ХЛАДНОКРОВНО” (IN COLD BLOOD by carvohi) часть 3

"ХЛАДНОКРОВНО" (IN COLD BLOOD by carvohi) часть 3

"Единственный легкий день был вчера"© carvohi

Было субботнее утро, и я проснулся первым. Мне нужно было на пристань. Лиза свернулась калачиком в позе эмбриона и крепко спала. Она держала мою правую руку в двух своих. Большой палец правой руки был у нее во рту. Я должен был встать.

Я прошептал: "Лиза, Лиза", почувствовал, как она зашевелилась, затем задвигалась быстрее: "О, Ларри, это ты?".

— "Мы вместе в постели. Помнишь?"

Я приподнялся на локте. Она перекатилась и прижала меня обратно: "Ты не собираешься еще помучить меня?". Она понятия не имела, кто здесь мучается.

Я указал в сторону ванной: "Хочешь в туалет?". Она встала и бросилась в ванную. "Черт, – подумал я, – мне бы тоже не помешало". Я последовал за ней. Внутри, все еще связанная шарфами, она прошептала: "Тебе придется вытереть меня". Пописав сам, я вытер ее киску насухо. Она побежала обратно к кровати; посмотрев на меня выжидающе, она легла обратно.

Я нашел мобильник, позвонил на пристань и сказал, что задержусь. Большую часть утра я провел в постели с женщиной, которая хотела всего, кроме того, в чем я отчаянно нуждался: "Господи, – думал я, – она связана, а у меня синие яйца".

Было 11:00, когда я ушел. Последнее, что она сказала, когда я шел к своей машине, было: "У меня сегодня выходной. Когда ты вернешься?" Я помахал рукой и крикнул: "Позже". Уезжая, я думал только о том, что променял одного психа на другого. Следующие несколько дней показали, как прав я был.

* * V * *

В течение следующих дней всё менялось от хорошего, к не очень хорошему, к плохому, и до ужасного. Казалось бы, каждый мужчина мечтает иметь свою собственную возбуждающую маленькую секс-рабыню; какую-нибудь симпатичную женщину, всегда готовую по щелчку пальцев. С моей была только одна проблема: Лизе нравилось связывание, но она была настолько отвращена от секса своим мерзким бывшим мужем, что любая моя попытка заставить ее делать что-то из того, что нужно нормальному мужчине, встречалась слезами, а затем гневом. Это просто подавляло меня.

Лиза была маленькой шалуньей; но у неё всегда было расписание своей жизни, а заодно она расписала и мою. По утрам она работала на маму и папу; остаток дня она посвящала либо непосредственно мне, либо подготовке к моему приходу. Лиза была волшебницей в том, что касалось он-лайн покупок; она покупала платья и костюмы. Стоило лишь назвать, Лиза находила и покупала это. Лиза воплощала в жизнь все свои фантазии: девушка из гарема, греческая рабыня, школьница, французская горничная, стюардесса, индийская принцесса – костюмы текли рекой.

Нужно признать, она выглядела великолепно. Моя проблема заключалась в том, что я исходил слюной по этой красивой женщине, которая хотела, чтобы я лишь сосал её сиськи, лизал клитор, покусывал за задницу, целовал и лизал промежность и анус. Что я получил: женщину, которая жёстко контролировала мой рабочий график, много одностороннего секса и девушку, чье ненасытное желание куннилингуса держало меня в постоянном состоянии сексуального возбуждения. Я превратился в мужчину, душимого постоянным стояком.

Я плясал под её дудку. Мне было интересно, кто же из нас раб. Каждое утро, с понедельника по пятницу, я должен был приходить к её маме и папе на завтрак. Она ждала там, вся такая милая и светлая, улыбалась, целовала и обнимала меня. Все мужчины, женщины и дети в городе знали, что мы любим друг друга. Каждый спрашивал, когда наступит "великий день". После работы я должен был быть у ее двери, готовый к очередному раунду, когда она получит свое, а я ничего не получу. Хуже того, ее мама и папа были влюблены в наши отношения. Они никогда не видели свою дочь такой счастливой. Я был сэром Галахадом; проблема была в том, что я знал: если я нарушу "ее" систему, она может взорваться, и тогда каждый сукин сын на сто миль вокруг будет злиться на меня за то, что я разбил ее сердце. Неужели никто не знал, что она разбила мне яйца?

Я быстро понял, что все это просто возмутительно. Я привык быть самим собой, делать что хочу, когда хочу и с кем хочу. У Лизы были другие планы; внезапно "я" больше не ходил в таверну, "мы" ходили в таверну. “Я” перестал ходить в магазин за продуктами. “Мы" покупали продукты. “Мне” нужны были новые ботинки, поэтому "мы" их купили. Мне нравилась моя одежда, она хорошо сидела, но вдруг "моя" одежда стала не очень хорошей, слишком поношенной. “Нам” пришлось купить мне всю новую одежду.

Лиза превращалась в монстра. Вначале я не думал об этом, но она начала меня изматывать. Она не только не подпускала меня к себе, но «рабские игры» становились всё более утомительными, а она всё более требовательной. Это было ужасно. Хотя она и так держала меня в жестких рамках, она стала еще хуже. Она стала собственницей до одержимости. Мы перестали ходить в таверну, вскоре поход в любой ресторан превратился в испытание. Я все больше боялся даже обратить внимание на проходящую мимо официантку. Если я смотрел на другую женщину, я получал допрос с пристрастием, : "почему ты смотришь на нее", "вдруг я недостаточно хороша", "разве не с ней ты танцевал на прошлой неделе", "ты больше не обращаешь на меня внимания, когда мы гуляем", "почему ты всегда смотришь на других женщин", и так далее, и так далее. Меня не интересовали другие женщины, разве что посмотреть, как они одеты. Она редко смотрела на это так; она всегда искала сальные намерения. Лиза становилась безумно ревнивой, и я не понимал, почему, но потом понял. У нее были свои потребности, у меня – свои, и она знала, что мои не удовлетворяются.

Я должен был что-то делать, и делать быстро, иначе я умру от недотраха, или мне придется отказаться от нее из-за ее безумной ревности. Кроме того, мой язык уже изнашивался! Что я вообще мог сделать? Мне нужна была помощь!

Ответ пришел из самого маловероятного места – из радио. Это была старая радиостанция, с древней музыкой 50-х годов. Я сидел в своем грузовике и слушал какго-то старого пердуна по имени Чак Берри, когда зазвучала песня, которую я уже пару раз слышал. Это была песня 1956 года о каком-то парне, которому не везло с девушками. Отчаявшись, он пошел к цыганке. Та решила, что ему нужно особое средство; зелье, которое она могла приготовить. Там говорилось, что она посмотрела на его руку и сделала какой-то магический знак, а потом дала его ему. Она назвала его "Приворотным зельем". И тогда меня осенило. Мне нужно было свое собственное волшебное зелье.

