! На этот раз я спиной чувствовала приближение сына, невольная дрожь пробежала по плечам, затем долгий вдох наслаждения запахом моих волос. Я уже давно не мыла голову, но можно ли это считать провокацией? Затем его губы на моей шее… Как это мучительно! За обедом, я невольно фокусировалась на его губах, которые манили меня до головокружения. И вот сейчас я была в центре магического урагана чувств, которому нельзя противиться. Зачем мне такая мука? Горло перехватило от слёз, когда я обернулась навстречу Сергею.
***
Алексей
О, Господи! Выяснилось, что я не единственный подглядывающий в этом доме. Я сидел, вперившись в экран и пожирая глазами этих двоих. В первый раз с прошлого случая они вновь остались вдвоем. Я видел обалденную фигурку жены, нависшего над нею сына, осторожно обнимающего её за плечи, я слышал её прерывистое дыхание, усилием сдерживаемые выдохи сына, когда события разворачивались в захватывающе заманчивую перспективу, когда я боковым зрением в маленьком окошке на экране увидел нечто постороннее.
Из темноты поблёскивал глаз. Да, глаз, ослепительно белый на фоне чёрного широкого лица негритянки. Негритоска, служанка Марта подсматривала за происходящим на кухне! Эта любопытная чёрная тварь не ушла домой к своему Петерсу, она пряталась в каком-то чулане, где стояли вёдра с тряпками, чтобы подкрасться к двери и глядеть в её щёлку из тёмного коридора. Значит, она не в первый раз это делает?! Невольно, я принялся наблюдать за всеми троими, находя в этом всё более возбуждающее удовольствие. Как интересно наблюдать за наблюдающим! Эта негритянка, неужели её это тоже заводит? Заводят отношения матери и сына, всё более переходящие границы допустимого? Я всегда воспринимал Марту как приматку, некую разновидность обезьяны, но ей, похоже, доступны чувства извращённой эротики?..
***
Сергей
Когда мама обернулась, я почувствовал, что сейчас она оттолкнёт меня и лишит меня самого дорогого для меня, ощущения тепла и близости, кокаинового колдовского запаха волос и бархатистой кожи. Неожиданно для самого себя, я прижался губами к векам её глаз, сначала к одному, затем к другому, заставляя их закрыться. Я сделал это потому, что не мог выдержать её взгляда, я просто боялся заглянуть ей в глаза, страшился увидеть в них… Что?.. Презрение? Жалость? Отвращение? Страх? Я принялся покрывать поцелуями её лицо, вздрагивающее от каждого прикосновения.
Сначала я ощутил прикосновение её рук к моим вискам, а затем – настолько внезапно, что чуть не упал, её губы прижались к моим. Мир слепо крутанулся вокруг невидимой оси, потому что поцелуй не был просто материнским поцелуем. Я почувствовал, как кончик её языка прошёлся по внутренней чувствительной стороне губ… И ещё раз… Мир беззвучной лавиной обрушился на меня, обрекая на невыносимые ощущения любви к моей маме. И в тот же миг наступил ужас. В то время как неожиданно-преступный язычок терзал меня, в это же самое время, мой член заныл отчаянно-сладостной болью в безнадёжной попытке встать и, понимая что не успевает этого сделать, зашёлся в нервных агонизирующих выплесках спермы, орошая внутреннюю поверхность трусов… Я не помню, что со мной происходило… Или просто не желаю этого помнить…
***
Людмила
Я сидела в своей комнате, в своём удобном упруго пружинящем кресле, закинув голову на спинку и закрыв глаза. Произошедшее потрясло меня до самого основания. Не понимаю, както произошло. Мне хотелось закричать на сына, приструнить его, оттолкнуть прочь… Перестань наконец, меня мучить! И тут… Его губы на моих веках… Моё безвольное лицо под его губами. Его губы…. Я просто не могла уже сдерживаться… Так… Я хотела его губ, его поцелуев… Наваждение это было. А затем… Мальчик начал кончать… О, Господи! Я виновата! Я не могла предположить, что настолько возбуждаю его! Он ведь взрослый, ему не двенадцать лет. И вот… Так… Немыслимо… А его лицо, когда он кончал… Не надо, не надо об этом!.. И сегодня утром, встретившись в коридоре, я невольно… Посмотрела на его член… Он слегка выдавался в брюках… И он перехватил мой взгляд!.. Оооммм… Да что же это…
Ночью я пробралась в подвал, где стоит корзина с грязным добьём. Его трусы я нашла, они коробились от засыхающей корки обильных липких выделений. Мне это не показалось! Мальчик действительно кончил от моего поцелуя. От одного моего поцелуя!.. Он меня любит, значит, он меня любит, немыслимо!
Совершенно сомнамбулически, я поднесла ещё влажную ткань к лицу, ощутив этот запах… Запах молодой неодолимой тёмной страсти… Запах любви, настоящей любви ко мне!.. Что за!..
— Ты что здесь делаешь, Марта?!
— Эээ… Простите, мисс Лютт… Милла… Я только посмотреть, всё ли в порядке, я думала, не выключила свет…
— Ступай к себе!
— Да, миссис…
Украдкой бросив трусы в корзину, я пошла к себе. Ночь принесла некоторую свежесть, так что можно было подышать свежим некондиционированным воздухом. Я стояла на веранде, закрыв глаза, отдавшись воспоминаниям недавно произошедшего.
— Миссис Лютт Милле что-нибудь угодно?
Это опять Петер, старый уродливый плешивый негр. Я постоянно ловлю его плотоядный взгляд на себе. На нём просто читается, что он мечтает пробраться в спальню жены хозяина. На его черно-глянцевом обезьяннем лице подобострастная улыбка надежды. Ты мечтаешь услужить скучающей хозяйке, забытой мужем? Да?
А почему нет?.. Лучше с этим негром, чем с сыном! Ты заигралась, Людка! Смотри, этот старый вонючий негр ждёт…
— Благодарю, Петер! Мне ничего не нужно, ступай.
Мои мысли неизбежно вернулись к Серёже. Это жизнь. Я сама внушила Юле мысль, что жить с мужем в её положении недопустимо. Может, это была подсознательная ревность с моей стороны? А сейчас мальчику приходится быть с неудовлетворённым либидо, и он страдает. Что если заплатить служанке, чтобы она послужила мальчику для разрядки его витальных потребностей? На секунду перед моим взором возникла правдоподобная картинка совокупления сына с чернокожей Мартой.
Нет, не сейчас. Я подумаю… Позже…
***
Алексей
У негритянки в темноте блестели глаза и ногти, покрашенные в лунный цвет. На секунду блеснули белые зубы, когда она облизала губы. На какое-то время я отвлёкся от Людмилы с сыном, потому что наблюдать за Мартой было не менее интересно. В темноте проявился белый лоскуток трусов Марты, когда она, судя по всему, пролезла в них рукой, чтобы лучше стимулировать свои чувства. Я долго наблюдал за ней, чтобы удостовериться в своих предположениях; выпучив глаза и наблюдая за сыном с мамой, Марта энергично мастурбировала. И я отвлёкся настолько, что пропустил самый важный момент, когда что-то произошло, и сын буквально убежал из кухни, едва не наскочив на Марту. На повторе было видно, что Люда с Сергеем целовались, но крупный план я к сожалению пропустил.
