Детство пионера9

Я завязал.

Порвал в буквальном смысле, все связи, блокноты, альбомы, портфолио.

Выкинул в мусоропровод телефонную «симку», где были записаны номера очень больших дядей. Распустил охрану, Барса и Серого, рассчитался с ними по полной плате за все услуги.

Продал московскую квартиру, вырученную часть денег раздал по детдомам, переехал в родной город, купил новую квартиру.

Желая прожить жизнь сначала, с нового листа.

Ведь исполнилось тридцать лет с небольшим, когда такой вариант выглядит осуществимо. Без косяков, без ничего, с нуля.

Хотел жить обычной жизнью, обыкновенных людей.

Почти как в песенке из моего детства:

«Иди за солнцем следом, хоть этот путь неведом,

Иди мой друг, всегда иди, дорогою добра…»

Поэтому стал делать людям добро, точнее сказать, причинять добро людям, на своих сеансах.

Ведь такова моя судьба, моя работа, кроме неё, не умею ничего.

За сеансы иногда платили сущие копейки, но ничего, не отказывался.

На жизнь хватало, старался не жаловаться.

Даже когда приходилось туго с деньгами.

Бывало, готовил дешевый чай в пакетиках, заваривал «доширак», пил дешёвую водку. Но так жили все, поэтому жил также, чтобы не выделяться из общего ряда.

Иногда до меня долетали новости, например про Плугина, того Советника.

Через десять лет он стал никому не нужен с теорией евразийства и консерватизма.

По слухам его заказали свои же кураторы, но что-то в комбинации не срослось, поэтому погибла его дочь вместо него.

Хотя, что сказать, «в верхах» таких «советников» осталось, — просто море!

В городе встречал девчонок одноклассниц, часть из них пошла в бизнес: держали сначала киоски-ларьки, потом открыли супермаркеты, или модные бутики.

Другие тихо вышли замуж, родили детей, где-то работают.

Видел одноклассников, или доходили слухи про них;

Соколов Андрей, — переехал в Москву.

Матросов Сергей, — работает охранником на автомашзаводе.

Фаттахов Андрей, — попал в армию, дезертировал, дизбат, дальше по тюрьмам.

Ильдус Салимгареев, — в школе был спортсменом, чемпионом города по лыжным гонкам. Но потом, — спился.

Рыбин Вова, — музыкант самоучка. Играет по ресторанам.

Герасимов Владимир, — кстати, в классе была девочка Герасимова.

Мы часто зло шутили над ними. Будто они из одной семьи, или как она выйдет замуж, то не придется менять фамилию.

Так и случилось. Ирония судьбы, не иначе как.

Герасимова вышла замуж за Герасимова.

А что потом: иллюзия разрушилась.

Он стал крупным спецом в нефтянке, а она стала ему изменять.

Покончил с собой в тридцать лет.

На его похоронах был весь наш класс.

Я не знал, это рассказал Киря, его близкий друг.

Кириллов Сергей, мы звали его Киря, — где-то трудиться.

Витя Филохов, — семья, дети, работает по командировкам на Севере.

Пьёт только, хотя так и остался смазливым мужичком.

Марат Мирсаяпов, Персик, — постарел, стал владельцем магазина «хозтоваров».

Миша Михайлов, злостный двоечник, — вроде разнорабочего. То здесь, то там.

Яшин Женя, вечный тихоня, — мастер участка в «Горэнерго».

Скороход Андрей, — про него не знаю.

Владик Драган, — тоже про него не знаю.

Леша Грачёв, — прораб на стройках.

Дима Прохоров, — заместитель прокурора города.

Однажды он рассказал, что произошло с моей семьей.

Это отдельная история, которая тесно связана с директором школы.

В то время, когда учился, ему было лет пятьдесят, хотя выглядел моложаво, с небольшой бородкой, с лысиной, поэтому чем-то похожий на Ульянова-Ленина.

Почему-то запомнилось, что он ходил всегда аккуратно одетым.

Отглаженные брюки, в рубашках с галстуком, в костюме, но без самого пиджака, а только в жилете, из-под которого выпирал животик.

Выглядел он при этом, эдаким народовольцем.

Постоянно выступал на собраниях, линейках, смотрах.

Яро клеймил поборников буржуазного накопления капитала, вместе с ним критиковал капиталистический образ жизни.

Обрушивал критику на тех учеников, кто ходит в школу без галстука, без формы, шастает с иностранной символикой названий известных рок-групп; «битлз», «кисс», «лед цеппелин», «айрон мейден», «квин», «дип пёпл».

Призывал сплотиться вокруг коммунистов и быть сплоченными, готовыми выступить против зловещего врага, по первому зову КПСС.

