Детство пионера7

Пришлось пересмотреть свое отношение к дружбе, к знакомым, теперь стал оценивать людей, от степени полезности или неполезности, для меня, в конечном счёте. А тот друг вскоре выбыл из моего круга общения, ведь он стал для меня абсолютно неполезен, у него на уме остались одни гулянки, к которым скоро добавились азартные игры на деньги в споро открывавшихся казино.

Когда предоставлялась возможность, то ходил на выступления всевозможных экстрасенсов, прорицателей, колдунов, магов, ведунов, шаманов, гипнологов, парапсихологов, в том числе грамотных шарлатанов, именитых и не очень.

Их афиши, рекламные листовки, клеились на каждом углу.

Подмечал, ни сколько за тем, что они умеют делать, или не умеют, для меня не важно, а как они делают: как двигаются на сцене, какие применяют жесты, какие слова выговаривают. Такие наблюдения выходили школой хороших манер, как подать себя будущим клиентам.

Выступающие мастера, бывало, практиковали массовый гипноз на зрителях, иногда у них получалось, иногда нет, так происходило от силы способностей, вогнать сразу хотя бы несколько людей из зала в лёгкий транс, похожий на сон.

Во время этого, сам пробовал вмешиваться в процесс, в одном случае желая воздействовать на окружающую публику, в другом, повлиять каким-то образом на самого экстрасенса. Но ничего не удавалось.

Пока не произошел один случай на выступлении одного именитого целителя, стоявшего в одном ряду с Кашпировским по престижу, Германа Незнанского.

На дворе стоял июнь 1990 года.

Я с трудом купил оставшийся билет на его шоу, за тридцать рублей, почти на мои последние деньги на тот момент.

Билет приобретён на место в первом ряду зрителей, рядом со сценой.

Еще поэтому билет оказался дорогим.

Обычно билеты, на средних рядах стоили на целителей как в кино: от рубля, и до пяти рублей.

Выступление проходило как обычно: экстрасенс показывал опыты, угадывание предметов, психологические фокусы, прорицания. Многочисленная публика в просторном зале, громко аплодировала, смеялась над шутками, иногда плакала над жалостливыми историями. Под занавес, раз шло так удачно, он решил провести массовый сеанс гипноза, над доверчивыми людьми, среди которых, разумеется, находились «подсадные утки». Их использовали все экстрасенсы, в то время.

— Раз, два, три, — сделайте тишину в зале, — велел он, хорошо поставленным баритоном с дикцией, стоя перед микрофонной стойкой. — Закройте глаза. Не бойтесь. Сейчас вы все погрузитесь в сон. В легкий сон. Это полезно. Очень полезно…

Он стал делать магические пассы, я закрыл глаза, но не для того чтобы поддастся чужому гипнозу. Сначала стал концентрироваться на общее биополе зрителей, вроде как нейтрализуя влияние. Потом перекинулся на оболочки самого целителя, оно выглядело для меня в форме яйца, стараясь внушить ему мысль, что ему надо прямо сейчас приступить к приседаниям.

Напрягся, человек на сцене отчаянно сопротивлялся, ставил защитное «зеркало», кровь в висках застучала сильнее в такт ударам сердца, в последнем усилие увеличил внушение, выступили капли пота на лбу, — и у меня получилось.

Для меня незримое действие представилось так, будто проткнул на расстояние воздушный шарик, чем-то острым.

Тут открыл глаза, тот человек на сцене, — но человек ли, или же безвольная марионетка в моих руках, ведь он находился полностью под моим управлением, — пошатнулся, изгибаясь в нелепых движениях.

Моя цель достигнута, поэтому вышел «из него».

Тем временем по залу пробежал гул разочарования.

Обретший себя, человек на сцене, тотчас нашёл меня глазами среди всей публики.

Он сразу понял, кто это сделал и зачем, покачал головой, затем вперился многозначащим взглядом. В нем всё высказано без малейших слов: мольба о помощи, укоризна, чуть угрозы, немного насмешки.

В ответ сжал рот, высказал ему, тоже без слов, невербально: « Мой косяк, признаю. Но помогу исправить ситуацию. Сейчас всё будет!»

Кивнул ему, снова закрыл глаза, входя в общее поле.

Гул в зале постепенно затих.

Стало невыносимо тяжело держать под контролем сотни сознаний, вдруг ощутил поддержку, тот человек со сцены, помогал, в свою очередь, мне справиться.

Не прерывая контроль, открыл помутневшие глаза, и огляделся.

Все люди в зале спали мертвым сном, за исключением некоторых, особо стойких.