Марту мои камеры нашли в подвале. Сначала я обнаружил Людмилу, и мне показалась странным, что она делала там.
Марту я застукал в подвале, когда она, стоя ко мне спиной и по привычке запустив руку себе в трусы, прижимала к лицу какую-то тряпку.
— Что это такое, Марта? – рявкнул я, быстро войдя в помещение.
Она обернулась с выражением крайнего ужаса на лице.
— Нничего, мастер!.. Ничего, это грязное бельё, просто грязное бельё. Я готовлю его в прачечную.
— Ну, дай сюда. Трусы? Не мои. Это трусы молодого барина, Марта?
— Да, мастер…
Она стояла, опустив взор. Чёрт! Трусы Сергея выглядели так, словно в них кончил целый взвод солдат. Значит, Серёга обкончался, целуясь с матерью. Ничего себе! Людка, что ты творишь с сыном?!
— Тебе нравится этот мальчик, а, Марта? Нравится? Куда пошла, стой!
Я подошёл к ней сзади, протянул ей тёмный клок материи и прошептал ей в ухо:
— Давай. Нюхай.
Она прижала его к своему широкому африканскому носу.
— Нюхай, Марта.
Я покосился на зрачок невидимой камеры и, задрав платье негритянки, пролез рукой за резинку её трусов. Мой палец, слегка запутавшись в джунглях жёстких лобковых волос, нащупал горячую влажную щель.
— Хочешь молодого белого мастера Серхио?
Африканка всхлипнула в голос. Она буквально текла под моими пальцами.
— Мастер!..
Палец другой моей руки раздвинул её пухлые губы и пролез негритянке в рот.
— У тебя губы вверху и внизу одинаковые, Марта, одинаково толстые и жадные. Хочешь попробовать белого господина? Его белого хера? А, Марта?
Марта тихо скулила. Меня охватила нервная дрожь. Я ведь давно собирался это сделать, и сейчас наступил подходящий момент. Я стащил с Марты трусы.
— Нюхай, нюхай! И ноги расставь.
Марта совершенно не ожидала этого, когда я, опустившись на колени, приник к её потному волосатому лобку. Под моими пальцами чёрные влажные половые губы разошлись, сверкнув нежно-розовой изнанкой. Открыв рот, я вкусил терпкой горячей плоти негритянки. Однажды в подростковом возрасте, мне попалась картинка американской негритянки – полицейской. Я тогда представил себе, как она меня арестует и, в обмен на свободу, изнасилует меня, белого мальчика, орально.
— Ооо, мастер!..
Марта охала, едва держась на дрожащих ногах. Трогая кончиком языка клювик её клитора, я просунул в вульву два пальца, отыскивая точку "G". Возбуждение моей служанки достигло такой степени, что она, уже не контролируя себя, схватила руками мою голову, и возила лицом белого господина по свой промежности. Когда она, издав зычный африкано-бушменский крик, брызнула мне в рот, я вдруг вспомнил про Переса, её обезьяноподобного мужа. Подумалось, что я сейчас лижу именно то место, в котором часто снуёт его чёрный вонючий пенис. Это заставило меня, издав глухой стон, эякулировать. Отдышавшись и вытерев рот трусиками жены из корзины, я бросил свои пропитанные спермой трусы в корзину.
— Новые принеси, – приказал я Марте.
— Да, мастер, сейчас! – со смешной готовностью, едва переводя дух, пролепетала негритянка.
***
Сергей
Наши отношения были необычны. Я не мог предугадать, во что превратится наша очередная встреча. Всё приходилось переживать заново. Часто, мне не удавалось добиться хотя бы поцелуя. Я помнил своё фиаско с тем первым поцелуем мамы, и теперь считал за благо не препятствовать своей эрекции. Нет смысла контролировать своё глупое тело, которое не понимало наших особых отношений. Однажды я заметил, что мама начинала дистанцироваться от меня, когда я называл её "мама". И тут вдруг меня осенило. Целуя её, я прошептал ей на ушко:
— Люда!
Она вздрогнула и как-то дико посмотрела на меня. Затем её взгляд затуманился, стал каким-то необъяснимо покорным. Я прошептал её имя вновь, и затем стал расстёгивать на ней блузку. Она не сопротивлялась, и я приник губами к бретельке её бюстгальтера. Она нежно обняла мою голову. Целуясь в губы мы включились в нежную осторожную игру наших язычков, от которой пропадало дыхание и гулко молотило сердце. И тогда я осмелился робко коснуться её груди под податливой чашечкой лифчика, и снова – снова! Я не выдержал. Мой член вновь предательски и жалко обделался. Такое ощущение, что я становлюсь импотентом…
***
Людмила
Мальчик сильно переживает, и мне жаль его, ведь я и являюсь причиной его срывов. Но в моём взгляде нет жалости. Я безжалостна (улыбаюсь). В моём взгляде только любовь. Как это странно и дико, когда мой сын называет меня Людой… Не знаю, почему, но это всегда возбуждает меня. Сергей становится каким-то чужим, незнакомым. Словно бы я встречаюсь с незнакомым молодым человеком. Для дамы, приближающейся к сорока, это испытание! И в то же время, я знаю, что это – мой Серёжа. Серёжа, который не знает, что я – его мама…
Я надеваю тонкий свитерок. Серёжу возбуждают детали моей одежды. Его руки и губы скользят по обводам бюстгальтера, и я не знаю, чем это может закончиться. Он становится слишком возбуждённым, так что часто происходит неконтролируемое семяизвержение. Мальчик сейчас не живёт с Юлей, так что его энергия не находит выхода, но я опасаюсь, что у него может наступить растренированность или даже половая слабость. Хотя невооружённым глазом видно, что его самым сильным образом возбуждаю именно я. Мальчик буквально теряет голову, а вместе с ним и я сама.
Он робко трогает мою грудь через лифчик касательными движениями.
— Хочешь? – спрашиваю я.
Мой шёпот звучит совращающе-бесстыдно. Он с трудом проглатывает комок в горле.
— Да!
Его голос звучит хрипло.
— Расстегни его. Вот здесь.
Серёжа заходит мне за спину и щёлкает застёжкой. Его руки ловят мои груди, чувствует их мягкую тяжёлую прохладу. Внезапно он с силой прижимается ко мне, ахает, и я чувствую ягодицами, как дёргается в брюках его член. В следующий раз он просит меня остаться в лифчике, но я невольно вздрагиваю, когда он смущаясь и нервничая, шепчет мне на ухо:
— Посмотри на него… Пожалуйста!
Я закусываю губу и смотрю вниз. Он спускает брюки, затем трусы. Я впервые вижу член Серёжи. Он смотрит, как я гляжу на его член, который тут же извергается мощной струёй жидкого перламутра.
***
Сергей
Я был в саду и качался в гамаке, когда ко мне вдруг подошла Марта.
