Дочь

Говорят, что движение времени на склоне жизни уже не чувствуется. Как бы не так!

Проснувшись, Иван Прокофьевич Вакорин удивился блаженному состоянию, какое ощутил в своем сухощавом, жилистом теле. Ничего не болело, мышцы налились упругой и радостной силой. Лежал и безмятежно слушал как стучит по стёклам безучастный дождь, как струится вода по сточным трубам, как неумолчно бьётся сердце. День только начинался, но достаточно пустяка, чтобы в душе возникла трещинка. И сквозь нее просочится, прорвется волна тревоги. Как вода, поднимется выше и выше и наконец все затопит… Многие события его жизни кажутся поначалу совершенно неожиданными и нелепыми. Но не стоит заранее отвергать их. Воспоминания тоже накатываются волнами. Они настигали без видимой причины, без всякой связи с тем, что он сделал хорошего или плохого. Ещё более коварны внезапные приступы ностальгии, приступы лихорадочного желания вернуться в прошлое…

Сквозь заплаканное окно видны намокшие каштаны. Нахо.лились, опустили большие лапчатые листья. Дождь разворошил их белые свечи, открыв маленькие колючие шишечки. Вот он припустил. На стекле капли оставляли уже не извилистый след, а косой стремительный. А накануне пил чай под цветущими каштанами, похожими на огромные люстры с горящими свечами. В центре венчиков из белых лепестков пламенели алые тычинки. Тревожное состояние души обостряло внимание к деталям… Майка запаздывала из института. Прогудела электричка. Он не выдержал, накинул старую куртку, сунул в карман Коровина и пошел встречать ее на станцию. Дорога пересекала овраг, и заросший орешником и калиной. Недавно там изнасиловали молочницу из соседней Ольговки. Жидкие сумерки опускались на землю, ползли как туман, цеплялись за траву, кустарник постепенно густели… Вот-вот забродят лиловой гущиной.

Подавив в себе волну тревоги и мрачных предчувствий, Вакорин чуть ли не бегом устремился вперёд. Он перевел дух и лишь тогда успокоился, когда заметил впереди знакомыю фигуру. Майя унаследовала статную величавость матери. Вакорина затопила волна радости, которую он еле удержал в себе. Хотелось бежать ей навстречу, обнять и целовать, забыв обо всем. Девушка мягко улыбнулась. В широко открытых медово-карих глазах плескалась радость:

— – Привет папка… Хорошо, что ты меня встретил…

— – Я очень беспокоился, что ты задержалась.

— – Ну извини, извини меня. С девчонками немного погуляли после семинара.

— – Ну все, все… Пошли домой. Ты не замёрзла?

— – Немного… — Майя слегка поежилась.

К вечеру немного похолодало, а на девушке лишь светлый жакетик и лёгкое крепдешиновое платье, ярко-оранжевые цветы на голубом фоне. Вакорин набросил на нее кожанку, залюбовался. Светло-рыжие волосы Майи заплетены в косу и уложены на затылке короной, под тонкой тканью платья угадывалась небольшая, но крепкая грудь. Они шли рядом и непринужденно болтали. Через два дня генерал-майор авиации Вакорин отправлялся с инспекцией в Мичуринск, Тамбов и Борисоглебск.

— " Тамбов на карте генеральной, кружком означен не всегда…" – процитировала девушка Лермонтова.

— А потом мы рванем с тобой в отпуск к Черному морю ! – генерал вовсе не отечески обнял ее, ощутил под платьем упругое, податливое тело. Потом неожиданно и в каком то исступлении принялся целовать ее. Мысль на миг вспыхнувшую в сознании : " Что я делаю?", гасит всепоглощающая страсть. Чувствовал тугой, частый стук своего сердца. Она лишь слабо противилась. И с внезапной, волною нахлынувшей и приподнявшей его радостью Вакорин подумал о том, что любит Майю. .. И только ее !Чего только не случается в жизни с человеком? Не думаешь, не гадаешь – и вдруг самое неожиданное происшествие!​​

— – Эй, старый пердун, оставь девочку, вали пока мы добрые домой, выпей молочка и на очко сыпать песочик! – услышал за спиной Вакорин грубый голос, сопровождаемый глумливым хохотом.