Сил больше не оставалось, я вышел «из всех», потом сидел кое-как на месте до конца концерта, чтобы не потерять сознание.

Зрители вскоре очнулись, не понимали что с ними сотворилось, а после того как разобрались, долго, благодарно рукоплескали целителю за красивое завершение, получение немножко волшебства.

А человек на сцене обретал свою порцию славы: принимал цветы, раздавал автографы, произносил в микрофон прощальные слова такой признательной публике, торжественно махал рукой на телекамеру, ведь концерт снимался телевидением. Затем он удалился за портьеры, зрители толпами потянулись к выходам, ведущим в холл и к гардеробу.

Возле моего уха раздался голос, какой-то молодой мужчина, хорошо одетый, в костюме, в галстуке, склонившись надо мной, официально обратился:

— Пройдемте. Герман Олегович вас ожидает в гримёрной.

— А вы кто?

— Его помощник.

— Не могу пока встать, — пожаловался на плохое самочувствие.

— Ничего, давайте вашу руку, вот так, теперь обопритесь на меня, пошагали…

Ухватившись за плечо, покачиваясь будто пьяный, с помощью помощника, который меня вёл, указывал путь, поплелся куда-то за сцену.

Гримёрная, для важных персон, представляла собой кабинет состоятельного господина, например бывшего банкира Фишмана: на полированном дубовом столе лежала гора букетов. Стол поменьше, заставлен бутылками с алкоголем, какой-то вкусной едой, точнее деликатесами, выложенными на аккуратные фарфоровые тарелочки.

Кинул голодный взгляд на них, на столике находилась красная икра, сервелат, тонко нарезанное мясо, зелень, фрукты, еще желтые шарики, похожие на виноградинки. Потом узнал, что это оливки.

Герман Олегович, с элегантной внешностью, актера Вячеслава Тихонова, возрастом, казавшийся лет на сорок, с усталым видом развалился на черном кожаном диване. Он уже находился в благодушном состоянии «без галстука», со стаканчиком напитка золотистого цвета в руке.

— Что ж вы так, молодой человек, неожиданно, без всякого предупреждения? Взяли, вмешались?

— Захотелось. Попробовать, тоже как вы, — огрызнулся. Я был голоден, очень хотелось кушать, запах еды щекотал ноздри.

— И что?! Узнали, как бывает?

— Тяжело, много сил уходит, — признал.

— Ага, теперь знаешь что такое «откат», — мужчина отпил из стаканчика. — Хотя, за содействие в гипнозе, спасибо. Это же надо, — весь зал заставил спать! Хорош!

— Ладно, присаживайтесь, в ногах правды нет, — Герман Олегович, обратился к помощнику, который стоял рядом со мной. — Борик, подай нашему гостю стул.

— А что вы конкретно умеете делать? В нашей работе.

Борик, из угла, где висело зеркало, принес стул с мягкой обивкой, придвинул его к столику с едой, я уселся, обдумывая ответ. Может признаться в своих умениях? Возможно новый шанс, для меня, то, что безуспешно ищу? Очень выгодное знакомство.

— Выпьете? Есть коньяк, джинн, ром, виски, вино.

— Вино, — сделал выбор. В семнадцать лет уже пробовал алкоголь, но даже от одного стакана пива сильно пьянел, не говоря уже от водки, или вина.

— Борик! — Герман Олегович, сделал ему знак.

Помощник задвигался, обслуживая мою персону.

Мужчина молчал, подробно разглядывая меня, ожидая, пока сделаю первый глоток вина, с вилки попробую желтоватые виноградинки. Они оказались солеными, но приятными на вкус.

— Итак, что скажете? В чем вы сильны?

— Я умею из дурачка сделать нормального человека, и наоборот.

— Немного недопонял. Это как?

— Ну как: могу лечить, могу калечить. В зависимости от моей цели.

Герман Олегович залпом допил остатки, поднялся с дивана, заходил по гримёрной, затем налил себе из бутылки, отпил, поднял голову, хищно уставился в пространство потолка.

— Понятно: кто на что учился. Так ведь, молодой человек. Кстати, как вас звать?

— Голубь, то есть Демьян Голубев.

— У тебя,. .. ничего, если мы перейдем на «ты»?

— Да, ничего.

— Так вот, у тебя, Демьян Голубев, недурственные способности. Пойдешь ко мне, работать? Артистом, оригинального жанра. Правда, вторым номером, на подхвате. Освоишься, всему научишься. Пока молодой, на гастролях, может съездишь за границу. Придумаем интересные вещи. Потом сделаем тебе «сольник», на второстепенное отделение. Хорошие деньги будут, кстати. У тебя есть сейчас работа?

