Хроники Пустошей: Переиздание. Часть 5: Братство

БЕН

Шагая вперёд, периодически оглядываюсь, пытаясь увидеть Эмму. На идущую в середине строя рыжую без слёз не взглянешь. Плетясь неровной походкой между двумя монахами, Эмма то и дело массирует лоб и старается смотреть не вперёд, навстречу ярко светящему солнцу, а исключительно себе под ноги. Головная боль, безусловно, была вызвана похмельем, а неровная походка – безумными вечерними скачками на моём члене, после которых у девчонки, наверняка, побаливала промежность. Жару мы вчера, конечно, задали. Жаль, что утро совсем не задалось. За последние десять минут рыжую дважды вырвало, при чём во второй раз рвало девчонку довольно долго. Монахи, или кем там были чудики в балахонах на самом деле, проявили чудеса терпимости, и не стали трогать Эмму в такой ответственный момент. Один из конвоиров даже дал рыжей воды прополоскать рот. По отношению ко мне они были не столь терпимыми.

— Шагай быстрее! – рычит мой конвоир, прежде чем заехать мне ногой по спине.

От удара неуклюже падаю на живот, чуть не угодив мордой в грязную лужу. Приподняв голову, вытираю воду с лица, и смотрю на монаха, который меня ударил. Им оказался тот самый лысый урод, получивший от меня по морде ещё в палатке. Обиделся, засранец. Теперь наверняка будет отыгрываться на мне при каждом удобном случае, и что-то мне подсказывает, что таких случаев будет немало. Тот факт, что монахи не прикончили нас ещё в лагере, а просто обезоружили и забрали все наши припасы, радовал и настораживал одновременно. Чего они от нас хотели и куда вели, оставалось для меня загадкой, но в то, что нас ждёт тёплый приём, совсем не верилось. Встряли мы конкретно.

Мы идём без остановки несколько часов, пока не набредаем на большое строение, огороженное высоким забором с колючей проволокой. Не слишком далеко от забора с правой стороны находится озеро. Заметив по ту сторону стены несколько наблюдательных вышек, понимаю, что это за здание ещё до того, как мы подходим к вывеске рядом с воротами. Логовом монахов оказалась заброшенная тюрьма, каким-то чудом не пострадавшая во время катастрофы. Дежуривший на проходной чудик поспешил открыть ворота, пропуская нас на территорию тюрьмы. Пока мы пересекаем внешний двор, обращаю внимание, что местные обитатели организовали здесь что-то наподобие фермы. Пятнадцать человек, среди которых были и женщины, обрабатывали землю и равномерно поливали грядки. В отличие от монахов, земледельцы не носили балахоны, однако на их лбах также красовались вырезанные кресты. Стало быть, мы оказались в плену не у кучки, а у целой общины чудиков, что было чревато ещё большими проблемами.

После захода внутрь нас повели через тюремный блок. По бокам располагались открытые камеры. Некоторые из них были пусты, но в большинстве кто-то находился. Были там и мужчины в балахонах, и женщины в повседневной одежде, и даже дети, на лбах которых также присутствовали кресты, только не вырезанные ножом, а нарисованные красной краской. С мостика на втором этаже на нас поглядывал чернокожий здоровяк в балахоне. Цвет балахона выделял его среди остальных монахов: захватившие нас чудики носили серое, будто испачканное в пыли шмотьё, а негр носил чистенький, будто только что из магазина, балахон ярко-пурпурного цвета. Перехватив мой взгляд, здоровяк недобро щурится, и спешит покинуть свой пост.

В соседнем блоке наконец-то вижу людей без крестов. Все они сидят в запертых камерах. Были там и откровенные головорезы со злобными физиономиями, и дамочки средней привлекательности в коротких рваных юбках или шортах, а также несколько помятых молодых парней в военной форме. Находились они здесь явно не по своей воле. Заключённых набралось десятка три, а то и больше. Увидев меня, одна из дамочек, приблизилась к решетке.

— Ух ты, свежее мясцо подвезли! Вы к нам надолго или как предыдущие? – интересуется она.

— А как предыдущие? – пытаюсь уточнить, за что тут же получаю болезненный тычок в бок от лысого.

Дамочка лишь похихикала, и вернулась обратно к кровати, не рискнув отвечать на мой вопрос. Отыскав свободную камеру, лысый заталкивает меня внутрь, после чего сразу запирает дверь. Хотя здесь было достаточно места для двоих, Эмму поместили в соседнюю камеру. Оставив нас одних, монахи тут же сваливают, не став ничего объяснять. Первым делом осматриваю свою койку. Заметив бегающих по одеялу жуков, спешу скинуть его на пол. Отыскав паразитов в подушке и матрасе, сам сажусь на пол.

— Чего притихла, рыжая? Неужто совсем нечего сказать? – спрашиваю я, прислонившись спиной к стене.

— Не разговаривай со мной, урод! – слышу раздражённый голос Эммы из-за стены.