Рука молниеносно скользнула в карман, где лежал крохотный, не толще спичечного коробка, ТК. Сдвинул флажок предохранителя вперёд и резко обернулся. Трое, один взрослый, крупный с короткой шеей и двое шкетов, лет пятнадцать. В магазине восемь патронов, калибр 6, 35 мм, но браунинговские. Уходя из дому, он послал патрон передернув кожух-затвор и поставил на предохранитель. Маленький вороненый пистолетик неразличим в сумерках. Убивать не хотелось, но если надо придется. .. Вера будет ему, генерал-майору авиации, да и Майя свидетель…

— – Сейчас увидим, кто старый пердун, а кто сучий потрох, мразота! – нажал на спуск.

Блеснули пламя, негромко хлопнул выстрел. Кепка слетела с головы главаря, так что он присел от неожиданности, его спутники ломанулись прочь, прямо через кустарник.

— Ложись, сука! – крикнул Вакорин. – Руки за голову! Вологодский конвой стреляет без предупреждения! – скомандовал, налегая на " о"…

Хлопнул ещё один выстрел для острастки.

Бугай послушно исполнил, бормочя:

— Все, все начальник… Попутали.

— Я тебе, блядь, покажу попутали! Чтобы вы жили, сучары, миллионы головы сложили…

Держа пистолет наизготовку, ругаясь, подошёл ближе и… Твердый носок хромового сапога ударил лежащего по голове, тот захрипел. Второй удар по затылку отключил ему сознание.

— Папка, не убивай !. .. – отчаянный крик Майи.

— Все, все родная… Успокойся.- молвил он, гася гнев. – Проучить надо… Мне тоже разборы не нужны.

Перевернул безвольное тело и нанес удар каблуком по яйцам бугая.

Дальше шли сторожко. Вакорин с пистолетом в руке. Убрал его лишь тогда, когда дошли до шлагбаума КПП. Дачный поселок генералитета был под охраной. Вакорин хотел было позвонить в комендатуру, вызвать наряд, чтобы прочесали окрестность, но передумал, посетовал лишь на нынешние либеральные хрущевские времена. При Хозяине, эта мразота, за нападение на генерала, пошла бы по " пятьдесят восьмой, пункт семь – террор…"

" Разбаловался народ, совсем страх потеряли, – со злостью подумал он, – милиция совсем мышей не ловит…" Но с ним была красивая, статная Майя, многообещающий вечер и ночь… " Мне надо сейчас счастье или надежда на счастье… Без этого нельзя дальше жить! Майя будет моей женой, родит мне детей…" Майя в это время была в летнем душе, довольно повизгивая под тёплыми струями, нагретой солнечным жаром воды. Он видел, как в одних черных трусиках, она пересекла двор и скрылась за стенами из гофрированного дюраля – обшивки списанных ТБ -3. Дача была построена в 1940 году, когда эти воздушные гиганты ещё появлялись в небесах. " Войти что ли к ней, – мелькнула шальная игривая мысль. На смену ей холодный рассудок выдал другую: " Нет, нет… Излишняя торопливость все испортит.."

Сомнения развеяло, как ветер космы тумана, призывно махающая белая рука и звонкий голос девушки:

— Папка, иди сюда! Водичка прелесть!

В этот вечер и ночь они стали близки…

Майя удовлетворённо вздохнула, когда рука лежавшего рядом мужчины, медленно прошлась по ее телу. Пальцы коснулись восставших, набухших сосков, поползли по втянутому животу к пушистому лобка, нырнули во влажную расщелину между ног. Вакорин приподнялся и принялся целовать груди, ласкать языком соски, живот, рисуя влажные узоры на теплой коже, вызывая у девушки прилив желания… Пробудив его, тесно прижался к ее телу. Рука ласкала влагалище, терла клитор. Майя обняла его и притянула его рот к своему, страстно шептала:

— Я люблю, люблю тебя мой родной, хороший… Давно люблю…

— А я схожу от тебя с ума! Никогда не думал, что так будет со мной… Мы поженимся с тобой. Согласна быть моей женой?