Я точно не прнимал и никогда не пробовал наркотики. Мне нравилась выпивка. Все остальное было не для меня. И я точно знал, что волшебного зелья не существует… или существует? Погодите-ка! Я читал в Интернете о какой-то штуке под названием "Молли" и еще одном виде дури под названием "Экстази". Я поискал в сети; "Молли" звучала пугающе, но "Экстази" – это было перспективно. Если я смогу достать немного этого вещества, и если я смогу подмешать его в то, что готовила Лиза, я смогу…

Я начал расспрашивать. На пристани было полно мальчиков из колледжа и их богатых пожилых папаш. Сначала я интересовался наркотиками, вроде сексуальных усилителей. Это было ошибкой. Стали ходить слухи, что мне нужна виагра, чтобы удовлетворять аппетиты Лизы. Если бы это дошло до ее родителей, они пустили бы меня на колбасу, которую подавали в закусочной. Все, проехали…

Потом объявился один парень; он шепнул мне, что никогда не терпел неудач с девушками. У него был товар, который мне нужен. У него было всемогущее"Экстази"!

Мы поговорили. Я заплатил. Он доставил. Товар был в таблетках. Он не советовал мешать его с алкоголем, некоторым от этого может стать плохо Он подсказал другие способы. Я все обдумал и составил план.

Я растёр таблетку в порошок. Я решил добавить его в то, что она приготовит. Лиза любила суп, и мы обычно ели суп или рагу дважды в неделю. Обычно все происходило так: мы готовили еду, а потом Лиза уходила в свою спальню и надевала какой-нибудь сексуальный костюм. Я готовил шарфы, наручники или цепи, а затем изображал султана, или гангстера, или воина, или ещё кого-то, кто захватил и сделает ее своей рабыней в ту ночь.

Итак, наступила среда, и Лиза приготовила свой вкусный овощной суп. Перед тем, как мы поели, как почти всегда, она вернулась, чтобы надеть свой последний наряд. Сегодня была ночь гарема. У меня был готов мой собственный дурацкий костюм и блестящие серебряные оковы. Я также подсыпал "Экстази" в ее тарелку с супом. О, Боже! Сегодня мужчина получит то, чего давно заслуживал!.

Получил ли он? Конечно, получил, только не то, на что надеялся.

Лиза-Энн вышла, вся такая сексуальная и красивая, в изящных плиссированных полупрозрачных брюках-паша, в облегающем топе, подчёркивающем ее спелые пухлые груди. Ее волосы, распущенные и свободные, каскадом струились по спине. Сверкая глазами, она протанцевала через всю комнату и упала к моим ногам. Задыхаясь, она выдохнула: "Хозяин!".

Это была одна из ее любимых фантазий. Я должен был стать безжалостным, но добрым, забудьте этот оксюморон, шейхом пустыни, который будет мучить ее изысканно мягкими сочными губами, пока она не станет его послушной и добровольной секс-игрушкой.

Она выжидающе посмотрела на меня. Как по команде, я раскрыл блестящие оковы из нержавеющей стали. Не говоря ни слова, я протянул руку за спину и сковал ее руки. Она выдала все соответствующие мольбы о пощаде, в то время как я грубо, но с любовью дал басом ожидаемый приказ: "Раздвинь ноги, девица". Она вытянула вперед свои мускулистые ноги, положив две изящные ступни мне на колени. В соответствии с планом я взял кандалы, конечно, с политкорректной полуметровой цепью, и защёлкнул вокруг нежных лодыжек.

Она сыграла свою роль: "О, сэр, боюсь, я в вашей власти. Пожалуйста, не делайте мне ничего плохого". Это был сценарий из какого-то старого "немого кино" 1920-х годов. Поди разберись.

Я сказал свою реплику: "Да, пощады не жди, но сначала тебя надо накормить", – и тогда я достал ее миску с уже готовым супом. Я взял ложку и протянул ей первую порцию. Она приняла его с обычным фальшивым отвращением. Я налил еще одну ложку, и она с ужасом приняла ее.

В этот момент все пошло не по сценарию. Лиза сидела, откинувшись на спинку стула, и серьезно, довольно наглым для рабыни голосом, сказала: "Ты что-то добавил в суп".

Я спросил: "Что?"

Она сказала: "Ты положил что-то в суп".

— "Неправда".

— "Не лги мне. Я всё видела. У меня была открыта дверь в спальню. Всё отражалось в зеркале". Из-за ее спины послышался лязг железа, и наручники полетели через всю комнату. Вытянув руки, она расстегнула цепи на лодыжках.

Я не въехал: "Как ты это сделала?".

Она фыркнула: "Ты думаешь, я дура? Они разблокируются простым нажатием. Ты же не думал, что я действительно позволю себе быть прикованной и беспомощной? А теперь говори, что ты положил в мой суп!"

Она была действительно взбешена. Валять дурака было бесполезно. Пришлось признаваться: "Просто кое-что, чтобы помочь тебе расслабиться. Вот и все".

"Держу пари", – фыркнула она, – "наверное, что-то вроде экстази". Я не силён в увиливании, моё лицо выдало меня.

Умная, всегда настороженная, Лиза превратилась в извергающийся вулкан: "Ты ублюдок! Уёбывай из моего дома!" Она швырнула кандалы через всю комнату, попав в вазу на обеденном столе. Когда ваза разлетелась, ей стало только хуже: "Вы, проклятые мужики, все одинаковые! Ты, дерьмовый сукин сын! Убирайся! Вон отсюда! Я больше не хочу видеть здесь твою уродливую жопоморду! Никогда!"

Я попытался: "Но послушай…".

Она бросилась на меня с кулаками. Я уклонился и поплелся к дверям: "Лиза, постарайся понять. Я всего лишь…"

"Убирайся, ублюдок! Пойди найди одну из тех шлюх, за которыми ты гонялся в барах!"

Я рванулся к двери, промахнувшись мимо ручки: "Черт возьми, Лиза, позволь мне объяснить. Ты должна попытаться понять".

Она, наконец, поднялась и ударила меня прямо в подбородок: "Ладно", – сказал я, – "До свидания!", и вышел за дверь

Я пошел обратно к своей лодке. Всю дорогу я продолжал про себя повторять, что хотел сказать ей. Я никогда не хотел обмануть ее. Я хотел показать ей, что в сексе и любви, если она вообще понимает это слово, есть нечто большее, чем детские игры в цепочки и вылизывание её день за днем. Я лишь хотел пояснить, что это была крайняя мера. Немного поднимало настроение то, что я все еще помнил кое-что из бреда моих преподавателей по истории в колледже.

Вернувшись на яхту, я разделся, достал бутылку пива и опустился на кровать. Я решил, что это все. Я все испортил; я прекратил то, что могло бы стать прекрасными отношениями. День был ветреный; я решил, что пусть меня успокоит легкое покачивание лодки. Мне было реально обидно за себя. Я натянул покрывало, чтобы согреться. Что было не так со мной и женщинами? Неужели я настолько глуп?