Но школа закончилась, я уехал в столицу.

Дальше уже понятно.

Так получилось, что в 1995 году находился, в то время, весь в делах, в работе, в постоянных разъездах: то в Москве, то в Питере.

В нём же, летом случайно пересёкся на Львином мосту через канал Грибоедова, с одноклассником, Димой Прохоровым, а со школы остались с ним хорошие отношения. Я узнал его, он меня, ведь мы мало с тех лет изменились.

Здесь он оказался по делам, в командировке.

Рукопожатия, похлопывания по плечам, бурная радость от нашей встречи.

Диалоги, расспросы: где, что, кем, как.

Вдруг одноклассник произнес:

— А все думали, тебя уже нет на свете.

— Как нет?! Ну вы блин даете.

— Ты же пропал с концами, от тебя ни слуху, ни духу.

— Дела знаешь, иногда думаю, надо вот съездить домой, повидать родных, а не получается вырваться.

— Значит ты не в курсе…

— В курсе чего?

— Лучше присядем где-нибудь.

Зашли в ближайший кабак, он стал рассказывать, я слушать.

Одноклассник знал все детали случившегося, так как был почти непосредственный очевидец событий, он в армии не стал служить, от военкомата направили на учебу в школу милиции. После окончания устроился в нашу прокуратуру младшим сотрудником, маленьким помощником прокурора.

Между тем, сейчас вместе пили водку, не чокаясь…

«… через два года, как ты уехал, произошло следующее;

Наш директор, уволился из школы, создал первый частный банк в городе.

Затем, через год-другой, накопил капитал на скупке ваучеров.

Как ты знаешь, в 1992 году в России, началась приватизация, также пошёл повсеместный процесс раздачи «ваучеров» всему населению.

Поэтому ещё открыл в огромном здание, где находился универмаг, первое казино, вместе со стритиз-баром, где крутятся на шестах, те же самые девушки, которых он лично принимал в комсомол.

— Такие делишки, Голубь.

— Дим, давай помянем.

— Давай. Нет проблем.

Мы выпили, одноклассник повествовал дальше.

Стало понятно, как развивалось дело далее: примерно зимой 1993 года, бабушка с мамой пошли получать эти самые ваучеры, выдали им четыре штуки: на самих себя, на меня, так был там прописан, и на брата. Год они думали, что с ними делать: то ли продать, то ли вложить.

— Слушай дальше. Тут слова из показаний директора.

Вышло так, что в феврале 1994 года, твоя мама встретилось с бывшим директором, а он и она, отлично знали друг друга, ведь почти каждый месяц, твоих родителей, то есть маму, вызывали на «ковер» к директору школы.

Он это подтверждает.

— Далее было так:

Твоя мама наверно знала, что он теперь стал банкиром, ведь новости быстро расходятся в маленьких городках.

Мама посетовала, что не знает, как поступить с ваучерами.

Директор: «Нет проблем, я скуплю их у вас по хорошей цене. Приходи, как-нибудь в мой кабинет…» Вообщем, директор купил ваши ваучеры.

— А самое интересное; дал в подарок бутылку французского коньяка, под названием «Наполеон». Откуда она взялась, почему он подарил, осталось неизвестным. Директор говорит, что подарил по старой памяти, по доброте душевной. Но кто его знает. Откуда она взялась, не помнит, отвечает, возможно, купил в каком-то «комке», или тоже кто-то подарил.

— Далее было так по свидетельским показаниям:

Через два месяца, в мае, вечером мать, бабушка и брат, сели отмечать какой-то праздник, а тот коньяк оказался поддельным суррогатом, с чем-то ядовитым.

Поэтому одной бутылки хватило на всех, чтобы они отравились.

Их не успели спасти. Понимаешь?

Соседи вызвали «скорою», я их опрашивал.

Так вот, она приехала, довезли до больницы, но стало уже слишком поздно.

— А директор, который вскоре узнал о случившемся, надавил на связи, вышел на моего начальника… Вообщем, мне приказано было закрыть это дело.

Якобы произошел несчастный случай.

Да расследовать что там, почти нечего: умысел на убийство твоих родственников, через отравление? Тут без доказательств.

Бутылка с ядом? Да хрен концы найдешь. Такой бардак творится в системе!

Убийство самого директора от конкурентов, или заказ? Тоже пусто.

Он не сознается: кто, почему.

— Ну а дальше; директор похоронил их за свой счет, купил места под могилы, поставил памятники, ограды. Но под шумок, через некоторое время, как бы за долги за эти похороны, приватизировал вашу трехкомнатную квартиру.