Я отпил вина, от него немного затуманилась голова. Оно светлое, очень вкусное, наверно, дорогое, — подумал, и закусил мясной нарезкой.

— Работы нет.

— Ну вот, что тут думать?! Соглашайся!

— Извините, Герман Олегович, не мое: концерты, гастроли, зрители.

Мне бы, что-нибудь, другое.

— Например?

— Не знаю, как объяснить: понимаете, я же могу намного больше, чем тратить себя на простое развлечение публики.

— Хмм, но это работа, и это жизнь. Пойми: так живут все артисты, экстрасенсы.

В том числе, он тоже, — Герман Олегович кивнул на большой плакат с Кашпировским, висевший рядом с афишей его самого. — Ты думаешь, я так не живу?! Живу, ещё как живу! Мне эти гребаные концерты, — во где стоят!

Он рубанул себя ладонью по шее.

Я недовольно покачал головой, вино давало о себе знать:

— Мне нравиться работать индивидуально, понимаете, с каждым человеком наедине. А так, на сцене, с сотней человек… Не мое.

Наверно вы даете маленькие концертики, вроде «квартирников»?

Вот там вполне могу….

— Возможно, возможно… а это идея… Индивидуальные сеансы.

Герман Олегович оживился:

— Готовые сеансы, не только с гипнозом. Но послушай: это же достаточно опасно!

— Смотря для кого, — заметил философски.— И в какую сторону пойдет.

Может в хорошую.

Он задумался, после произнес:

— Хотя есть один большой гадюшник, где тебе можно развернуться. Если так хочешь.

— Какой?

— Политический, — Герман Олегович брезгливо поморщился. — Но даже я стараюсь туда не влезать, чтобы не замараться.

Он вздохнул, отпил большой глоток, продолжил:

— Депутаты, чиновники, начальники, министры, коммунисты, партийцы из Демсоюза, «либералы», — чертов клубок из ядовитых пауков! Все хотят власти и денег.

— Мне без разницы, лишь бы платили бабки!— заявил.

— Что ж, я услышал тебя. Борик, принеси ещё один стул и выйди за дверь.

Смотри, чтобы никто не зашёл. У нас будет разговор тет-а-тет.

Помощник принес стул, затем послушно удалился.

Герман Олегович сел на него, долил стаканчик из неполной бутылки, наклонился ближе, так, что его лоб почти касался моей головы:

— Теперь объясню на пальцах:

Высший эшелон власти, да средний уровень, плотно курирует КГБ.

Сам понимаешь, так просто к ним не подобраться.

Низшее звено, думаю, неинтересно, и мне, и тебе, оно так, мелочь на ровном месте.

А вот политики, так сказать, из новой поросли: депутаты, банкиры, экономисты, кооператоры, либерасты, переодетые коммуняки, — уже любопытно.

Кобчак, Зюганов, Жириновский, товарищ Цинь, — какой простор!

Кстати, сейчас появились молодые ребята: Яблонский, Немцов, Гайдар.

Называют себя младореформаторами России. Правда, пока будущими. Могу устроить встречи.

— Гайдар. А кто это? — переспросил. Другие фамилии незнакомы.

— Внук того Гайдара, который детский писатель.

— Понятно.

— Да что тебе понятно!

Герман Олегович неожиданно вскочил, стул отлетел от него, стал нервно расхаживать. Он уже прилично захмелел, от выпитого алкоголя.

— Понятно. Там такие деньги крутятся! Что тебе не снились, понимаешь.

Да что там деньги! Там такие темы возникают!

Он с выражением чего-то громадного и великого, обхватил свою голову:

— Пойми: там будущая власть, перемены в обществе, в курсе страны, в экономике, в системе, в государственном строе, в идеологии, в конце концов…

Вот сейчас идеология коммунистов. Но только пока.

А если развалится Союз, а он скоро развалится, закончится социализм, разгонят партию, то, что тогда будет?! Что придет на смену вместо нее? Ты знаешь?

— Не знаю.

— Воот! А будет идеология капиталистов, или того хуже, каких-нибудь националистов.

— Что я тебе объясняю?!! Да ты можешь по щелчку пальца переделать, любого политика… пойми: — любого.

— Я уже делал так, — признался. — Мне не понравилось.

— Кого же? Если не секрет.

— Дома, — отчима, а здесь Фишмана, того банкира. Который больше не банкир.

Он стал угрозой для меня, как отчим, поэтому вынужден так поступить.

— Ах вот оно что. Твоих рук дело, значит? Слышал, слышал. В новостях передавали.