Я услышал ее раньше, чем увидел. Я знал, что это она. На ней были туфли на каблуках, и она споткнулась, когда пересекала палубу. Только Лиза могла носить туфли на каблуках на корабле. Я посмотрел вверх. Ее силуэт показался в люке. Она медленно спустилась по ступенькам и встала рядом со мной. Ничто не выдало её эмоций, пока она раздевалась. На ней был серый непривлекательный деловой костюм, которого я никогда не видел. Часть за частью, он исчезал с нее, пока она не предстала передо мной совершенно обнаженной. Она выглядела изумительно, как Фьяметта у Боккаччо.

Она скользнула ко мне. Не говоря ни слова, она начала целовать меня. Мы крепко обнялись. Она запустила руку в мои брюки, помогая мне снять их. Вскоре я был так же обнажен, как и она. Она положила руку на мой каменный член. Боже!

Мы вместе лежали на моем неудобном бугристом влажном матрасе и занимались любовью. Да, мы занимались именно любовью, без ее глупых игр в связывание. Мы крепко обнимали друг друга. Потом она долго лежала, свернувшись калачиком в моих объятиях, дыша сном удовлетворенного человека. Я тоже лежал там, чертовски неудобно, моя правая рука была зажата между ее головой и перилами кровати.

Пытаясь освободить затёкшую руку, я попытался повернуться. Приоткрыв глаза, она прошептала: "Я поняла".

Я прошептал в ответ: "Моя рука немного ноет".

Она снова прошептала мне в ответ: "Не твоя рука, засранец". Поднеся руку ко рту, она снова начала: "Прости меня, не за то, что ты был засранцем, а за то, что я заставила тебя пройти через это", слегка перевернувшись, она поцеловала мою грудь: "Я люблю тебя, Ларри. Правда люблю, и я постараюсь стать лучше".

Я поверил ей. Почему бы и нет, я верил всему, что говорили мне женщины. Без слов я притянул ее к себе и обнял. Мы проделали это еще дважды, пока послеполуденное солнце не скрылось за дальними деревьями за пристанью. К концу, у меня всё болело, но наконец-то по правильным причинам.

После этого все изменилось. О, она была все такой же раздражительной, как и раньше, на пристани и в родительской закусочной, но в частной жизни все было по-другому. Когда мы оставались наедине, я не видел той сердитой женщины, игрушки и костюмы были убраны, возможно, она все еще фантазировала, но не показывала этого. Все, что я видел, это чудесное любящее теплое нежное создание, которое нашло время, чтобы показать мне, что любит меня. Это продолжалось несколько недель. Мы совокуплялись всеми возможными способами — лёжа, раком, боком и верхом. Мы занимались этим постоянно, но она все еще не была готова к последним шагам.

Несколько раз я пытался мягко подтолкнуть ее голову вниз к моей промежности, но она всегда так же мягко отталкивала меня. Однажды мне удалось сманеврировать так, чтобы достать до ее попки, но она быстро перевернулась. Так что, думаю, я не получал всего, чего хотел, но, с другой стороны, ее ревность, казалось, угасала; к тому же я играл внутри этой сладкой маленькой киски, и мне казалось, что я нахожусь в раю.

Планета продолжала вращаться. Солнце всходило и заходило. Жизнь продолжалась. Я был счастлив. Лиза была счастлива. Ее родители были счастливы, но ожидали чего-то, может быть, предложения.

Через два месяца после нашего первого раза в моей лодке Лиза пропустила свою утреннюю смену в закусочной. Я взял за привычку вставать очень рано, намного раньше Лизы. Поэтому, когда я вернулся к завтраку, мне стало интересно, где она, и я пошел проверить. Я нашел ее в постели. Она выглядела бледной и зеленой. "Что случилось?", – спросил я.

Она выглядела хмурой: "Думаю, утренняя болезнь".

Я подошел к кровати и сел рядом с ней: "Я думал, ты принимаешь таблетки. Мы должны что-то сделать".

Она ощетинилась: "Я перестала, но успокойся, это моё дело".

Она застала меня врасплох. Она не поняла? "Лиза, это было глупо, твои родители уже знают? Я скажу своим", – нет, я не простил их, но они не были слепыми, они знали, что происходит. Я спросил Лизу: "Где мы это сделаем?".

Хотя ее тошнило, она села: "Что ты имеешь в виду? Что делать?"

Я вытерла рукой пот с ее бровей: "Нам нужно выбрать церковь". Её глаза заблестели. Я заколебался, затем продолжил: "Я знаю, что; мы можем сделать это на улице, чтобы родители твоей мамы тоже могли участвовать. Мы разработаем наши собственные клятвы, чтобы включить в них все понемногу".

Она обхватила меня руками, целуя и обнимая: "Я так тебя люблю. О, я так тебя люблю".

Вернув ей поцелуй, я посмотрел на часы: "Давай, одевайся, чтобы мы могли пойти и рассказать всем".

Через несколько минут мы были в закусочной. Я постучал ложкой по стакану: "Эй, слушайте все!".

Как только стало тихо, я посмотрел на Лизу, она сказала: "Мы с Ларри женимся". Все зааплодировали!

Мы решили не объявлять о скором появлении нашего ребенка. Пусть городские занятые люди сами все подсчитают. Через месяц мы поженились. Настала счастливая жизнь!

Во всяком случае, почти.

* * V * *

Вскоре после нашей с Лизой свадьбы на моем ноутбуке появилось неожиданное письмо. У Сьюзан были брат и сестра. Сестра была довольно привлекательной и симпатичной, а брат — ни то ни сё. Письмо пришло от сестры. Она спрашивала меня, всё ли в порядке.

Мне стало интересно, в чем дело. Я ответил: "Ничего, насколько я знаю".

Она написала: "Сьюзан вернулась в Гайтерсбург больше года назад. Вас это не беспокоит?"

Я ответил: "Нет, а должно ?"

Я получил еще одно письмо: "Сьюзан носится по городу, как старшеклассница. Никто не может удержать её в рамках. Она ведет себя так, будто может делать все, что захочет. Когда мы спросили ее о тебе, она сказала, что у вас двоих все хорошо. Она просто решила немного отдохнуть".

То, что говорила ее сестра, звучало смешно, но, одновременно, не смешно, поэтому я отправил ответ: "Мы развелись".

Сестра ответила по электронной почте: "Нам нужна твоя помощь. Ты можешь приехать?"

Я снова отправил письмо: "Нет, мы со Сьюзан разведены, я снова женился". Я приложил к письму документы о нашем разводе и свидетельство о браке.

Через три дня я получил еще одно письмо: "Мне нужно с вами встретиться, это важно".

Я снова отправил ей письмо с описанием истории Сьюзен и просьбой больше не беспокоить меня. Через два дня мне позвонили: "Здравствуйте. Это Кэти Гарофало".

Я вспомнил ее: "Привет, Кэти. Как дела?"

Она ответила: "Не очень. Мне нужно тебя увидеть?"

"Это по поводу Сьюзан?"

"Да".

"Кэти, мы развелись. Я действительно не вижу причин…"

Последовало явное колебание, а затем: "Ларри, Сьюзан в беде. Мне, нам, всей семье нужна твоя помощь. Она пыталась покончить жизнь самоубийством".