— Мастер Серхио, пойдёмте!
— Куда? – удивился я.
— В наш домик, мастер, тут рядом.
Марта глядела на меня с глупым выражением лица, и я с досадой прекратил расспросы. Мы вошли в хижину садовника, где жили Марта со своим мужем. В комнатушке почти ничего не было, за исключением старого и засаленного топчана.
— Мастер заплатил нам, – улыбнулась Марта своими толстыми африканскими губами, после чего быстро и деловито разделась догола. Я ошеломлённо разглядывал её матово-шоколадные, вызывающе-пышные формы, между тем как она забралась на топчан и легла передо мной навзничь.
— Мастер сказал, вам нужно тренироваться, мастер Серхио.
Голая аппетитная негритянка лежала передо мной и мило улыбалась. Я посмотрел на куст кудрявой африканской растительности у неё между ног и с усилием выдавил из себя:
— Но… Дон Петерс…
— Мастер заплатил нам, – просто повторила Марта.
Не отрывая взгляда от чернокожей служанки, я быстро разделся, благо что на мне кроме шорт и трусов, ничего и не было. Мои истинные чувства выдавал мой бестолковый член, который уже занял высокую спринтерскую стойку.
— Марта…
— Идите сюда, мастер Серхио – приглашающе поманила она меня, раздвигая согнутые в коленях полные ноги.
Было странно и возбуждающее видеть свой член в чёрных пальцах негритянки с белыми лепестками ногтей. Я опирался на руки, а затем мой конь впервые за много недель вошёл в жаркое и влажное тропическое лоно.
— Марта, – вырвалось у меня вместе с тяжёлым частям дыханием – Марта!
Я её трахал, Марту, нашу служанку! Я пыхтел на ней, её пышные груди и ягодицы амортизировали мои толчки, от которых недовольно и простуженно скрипел старый топчан. Я вглядывался в её лицо, в то время как Марта честно отрабатывала деньги моего отца, энергично подмахивая мне. Бело-чёрный тандем наших задниц расшатывал ветхую лежанку. Впрочем, это длилось очень не долго. Я не мог сопротивляться своему вожделению, и скоро уже со стоном принялся наполнять спермой жаркое влагалище служанки. И долго потом лежал на Марте, переводя дух, с благодарностью целуя её щёчку, мокрую от моей слюны, которую я выпустил, когда кончал. Марта нежно поглаживала мне спину. Я наконец слёз с негритянки и лёг рядом, и это было удивительно хорошо. Да, прямо в этой убогой хижине, на грязном топчане. Я гладил грудь Марты, и это тоже было приятно. Рука Марты между тем, аккуратно ласкала мой пенис, она приподнялась и склонилась надо мной. Её толстые губы прижали мои, и я почувствовал, как её сильный толстый язык бесцеремонно входит в.мой рот и толчками трахает его. Пальцы Марты пошевелили мой вновь упруго вставший стержень.
— Вам нужно тренироваться, мастер, – как бы извиняясь, заявила она.
Глядя прямо мне в глаза, она перекинула через меня толстую ногу и, завладев моим членом, прямо сидя на мне, принялась беспощадно меня насиловать. Было душно, жарко, скрипел топчан, огромные груди Марты раскачивались надо мной, я мял их, полные ягодицы негритянки сжимали мои яйца. Тихо, словно от порыва ветра скрипнула дверь, и я увидел Петерса, который во все глаза смотрел на нас. Он перестал прятаться, когда мы встретились с ним глазами. Стоя в дверях, он спустил штаны и принялся мастурбировать.
Его возбуждение росло и передовалось нам.
— Ай'д лайк ту фак ё мазэ, мастер! – прохрипел он.
— Ай'м факин ё вайф нау, дон Петерс – не остался в долгу я – анд ай лайк ит!
Петерс застонал. В то же время, Марта склонилась надо мной, и, глядя мне в зрачки дикими африканскими белками глаз, произнесла:
— Ай'д лайк ту си ю би факин ё мазэ! Ю маст би строн! Ай'л хелп ю!
Этого мы все трое выдержать уже не могли, и наши хрипы оргазма слились в общий животный рёв…
***
Людмила
Я могу сказать, что Серёжа преодолел свою "растренированность". Я самой себе кажусь развратной, когда говорю так, но послушайте… Да, Серёжа – мой сын, но он… Когда мы с ним, он не знает, что я его мама. Для него я – Людмила. Эта странная шизофреническая раздвоенность восприятия позволяет мне сохранить свою душевную целостность.
Но это так сказочно – быть в его руках. Они нежные, опытные, чуткие. Я поднимаю руки, чтобы скинуть джемпер, и его язык проходится по моим подмышкам. Он любуется моим бельём, а я пока не могу привыкнуть, когда остаюсь без лифчика, закрываюсь руками от его взглядов. Боль в судорожно затвердевших от его поцелуев сосочков. Мне хочется оттолкнуть его, когда он мучит их во рту. Вначале мне казалось это извращением, но ему важно почувствовать меня всеми клеточками своего тела. Горячая, сочащаяся прозрачной слезой головка члена осторожно приминает мои соски по очереди. Трудно передать ощущение, когда его член во всю свою длину прижимается к моей груди. Это неповторимый момент нашего единения. Его чудесный орган осторожно, как смычок, принимается играть на струнах моей души. Боль смешивается с наслаждением от этого действия. Я боюсь представить себе, как это сейчас выглядит со стороны, когда я сижу, голая по пояс, а обнажённый Серёжа стоит передо мной. Наверняка это создаёт ложное впечатление. Его чудесный член скользит далее, по шее, неожиданно плюётся прозрачной струйкой, стекающей как слеза со щеки. Это просто смазка. Никогда не думала, что можно выстрелить смазкой. Не нужно извиняться, милый! Из моих губ вырывается стон, когда грубая кожица мошонки трётся о соски.
Мы уже возбуждены в высшей степени. Я осторожно беру в руки его возбуждение, прикасаюсь губами к кожице, напряжённо натянутой на вздувшуюся головку. Мои губы дорожкой опускаются вниз, я целую своё сокровище со всех сторон. Раньше он не выдерживал нежных поцелуев здесь, между членом и яичками. Не подозревала, что это место настолько чувствительное. Что так чувствительны его яички, твёрдые, напряжённые, готовые взорваться. Придерживая его пальцами, вглядываюсь в бордовый глазик, мутно слезящиеся. Губами, сложенными в трубочку, принимаю его, выпивая излившуюся слёзку. Мои губы с полустёртой ярко-красной помадой мягко снимают напряжённость тонкой шкурки с кажущейся прохладной головки. Серёжа стонет. Ммм… Теперь он мой!
***
Алексей
Сергей явно не стеснялся обучать мамочку основам орального секса. Мягко, но настойчиво, он принимается двигать своим членом во рту Людмилы. Запускает руки в её причёску и имеет, имеет, имеет её. Животное берёт верх перед нежностью, и я вижу, как Люда давится, из её глаз слёзы ручьём. Когда сын хочет кончить, он берёт её за руку и кладёт себе на яйца. Нет, он не кончает ей в рот. Всегда вынимает, и они страстно целуются потом. Немногие мужики целуют свою партнёршу после минета.