— Да-а-а… – выдохнула Майя.

Вакорин навалился на нее всей тяжестью тела, вынул из лона девушки влажные пальцы. Она нетерпеливо раздвинула ноги, с удовольствием ощутила, как медленно, осторожно вползает длинный, твердый ствол. Распахнула ляжки шире, чтобы принять глубже проникающий член, обвила ногами его мускулистый торс… Движения мужчины стали размеренными, спокойными. Вакорин был чуткий и умелый любовник. Майя благодарно провела пальцем по губам, шее и впадинке, где сходились ключицы, ставшего ей более близким мужчины. Первого ее мужчины! Она была благодарна ему не только за доставленное наслаждения но и за деликатность. Разрыв девственной плевы произошел у Майи, когда она окончила второй класс. Нет, нет девочка не стала жертвой изнасилования. Виной всему трамва. Девочка баловалась – делала " ласточку", стоя на перекладине железной кровати. Сорвалась и ударилась промежностью о никелированную дугу… На крик прибежала Елизавета Устиновна, к счастью обошлось без серьезных повреждений, но " девичья честь" была утрачена. Ивану Прокофьевича сообщать не стали. Он был на Дальнем Востоке, где только только затухла война в Корее, передавали Порт-Артур " братьям навек". Обнаружив что Майя не " целка", Вакорин посчитал глупостью ревновать взрослую девушку.

Майя его дочь. Правда неродная. Училась на третьем курсе MГПИИЯ, факультет романских языков. Ее мать, Елизавета Устиновна, его покойная жена была старше Ивана Прокофьевича почти на шесть лет. Отец Майи – командир партизанского отряда им. Чапаева, Денис Иванович Голованов, погибший в схватке с карателями в сентябре 1943 года. От него дочь унаследовала светло- рыжие волосы. Майя родилась 10 мая 1944 года. В день ее рождения, в час ночи гремел салют в честь освобождения Севастополя: двадцать четыре залпа из трехсот двадцати четырех орудий. Лейтенант Вакорин пробился в зону блокады на трофейном санитарном самолёте, доставил патроны, гранаты, питание для радиостанции, что позволило партизанам пробить заслон и уйти в глухие места не потеряв связь с Центром. Отряд понес большие потери. В числе убитых был командир отряда. Заброшенный в 1942 году в тыл немцам с оперативной группой НКВД, он создал этот отряд, подчинявшийся и выполнявший задания Четвертого Управления. Здесь его боевой подругой стала простая фельдшерица, возглавлявшая медсанчасть отряда. Мужчинам нужна женщина, а женщине – мужчина, иначе земля опустеет. Снисхождение обижает и унижает женщину, счастье бывает только у равных, увы, бывает недолгим… Такой союз был у Елизаветы Устиновна с лихим партизанским командиром, а впоследствии с военным летчиком Вакориным, ставшим ее вторым мужем.

Вакорин эвакуировал беременную Елизавету Устиновну на сиденье санитара и тяжелораненых на двух парах носилок. Едва успел взлететь, как партизанский аэродром покрылся разрывами… Немцы вели огонь из минометов, не решаясь вступить в бой с прикрытием. Это была отборная " Jagdkommanda, усиленная ротой охранного полка с тяжёлым оружием. " Охотники" рвались прикончить " лесных бандитов", рвались вперёд короткими перебежками, стреляли и тут же меняли позицию. Их пыл не разделяли солдаты-охраники, не желавшие гибнуть под партизанскими пулями, не по наслышке знакомые с " бандитами". Партизаны, получившие боеприпасы не жалели их, давали возможность отойти обозу. Терять им было нечего….