Моей первой мыслью было, что она, вероятно, приняла кучу таблеток, так поступало большинство женщин. Довольно часто они принимали таблетки, потому что знали, что кто-то найдет их, пока не стало слишком поздно. Я спросил: "Могу я узнать, что она делала?".

— "Она пришла домой после ночи, проведенной бог знает где, заперлась в ванной и перерезала себе вены".

Я сказал: "Нет, значит, она пошла наверх после ужина или…".

Кэти ответила: "Она пришла домой поздно. Все уже легли, она залезла в ванну и перерезала себе запястья. Мы бы ее не спасли, но она, наверное, вначале наполнила ванну, потому что вода перелилась; и она резала поперек, а не вдоль вен. Папе не спалось, и он спустился вниз за чем-то. Когда он поднимался обратно, то услышал, как течет вода, а потом увидел, что она течет из-под её двери. Ему пришлось вломиться в ее комнату, а затем выбить дверь в ванную. Если бы прошло еще десять минут, он бы опоздал. Мы просто благодарим Бога, что папа был санитаром во Вьетнаме. Несмотря на это, мы чуть не потеряли ее".

Я слушал, но поклялся, что не собираюсь в это ввязываться. Я знал, что Сьюзен была больна. Я сказал Кэти: "Я говорил ей, чтобы она обратилась за помощью перед отъездом. Она не послушала. Я не знаю, что ты от меня хочешь. Разве ты не можешь сама ей помочь?".

Кэти ответила: "Боже, Ларри, мы в отчаянии. Не могу ли я встретиться с тобой где-нибудь?".

— "Я не знаю, зачем".

— "Ларри, она в полном беспорядке, и у нее настоящие проблемы. Пожалуйста, просто встреться со мной".

Я спросил: "Почему ты не можешь сказать мне об этом по телефону?".

Ее сестра говорила так, будто плакала: "Боже, Ларри, она моя сестра. Ты женился на ней однажды. Пожалуйста, если бы был кто-то еще…

Я сказал: "Приезжай сама. Я никуда не поеду".

Я услышал ее дыхание. Я подумал: "Неужели все так плохо?". Кэти сказала: "Мы можем встретиться на вашей стороне моста через залив. Там есть ресторан прямо перед поворотом на юг на шоссе 50. Он называется Sperl's".

Да, я знаю это место" — сказал я.

— "Мы можем встретиться завтра?"

— "Не завтра. Давайте в воскресенье вечером, скажем, в 8 часов".

Она сказала: "Я буду там. И еще, есть один человек, Роланд, как его там…"

— "Роланд МакКрири?"

— "Да, он. Не мог бы ты попросить его тоже прийти?"

Это озадачило. Я сказал: "Я скажу ему, но не знаю, что из этого получится".

Кэти ответила: "Пожалуйста, позови его, если сможешь".

Я ответил: "Я попрошу его, но он парень со странностями, никаких гарантий".

— "Это все, о чём я прошу. Пожалуйста, не забудь".

Я сказал ей, что не забуду, и мы повесили трубку. После этого я сказал себе: "Это какая-то хрень, но я найду Роланда и посмотрю, что он захочет сделать. Мы встретимся с ней, я послушаю, что она скажет, но я не буду вмешиваться. И, черт возьми, что я скажу Лизе? '

Когда я вернулся домой, Лиза была вся на взводе. Она была у врача; у ребенка все было очень хорошо. Я была рад это слышать, так как она пошла пятнами, и мы все были на грани бешенства. Мы решили, что она должна оставаться в постели до родов. Теперь я должен был сказать ей об этом.

После того как мы поговорили о ребенке, ее маме и папе, о том, как я, потирая её живот, чувствую толчки ребенка, я сказал; "Лиза, есть проблема. Я общался с родственниками Сьюзан, и что-то случилось". Я сразу же увидел, как поднялась антенна.

Лиза стала мрачной: "Я не понимаю, какое отношение это имеет к нам".

— "Не имеет, – ответил я, – за исключением того, что Сьюзан пыталась покончить с собой. Ее сестра в беде. Она хочет, чтобы я с ней встретился. Я согласился встретиться с ней в это воскресенье".

— "И ты пойдешь?"

— "Думаю, я должен".

— "Ты шутишь? После того, через что она заставила тебя пройти?"

— "Все это в прошлом, – сказал я, – она не может причинить никому из нас вреда, но когда-то она была чем-то для меня. Я никогда не смогу жить в мире с собой, если не увижу хотя бы ее сестру".

Лиза была недовольна: "Ларри, делай что должен. Просто помни, что я твоя жена, и я ношу нашего ребенка".

— "Поверь, дорогая, я знаю это; просто я должен делать то, что считаю правильным".

— "Где ты собираешься с ней встретиться?"

— "У Sperl-а".

— "Хочешь, я пойду с тобой?"

— "Нет, я хочу покончить с этим как можно быстрее и как можно тише", – затем я добавил: "Её сестра попросила меня найти и привести Роланда".

Лиза с облегчением вздохнула, и я не мог этого понять. Она прокомментировала: "Я видела Роланда сегодня. Он выглядит хорошо. Значит, сестра хочет Роланда. Я позвоню ему завтра, пока тебя не будет".

У меня была поездка на следующий день, так что я буду в море: "Ты не могла бы попросить его вернуться сюда? И как ты собираешься его увидеть? Тебе нужно оставаться в постели".

Она взяла свою руку и позволила ей задержаться на моем бедре: "Я позвоню ему, попрошу прийти на ужин. Я закажу пиццу".

Я сказал: "Хорошо, завтра вечером". В любом случае, это должно было быть завтра вечером.

Тот вечер пятницы превратился в нечто особенное. Поскольку у неё были эти пятна, мы решили отказаться от любого секса, даже на боку. Поэтому я был удивлен, когда мы легли в постель, и она потянулась ко мне и начала ласкать меня. Я никогда не расспрашивал о том, что сделал с ней ее первый муж, но даже сейчас, спустя несколько месяцев после нашей свадьбы, она по-прежнему категорически отказывалась прикасаться ко мне. Несколько раз, когда я пытался оттолкнуть ее руку или упомянуть об этом, она замирала, но в ту ночь она использовала свои пальцы и руки, чтобы возбудить меня. Я наслаждался этим, но ничего не сказал. После этого мы обнялись и немного посмотрели телевизор. Потом она много писала, я почувствовал толчки ребенка, а потом мы легли спать.

Следующий день был длиннее и утомительнее, чем обычно. Хотя мы использовали гидролокатор, было трудно найти много рыбы, и даже тогда это был в основном голубой тунец. Казалось, что весь день мы только и делали, что резали запутавшуюся леску. Ребёнка туристов укачало, его вырвало, и мне пришлось все это убирать. Потом я поймал одного пьяного засранца, который тупо выбрасывал свои пустые банки из-под пива и личный мусор за борт. В довершение всего мы вернулись позже, чем я планировал. Я оставил напарника убирать, пообещав ему немного доплатить за работу. Он был хорошим парнем, я ему доверял, к тому же он приобрел собственное судно, и мы вместе его ремонтировали.