А свою Юлю он забросил совсем, и бедняжка рада любому вниманию. Чем я и пользуюсь. Приглашаю её погулять в саду. Ей нравится в моём кабинете, где стоят большие шкафы с книгами, и можно посмотреть в телескоп. Она мне искренне благодарна, а я утешаю и развлекаю её. Постепенно внушаю мысль, что Сергей ведёт себя неправильно, забросил её совсем. И этого оставлять нельзя. Сегодня она даже расплакалась, а я утешал её, гладил по спинке, шептал на ушко. В моём кабинете на кожаном диване. Целовал её в лобик, в мокрые от слёз глазки. Главное – не переборщить. Как бы невзначай, подсунул ей статейку о пользе секса в её положении. На следующий день они с Сергеем дулись друг на друга, и Юлечка опять прибежала ко мне за утешением. Мне приходится пропускать своё слежение, но часть камер пишется на диск, а обольщать Юленьку гораздо интереснее.
Она называет меня Алексеем Васильевичем, и ей приятно быть в моих объятиях. Сегодня, что-то рассказывая, целовал её личико, и она, закрыв глаза, запрокидывала головку, пока я не овладел её пухлыми капризными губками.
— Алексей Васильевич! – с укором пробормотала она, протестуя, но избежать моих объятий не попыталась.
— Ну, какой же я тебе Алексей Васильевич, дочка! И глазки не должны плакать! У тебя дочурка растёт в животике!
Маленькая плакса расплылась в счастливой улыбке, и после очередных поцелуев в глазки, мы начали целоваться всерьёз.
— Тебе нужны положительные эмоции, доченька! Тебе и твоей малышке! И ласка нужна мужская.
К этому времени Юлечка уже лежала на спине на моём диване между мной и стенкой. Она вяло попыталась выбраться, но ей мешал большой живот, а также и то, что я непрерывно нашёптывал ей на ушко.
— Ты же знаешь, как это полезно будет для вас обоих! От Серёжки ведь не дождёшься, а я папа твой, папа тебя любит и плохого не сделает, а только хорошее, доченька! Ляг, милая, на бочок к стеночке, ляг! Папа всё сделает хорошо… Вот так… Умничка…
— Алексей Васильевич…
— Тссс!.. Алексей Васильевич… папа твой, моя хорошая! Давай, расслабься, милая…
Я положил руку ей на плечо, чтобы она почувствовала её уверенную и спокойную тяжесть, а потом неслышно расстегнул молнию брюк, достал колом стоящий член. Юля съёжилась почти в позе эмбриона, как бы защищаясь, но это только упростило мне задачу. Я обнажил её ножки под просторным халатиком и обтянутую тонкими трусиками попку.
— Всё хорошо, Юлечка! Всё будет прекрасно! – повторял я без устали, ибо сейчас главное – не молчать.
Потянул за тоненькую резинку трусиков и быстро спустил их с круглой попки Юли. Уже наваливался на неё сзади, когда она запоздало прошептала "Ой!". Мой член, уже час как истекающий смазкой, уверенно нащупал тёплые губки её писечки и уже разделил их, когда Юлечка внезапно предприняла попытку удрать, но я её удержал грубой силой.
— Ну вооот, Юлечка, ну вот, всё…
— А! Ааа!
— Всё, всё хорошо… Ну вооот, ну вооот… Ну вот, моя милая…
Здесь в своём кабинете, на диване за незапертой дверью, я нагло присунул жене моего сына, своей снохе. Юлечка лежала на боку, а я пыхтел сзади, осторожно разрабатывая писечку Юли, давно отвыкшую от члена.
— Мммхм, доченька… Вам это нужно… Полезно… Нужные… Гормоны… Мужские гормоны… Необходимы… Всё будет хорошо…
Юлечка не сопротивлялась, её головка болталась где-то внизу, она упиралась коленями в спинку дивана, в то время как я сношал её сзади. Приподрнял девочке животик, чтобы поглубже продвинуть свой кожаный кол. Поскольку задвинуть его получилось с трудом, мои движения не были размашистыми. Член двигался где-то внутри Юленьки. Приноровившись, я с удовольствием погладил бархатистую ножку, в ответ Юля отпихнула мою руку и поправила подол халатика. Со стороны, мы оба были как бы одеты, но при этом участвовали в половом акте. Я давно мечтал потрогать Юлины грудки, протянул руку, чтобы пощупать, а она вновь задёргалась, отпихивая меня локотком.
— Юлечка, доченька… Ну, чего ты… Он же тебя не любит… А я люблю… Дай… Мне… Я так кончу… Быстрее…
Когда я нащупал её грудки и сдёрнул её лифчик, она заплакала. Прекрасные грудки с пуговками сосочков, к которым пальцы тянулись сами по себе. Изловчившись, я приподнял Юлю на валик дивана и впился губами в нежный розовый сосочек. И продолжал наддавать и поддавать.
— Юленька, я же… Люблю тебя, дочка!.. Ну… Ну что ты… Плачешь… Нужно же… Ребёночка доделать… Да… Чтобы внучка… Красавицей… Была… Папа знает… Как детишек делать… Пусть внучка… С дедушкой… Познакомится… Ну… А Серёга-то… Где он?.. Юлечка… Слушай… Встань рачком, милая… Я так… Быстрее… Ладно?..
Плачущая Юля скорчилась перед валиком, и я, стоя одной ногой на полу, вошёл а неё снова, подмял под себя. В коридоре за дверью кабинета наверняка слышалось ритмичное поскрипывание кожи дивана, всхлипывания Юли и моё надсадное дыхание. Наконец-то я взял Юленьку за обе её грудки, чувствуя наступление оргазма. Она айкала и хныкала, пока мой зажатый в теснине живота снохи член, преодолевая давление и сопротивление, обильно осеменял Юлю.
У неё совсем не было сил. Я натянул на неё трусики и на руках отнёс в её комнату. Положив на кровать, целовал ее зарёванное личико и глазки.
— Я люблю тебя, доченька!
— Ты придёшь ещё? – неожиданно спросила она – Или… Теперь уже нет?..
Господи, ребёнок!
— Я приду, – уверенно пообещал я – Я приду, сказочку расскажу… Теперь спи, моя радость!
***
Людмила
Наш запущенный сад полон экзотических цветов и запахов. Он кружил нам голову, когда мы целовались под кустом, усыпанным орхидеями. Я даже не знала, что здесь есть маленькая избушка, пока сын не увлёк меня в неё. Внутри было темно и тихо. И пусто, если не считать старого ветхого топчана. Вот здесь всё и произошло…
***
Сергей
В этот раз было всё по-другому. Было тихо и на удивление, не душно, как обычно. Глаза мамы по-особенному смотрели на меня. Я обнял её, стоя у того самого топчана, на котором происходили наши "тренировки" с Мартой. Мама льнула ко мне, и я чувствовал жар её тела. Мои губы коснулись её губ.