Не подвёл трофейный Focke-Wulf FW-58 " Weihe" ( " Лунь"), который пилотировал лейтенант Вакорин. Немцы приняли за своего со знаками Красного Креста " на фюзеляже " бомбардировщик – лейкопластырь ", а когда самолёт пересёк линию фронта, набрал высоту и сообщил по рации своим. Но пост ВНОС принял двухмоторный с двумя килями самолёт за ненавистный Ю-88 и навели на него звено остроносых " Яков"… Под конвоем пошел на их аэродром.

Не успели замереть двухлопастные винты " аргусов", как откинулся на шарнире фонарь слева и выпрыгнул летчик в гимнастёрке с погонами. Сдернув с головы шлемофон, поглядел на подбежавших с винтовками наизготовку бойцов БАО и техников в комбинезонах, кто с молотком, кто с ключом, заорал на них, подкрепляя слова трехэтажный матом:

— – Санитарку быстрее! Раненые у меня !… Еб вашу мать!….!…!

— – Наш, кажись… — опустились к пожухлой траве штыки.

— – Давай! Давай! Тяжёлые они… Партизаны…

Елизавета Устиновна в клетчатом платке, привязанном по старушечьи, засаленном ватнике, немецком френче и таких же брюках, заправленных в сапоги с короткими голенищами. На округлившейся талии коричневый офицерский ремень с рамочной пряжкой. На нем была подвешена клиновидная кобура с " вальтером". Выглядела чучелом, на которую косились женщины-оружейницы и мужчины. На юрком " виллисе" прикатил командир полка, молодцеватый майор, с двумя орденами Красного Знамени старого образца, без колодочек с бело-красными лентами. Вакорин приложив руку к шлемофону доложил.

— Так значит мои тебя посадили? – насмешливо спросил он и добавил примирительно, – Не обижайся лейтенант, война… Тут один " Юнкерс" повадился нам гадить, приходит с востока, сбросит пару бомб и уходит на полном газу! А у меня половина полка " желторотики", матчасть изношена. Он гад наводит их на " худых"…

— – Я им крыльями покачивал…

— – Могли и сбить. Хорошо обошлось… Давай отдыхай!

Когда, он помогал выгружать чемодан Елизаветы Устиновна, та обратилась к нему, как к близкому человеку:

— Иван, мне бы помыться… Недели две не купалась, так лицо ополаскивала.

— – Сообразим… Спрошу у местных.

Им отвели брошенную хату под соломенной крышей с доливкой ( земляным полом). Выбитые окна – заткнуты мешковиной и занавешены плащ-палатками для свето-маскировки. Пожилой боец из БАО принес им лампу-молнию и котелки с кулешом, ложки.

— Нэ, у здешних бань нэма. Они в печах мылись… А у нас банька есть, походная. Седня, как раз бабы моются. Пойдем покажу… Елизавета Устиновна ушла с ним, оставив ремень с кобурой, прихватив из чемодана зелёное шерстяное платье и белье: комбинацию, панталоны с кружевами палевого цвета, черные ботинки на низком каблуке и серые чулки, которые носит женский персонал из Nachrichtenhelferinnen des Heeres ( Вспомогательной службы связи сухопутных войск). Партизаны прихватили вещи убитой связистки при налете на немецкую автоколонну летом этого года. В начале Елизавета Устиновна категорически отказывалась брать барахло " немецких овчарок", но муж убедил ее : " Бери, бери, в случае чего продашь или обменяешь, если сама носить не хочешь". На черный день снабдил жену парой тугих пачек советских червонцев и десятком золотых николаевских полуимпериалов. " С золотом будь осторожнее, дело подсудное, – наставлял ее опытный энкаведешник. – Запомни, как " отче наш" эти адреса… Это мои осведомители ещё до войны, когда служил в райотделе. .. Когда будет совсем невмоготу, найдешь и передашь привет от " Головы"… Но тс, никому ни слова, будь осторожна, никому не доверяй… " Денис был призван в НКВД по комсомольскому набору в 1939 году, когда чистили органы от " ежовцев", к началу войны получил спецзвание " лейтенанта ГБ", приравненные к военному званию " капитан", награждён орденом " Знак Почета". За успехи в немецком тылу – боевым орденом Красного Знамени. В мае 1943 года сообщили по радио, что переаттестован в " майоры госбезопасности", с очередным самолётом доставили новые гимнастерки с воротником-стойкой и погоны. Немцы отступали и принялись очищать свои тылы от партизан. Отряд им. Чапаева оказался в тяжелейшем положении. Но держался благодаря связи с Центром, от которого получен приказ перебазироваться в белорусские леса…