Домой я вернулся только после наступления темноты. Мы все еще жили в доме ее мамы и папы. Грузовик Роланда был припаркован на обочине. Я вошел внутрь. С дивана Лиза позвонила в пиццерию. Мы с Роландом сели за стол. Вся эта история с Роландом меня смутила, поэтому я спросил его: "Скажи мне, Роланд, почему сестра Сьюзан спрашивает о тебе?".

Он открыл банку моего Пабс-а: "Ничего особенного", потом продолжил: "Я говорил тебе, что никогда её не трогал, но она хотела меня. У неё было много трахарей, поэтому я заинтересовался, но не тем, чтобы ей вставить, а тем, почему она это делает. Она, конечно, была флиртующей и так далее, но, насколько я понял, она хотела только твоих друзей и людей из твоей семьи. Что-то тут было не так. Думаю, кто-то должен был сказать тебе, но это не я должен был делать. Черт, даже твои отец и мать знали, что она делала. Думаю, все притворялись, что ты тоже знаешь, но я знал, что это не так".

Даже по прошествии времени я все еще чувствовал, как мой желудок завязывается узлом. Лиза видела это, но ничего не сказала.

Роланд продолжил: "Я получил известие, что должно произойти что-то необычное. Некоторые парни хотели довести ее до следующего шага; они собирались устроить гэнг-бэнг", – он посмотрел на Лизу: "Извини", – затем он снова повернулся ко мне: "Я не умею читать мысли, но я знал, что Сьюзен это не понравится, поэтому я узнал подробности и проследил за Клэем. В ночь "биг бэнга" ты должен былин быть в Крисфилде, осматривая чью-то лодку. Я подумал, что это отстой, как они будут заниматься твоей женой, пока ты будешь пытаться заработать побольше денег, чтобы тебе и ей жилось лучше. Я последовал за ним. Он поехал в мотель недалеко от Кембриджа. Когда я приехал туда, то увидел не меньше дюжины машин и пикапов с окрестностей. Я нашел комнату и прислушивался у двери, пока не убедился, что Сьюзан не соглашается. Когда я услышал, как она начала плакать и умолять их остановиться, я ворвался внутрь.

Мне было плохо.

Он продолжил: "Я ворвался. Они, блядь, привязали ее к кровати. Она плакала и пыталась вырваться. Все эти парни, были твоими друзьями и родственниками, но они смеялись и тискали ее. Один вылил пиво ей на живот. Никто на самом деле не трахал её, это было больше похоже на издевательства в тюрьме "Абу-Грейб". От всей этой сцены меня едва не стошнило".

В моём желудке бурлило.

Роланд продолжал: "Я крупный парень, и я держу себя в форме. Многие из этих парней – просто толстожопые реднеки". Ларри, я был так зол. Я знал, что Сьюзан была в полной заднице. Они не имели права. Я пинал и лупил их до усрачки. Никто даже не пытался сопротивляться, они просто пытались быстрее свалить. Одного сукиного сына я швырнул об стену. Пара минут, и никого не осталось. Были только Сьюзан и я, и она была в полном шоке. Я отнес ее в свой пикап, отвез к себе домой и ухаживал за ней всю ночь. Боже Ларри, она плакала и плакала. Она все благодарила меня за то, что я спас ее. Она все плакала и говорила, что никогда не думала, что они могут сделать что-то подобное. Она умоляла меня никогда не говорить тебе".

Я не знал, что сказать. Я просто сидел там. Лиза тоже ничего не сказала.

Роланд закончил: "Я держал ее при себе всю ночь. Я привел ее в порядок и отвез домой. Я заставил ее пообещать, что она постарается завязать или хотя бы притормозит, но она этого не сделала. Я знал, что она больна, но что я мог поделать, – он сделал паузу и сделал еще один глоток пива, – я вроде как присматривал за ней. Пару раз мне пришлось вмешаться, ничего особенного, просто предупредить пару парней. Но толку от этого было мало: она становилась кем-то другим, как какая-нибудь шлюха из большого города, мертвая внутри. Забавно, но рядом с тобой она вела себя как прежде".

Он призывно посмотрел на меня: "Скажи мне, Ларри, что я должен был сделать?".

Я ответил: "Я не знаю, Роланд".

Он закончил: "Через несколько дней, может быть, неделю или две, всплыла история с продавцом машин".

Боже, как хорошо, что я еще ничего не ел: "Ты знаешь, почему ты здесь сегодня".

— "Лиза сказала, что ты должен встретиться с сестрой Сьюзан, и она хочет, чтобы я тоже пришёл".

Я кивнул, "Думаю, мы оба знаем, почему".

Он кивнул: "Я не могу сказать почему, но мне понравилась Сьюзан. Я сделаю все, что смогу".

Я улыбнулся: "Знаешь, Роланд, ты, наверное, единственный настоящий мужчина, который остался в этом зверинце".

Он посмотрел на Лизу, потом на меня: "Вы тоже в порядке".

В дверь постучали. Это была доставка пиццы. Мы все втроем съели пиццу и выпили: Роланд и я – Пабса, Лиза – Пепси.

Следующее утро и вторая половина дня тянулись долго, но мы все же приехали немного раньше. Пара моих пассажиров возмущались, но я спокойно предложил им бесплатную поездку в следующий раз. Это их успокоило. Я вернулся домой вовремя, чтобы принять душ и побриться. Появился Роланд, и мы отправились в Sperl.

Мы приехали туда немного раньше и решили подождать в моем грузовике. Я сказал Роланду: "У тебя были чувства к ней, не так ли?".

Он пожал плечами и посмотрел в боковое окно: "Она была красивой. Она могла флиртовать и не казаться шлюхой. Я знал, что она больна. Мне было жаль ее".

— "Ты никогда ничего не говорил".

"Не было причин. Она была твоей женой. Все думали, что ты знал, – он повернулся ко мне, – но, как я уже сказал, я знал, что ты не знал".

В этот момент на стоянку въехал "Мерседес" цвета «серый металлик». Из него вышли два человека. Я узнал Кэти. Другой человек был мужчиной, которого я никогда раньше не видел. Мы с Роландом вышли и подошли к ним. После короткого разговора, в ходе которого выяснилось, что этот человек – частный детектив, мы вошли внутрь и сели за стол.

Поскольку для воскресеньея было уже довольно поздно, мы без проблем получили свои блюда. Мы ели в основном молча; только после десерта мы начали серьезно разговаривать.

Кэти открыла тему: "Сьюзан больна и у нее проблемы".

Я спросил: "И что мы можем сделать?".

Частный детектив, мужчина, которого представили как Уоррена Сувала, поднял палец: "Можно?".

Я ответил: "Мы все слушаем".