— Люда, – произнёс я волшебное слово, – Люда!
***
Людмила
Он шептал мне на ухо моё имя, и в его шёпоте была страсть, была невысказанная мольба о запретном…
***
Сергей
Мама отступила назад и, не сводя с меня взгляда, медленно разделась, полностью. До сих пор на ней всегда оставались трусики. Я вставал на колени и проникал к её лобку, обтянутому тонкой материей, вдыхая запах её скрытого естества, но это никогда ей не нравилось, и она отстраняла меня от себя… Хотя в этот момент я был готов взорваться от желания.
Сейчас, в полумраке, я разглядывал её нагое тело, завораживающую магическую тень между её умопомрачительных бёдер. Я шагнул к ней, но она отступила, легла передо мной навзничь, как когда-то это проделала Марта. То, что она ведёт себя, как служанка – негритоска, которой заплатили, возбудило меня. Овладеть ею так же, как моей служанкой – вот что мне страстно хотелось в этот момент. Я забрался на топчан и тотчас же приник к её лобку, покрытому светлыми шелковистыми волосами. Точно так же я делал с Мартой, дрожа от возбуждения, вбирая в рот плоть негритянки, в которую незадолго до этого вторгался хрен её мужа – негра. Мой член дрожа от перевозбуждения, опадал, мучительно выпуская тягучие струйки предэякулята. Марта лишала меня всех сил. Чувствуя наступление кончины, я запрыгивал на широкие, лоснящиеся от пота бёдра Марты, её пальцы ловили мой вялый член, и её хищная чмокающая вульва проглатывала его, от чего он принимался немедленно извергаться в её тёмную бездну, одновременно выпрямляясь и затвердевая. Когда я, задыхаясь, слезал с Марты, он уже стоял непоколебимо. Этим пользовалась Марта, оседлав белого господина, скача на нём, пришпоривая пятками мои бока.
Сейчас и здесь, я боялся, что моё обычное перевозбуждение от гастрономического наслаждения вагиной опять обессилит меня, но мамин цветок любви, произведший меня на свет, манил меня. Мои ноздри улавливали его аромат, совершенно неповторимый, и в то же время родной, подсознательно знакомый, я алкал возможности вобрать с себя его целиком, раскрыть этот таинственный бутон любви, я был в шаге от исполнения своего выстраданного желания, но сомкнутые бёдра мамы не пускали меня.
— Пожалуйста! – прохрипел я в жаркую спутанность её тайны.
Но, словно предчувствуя моё жалкое мужское фиаско, мамины пальцы, сомкнувшись на моих волосах, потащили меня за голову к себе и на себя, а бёдра её мягко разошлись в стороны. Мой гудящий как басовая струна, пенис, был властно перехвачен её рукой. Я замер, осознавая, что ЭТОТ момент наступил.
— Неужели правда?! – мелькнула в голове мысль – Неужели можно? Мне?!
Её губы в темноте отыскали моё ухо.
— Не торопись, – почти беззвучно выдохнул она.
Мои нервы и все мышцы буквально зазвенели от напряжения; член, казалось окаменел в от немыслимого давления. Мамина рука потянула его вниз, в своё запретное таинство, и его пылающая головка ткнулась в её расходящиеся пальцы другой руки… Она раскрывала себя для меня!..
***
Алексей
Сердце тяжело бухало в моей груди, когда я наблюдал за происходящим. Перед моими глазами наступало то, к чему я стремился. Мой член, подрачиваемый мелкими движениями трясущихся пальцев, ныл сладостно в немыслимом возбуждении. Я видел, как Людмила потянула сына на себя, раздвигая в стороны согнутые в коленях ноги, скрытая камера, напрягая всю свою оптику, показала её руку, управляющую членом Сергея. Сейчас, прямо сейчас, это произойдет!
Её тихий вскрик взорвал тихий сумрак хижины своей неожиданностью; возбуждённый Сергей охнул протяжно, задрав лицо… В то же мгновение скользкая от смазки головка моего члена, дымясь, выскользнула из задранной рубашки крайней плоти. Серёга, сын! Ты сделал это?!
***
Сергей
Её пальчики потянули меня за член, и его чувствительный кончик упёрся во влажную податливую плоть. Медлить было нельзя, я опустил таз, и член, преодолевая неожиданно сильное сопротивление, прошёл внутрь, одной только головкой, задирая крайнюю плоть. Мама вскрикнула, неожиданно, я застыл в страхе, что причинил ей боль. Но её пальцы не оставляли мой пенис, они тянули и я охнул от ощущения тепла и ласкового охватывания моего члена глубокой влажной мякотью…
***
Людмила
У меня давно не было мужчины, и именно это, давно забытое ощущение вторгающегося мужского органа заставило меня вскрикнуть. Серёжа медленно опускался на меня, а я так же медленно, отдаваясь всем телом, заполнялась горячим твёрдым членом. Настолько твёрдым, что он почти причинял мне боль. Моя вагина не успевала адаптироваться к этому внезапному нежному вторжению. Я обняла Серёжу за плечи, ощущая напряжение его сильных мышц. Как сладко отдаваться сильному и внимательному мужчине! Когда наши лобки столкнулись, Серёжа распластался на мне, прижав меня к жёсткому покрытию топчана. Мне было важно прочувствовать это событие, я не хотела, чтобы мальчик двигался, и поэтому прижала его бёдра к себе своими закинутыми ногами.
Трудно описать это чувство, это максимальное единение, слияние, а главное, было ощущение того, что я вновь обрела своё дитя, вернула его в себя, что он – мой, я не хотела его лишиться, и я физически почувствовала, как моё влагалище обхватило его плотно со всех сторон, не желая отпускать…
***
Алексей.
Они долго лежали так неподвижно, молча осознавая произошедшее. А мне представилось, как эта убогая хижина внезапно превратилась в некий храм, храм святого соития матери и ребёнка. Сергей обожает свою мать, он внимателен к ней и как к женщине, не превращая сакральный обряд в развратную случку. Он покрывает поцелуями её лицо. Шепчет "Я люблю тебя!". Как это красиво!
***
Людмила
Постепенно реальность входила в моё сознание вместе с пробуждающейся чувственностью. Вошло осознание того, что я нахожусь в состоянии совокупления с молодым красивым сильным мужчиной. Его горячее мускулистое тело дышало сексуальностью, я провела ладонями по бугрящейся мышцами спине Серёжи и, ощущая себя развратной Мессалиной, положила руки на его стройные мускулистые ягодицы, одновременно освобождая его от мёртвого замка своих скрещенных ног. Мои руки сами по себе принялись гладить и ощущать его зад. Я делала немыслимое. Как я, оказывается, развратна!..
***
Сергей
Её губы вновь коснулись моего уха. Как тёплая волна, прошелестел на выдохе шёпот:
— Возьми меня!