Мы замолчали, Герман Олегович наполнил стаканы: себе виски, мне вином.

— Помянем, что ли.

Затем выпили: он приличный глоток, я же едва пригубил.

— Получается, тебя, мучает совесть? — вдруг спросил.

Пожал плечами:

— Вроде того.

— Ясно. А ты знаешь, что такое «синдром Аспергера»?

— Нет. Не доводилось. Но читаю, хожу в библиотеку, беру книжки: Фрейда, Юнга, Ницше. Наверно не добрался до этого, — стал оправдываться за безграмотность.

— Тогда слушай, я тебе скажу, как психолог психологу.

Если коротко: когда человек не испытывает естественных эмоций: ни страха, ни жалости, ни сожаления, ни стыда. Вообще никаких. Так устроена психика у него.

Разумеется, любовь, радость, счастье, — тоже ему недоступно.

Психологи говорят, что это болезнь, или нарушение психического развития.

Но они ошибаются, обычная особенность личности.

Полученный в результате, немного искривленный геном человека, из-за каких-то химических мутаций.

— Хотя, признаюсь, скажу тебе откровенно как есть, вот эти все политики, понимаешь, — Герман Олегович обвел рукой вокруг себя. — Они поголовно больны цинизмом. Да, да, не удивляйся, цинизм, — одно из проявлений синдрома Аспергера. Им плевать на всё человеческое!

Ты хоть знаешь, вот зачем человек идет в политику?

Думаешь, он хочет что-то сделать хорошее для народа, для страны?

Нее, ошибаешься: он идет в политику, чтобы получить власть, приобрести доступ к деньгам, к большим деньгам; к миллионам, к миллиардам, к триллионам.

Для этого, тот человек согласен на всё, понимаешь на всё: на смерти, на кровь сотни тысяч людей.

— А как это сделать, спросишь меня?

Всё находиться там, — Герман Олегович показал пальцем вверх. — У меня появилась теория, что люди политики, у них есть своя секретная секта, с лабораторией, где специально вводят себе в организм вирус синдрома Аспергера. Они превращаются в человеческих роботов, чтобы ничего не чувствовать, кроме власти.

Он отпил из стакана, продолжил:

— Так вот, к чему клоню: если хочешь окунаться в дерьмо, сделайся сам дерьмом. Хотя бы только сверху. Понятно?

Я кивнул, в знак согласия.

— А ещё заболей сам таким синдромом, не знаю, заразись, вырасти его внутри, переделайся под него. Делай что хочешь, но без этого никак. Не испытывай лишних эмоций к людям, после сделанного, иначе пропадёшь. Мой тебе совет.

— Постараюсь, — отозвался, вспомнив школьные годы.

— Значит, договор? Схема такая: я устраиваю встречи с большими «шишками», ты делаешь свою работу, после получаю свой процент от заказа. Так как тоже, в доле.

— Идет, — легко согласился на условия, предстоящей работы.

— Борик, зайди, — крикнул Герман Олегович.

— Тебе сейчас деньги нужны?

— Деньги нужны, — буркнул хмуро. — Последние рубли заплатил за ваш концерт.

— Во как! ну-ну.

— Борик, — обратился он к помощнику, который зашел. — Выдай, моему новому компаньону, деньги из нашей кассы.

Помощник принес и поставил внушительный портфель на стол, где лежали букеты.

— Сколько ему выдать, шеф?

— Двести… нет, отстегни ему шестьсот рублей, авансом.

— А не много ли, шеф, ему будет?

— Нормально. Видишь, у человека, совсем денег нет.

Борик открыл портфель, достал стопку купюр, стал отсчитывать, затем пачку передал мне. Видно, что он очень недоволен решением шефа.

Полученные деньги засунул в карман брюк, за неимением кошелька, или портмоне.

— Так, решили. Что ещё? — Герман Олегович оживленно потер ладони.

— Демьян, напиши свои координаты, что там телефон, как тебя найти.

— Борик, дай ему ручку и бумагу.

Помощник зло швырнул на стол авторучку с блокнотом.

Стал записывать адрес, мне всё равно, а Герман Олегович подметил возникшую неприязнь.

— Ого! Борик, — это же самый опасный человек! Он тебя враз превратит в дурачка.

Не связывался бы ты с ним.

— Да пошёл он!— выругался помощник.

Я отдал ему блокнот, он передал шефу.

— В случае чего, Борик тебя найдет, или оставит записку.

— А вы, Герман Олегович, меня не боитесь? — спросил напрямик.

Он расхохотался.

— Боюсь, но… наверно ты сделаешь правильный выбор.