Тебя выписали задним числом, так как посчитали пропавшим без вести.

Что было, с одной стороны, совершенно верным: ты на родину не приезжал, не звонил, не писал, на похоронах не появился, долг не отдавал.

— Такие вот дела, Голубь…

— Понятно, — проскрипел зубами, сжимая кулаки.

— Давай за твое воскрешение, что ли?

— Можно, — я разлил водку по рюмкам.

— А ты кем сейчас трудишься?

— Да так, в рекламном бизнесе, пока вращаюсь, — ответил. — Вроде копирайтера.

Сценарии пишу, для рекламы.

— И как, нормально выходит по деньгам?

— Не жалуюсь. Правда, нагрузка, что иногда сил нет.

— Понятно. Что делать теперь будешь? С директором, с квартирой?

— Не знаю. Наверно ничего.

— Хорошо. Ты не связывайся. Лучше приезжай на родину: встретимся, пообщаемся.

Чем смогу, помогу. Ты же одноклассник, хоть и бывший.

— Да, как-нибудь, заеду.

Мы распрощались, уже порядочно в поддатом состоянии.

Пожали руки, обнялись, и всё.

Что тут сопли жевать, — жизнь продолжается, как ни крути.

Слоган сока «Ричи»

Поезд назад не повернешь, поэтому сразу ничего не предпринял.

Только через четыре года, когда выдалось свободное время, мне все-таки было интересно, что с директором сейчас, приехал на родину, с намерением ему отомстить, то есть перекроить. Немного.

Родной город встретил меня осенней грязью.

Взял такси, подъехал к дому, зашёл в подъезд, в котором пахло также, чем-то неуловимым и почти забытым, когда приехал издалека, а тут ничего не меняется.

Нажал кнопку звонка, он был на месте, но не работал.

Постучал в дверь, она осталась такой же, обитая черным дерматином под номером «67», внутри никто не отзывался.

Постучал сильнее, дверь открывалась вовнутрь, поэтому она отворилась, так как оказалась совсем не запертой на замок.

Без приглашения вошел в коридор, дальше в комнату, она называлась залой.

Спертый воздух обрушился на меня, пришлось зажать нос.

Кто-то находился в ней, сидя на инвалидной коляске, сплевывая блевотиной на грязный пол под собой.

Поэтому сначала было трудно признать в гниющей заживо фигуре, того солидного директора. Он медленно умирал от рака.

В комнате открыл форточку, чтобы немного проветрить помещение.

— А, это, ты, — директор проговорил ещё что-то, чередуя с надрывным кашлем.

— Да директор, это я.

Сквозь его сумрачные глаза пробежала тень воспоминаний.

— А, это, ты, — по его впалым щекам скатилась большая слеза, её трудно не заметить на измученном лице.

— Да это я, господин директор.

— А, это, ты, знаешь?

— Знаю, много чего знаю. Вы что, меня не узнаете?

— А, это, ты? Или, нет?

— Да, именно так. Только пришел за не этим.

— А, это, ты…, — снова завел он пластинку, которая постоянно заедает на одном месте. Как мне оставалось с ним поступить: если человек почти живой труп, осложнения от рака, деменция, или что-то ещё.

Он сам себя уже наказал, с избытком, за всё совершенное.

— Посмотри на меня. Смотри мне в глаза. Что ты видишь…

Сначала привел его чувство, чтобы он в почти разумной памяти отписал нашу бывшую квартиру, всё оставшееся имущество в местный благотворительный фонд.

Потом бывший директор школы, умер через пять минут.

Что он увидел перед смертью, — свое детство, когда бегал маленьким, получал больных люлей от папки, в сороковые года существования Советского Союза.

Несмотря на это, очень счастливое время, ведь оно было детством.

Можно сказать, что ему помог избавиться от мук, обретая свободу.

Я дал избавление от боли, лучше всякого морфина, снова пуская его в счастье.

А смерть, что ж, всегда лучший выход ото всего.

***

Звонок в дверь, сорвал меня с места.

За порогом стоял молодой мужчина.

Но таких субъектов сразу узнаю: не бандиты, не продавашки, не просители.

Он выглядел как из «конторы»: вежливый, аккуратный, во всём чувствуется выучка.

Без приглашения посетитель вошел внутрь квартиры, закрыл за ним дверь, он стал осматриваться.

— Чем обязан? Где мой клиент?

— Голанд Дамиан?

— Допустим.

— На этот раз, ваш клиент — Родина. Она ждёт вашего участия в нашем проекте. Вы нужны нам, я от Медведовского.

— А вы не вовремя пришли.

— Отчего же, позвольте узнать?

