Я чувствовала себя на седьмом небе: Эммануэль не только ответила согласием на мое предложение пойти вместе на свадьбу Людмилы и Кэти, но и пригласила меня и Крис к себе в гости, причем прямо сейчас!
— Куда-куда мы едем? – переспросила Крис.
— В гости к Эммануэль. Я уже готова, а у тебя час на сборы.
— Ой! А я успею?
Я позвала трёх горничных, и они стали приводить Крис в порядок.
В порядок – это значит, для начала, с неё сорвали жуткую бесформенную футболку, в которой она обычно работает дома, отвели в душ, а потом усадили в кресло перед туалетным столиком.
Минут через сорок мне предъявили именно тот образ Крис, который подходил для визита к такой знаменитости, как Эммануэль: тщательно уложенные волосы, в меру яркий макияж, стринги с золотой цепочкой и коротенькая туника с греческим орнаментом.
Крис потянулась было к чулкам, но я покачала головой:
— Прятать такие ноги, пусть даже и в чулки, – это преступление.
Обувшись в сандалии, мы вышли из дома и сели в аэрокар. Крис, как обычно, за рулём.
Из рабынь мы взяли с собой только Настю. Ксюшу я одолжила Изабелле, на замену заболевшей массажистке.
Настя, одетая в чёрные стринги и бодистокинг, сидела на заднем сиденье аэрокара.
Подлетая к дому Эммануэль, мы увидели большую толпу с транспарантами.
— Какой-то митинг, – с удивлением заметила Крис.
Митинг – это слабо сказано. Люди, собравшиеся напротив жилья знаменитой балерины, заполнили всю улицу и оба тротуара. Многие размахивали электронными щитами с какими-то надписями.
Демонстрантки так орали, что у меня разболелась голова.
Крис припарковалась во дворе виллы. Эммануэль, полностью обнажённая, вышла из дома, чтобы встретить нас.
— Это ненормальные из "Мира для свободных", – ответила она на мой невысказанный вопрос. – Они уже неделю осаждают мой дом после того, как я высказала в Шимейлограмме все, что о них думаю. Полиция ничего не может поделать, ведь они не нарушили ни одного закона.
— Полиция? – переспросила Крис. – Зачем полиция? Сами разберёмся.
И не успела я глазом моргнуть, как моя помощница, легко перепрыгнув полутраметовую ограду, направилась к демонстрантам.
Наступила жуткая тишина. Я попыталась завопить: "Крис, немедленно назад!", но слова застряли у меня в горле.
Прекрасно понимая, что мне может не поздоровиться, я бросилась вперед. Эммануэль крикнула кому-то, находящемуся в доме:
— Звони в полицию! – после чего побежала за мной.
Впрочем, Крис отлично справилась в одиночку. Я даже не успела добежать до калитки…
— Это она! Я узнала ее! – завeрещала одна из митингующих, тыча пальцем в сторону Крис. – Заступница рабов! Бесстыжая, как ты смеешь приходить сюда?! Такие, как ты, – угроза нашему обществу! Ты предала идеалы Революции!
Крис молча вытянула руку вперёд и покрутила ею, словно завинчивая невидимый шуруп. Толпа попятилась.
— Даю вам ровно полминуты, чтобы исчезнуть! – громко произнесла Крис. – Те из вас, кого я всё ещё буду видеть здесь через тридцать одну секунду, отправятся отсюда прямо к пластическому хирургу – чинить свои физиономии! Время пошло.
К тому времени, как мы с Эммануэль выскочили на улицу, там была одна Крис. Она стояла посреди брошенных лозунгов, с таким самодовольно-победоносным видом, что мне захотелось свернуть ей шею.
— Ты… ты… – я не находила слов. Потом со злости вцепилась ей в плечо и стала трясти:
— Зачем ты к ним полезла?! А если бы они…
— Оля, пусти, больно же! – пискнула Крис.
И, конечно, вишенка на торте – подлетела, наконец, полиция в чёрном аэрокаре и, зависнув на высоте пяти метров, загремела в мегафон:
— Немедленно отпустите её, или мы вас арестуем!
Последовало долгое разбирательство. Полиция настаивала на том, что я нарушила закон. Крис орала на полицейских, доказывая что она не пострадала и е имеет ко мне никаких претензий. Эммануэль театрально хваталась за сердце и требовала, чтобы полиция ловила преступников, а не хватала порядочных людей средь бела дня.
— Только что здесь была агрессивная толпа, готовая ворваться в мой дом, а вы не реагировали! – жаловалась балерина. – Когда вы нужны, вас нет! Скажите спасибо этой храброй девушке, она уже второй раз выполняет вашу работу!
Патрульная неприятно оскалилась:
— Кстати! Храбрая девушка Кристина М., на вас поступила жалоба от свободной шимейл… хм… в театре вы чуть не оторвали ей нос и оба уха и почти свернули ей шею. А сегодня, если верить словам уважаемой хозяйки этого дома, вы применили насилие, разгоняя демонстрантов, свободно выражавших свое мнение.
— Я ничего такого не говорила! – возмутилась Эммануэль. – Я только сказала, что эти митингующие…
Я сжала ее руку, и балерина замолчала.
— На мой взгляд, вы дважды нарушили закон, – продолжала патрульная.
Я встала между полицейскими и Крис:
— Ни слова больше. Моя подруга будет общаться с вами только в присутствии нашего адвоката.
— Послушайте, – вмешалась Эммануэль. – в театре Кристина действовала в рамках закона. Она защищала свою руководительницу и её собственность от крайне неадекватной женщины. Служба безопасности театра представит вам видеозапись происшествия.
— Допустим. А сегодня? К нам поступило заявление, что она угрожала людям, которые ничего плохого ей не сделали!
— Она же не всерьёз угрожала, – возразила я. – Вы же не думаете, что такая хрупкая девочка может справиться с целой толпой бесноватых психов?
(На самом деле, когда мой испуг прошёл, я именно это и подумала. В спокойном состоянии Крис и мухи не обидит, но упаси вас Артемида заступить ей дорогу, когда она рассержена. Я лично видела, как в спортзале она прямым в челюсть отправила в нокаут пристававшую к ней шимейл вдвое больше размером и раз в десять сильнее).
Полицейские посовещались, созвонились с начальством и оставили нас, наконец, в покое. Правда, одна из них задержалась, чтобы попросить автограф Эммануэль. Балерина расписалась на левой груди блюстительницы закона, и мы остались втроём посреди улицы. Впрочем, через минуту появилась мусорная машина. Муниципальные рабы стали собирать валявшиеся на дороге плакаты и лозунги.