Походная баня располагалась в большой серой палатке на поляне редкого леска. Сверху ее прикрывала маскировочная сеть, но над нею клубился пар и таял в холодном воздухе. Елизавета с удовольствием избавилась от грязных, пропотевших немецких одежд, забросила их в кусты. Сапоги решила оставить – пригодятся. Растегнула деревянную пуговицу на брезентовой двери и юркнула во внутрь… Внутри было темновато – свет давала карбидная лампа- " молния". Под босыми ногами мокрая солома. Обнаженное тело окутал теплый пар. Когда глаза привыкли к темноте уже различимо белели четыре лавки, обнаженные тела. Женщины мылись из оцинкованных шаек кто сидя на лавке, кто стоя, с шутками-прибаутками. Толстушка нахлестывала себя небольшим берёзовым веником, задорно ухая. Под чуть наклонной стеной, на чистой соломе трое одевали белье – мужские рубахи с завязками на груди и обрезанные выше колен кальсоны. Лиза догадалась – чтобы не торчали из под юбок. Когда она жила в деревне, никогда не носила белья даже зимой. Тепло сохраняли длиннополые юбки – верхняя и нижняя шерстяная. Белье она надела лишь когда училась в медицинском техникуме. Лиза блаженствовала на лавке пахнущей сосной, с благодарностью принимая помощь – ей потер, ли спину, дали свежий веник, кусок дегтярного мыла. Тщательно промыла волосы горячей водой. А когда облачилась в немецкое белье – вызвала восхищённый гул.

Елизавета Устиновна вышла из бани вместе с девушками. На них были ватные стеганки и шинели, а женщине в одном платье было зябко. Ее ангелом-хранителем стал Вакорин, встретивший ее у входа. Лейтенант моментально сбросил с себя летную куртку и набросил на плечи Лизы. Мех хранивший тепло крепкого мужского тела согрел ее. Ночь сверкала мириадами бессмертных глаз. Она ещё, казалось, не видела таких ярких звёзд, ее охватила неведомая доселе радость. Будто не было войны и смертей. Молчание было заполнено звоном крови в ушах.

— Чудесная ночь! – сказал Вакорин и предложил вдруг. – Посидим…

Она лишь кивнула головой с распущенными, густыми волосами до плеч. Ладная, стройная женщина, вызывала желание.

Вакорин принялся рассказывать о звёздах, греческих мифах с ними связанных. Он пилот, а не штурман, но астрономию знал отлично. Как бы невзначай обнял Елизавету свободной рукой, в другой была зажата тлевшая папироса. Комполка, видя, что он смолит немецкие сигареты " Juno", презентовал пачку " Казбека". Елизавета мягко освободилась из его объятий и сдела то, чего лейтенант не ожидал – набросила на него часть куртки, положив голову ему на грудь, слушая как гулко бьётся сердце Вакорина. Он хотел поцеловать, но женщина не далась, ещё ниже опустила голову, удобно устроив на мужских ногах. Размышляла: " Ну и дам ему, с меня не убудет… А ему радость. Летает он по тылам немцев, еже минутно рискует погибнуть… Такой молодой, а голова седая…" Крепкая мужская ладонь ласково гладила Елизавету Устиновну по волосам. Щекой она чувствовала напрягщийся от желания член. Женщина уже и не помнила, когда последний раз ощущала его в себе. Круговерть боёв, переходы, много раненых. До этого ли было?