— А что не так? Неважно себя чувствуешь?

— Издеваешься? Сначала напоил меня и изнасиловал, а теперь спрашиваешь, как я себя чувствую? Как будто меня вываляли в грязи! Жаль, что эти придурки прямо там тебя не пристрелили! – повышает голос Эмма.

Ну началось! Эта дура вообще адекватная? Нас схватили какие-то вооружённые полудурки с непонятными, но явно нехорошими намерениями, а рыжую волнует наш вчерашний перепихон! Охренеть у неё расстановка приоритетов!

— Не перекладывай с больной головы на здоровую. Напилась ты сама. Я лишь посоветовал сделать несколько глотков, чтобы согреться, а не опустошать всю бутылку. Да и не насиловал я тебя, – решаю прояснить ситуацию.

— Как и ту девчонку, из-за которой тебя посадили в тюрьму? Может, это она затащила тебя в сортир, и жёстко над тобой надругалась, пока ты яростно пытался отбиться? – голос Эммы был полон желчи и злого сарказма.

Тяжело вздыхаю. Похоже, у баб мозги устроены совсем не так, как у мужиков. По крайней мере, у этой точно. Зря я вообще ей об этом рассказал. Вот кто меня за язык тянул?

— Не говори о том, о чём и понятия не имеешь, – устало бормочу, не желая развивать эту тему.

— И не собираюсь. Мне и так с тобой всё понятно, – заканчивает Эмма разговор на не самой приятной ноте.

Услышав скрип, понимаю, что рыжая села или легла на кровать. Предупреждать её о том, что в постельном белье могут водиться клопы или другие паразиты, я не стал. Сама заметит, если не слепая.

— Прежде чем строить из себя жертву, напряги то, что у тебя вместо мозгов, и вспомни, как всё было. Хотя знаешь, кое за что попросить прощение, наверное, всё же стоит. Ты была навеселе, но я-то соображал, – вновь пытаюсь заговорить с соседкой.

— Ты сейчас о чём? – подаёт голос рыжая.

— Не стоило мне запускать своих головастиков в твой пруд. Как бы они там обживаться не начали.

Развить эту тему мне не позволили вернувшиеся монахи во главе с лысым. Увидев его злобную физиономию, готовлюсь к худшему, и, к сожалению, оказываюсь прав.

ЭММА

Едва Бен упоминает о возможных последствиях прошлой ночи, испуганно хватаюсь за живот. А ведь об этом я совсем не подумала. Даже после того как Бена уводят, его слова не дают мне покоя. Сама мысль о том, что после вчерашней ночи я могла забеременеть, вгоняет меня в панику. И дело даже не в том, что отцом ребёнка окажется столь неприятный тип, как Бен. Ещё до встречи с ним, когда мы с матерью вдвоём путешествовали по Пустошам, пытаясь выжить, я поняла, что новый мир не создан для тех, кто не может постоять за себя. Маленькие дети, как бы цинично это не звучало, были лишь обузой. Да и как можно заботиться о ком-то другом, если даже себя не можешь обеспечить всем необходимым? Когда я высказала свою точку зрения матери, она посмотрела на меня так, будто у меня выросла вторая голова. Её мнение кардинально отличалась от моего, а аргумент, что дети – это самое прекрасное, что может быть в жизни любой женщины, показался мне совсем уж неубедительным.

Более детально вспоминая вчерашние события, нехотя признаю, что едва ли произошедшее можно назвать изнасилованием. Слишком уж слабо и недолго я сопротивлялась, да ещё и удовольствие в процессе получила. А когда Бен лёг на спину, чуть ли не сама прыгнула на его член. Что с того, что во время этих скачек я видела перед собой ни этого грубого козла, а Криса? Разве это что-то меняет? Ни хрена это не меняет! Слабая на передок похотливая пьянчужка – вот кто я после этого. Впрочем, так ли это важно? Сейчас есть проблемы и посерьёзнее. Сначала надо выбраться отсюда.

Заверив себя, что всё будет хорошо, жду, когда вернётся Бен. Однако время идёт, а он всё никак не возвращается. Стараясь не обращать внимания на урчание в животе, пытаюсь отвлечься, начав ходить из стороны в сторону. Сосчитав сколько шагов в длину и ширину составляет моя камера, присаживаюсь на край кровати. Моё одиночество было прервано появлением немолодой женщины с подносом. На её лбу был вырезан крест, а правую щёку пересекал глубокий шрам. Одета она была в плотную клетчатую рубашку и длинную юбку. Поставив поднос перед решёткой, и не сказав мне ни слова, женщина пошла прочь. Вскочив с места, кричу:

— Подождите! Не уходите!

Женщина возвращается обратно к решётке.

— Чего тебе? – спрашивает она недовольным тоном.

— Что вам от нас надо? – требую ответа.

— Лично мне от тебя ничего не нужно, – равнодушно отвечает моя собеседница, но уходить не торопится, ожидая дальнейших вопросов.