Для меня это прозвучало как приказ, как неотъемлемое право матери, хотя секунду назад это мне казалось невозможным. Наши отношения с мамой в ближайшее время достигли пика доверия и нежности, но как ни странно, я до сих пор не мог себе представить секса с матерью. До сих пор были взаимные ласки, конечно, переходящие границы обычных отношений матери и сына, но для меня они действительно были лишь формой проявления любви и нежности. И даже произошедшее только что, было для меня Познанием возвращения к истокам. Я вернулся в лоно матери, чтобы ощутить её любовь к себе. И больше всего мне хотелось припасть к её лону, чтобы умереть в немыслимых муках познания естества своего рождения. Да! Я до сих пор не видел в ней женщины, такой как Юля или Марта. А между тем, мама приказывала мне… Трахнуть её?!. Это немыслимо, немыслимо!..
***
Алексей
Да, я слышал это "Возьми меня!" и видел её руки, недвусмысленно лежащие на ягодицах сына. А Сергей замер. Ничего не происходило. Сын, ты… Будь мужиком, наконец! Женщина просит, дубина ты этакая!
До меня вдруг дошло. Наш сын – это романтик, хренов романтик. И он действительно любит свою мать. Как богиню, наверное. И он не может совершить святотатство. Не зря ведь я говорил про храм…
Сын, надо! Трахни её, как я трахнул твою жену!..
Я так и не понял, совершил ли сын первую фрикцию, но Людмила вскрикнула, и тут же кто-то громко ахнул. Чёрт возьми, чёрт меня возьми совсем, это же Марта, будь я проклят! Чёртова дура Марта, она подсматривала и не сдержала своих чувств, Санта-Барбара хренова! Сергей соскочил с Людмилы… В общем, всё пошло совсем не так…
***
Сергей
У мамы было злое лицо.
— Отвернись! – выкрикнула она.
Быстро одевшись, она вылетела из каморки, и тотчас снаружи раздалось подобострастное "Миссис Лютт Милла!" Петерса. Чёртовы обезьяны! После этого зашли Петерс и зарёванная Марта.
— О, мастер Серхио! – прочитала она – Простите, простите!
— Я убью вас, уроды! – только и смог произнести я.
— Марта… Она сделает для вас всё что хотите… Воспользуйтесь ею, господин! – подобострастно прогнусавил Петерс.
— Марта. Иди сюда. Сейчас я заебу тебя до смерти, тупая тварь!
— О, мастер! Поверьте, я в таком расстройстве, что не сдержала своих чувств! Вы с госпожой были так прекрасны!
Она опять разрыдалась и заявила, что немедленно наложит на себя руки. Несмотря на свою непередаваемую досаду, я был расстроган.
— Марта, иди сюда. Придётся тебя простить, но ты должна стараться изо всех сил, чтобы я хотя бы на время забыл о своей душевной ране.
Неожиданно, Петерс бухнулся передо мной на колени. Негр говорил с жаром, быстро и витиевато, и я был в недоумении, пока наконец, до меня дошло то, о чём он меня просит. Если говорить кратко, то он, наглая морда, всю жизнь гнусно мечтал о миссис Лютт Милле, и вот сейчас, когда мой пенис побывал в её божественном лоне, то он желал бы припасть к нему. Этот губастый негр так и сказал: "Припасть".
— Ты маньяк, Петерс, ты грёбаный маньяк, – произнес я по-русски – Но если бы я, старина, сам смог дотянуться до своего пениса, то сделал бы то же самое…
— Ну, хорошо, Петерс, я позволяю тебе, – провозгласил я, сидя на топчане как на троне – Припадай.
На какое-то время мой стоящий член стал настоящим идолом африканского племени. Его нюхали, лизали, сосали с самозабвенным выражением и закатыванием глаз.
— Теперь твоя очередь, Марта, – сказал я когда Петерс наконец угомонился – Ляг и положи подушку под зад. Ты сильно возбудилась, когда смотрела на нас?
— Да, мастер Серхио.
Когда я встал на колени перед раздвинутыми бёдрами Марты, Петерс, пошатываясь, направился к двери.
— Петерс. А вас я попрошу остаться, – криво усмехнулся я, припадая к половому органу Марты.
Я тоже возбудился, Марта. И ты сейчас заменишь мне миссис Лютт Миллу… Марта буквально теряла голову, когда я принимался её вылизывать; правда, Петерс при этом никогда ещё не присутствовал, поэтому сейчас был ошарашен видом того, как Марта в пылу страсти принуждает своего господина лизать её. Наконец, высвободив свою голову из её сильных горячих рук, я взглянул на Петерса.
— Давай, Петерс. Твоя жена готова. Выполняй свой супружеский долг.
Возбуждённый Петерс не заставил себя долго ждать, и вскоре каморка заполнилась вскриками, стонами и скрипом ветхого рыдвана, на котором всё происходило. Впрочем, через некоторое время он был вынужден прервать своё сношение с женой, потому что я мстительно согнал его.
Взяв за бёдра Марту, я опять придвинул её к себе. Разглядывая её расхристанную вульву, я замер в предвкушении. Только что негритянский чёрный хер разработал её как поршень, и мне хотелось испытать болезненное наслаждение вылизывать её вагину сразу после сношения с мужем. Мой полуувядший член, томительно испуская при этом сексуальные соки, постепенно вновь обрёл напряжение и твёрдость.
— Господин, я никогда не видел свою жену такой охочей до секса, – признался Петер – Мне хочется, чтобы вы её оттрахали, она воистину любит вас, мастер… Я был бы благодарен, видеть её счастливой.
Мне хотелось повторить всё то, что у меня произошло с мамой. Собственно, я пытался проиграть, воссоздать этот сценарий заново. Марта словно почувствовала это.
— Мастер, я заменю вам мать, – произнесла она со слезами на лице, когда я медленно вошёл в неё.
Её таз принялся неутомимо двигаться вверх и вниз, и она чувственно изгибала спину при этом. Крепкими руками она прижимала меня к своей безмерной груди, в которой я утопал лицом. Она гладила меня по спине при этом. Или это делал её муж? Негр пристроился где-то рядом, желая ассистировать нам в нашем совокуплении.
— Мастер, юзайте её как только хотите, и не надо никаких денег!
Марта действительно была возбуждена сверх всякой меры, и потому позволяла себе всё более вольно обращаться со мной, своим господином.
— Лягте на спину, мастер Серхио! – громко сопя, произнесла она – Госпожа непременно должна взять вас так, потому что она ваша мама.
Мне нравилось, когда Марта имела меня в такой позе; но сейчас я действительно представлял маму на её месте.
— Марта! – воскликнул между тем Петерс с дрожью в голосе – Поклянись, что ты никогда не делала этого с нашим сыном!
Ответное молчание Марты, точнее, её напряжённое дыхание, прозвучало как красноречивый ответ.
— Марта! – продолжал между тем эмоционально возбуждённый Петерс – Я… Я представил, что ты делаешь это с нашим сыном… Я не могу больше!
Петерс вскочил на утлый топчан, усиленно раскачиваемый толстым задом его супруги, и с громким "Ммм!" пристроился за ней; топчан жалобно заскрипел. Между тем, влагалище служанки стало неимоверно узким от вторгшегося в него члена Петерса.
— Я чувствую! Я чувствую в тебе член нашего сына! – прохрипел Петерс – О, Марта! Что ты творишь!