— Пойдем, – сказал Вакорин ласково и добавил, – Не переживай, все будет хорошо.

Они пошли молча, под одной курткой, живые, взволнованные, успокаивая себя поцелуями… В хате он обнял женщину и подробно разглядел ее. Простое, но очень милое лицо, волнистые цвета спелого жолудя волосы, брови вразлет, карие глаза с пушистыми ресницами, немного вздёрнутый нос, пухлые губы. Но во взгляде смелость и ум! Вакорин шептал ей на ухо, хотя в хате были одни, льстивые, но всегда желанные для желанные для женщин, слова. Она парировала их, твердила, что ничему не верит – но это была обычная женская уловка, разжигающая мужскую страсть. Лейтенант знал, что их не надо слушать и принимать во внимание. Словно не было их вовсе. Раздел, целовал. Руки отталкивал, а губы тянулись к нему. А когда Вакорин подхватил ее на руки и понес на кровать, Лиза тревожно зашептал:

— Ванечка, только ты особо не лютуй, в положени я… Ебать можно, только осторожно…

Разгоряченная, жадно прилипла к нему, укладывая свои ноги. Лицом к лицу, лёжа на боку, сомкнули объятия, ритмично двигались. Когда все кончилось, вдруг сказала с упрёком, не столько ему, сколько себе:

— Теперь, ты перестаешь меня уважать? Слишком легко отдалась…

— Глупости, говоришь Лиза…

— Правда?

— Говорю серьезно, а мне можно верить… Становись ка собачкой…

Они перепробовали доступные позы. Вакорин был очень ласков и нежен. Зашедший их звать на завтрак Наум, так звали пожилого бойца из БАО, застал их мирно спящими. Небо хмурилось, моросил нудный дождь. Из дивизии прибыл " смершевец", беседовал с Вакориным и Елизаветой Устиновной, записывал… По эфиру шли запросы в Москву, во Внуково, где базировалась 1-я транспортная авиационная дивизия ГВФ, бывшая Московская Группа Авиации Особого Назначения ГВФ, образованная 23 июня 1941 года. Иван Прокофьевич Вакорин в 1939 году курс Батайской 1-й Краснознаменной Объединенной авиационной школы пилотов и авиационных техников ГВФ имени П.И. Баранова, до передачи ее в августе того же года в распоряжение ВВС Красной Армии. Управлял в правом кресле, т.е. вторым пилотом двухмоторным красавцем ПС-84, к началу войны был командиром воздушного судна. Летал к партизанам и выбрасывал диверсионные группы, побывал в блокадном Ленинграде и геройском Севастополе, где совершал посадки и взлетал, под огнем немецкой артиллерии, с мыса Херсонес… Его волосы стали совершенно седыми в двадцать пять лет.

Раненых отправили в ближайший ППГ, а Вакорина задержала на аэродроме истребительного авиаполка нелётная погода. Он решил помочь добраться жене партизанского командира до Москвы, где жил Денис Голованов.

Перелет до Внуково прошел благополучно. Вакорин усадил Елизавету Устиновну в кресло второго пилота. На ее голове блестел новой кожей шлемофон, она лукаво улыбалась, вспоминая ночи в заброшенной хате. Не испытывала ни малейшего раскаяния за измену, не знала, что уже вдова. Ей сообщили об этом гораздо позже, когда отряд.имени Чапаева соединился с войсками 1- го Белорусского фронта в ходе операции " Багратион". Лейтенант помогал Елизавете устроится в коммуналке в бывшем доходном доме на Новой-Басманой, органы помогли ей устроится медсестрой в поликлинике НКПС, распоженной неподалеку. Очень удобно. Елизавета Устиновна переписывалась с Иваном, пока военный вихрь не разлучил их надолго. Ей сообщил командир полка, что капитан Вакорин.пропал без вести…

Надеждой на счастливую встречу живёт человек.