— Сон видел, про большие пушки.

— Нет, большие пушки нас не интересуют, а интересуете лично вы.

— Что же мне прикажете делать?

— Помочь всем.

— И как же?

— Вы станете новым Кашпировским: телеканал, лучшее время, никаких реклам.

— Всё уже согласовано, — непрошеный гость, кивнул наверх.

— А если откажусь?

— Не советую.

— Мне нужно время подумать.

— У вас неделя. Не пытайтесь никуда бежать. Там, — агент «конторы» показал в окно. — Всё оцеплено, под контролем. Снайперы. Топтуны.

— Что вам объясняю, итак понимаете серьезность ситуации.

— Да ладно, зачем упрямитесь: перекроите мозги народу, живете дальше спокойно. Что вам стоит, — вы же сами делали кро…

— Стоп, стоп. Мне нужно подумать, — повторил.

— Я передам. Ваше решение взять паузу. До свидания. У вас неделя.

Гость сам открыл дверь, потом закрыл за собой и ушел.

А я стал думать, да что думать, распечатал бутылку с «Араратом», стал выпивать.

Медведовский, бывший премьер, он перекроен на всю голову, судя по его последним «голубкам» в «Голубе», хотя адекватный политик в свое время, был.

Видимо потом кто-то основательно проработал над ним, его психикой, вот пожальте, — Клоун, и Ми-ми (мем) Рунета.

Стал размышлять дальше, между прикладыванием к бутылке: вот при чём тут недавний сон про родительскую квартиру, про поток, самого себя?

Тут до меня дошло: именно в том сне, ясно увидел, как айлукер, в моём исполнении, совсем другой человек.

Крутой, влиятельный, медийный, как сейчас выражают почтение к челам.

А если взять обычных люди с подворотни, только обвесить видеокамерой с микрофоном, то они преобразятся прямо на глазах.

Они словно приобретут волшебную силу.

Стеснительный ботан в очках, или дрищеватый юноша, превратится в Суперчела:

за плечами крылатый плащ, убеждающий взгляд из маски, твёрдый голос, уверенный в свое правоте.

Сила и право, что ещё нужно для покорения толпы, чтобы она стала возвеличивать, превращая чела в своего идола.

На деле же: внушение, манипулирование законами, психологией, раздача потребства на грани фола, драки, скандалы в общественных местах.

Всё есть, этого не отнять из реальности.

Будто их одним скопом клонировали, потом вырастили в одной из лабораторий «спец-руснано».

Имеющие одно лицо на всех: наглое, холёное, уверенное, с огромным ЧСВ, — оно повылезало из разных щелей сразу,

Они словно крысы, почуявшие легкую добычу вокруг гниющего трупа человеческих отношений.

Да какие там айлукеры, если обычные люди стали плевать на маломальские приличия, с некоторых пор.

Наверно под воздействием пропаганды.

Так вот, у челов и айлукеров, тоже проявляется сверх-способность, — перекраивать мозги зомбированному стаду.

Эффект тот же, правда намного слабее, но всё же.

К тому же предполагал, что скоро появятся русско-вещательные певцы.

Но не совсем обычные, которые смогут петь голосами.

А умея влиять непосредственно на умы слушателей.

Вроде у них в головах, будет встроена электронная начинка, чип или имплант, транслирующий актуальный нарратив, заказанный властью.

Предвестниками этого становления выдвигались новомодные глашатаи с

«рус-тиви».

На этом рассуждении задержался: там вполне успешный айлукер, значит, могу влиять на все умы кряду?

Тогда можно сделать наяву: создать творческую студию, нанять сарафанщиков (пиар-менеджеров) которые умеют только дрочить, нихрена не делать (они все такие), заиметь крутое членство в «айлуке».

Можно сразу перепрошить мозги сразу нескольким тысячам людей в один миг.

А дальше больше, — миллион, миллиард, а то триллион.

Хотя на планете, пока столько людей нет.

Это можно, но таких амбиций сроду не имелось.

Не было и все. Изменить мир? — а на фига, поэтому новая затея не прельщала.

В свое время, наигрался до одурения с такими вещами.

Одно время существовал Клубок «майл.ру».

Сейчас он Руспочта.ру.

У «майл.ру» имелись сетевые игры, много игр.

Нарды, шахматы, танчики.

В том числе онлайн-шашки.

В них занимал где-то девятое место среди пятисот тысяч игроков.

Неплохо, для самоучки, а ведь сражался с настоящими мастерами.

Ведь одно время занялся разрабатывать концепт сетевых игр.

Нет, не программный код, а совсем иное.

Чтобы, допустим, среднестатистический человек, крепко подсел на эти игры.