Он начал: "Мисс Гарофало и ее брат впервые обратились к нам несколько недель назад, и с тех пор мы проводим расследование и следим за Сьюзан. Вот что нам удалось выяснить. Во-первых, Сьюзан стала настоящим "диким ребенком" с тех пор, как вернулась домой. У нас есть записи телефонных разговоров о многочисленных "краткосрочных отношениях", но не так давно все изменилось. Она вступила в контакт с человеком по имени Густав Ставрианос; он родился здесь, но его семья из Греции. У него есть связи с местными, и с теми, кто находится здесь нелегально. У него также есть связи с персонажами из Нигерии и России. Говоря прямо, Ставрианос – шлюхолов; он коллекционер, своего рода сборщик урожая. Он находит уязвимых женщин из лучших слоев общества и внедряется в их жизнь, в итоге получая контроль над тем, что они делают. Он не дешев. Он не работает на улицах, и ходящие под ним сутенёры тоже.

Роланд вмешался: "Шлюхоторговец и отбросы лучшего класса".

Детектив продолжил: "У женщин, которых он собирает, обычно не хватает эмоциональной стойкости. Они проживут несколько месяцев, прежде чем в конце концов окажутся на улице".

Роланд спросил: "Сьюзан?"

Частный детектив ответил: "Она почти у цели. Всего несколько недель назад она еще развлекала клиентов получше, но теперь…"

Роланд добавил: "Отбросы".

"Еще не совсем, – ответил частный детектив, – но это ненадолго. Она обслужила пару студенческих братств, и по крайней мере один мальчишник, "всю ночь". И хуже того…"

Я спросил: "ЕЩЁ хуже?"

"У нее есть несколько татуировок".

Роланд вздохнул: "О, Господи".

Я огляделся. Кэти и Роланд, похоже, знали. Похоже, я был единственным девственником: "Чтобы это значило?".

Частный детектив, казалось, скрипел зубами: "У нас есть видеозапись. У нее что-то, изображающее руны на тыльной стороне рук. Они есть и на шее. По крайней мере, мы уверены, что это так. Особенно плохо то, что у нее на шее сзади татуировка в виде штрих-кода. Она также одета в ошейник. Это не похоже на ошейник, скорее на ожерелье, но у нас есть фотографии", – он потянулся вниз и достал небольшой конверт. Он открыл его и протянул несколько фотографий.

Я посмотрел на фотографии. Татуировка в виде штрих-кода была видна отчетливо. Мне показалось, что руны выглядят дешево, как он сказал, фальшиво. Ошейник, как он его назвал, выглядел как обычное ожерелье, за исключением маленького замочка в форме сердца на спине. Я не мог сказать, откуда я это знаю, но я знал, что это замок. Спереди на нем был какой-то декоративный амулет.

— "Что за надпись спереди ожерелья", – спросил я?

Частный детектив ответил: "Инициалы, вероятно, ее владельца".

Я также заметил, что она была сильно накрашена. Это было несвойственно Сьюзан.

Кэти посмотрела на меня: "Мистер Сувала объяснил нам, что татуировка в виде штрих-кода – это, скорее всего, номер телефона. Если бы Сьюзан убежала, любой, кто узнал бы ее, мог бы позвонить по этому номеру, и ее сутенер или "хозяин" знал бы, где ее найти".

Роланд спросил: "Так где же она сейчас?".

Мистер Сувала убрал фотографии и ответил: "Везде. Они перевозят ее с места на место. Иногда она в состоянии ходить; но пару раз мы видели, как они переносили ее в фургон. Больших городов пока нет, но она была в Хейгерстауне, штат Мэриленд, и Ричмонде, штат Вирджиния. Однако последние ее остановки были в районе Балтимора. Мы думаем, что она почти ничего не знает о своем реальном положении. Сначала мы были удивлены, но иногда ее отпускают домой. Один из моих коллег говорит, что это техника контроля; это дает ей чувство безопасности, как будто она может вернуться домой, если действительно захочет".

Роланд бросил вилку с десертом на стол: "Балтимор. Какая дыра".

Частный детектив кивнул: "Если что-то не произойдет в ближайшее время, она окажется на улице, и тогда это не будет иметь значения".

Роланд кивнул в ответ: "Если что-то не произойдет".

Кэти ответила: "Если кто-то что-то не сделает".

Я посмотрел на частного детектива: "А вы?".

Он отрицательно покачал головой: "По двум причинам. Во-первых, это не то, чем занимается мой бизнес, а во-вторых, эта женщина не в себе. Мы наблюдали, она напугана и подозрительна. Ее спасение должно быть организовано людьми, которых она знает и которым доверяет", – он протянул руки ладонями вверх, – "У нас есть все основания полагать, что она доверяет вам двоим".

Мне вдруг стало очень страшно: "Я не знаю, что делать".

Роланд посмотрел на меня. Он выглядел разозлённым и жёстким: "Ларри, мы можем это сделать. Всё, что нам нужно, это информация, где она может быть и когда. Я не обвиняю тебя, Ларри, я знаю, что если ты сможешь справиться с собой, а силовую часть я возьму на себя, думаю, мы сможем вытащить ее".

Может быть, я был желчным, может быть, слишком умным: "Мы вытащим ее, а что потом?"

Роланд сидел с каменным лицом: "Сначала вытащим ее". Он повернулся он к частному сыщику, – "Нам понадобится информация, когда, где, кто с ней будет, и сколько их".

Частный детектив мрачно кивнул: "Мне нужен ваш номер. Как только мы что-нибудь узнаем, я вам позвоню".

Роланд спросил: "Как долго?"

"Думаю, где-то на этой неделе. Они не оставляют её в покое".

Мы закончили. Когда мы встали, Кэти обратилась ко мне и Роланду: "Вы получите хорошее вознаграждение".

Роланд сердито ответил: "Нет".

Мы все уехали: Роланд и я – на своем грузовике, Кэти и частный детектив – куда бы они ни поехали. По дороге домой я сказал: "Черт, что я скажу Лизе?".

Роланд положил свою большую лапу мне на плечо: "Мы скажем ей вместе".

После этого мы мало о чем говорили; Роланд лишь спросил, есть ли у меня пистолет. Я сказал ему, что у меня есть 45-й калибр. Он сказал, чтобы я достал его и был готов, когда позвонит частный детектив. Он напугал меня, когда сказал это. Мой отец купил мне Smith & Wesson M&P 45, когда я уезжал в Колледж Парк. Помню, я спросил его, зачем он купил его для меня. Он только кивнул головой и сказал что-то о городах. Я прошёл несколько тренировок, несколько раз стрелял из него, но это было все. Мысль о том, чтобы использовать его на самом деле, заставила меня перевести дух.

* * V * *

Когда мы вернулись домой, Роланд последовал за мной, и мы вместе поговорили с Лизой. Она не была счастлива, но Роланд значительно уменьшил ее беспокойство. Я никогда не осознавал глубину его восприятия. Вот суть того, что он сказал.

"Лиза, у тебя здесь хороший человек. Тебе не нужно беспокоиться о Сьюзан. На самом деле ты должна гордиться тем, что Ларри готов взять на себя такую ответственность. Он будет со мной. Я не позволю ему пострадать, а со Сьюзан я разберусь потом. Вот как все должно получиться. Мы с Ларри вытащим Сьюзан из ее специфических обстоятельств…".