Внезапно я оказался в эпицентре сексуальных фантазий своих слуг, и это было захватывающе. Они оба представляли себе запретный половой акт со своим сыном. И я немедленно включился в эту ролевую игру, которая тем не менее, была захватывающе возбуждающей.
— Отец! – воскликнул я – Прости меня! Я не могу остановиться… Мне так хорошо… Я так давно мечтал об этом!..
— Сынок! – хрипел Петерс – Мама тебе нравится, правда? Я чувствую своим детородным органом, как ты любишь её. Вставь ей поглубже, мальчик! Наддай! Чувствуешь мой хер? Почувствуй, как я делал тебя, сын!
— Папа, ты так больно бьёшь мне по яйцам своими твёрдыми шарами!
— Это тебе наказание, сын, за то, что посмел взять маму без спроса… Ну, подожди… Давай поменяемся местами. Я хочу видеть, как ты будешь её сзади… Марта… Садись на меня… Давай, мальчик, теперь ты… О… Марта, и ты позволяешь сыну трахать себя раком… Бесстыдница!.. Сколько раз вы делали это? Мммхм… Марта… Он движется в тебе, я чувствую!
— Папа, я сейчас кончу!..
— Только не вынимай, сын. Я хочу почувствовать, как ты осеменяешь её… Как горячо стало… Бляааадь!.. Я тоже!! ООО!..
***
Алексей
Это ведь была пародия, ролевая игра по сути, но какая! Каждый из её участников что-то представлял себе, даже я. Даже я видел себя на месте этого негра, и завидовал ему. Ведь даже мои самые изощрённые ухищрения не способны создать такой ситуации. Такой, чтобы Людмила, сын и я сошлись в таком безумном соитии. Я представлял это в красках, я сладостно онанировал!
***
Людмила
Меня охватывали попеременно то стыд, то гнев. Наши тупые слуги совершили непоправимое. Что если они расскажут об этом мужу?! И снохе? Своими погаными рылами они вторглись в святые святых, в то, что их не касалось. А мы? Что будет с нами? Со всеми нами?
Мы с сыном играли в эту странную игру, когда нас нет, а есть Серёжа и Люда… Мы увлеклись ею, но это было наше право! Мне нужно поскорее поговорить с Серёжей… Но о чём мы с ним будем говорить? О том, что мы занимались греховным, и нас поймали? Признаться сыну в том, что я, его мать, занималась с ним развратом? Я не могу этого! Это ведь была не я, это всё Людка, это всё она…
***
Алексей
А вот этого я не ожидал. Как неожиданно, как захватывающе развернулся сюжет! Я прилип к монитору, внимательно вслушиваясь в диалог. Это было захватывающе, это было фантастично!
— Чего тебе? – послышался неприязненно – холодный голос Людмилы.
Она стояла у окна завернувшись в платок и глядя в цветущий сад. Таким резким и строгим тоном она обычно разговаривала с Юлей. Но нет…
— Я скажу, что вы – гнусные лжецы, и уволю вас. Вы уже уволены. Убирайтесь!
— Миссис Лютт Милла…
Это заискивающий голос Петерса, без сомнения.
— Миссис Лютт Милла, прошу вас, взгляните… На эти фото… У меня есть фотоаппарат, миссис. Можете сломать его, у меня ещё есть.
Петерс угодливо листает фотографии на своём аппарате перед её глазами. Людмила вспыхивает, её глаза мечут молнии.
— Так… Сколько ты за это хочешь, скот?
— Миссис Лютт Милла, вашему старому верному слуге не нужны деньги, вашему чёрному слуге нужны вы!..
— Что значит "Вы"?! – крикнула она, и я впервые увидел страх в её глазах.
— Я хочу, чтобы миссис Люда дала мне секс, – с трудом выдавил негр.
— Ты, старый вонючий негритос! Как ты смеешь?! Уходи к чёртовой матери! Черножопая сволочь!
— Миссис Люда так прекрасна в гневе! – восхищённо произнёс негр – Но Петерс не пойдёт к матери чёрта. Петерс пойдёт к мастеру Алексу с этими фото. Всего доброго, миссис!
Подумать только, этот урод шантажирует мою жену! Как здорово! Хм… Если бы он осмелился потребовать у Людмилы денег, то его бы очень скоро уже жрали бы сомы в ближайшей мутной речонке. А здесь… Какая пикантная ситуация!
— Петерс… – произнесла Людмила сдавленным голосом – Постойте!..
Петерс замер у двери.
— Петерс, – неуверенно произнесла Людмила – Мне нужно подумать. Давайте отложим этот разговор до завтра.
— Нет, миссис Люда. Вы будете делать мне секс сейчас, или я немедленно уйду.
Он взялся за ручку двери, и Людмила бросилась к нему, закрывая дверь.
— Что… Что я должна сделать?
Её голос сорвался в плач, а по лицу текли слёзы. Я мог спасти её, прямо сейчас, пинками выкинув наглого негра из дома, где бы его приняли местные братки, и никто никогда бы его больше не увидел, но… Какой наглец!.. Какой сюжет!
Негр обернулся, и его рожа буквально светилась от жадности и похотливого предвкушения.
— Исполняйте всё, что я скажу, леди Люда, и всё будет хорошо… Никто ничего не узнает, и мастер Алекс тоже… Петер даёт своё слово!
***
Людмила
Подойдя ко мне и шумно сопя, этот скот принялся меня лапать через одежду.
— Я давно мечтал пощупать вас, миссис Люда… Вот никогда бы не подумал, что мне так повезёт!
Я терпела, стиснув зубы, между тем как его действия становились всё наглее по мере того как его он преодолевал свои инстинкты раба. Грязно осклабившись, он снял штаны и, удостоверившись, что я посмотрела на его чёрный эрегированный член, сграбастал мою руку и водрузил на него.
— Дрочите мне, леди Лютта, – мечтательно протянул он – Мне всегда хотелось этого… О! Как хорошо-то!.. Вот так, вашей беленькой мягкой ручкой!.. Посмотрите, какой он твёрдый! Какой большой! Побольше, чем у мастера, а? Ну, а теперь раздевайтесь… Я пока сам подрочу… Поторопитесь, миссис Люда, а то вдруг кто-то сюда войдёт…
Глотая слёзы, я раздевалась под его похотливым взглядом его выпученных глаз, в то время как он, пыхтя, занимался онанизмом. Едва я выпрямилась, обнажившись, как негр подскочил ко мне и прижал свои губы к моим, и в тот же миг его толстый нечистый язык бесцеремонно проник в мой рот и принялся двигаться в нём, в то время как он заставил меня рукой стимулировать его пенис. Мой рот тотчас же наполнился его вонючей слюной. Это было так мучительно, что я застонала, но мои мучения только начинались.
Через некоторое время, он сел на корточки, чтобы пролезть своим мерзким языком в меня снизу, и при этом он грубо мял мои ягодицы.
— Я так давно мечтал попробовать вас, миссис! – промычал он снизу – Какая вы вкусная, не то что моя Марта!