Ну хорошо, перекроил всех на планете.

Уровень бога, или как там ещё обозначить себя.

Мне же за них отвечать придется, восемь миллиардов, не хрен собачий.

По уровню космоса, далее Вселенной.

Но повисшая идея завитала в воздухе, навязчивым дурманом лезла в голову:

«Ну что вам стоит, потом живите спокойно…»

Через некоторое время, когда коньяк заканчивался, поздним вечером сходил в ближайший гастроном за разным бухлом.

Гастроном оказался без людей, в процессе покупок, одна продавщица, молодая девушка блондинка с простым русским лицом, которое не портила небольшая полнота в фигуре, почему-то пристала:

— Мужчина, купите черничное!

— А что это?

— Пивной напиток со вкусом черники. Очень крепкий, очень вкусный.

— Нет, я больше по натуральному пиву.

— Мужчина, купите. Пожалуйста, хотя бы одну баночку.

Конечно, знал, что за продажу левого, или нового товара наверно им полагается премия.

— Пожалуйста…

— Бесплатно, купил бы, — пошутил.

— Так не бывает.

— Ладно: тогда какой слоган, у этого напитка?

— Черничное.

— Это название. А слоган?

— Не знаю.

Вмешалась другая продавщица, с другой кассы, стала шепотком подсказывать;

— Просто берите, и пейте.

— Просто пейте, — повторила та первая продавщица, зачем-то добавила. — И просто живете.

— Просто пейте, просто живете, — повторил уже я.— Отличный слоган! Реклама в деле! Ладно, давайте две баночки этого самого…

— Черничного.

— Именно.

Поэтому пришлось купить то пойло, вместе с тремя бутылками какой-то водки по 0, 7 литра. Во время этого за мной следили, но пока не препятствовали.

Потом стал бухать в одиночку, в съемной квартире.

Тупо, и беспощадно.

Что мог думать, медленно убивая себя, наверно сознательно, постепенно.

В комнате с белым потолком.

Пьянка превратилась в полное забвение.

И не видел никакого выхода.

Алкоголь растворялся во мне, а я растворялся в нем.

Понемногу, по чуть-чуть, как ненужный огрызок школьного мелка, опущенный в стакан с водой.

*

Пламегаситель — слово из одной умной книжки.

Оно проникло в мозги, искореженные двухдневным запоем, когда пытаешься утопить себя в алкоголе.

Обычно так бывает, когда хочется пить даже воду из-под крана.

Хотя предпочтительнее минералку.

Теперь самое главное встать, утолить жажду, ведь вчера не утонул.

Утонул, но не до конца.

Как себя чувствую? Ненависть, к миру, к среде, к обществу.

В тоже время к самому: жалкому, униженному, потерянному.

Из остатков сна выдергивает чувство пламени, которое надо срочно унять, иначе сгорю.

Пытаясь встать, делаю беспорядочные движения.

Чудо, рука обнаруживает пластиковую бутылку.

С водой или нет, может там находился бы алкоголь, да без разницы.

Беру, пью. Глотку обжигает прохладная жидкость.

Квас, его ещё в магазинах продают.

Наверно вчера затарился, не помню.

Поднимаюсь с постели, в большом зеркале в полный рост, вижу себя.

Хотя лучше бы этого не делал.

Самое отвратительная вещь, смотреть на своё отражение.

Глядеть на самого себя. Оценивая со стороны.

Гадкое зрелище, при этом вытирать пот с подмышек влажной ароматной салфеткой. Что делал, — не желаю пахнуть свиньёй.

Во рту устоявшийся вкус резины.

Мне плохо с сердцем, вообще не айс самочувствие, после нескольких прожитых десятилетий. Зачем пил?

Так стало нужно, для исполнения давно задуманной идеи.

Всё-таки решился провести эксперимент. Сам, над собой.

Если конечно у меня получиться.

Нет времени, чтобы искать второго как я.

Измученный мозг давно требовал покоя.

Нужно ли надеть на голову обязательную ритуальную маску?

Наверно уже нет.

Где-то там, тихо, без звука лежит умник.

Мне только стоит взять его в руку, или отдать команду голосом, то можно позвонить, кого-то предупредить, что-то оставить после…

Только кому, зачем. Тот ещё вопрос.

Человек всегда испытывает боль не физическую, так нравственную.

С этим ничего поделать невозможно.

Так всё устроено, так это работает.

Эта чёртова жизнь — заставляет жить, снова и снова.

Давно не смеялся, а сейчас улыбаюсь.

Ещё один шаг ближе к зеркалу, и я, возможно, переступлю реальность.