Для меня он был таким уверенным, но Лиза все еще выглядела испуганной. Она задала еще несколько вопросов. В частности, она задала один: "О каких обстоятельствах вы говорите?".

Он ответил: "Они серьезные, и это не то, о чем тебе нужно знать. Не потому, что ты женщина или что мы тебя меньше уважаем, а потому, что если из этого что-то станет известно, чем меньше ты будешь знать, тем меньше ты скажешь на допросе… если до этого дойдет".

От этого Лизе стало еще хуже. Она спросила, "Мой Ларри… он не будет в опасности?".

"Это будет опасно", – ответил Роланд, – "но только ненадолго, и я буду там, так что тебе не стоит беспокоиться".

Лиза все еще не была убеждена: "Послушай, Роланд, мы с Ларри строим здесь что-то, семью. Я не хочу, чтобы он пострадал".

И он ответил: "Никаких гарантий, Лиза, но, как я предполагаю, это будет только на несколько минут. Потом будем только я и Сьюзан. Вы с Ларри будете чисты".

Когда Роланд ушел, Лиза все еще была напугана, и когда она спросила меня, что происходит, все, что я мог сказать, это то, что Сьюзан в плохой ситуации, и мы собираемся помочь ей. Это не помогло, когда на следующее утро, пока она лежала в постели, я тайком попытался достать свой пистолет из шкафа. Она поднялась с кровати и схватила меня за руку, яростно ругаясь: "Нет, Ларри, ты не можешь".

Я попытался успокоить ее, но когда я признался ей, что Роланд сказал, что он может мне понадобиться, она так расстроилась, что я подумал, что у нее может случиться выкидыш. Я вернул ее в постель и попытался успокоить, сказав, что это просто мера предосторожности. Выходя за дверь, я услышала, как она плачет. Это было в понедельник.

К среде мистер Сувала не звонил, и я решил, что, возможно, ничего не случится. Затем в среду Роланд получил сообщение. Он позвонил и сказал мне: "Мы договорились на пятницу. Я заеду за тобой в шесть часов". Он попросил меня ничего не говорить Лизе. Он считает, что если повезет, то все закончится до восхода солнца в субботу утром". Я надеялся, что он был прав.

Наступила пятница, и Лизу было не обмануть. Я сказал ей, чтобы она оставалась у телефона. Я позвоню ей, когда все закончится.

Роланд заехал за мной. Он приехал на старом фургоне "Шевроле", которого я никогда не видел. Когда я спросил его, где он его взял, он ответил: «Не беспокойся, он не краденый». Мы поехали на юг, затем на запад через мост Бэй-Бридж и выехали на шоссе 50. Он сделал несколько поворотов, и, поскольку я не был в этом районе много лет, я сбился со счета. Вскоре после одиннадцати мы остановились на боковой улице в тихом рабочем районе между Вашингтоном и Балтимором.

Мы просидели на стоянке около пятнадцати минут. Затем появился мистер Сувала на новеньком Приусе. Он подошел к окну Роланда и протянул ему бумажку с адресом.

Мистер Сувала сказал: "Возле этого дома припаркован фургон. Это старое бунгало, принадлежащее супружеской паре на пенсии, которая проводит сезон во Флориде. Они сдали его в аренду "другу". Когда вы приедете туда, вы увидите фургон; это довольно побитый "Шевроле", – он посмотрел на то, в чем мы были, – не слишком отличающийся от того, что есть у вас.

Роланд кивнул. Сувала продолжил: "Предполагается, что это будет мальчишник. Не спрашивайте меня, откуда мы знаем. Все они довольно молоды, в основном из "мобильных и эффективных", будут семь или восемь человек, никто не опасен. Последнее, что они будут искать, это неприятности. Женщин четверо; Сьюзан – самая старшая, а с женщинами только один мужчина. Он наркоман, имеет приводы и, – он посмотрел на руки Роланда, – тот ещё тип. Они там уже пару часов, так что ожидайте… ну, вы знаете чего. Женщины, вероятно, будут под кайфом. Я предлагаю тебе зайти побыстрее. Напугай до смерти тусовщиков и вытащи свою девушку как можно быстрее".

Роланд кивнул.

Мистер Сувала добавил: "О, и еще кое-что, о сопровождающем мужчине. Как я уже сказал, что с ним случится, никого не будет волновать, просто не убивайте его".

Роланд снова кивнул. Мистер Сувала сел в свой Приус и отъехал. Роланд посмотрел на меня: "Готов?".

Я ответил: "Думаю, да".

"Держи свой пистолет наготове. Будь громким и противным, но не стреляй, пока не почувствуешь угрозу, и что бы ты ни делал, никого не бей". Похоже, некоторые из наших участников вечеринки могут быть молодыми юристами и тому подобное. Мы не хотим ранить сына какого-нибудь судьи. Понял?"

Я положил свой 45-й калибр на колени: "Да, понял".

Роланд быстро подъехал на машине прямо к дому. Он припарковался на задней лужайке, и мы вышли. Он посмотрел на меня: "Это здесь".

Я кивнул.

Роланд подошел к задней двери и одним мощным ударом левой ноги выбил заднюю дверь. Он сразу же вбежал внутрь. Я следом за ним.

Роланд пробежал через кухню. Там были двое молодых людей с какой-то женщиной. Он был великолепен. Рукояткой пистолета он повалил одного мужчину на пол, а другого так сильно ударил ногой в пах, что тот грохнулся, как мешок с цементом. Затем он пронесся через маленькую столовую с криком: "Это полиция!".

Какой-то придурок повернулся к нему и начал что-то говорить. Я так и не понял, что он сказал. Роланд просто расплющил его. Две женщины начали кричать. Кто-то открыл входную дверь, и топот убегающих тел был почти оглушительным. Когда я прошел через столовую, машины уже отъезжали.

Роланд увидел хозяина шлюх раньше меня. Он не терял ни секунды. Роланд пнул его в колено. Я никогда не слышал такого ужасного хруста. Человек, если его можно было назвать человеком, потянулся за чем-то в карман. Я подумал, что это пистолет, но оказалось, что это сотовый телефон. Роланд отшвырнул его, и прежде чем я успел что-либо предпринять, втащил его в спальню. Дверь захлопнулась. Тогда я повернулся и увидел Сьюзан.

Сначала я ее не узнала. Макияж был таким густым, и она выглядела такой усталой. Она была "под кайфом". Я бросился к ней: "Сьюзан!".

Она не узнала меня. Она упала на пол и свернулась в клубок. Я подумал: "О черт, о нет; что они с ней сделали?". Другие девушки, их было три, сгрудились в углу за столом в столовой. Повсюду стояли бутылки с дорогим алкоголем. Ни на одной не было платья; все были в дешёвом нижнем белье от Фредерика из Голливуда.

Из спальни доносились звуки; то, что я слышал, было тошнотворным. Я вспомнил, что Роланд служил в армии и был в Ираке. Когда я стоял и слушал тяжелый стук сапог по плоти, ужасные хлюпающие звуки систематически разрушаемого тела человека, пусть даже такого, мне стало плохо, очень плохо. Примерно через десять минут Роланд вышел обратно. Его лицо было серым, безжизненным.

