Сидит на лавочке. Мёрзнет. Острые коленки плотненько к друг другу прижала.
Беретик красненький на голову натянула, губки под беретик накрасила. И взгляд такой перепугано-рассеянный.
Три шага, и он стоит в упор возле неё.
Смотрит сверху с насмешкою.
– Пошли.
Показательно галантно открывает перед ней двери в старый грязный подъезд, пропускает в лифт и вальяжно опирается на обрисованную стену, пока кабина со скрипом везёт их на 16 этаж.
Вот она, на расстоянии вытянутой руки.
Ох, сколько ж он натерпелся, за прожитые годы, от этой девицы.
Омерзительная тошнота подкатывает к горлу. Он смотрит на её смазливую мордашку и резким движением берет её за подбородок. Большой палец прижимается к, вырисованным дешевой косметикой, губам. С натиском скользит по ним и выше, по бархатной щеке, задевая скулу.
Красный рваный след теперь украшает половину её лица.
На зеленой водной поверхности её взгляда отображается ужас. «Ишь ты неженка какая, ничего не сахарная, во мне не растаешь». Ему вдруг резко становится так тепло и ярко на душе, что он заходится искренним радостным смехом.
Двери с противным высоким скрежетом открываются.
Два щелчка ключа в замке – как приговор. Девушку начинает быть мелкая дрожь. Застыла у дверного проёма. Он проталкивает её вперёд и захлопывая дверь, без лишних слов дергает за пояс зелёный плащ. Ткань поддаётся легко и просто. Летит вниз. Берёт за горло, ещё красными, от её помады, пальцами и впивается зубами в оголённую ключицу.
Она пахнет жасмином. От неё всегда пахло этим грёбанным жасмином. И в периоды, когда весной большой широкий куст жасмина цвёл под его окнами, он годами сходил с ума от желания.
Она роняет сумочку. Удар о старый паркет – глухой и кроткий.
– Ты же оставишь брата в покое? Ты же обещаешь? Закроешь его долг? – лепечет она, бесполезно упираясь кулачками в его широкую грудь.
Рука проникает под юбку и скользит по мелкой сетке капроновых колготок.
На хрена, она вообще их надела!
Цепляет пальцами капронку и резко тянет вниз. Материал моментально рвётся, пуская длинные стрелки по её ногам.
– Стой, подожди, я так не могу. Я думала всё красиво будет.
– Что?! – он отстраняет от неё, смотрит как это костлявое создание пытается вжаться в стену.
Она никогда особенными формами не отличалась. Вся острая такая, тонкая, хрупкая. По этой хрупкости пол школы с ума сходило.
Идёт на кухню, тащит её за собой. Усаживает силой на стул.
Ставит перед ней маленькую гранённую рюмку. Из морозилки достаёт большую, покрытую изморозью бутылку. Одним движением наливает до краев белую вязкую жидкость.
– Пей, пей, – режет тишину пустой квартиры его стальной голос.
Она не посмеет сопротивляться.
А дальше всё как в тумане. Ей хватило рюмки. Ему 9 лет ожидания.
Он даже не обременил себя дальнейшим раздеванием девушки. Просто швырнул её на кровать и сел на неё сверху, таким образом, чтобы её голова оказалась напротив его паха.
Она была его по ногам, пытаясь словить каплю кислорода. А он долго и безжалостно имел её в рот, лишь изредка останавливаясь и давая ей отдышаться.
Его пальцы крепко натягивали её каштановые гладкие пряди волос и когда она словно умирающая рыба, судорожно хватала воздух, он второй рукой размазывал остатки помады и её слюни по всему лицу.
Кончил не вынимая, настолько глубоко что ощущал каждый спазм её горла.
Одной этой сладкой для него экзекуции ей хватило, чтобы превратится в послушное мясо. Он отправил её умыться в ванную.
Вернулась она уже голая.
Сама легла на кровать, стеклянным взглядом уставившись в пожелтевший потолок.
Соски торчали на её небольшой, но упругой груди. Он стал водить пальцем по каждой родинке, по какому изгибу, а потом с силой сжал правую грудь, что ей невольно пришлось вскрикнуть и сморщится от боли.
Он мял, давил, терзал всё её тело. Не оставляя ни единого живого места.
Он знал: она долгие недели не сможет прикасаться к некоторым местам и каждый раз испытывая боль, будет вспоминать как оставила всё своё холенное достоинство в его постели.
Он спустил её наполовину с кровати и перевернул к себе спиной.
Не требуя ни реакции, ни отдачи, он резко вошёл и начал двигаться. Безжалостно и ритмично.
Она словно очнулась. Глаза стали шире, заблестели от предательски навернувшихся слёз. Подтянула к себе кусок простыни и зажала его зубами, но отчаянное мычание постоянно прорывалась наружу.
Когда он закончил, она так и осталась лежать в том же положении.
Он натянул боксерки и вышел курить на балкон, оставив дверь открытой.
Внутри него больше не было ничего.
Ни злости, ни обиды, ни радости от долгожданной победы. Ни той любви, которую он годами берег для неё.
Ни капельки.
Бледное тело лежит на кровати.
Подтянула к себе коленки. Размеренно, чуть заметно дышит.
Тонкие губы вспухли от бесчисленных укусов, веки чуть подрагивают.
Что ей снится? Или, может, она вовсе не спит.
Да не важно всё это. Нужно растолкать. Пусть катится.
Рассвет стелется над крышами домов тонкими огненно-розовыми лучами. Осенний ветер гоняет листья по крышам.
Холодно.
(с) Лика Вин @lika_win