Теперь мы партнеры, между нами деловые отношения.

Захочешь уйти, нет проблем, уйдёшь.

— Герман Олегович, не понимаю одного: вам-то какая выгода от нашего партнёрства? Ну, кроме денег.

— Выгода говоришь… не знаю. Пока не знаю. Надо еще подумать, как тебя эффективно использовать. Вот этим займусь в ближайшее время.

А заказы будут, без работы не останешься.

— Так, что ещё?

Герман Олегович оглядел гримёрную, заодно нас:

— Борик, готовь машину, мы отсюда уезжаем. Ты со мной, Демьян?

Помощник стал собирать вещи в сумки, часть полных бутылок, немного цветов

Портфель оставил, видимо для шефа.

— А вы куда?

— Куда… в ресторан, куда ещё. Искать нам заказы. В наше рыночное время все нужные люди, находятся только там.

— Так у меня возраст не тот, по ресторанам.

— А-а, точно, ты же ещё молодой. Ладно, тогда подбросим до дома.

Возражений не будет?

— Нет, босс, — шутливо ответил.

— Вот это по-нашему! Правильно мыслишь, кто сейчас главный.

Герман Олегович одобрительно похлопал меня по плечу.

— С вами приятно иметь дело, коллега.

— С вами тоже, приятно, — проговорил, ощупывая пачку денег, лежащую у меня в кармане брюк. Шестьсот рублей, пять зарплат мамы, вместе с премиями.

Просто обалдеть!

Так стоит новенький цветной телевизор «Фотон», с метровым экраном, — моя мечта!

Мы вышли из гримерной, спускались по лестнице вниз, в холл, как вдруг Герман Олегович остановился, сунул мне в руки портфель:

— Так, подержи-ка.

Портфель я держал, а он открыл его, достал пачку денег.

Из нее немного взял к себе в карман, остальное отдал мне:

— Вот, возьми. Тоже аванс. Купи себе приличную одежду что ли, а то ходишь как нищий оборванец из Бангладеша.

—Ладно босс, будет сделано.

Моя новая одежда, конечно, была куплена на рынке, из той же страны.

Деньги тоже засунул карман. По сумме они составляли двести рублей.

— А теперь партнер, отойдем в сторонку, на пару слов.

Мы отправились в какой-то длинный коридор.

— Эх, где тут туалет, мне бы отлить, — стал жаловаться Герман Олегович.

— Ладно. Ничего потерпим. Так вот, есть пару вопросиков:

— Допустим, есть заказ, тебе…, — он ткнул меня пальцем в грудь. — Привезли того самого, для работы. Он же будет сопротивляться, правильно говорю?

— Будет, ещё как будет, — подтвердил.

— Тогда как всё для тебя? Ты сможешь над ним сделать работу?

— Нет проблем, только займет больше времени. И ещё, желательно «того», надо как-то сделать, чтобы он не дергался, не кричал, а лучше, не видел его лица.

— Всего-то? Это можно устроить. Да блядство, где же тут туалет?!

Не выдержал Герман Олегович.

Он судорожно дернул ширинку брюк, достал член, стал мочиться возле стены коридора. Струя брызгала на стену, стекала на пол, желтоватыми потеками.

— Слушай Демьян, а ты можешь внедрить в мозг человека, постороннюю программу поведения?

— Что за программу?

— Допустим человек натурал, есть мясную пищу, а надо сделать так, чтобы он ощущал себя вегетарианцем? Внутренне, и внешне.

— Да запросто, любой каприз за ваши деньги.

Герман Олегович закончил, встряхнулся.

— Уф, как же хорошо стало жить.

— Слушай, а ты хорош, как партнер, как деловой партнёр.

Он протянул мне ладонь, для рукопожатия, я опустил глаза, на ней блестели капельки мочи. Его мочи. Пересилив себя, и отвращение, пожал ему руку.

Герман Олегович достал платок из нагрудного кармашка пиджака, тщательно обтер, сначала одну ладонь, затем другую.

Платок он бросил на пол, где стояла лужа мочи.

Потом мы спустились в холл, направились к гардеробу, там отиралась пожилая женщина, в синем халате, наверно уборщица,

— А где Марья Васильевна, — спросил, подошедший к ней Герман Олегович.

— Да где-то здесь ходит, — пробубнила она.

— Ладно. Послушайте уважаемая, вот деньги на всех, — он протянул в руке несколько купюр, вынутых из кармана пиджака.

— Приберите мою «гримерку», и вот там, в коридоре, где второй этаж, немного похулиганил. Берите, берите…

***