Он посмотрел на меня и, указывая на Сьюзен, сказал: "Отнеси ее в фургон, заведи его и выезжай из квартала. Я буду через минуту".

Подняв Сьюзен на ноги, я смотрел, как Роланд уводит одну из женщин в спальню. Поспешно выходя через заднюю дверь, я услышал слова Роланда: "Вот видишь. Он больше не сможет причинить тебе боль. Никому не сможет…"

Остальное я пропустил. Я посадил Сьюзан в фургон и сделал то, что сказал мне Роланд. Когда я завел грузовик, я понял, что ничего не сделал. Я даже не достал свой пистолет. Со Сьюзан на заднем сиденье я выехал на улицу и стал ждать. Ждать пришлось недолго, Роланд был тут как тут. Он забрался внутрь: "Пора ехать".

— "Домой", – спросил я?

Он сказал: "Есть боковая улица перед мостом. Там есть Макдональдс. Съезжай туда".

Пока я ехал обратно по шоссе 50, Роланд забрался на заднее сиденье к Сьюзан. Я не мог ничего расслышать. Я услышал тихий плач, в котором узнал Сьюзан. Я не мог разобрать, что говорил Роланд, но его голос звучал так мягко и успокаивающе, он был совсем не похож на того человека, которого я наблюдал всего несколько минут назад.

Потребовалось около двух часов, чтобы добраться до улицы, которую указал Роланд. Мы остановились, вышли из нашего фургона и подошли к другой машине, красивой "Хонде" поздней модели.

Когда мы шли от фургона, Роланд держал Сьюзан, завернутую в одеяло. Она выглядела такой маленькой. Я спросил: "Что мы будем делать с фургоном?"

Роланд хмыкнул, он действительно усмехался: "Он принадлежит одному моему знакомому. Он заберет его сегодня утром", затем он повернулся и улыбнулся: "Не волнуйся, Ларри. Ничего не украдено, ничто не может указать на нас. Если полиция решит пошалить, они могут найти следы моей ДНК, но я сомневаюсь, что они будут искать слишком усердно. Не забывай, что я ветеран. Я мог быть там в качестве гостя, и это всё, что они смогут узнать".

Я спросил: "А что насчет того парня?"

Роланд помертвел: "Он жив. Я показал его другим женщинам. Там были деньги, много денег. Я оставил их им. Если кто-то будет разнюхивать, они ничего не скажут".

Я не был удовлетворен: "Тот парень; ты избил его".

Роланд прошептал: "Не спрашивай меня об этом".

Я вёл машину всю обратную дорогу. Сьюзан спала на заднем сиденье. Ни я, ни Роланд ничего не сказали. Когда мы приехали домой, Роланд выпустил меня. Он тоже вышел. К моему удивлению, он обнял меня: "Ты хорошо поработал сегодня вечером, Ларри", затем, указывая на мою входную дверь, которая на самом деле была задней дверью миссис Кеммерик, сказал: "Иди туда, позаботься о той девушке и продолжай жить дальше".

Я еще не был готов: "А что будет с тобой? Что со Сьюзан?"

Чудо из чудес; в его глазах появились слезы: "У нас впереди долгий путь. Просто помни, что ты ничего не знаешь. Может быть, когда-нибудь я тебе позвоню".

Я чувствовал себя забавно, хотелось зарыдать. Будто случилось что-то невероятно важное, что-то действительно меняющее игру. Я вытер слёзы с глаз и сказал: "До свидания, Роланд", но он уже вернулся в "Хонду". Сьюзан была рядом с ним. Он помахал рукой, отъезжая. Я слышал, как он что-то сказал. Мне показалось, что я услышал, как он пробормотал: "Hi ho Silver…" (название песни Роя Роджерса о дальней дороге- прим. переводчика), и они уехали.

Я зашел внутрь. Я вернулся домой. Забавное слово – дом. Внезапно оно стало значить гораздо больше. Лиза лежала на диване и ждала меня; она плакала. Я был так счастлив, что тоже начал плакать. Лиза сердито сползла с кровати. Она начала слабо махать на меня кулаками: "Ты обещал позвонить. Мне было так страшно".

Я притянул ее в свои объятия: "Все в порядке. Я уже дома".

Моя последняя мысль на этот счет? Я действительно наконец-то был дома, и у нас все будет хорошо'.

Конец

Краткий эпилог:

Проходили дни, недели и месяцы. Мы больше не слышали ни о Роланде, ни о Сьюзан. Я очень надеюсь, что у них все наладится. Некоторое время я продолжал получать рекламу от какого-то татуировщика из Довера, штат Делавэр. Кто-то купил набор для удаления татуировок, оставив мой адрес, и по какой-то глупой причине владелец продолжал присылать мне брошюры. Я предполагал, что кому-то удалили руны и штрих-код.

Я часто думал о Роланде. Мы оба служили в армии. Я знал, чему научился. Чему они научили Роланда? Он был орденоносным ветераном боевых действий, человеком с невероятными навыками. Мел Гибсон снял кучу фильмов под названием "Смертельное оружие", но фильмы едва ли определяли это словосочетание. Роланд был "смертоносным"! Я знаю, потому что слышал, что он сделал, а Роланд был одним из тысяч тех, кто вернулся из Ирака и Афганистана. Они все были на улицах. Они были вокруг нас. Некоторые из них были одиноки и с раной в душе, как Роланд. Это беспокоило меня. Сколько из них, как Роланд, не получали никакой помощи?

Когда-то Роланд сказал, что рад, что его школьная возлюбленная бросила его. Он сказал, что мог причинить ей боль. Мог ли он когда-нибудь причинить боль Сьюзан? Не думаю; я верю, что у Сьюзан все будет хорошо. Надеюсь, они будут счастливы.

А я и Лиза?

Это совсем другая история. Лиза никогда не спрашивала меня о том, что произошло той ночью, а я никогда не рассказывал. Мы купили дом недалеко от ее родителей. Однажды, не так давно, мы выходили из дома после завтрака у её мамы и папы. Бедная Лиза-Энн, неуклюжая, как обычно, споткнулась и чуть не упала. Я успел подхватить ее. Клэй, мой лучший друг, был на другой стороне улицы. Он засмеялся и крикнул: "Лиза, я вижу, ты все еще не можешь ходить и жевать жвачку одновременно".

Лиза рассердилась, но промолчала. Она пыталась держать себя в руках, но у нее не очень хорошо получалось. Ей очень хотелось наорать на парня.

С нами были наши дети. Я держал нашего трехлетнего мальчика за одну руку, а двухлетнюю дочь толкал в коляске. Лиза была беременна третьим ребенком. Указывая на вздувшийся животик Лизы, я рассмеялся и крикнул в ответ: "Не волнуйся, я наконец-то нашел то, что у нее действительно хорошо получается!".

Даже Лиза засмеялась. Она обняла меня.

Жизнь была хороша; может быть, мы услышим о Роланде и Сьюзан… когда-нибудь.