Поднявшись на ноги, он, грубо взяв меня за плечи, принудил опуститься на колени, и я в унижении стояла перед своим слугой, а передо мной толчками подрагивал его чёрный толстый вонючий пенис с мерзко отвисшей крайней плотью, сочившейся сексуальными выделениями. И ещё он отвратительно и подло вонял.
— Ну, давайте же, миссис Люда, сосите его, я мечтал об этом всю жизнь! Возьмите его в свой прекрасный ротик!
Я воочию проходила через все круги ада, один за другим, и у меня не было никакого выхода. Мои челюсти сжала волна омерзения, а негр тыкал мне в губы своим органом. Потом он ударил меня по щеке так, что я не выдержала и заплакала, и была вынуждена уступить животным желаниям этого скота. Его мерзкий член заполнил мой рот и пытался пролезть дальше, и хотя по счастью, я не чувствовала уже его вони, но он грубо пытался внедриться всё дальше, от чего я кашляла и инстинктивно сжимала челюсти, кусая ненавистный орган. Петерс злился и бил меня по щекам, но желаемого удовольствия не получил
— Вы плохо делаете это леди Люда! – пробурчал он – Ну ладно, давайте, я хочу почувствовать, как ваш ротик пахнет моим членом.
И снова его язык проник мне в рот…
— Пойдёмте, миссис Люда, на вашу постель! Не могу дождаться этого!
Этот скот по-хозяйски разлёгся на моей моей кровати и скомандовал:
— Ну, давайте, леди! Забирайтесь на меня и сделайте это! Я всю свою жизнь представлял себе, как вы это делаете! Ну, что вы встали! Быстрее, я сказал! А то пойду к вашему мужу!.. Ну… Давайте же… Возьмите меня в ручку и направьте в себя… ООО!.. О, йезус-мария, как хорошо!! О, леди, делайте это! Какая вы узенькая! У вашего мужа с моим не сравнится! ООО! Я вас разработаю, миссис! Быстрее… Быстрее!.. Быстрее, я сказал!.. Ой-е!!
***
Алексей
Моё мимолётное видение оказалось пророческим. И вот я вижу свою жену под старым вонючим плешивый негром, и его крепкий мускулистый зад вдалбливает почти бесчувственную Людмилу в матрац кровати. Он имеет её и так и этак, переворачивает на постели, входит в неё и сношает в разнообразных позах, пробуя решив испробовать все возможные позиции. Наконец, достигнув пика удовольствия, он командует:
— Теперь… Лютт Милла… Встаньте… И нагнитесь… Я хочу кончить в вас…
На лице Людмилы полное опустошение, грязный негрила имеет её сзади, его чёрные лапы мнут нежные грудки госпожи. Людмила мучительно закусила губу, когда скот начинает кончать, заполняя жену своей густой вонючей спермой. Её глаза в этот момент широко открылись, и она смотрит прямо мне в глаза. О, Господи, какой режиссёр смог бы поставить эту сцену!!
Но хватить мучить мою невольную актрису. С этим нужно кончать…
***
Сергей
Мама сама не своя, она выглядит ужасно. Я понимаю, как подкосила её история с нашими глупыми слугами. И она, наверное, очень сильно переживает нашу с ней состоявшуюся близость. Ведь, как ни крути, но мы совершили с ней настоящий половой акт с проникновением…
***
Людмила
Петерс пришёл снова и потребовал снова секса, и у меня случилась истерика. Я бросила в него вазу, и он ушёл, он пошёл к Алексею! Я погибла! Зачем я позвонила ему обладать мной?! Я в полном отчаянии…
***
Алексей
— Что такое, Петерс?! Ты хочешь сказать, что миссис Людмила не верна мне?!
— Точно так, сэр…
— Так вот, Петерс, я скажу тебе. Если кто-то посмеет положить глаз на мою жену, то знаешь, что с ним будет? Ему вырвут все зубы плоскогубцами, а потом я повешу его на тонком нейлоновом шнуре прямо за яйца. Мы, Петерс, находимся в самоизоляции, и кроме тебя, чужих мужчин здесь нет. Значит, это ты покусился на леди Людмилу?!
Если бы негр под побелеть, он бы побелел. А вот Петерс на глазах посерел.
— Нет-нет!! – залепетал он – совсем нет, мастер! У меня просто возникли некоторые подозрения…
— Как ты смел подозревать мою супругу, святую женщину, в чём-то непристойном?! Пока ты меня не разозлил, Петерс, слушай сюда…
***
Людмила
Буквально через пять минут ко мне зашёл муж. Он был в ярости. Во мне всё оборвалось, и я обречённо села на стул, ожидая своей участи. Муж между тем, раздражённо ходил по комнате, и каждый его шаг словно заколачивают гвоздь в крышку моего гроба.
— Петерс! – внезапно выкрикнул он, и я беззвучно зашептала побледневшими губами:
— Милый, прости… – так тихо, что он не услышал.
— Петерс, этот старый глупый ублюдок… – он сделал паузу, беря себя в руки – Сейчас придёт к тебе и принесёт извинения. Если его извинения тебя не удовлетворят, то я отдам его местным. Подумать только, он посмел мне заявить, что у тебя есть любовник! Пёс! Выживший из ума негритос!
Алексей наклонился ко мне и нежно поцеловал меня в лоб.
— Не расстраивайся, дорогая! Этот скот теперь что раз подумает, прежде чем сказать о тебе что-нибудь похабное.
Когда он вышел, я долго не могла прийти в себя. А через некоторое время буквально приполз Петерс, эта гнусная тварь, и принёс флешки с фотографиями. Я физически не могла его видеть, я просто выгнала его вон… А потом упала на постель и дала волю своим слезам…
***
Сергей
Я как мог, успокаивал маму, и мы часто гуляли по саду. Однажды она бросилась мне на грудь и заплакала. Я так и не смог узнать причину этого. Я просил прощения и говорил, что люблю её. И она так странно смотрела на меня…
***
Алексей
Было чистым наслаждением наблюдать за ними. Когда слуги покидали усадьбу, они уединялись в садовом домике и там лежали обнажёнными, обнявшись. Обычно, Людмила закидывала на сына ногу, направляла его своей рукой, и он входил в неё. И больше ничего не происходило, ничего! Они просто лежали, прижавшись друг к другу, совокупившись. Как странно и как красиво! Неужели их останавливала сама мысль об инцесте, о табу? Или может быть, они хотят сохранить это неповторимое мгновение первого познания друг друга? Сохранить свои отношения незамутнёнными обычным сексом? Совершенно очевидно, что они счастливы и увлечены друг другом. А может быть…
Мне вдруг вспомнился рассказ Джека Лондона "Когда боги смеются". Там речь шла об именно таких отношениях, когда двое влюбленных поддерживали в себе огонь страсти балансированием на грани близости, и они испытывали необычайно сильные чувства. Да! Они ведь тоже по доброй воле подвергали себя депривации! Они хотели переиграть саму природу, переиграть богов. Вот только боги всегда смеются последними…
Кейт Миранда
mir-and-a@yandex.ru