— Кто вы такие?

— Меня зовут Джоанна. Точнее сестра Джоанна. Мы – “Братство Судного Дня".

— Это название ни о чём мне не говорит.

Джоанна натянуто улыбается.

— Это долгая история, – говорит она.

— А я никуда и не тороплюсь.

Во взгляде Джоанны промелькнула небольшая заинтересованность, хотя возможно мне это только показалось. Женщина рассказала, что примерно половина “братьев”, в том числе и духовный лидер Братства, отец Джошуа, ещё до катастрофы были заключёнными, и отбывали здесь срок. В отличие от персонала тюрьмы, о том, что на Землю упал астероид, заключённые узнали далеко не сразу. Поняв, что больше их здесь ничего не держит, все как один надзиратели разбежались, обрекая запертых в камерах заключённых на смерть от голода и жажды. Джошуа, работавший в тюремной библиотеке, остался в тюрьме, и выпустил всех заключённых на свободу. Подобно надзирателям, основная масса заключённых покинула тюрьму, разбежавшись в разные стороны, а те, кто остался здесь, и основали “Братство Судного Дня”, главным идеологом которого и стал бывший библиотекарь. Джошуа и его новообретённые братья верили, что наступил конец света, и те, кто его пережил, оказались не достойны того, чтобы попасть в рай или в ад, и застряли на грешной земле до тех пор, пока небеса или преисподняя не будут готовы их принять. Вырезанные на лбах кресты были для Братства не просто опознавательными знаками – они были символами благочестия и первым шагом на пути к искуплению, поэтому все адепты носили кресты с гордостью.

Слушая Джоанну с серьёзным видом, ловлю себя на мысли, что большего идиотизма мне ещё не приходилось слышать. Это же надо было так извратить религию, чтобы придумать такой бред! Судя по скептицизму во взгляде Джоанны, до катастрофы работавшей в тюремной столовой, она и сама то не слишком верила в новую религию, а лишь предпочитала не выделяться из основной массы. Её можно было понять. Здесь было всё необходимое для выживания: оружие, еда, крыша над головой, крепкие и надёжные стены, множество людей, готовых сражаться за свой новый дом. Новая религия не запрещала братьям пользоваться оружием, а также позволяла набирать в ряды Братства чужаков. В основном это были люди, нуждающиеся в помощи и защите, а также те, кто мог оказать Братству посильную помощь. В качестве примера Джоанна упомянула одного путешественника-одиночку, хорошо разбирающегося в электронике. С его помощью обитателям тюрьмы удалось запустить аварийный генератор и восстановить энергоснабжение.

А вот к мародёрам и бандитам члены Братства относились не так хорошо. Не раз и не два любители лёгкой наживы нападали на тюрьму, но получали жёсткий отпор. Даже если налётчикам удавалось скрыться, Братство их выслеживало. Тех, кто оказывал сопротивление, убивали, а остальных доставляли в тюрьму. В результате последнего нападения четверо братьев погибло. Жертв среди нападавших было намного больше. Так и не добившись своего, и понеся большие потери, налётчики отступили. Догадавшись, что последний налёт на тюрьму совершила та банда, о которой говорил Фред, и что меня и Бена приняли за членов той банды, пытаюсь донести до Джоанна, что произошла чудовищная ошибка, и мы ни в чём не виноваты, но женщину мои объяснения лишь забавляют.

— Мне ты можешь ничего не доказывать. Даже если это правда, тебе это мало чем поможет, – объясняет она.

— Почему? – спешу уточнить.

— Сегодня вечером состоится ритуал очищения, и у тебя есть все шансы стать его главной участницей.

— Что ещё за ритуал очищения?

— Вечером и узнаешь. А пока ешь и набирайся сил, – предупреждает Джоанна зловещим тоном, после чего уходит.

Несмотря на голод, после разговора с Джоанной аппетит сразу же пропал. Что бы не представлял собой этот ритуал очищения, становится его участницей мне совсем не хотелось. Сразу же после ухода Джоанны вернулись братья, и привели, а точнее притащили Бена. Выглядел он настолько паршиво, что мне даже стало его немного жаль. Чуть-чуть, буквально самую малость. Закинув Бена в его камеру, словно он не живой человек, а кусок мяса, фанатики заперли дверь и ушли, даже не взглянув в мою сторону.

— Со мной всё в порядке. Спасибо, что поинтересовалась, – раздался из-за стены саркастичный комментарий Бена.

— Да иди ты, – отзываюсь я.

— С удовольствием бы пошёл, да только эти подонки вряд ли мне это позволят.

— Чего они хотели? – всё же решаю поддержать разговор.

— Чтобы я захлебнулся в собственной крови. Параллельно мне задавали вопросы, куда сбежали все остальные и что хранится в нашем чемоданчике. Но мои ответы не особо волновали лысого ублюдка и его прихвостней. Его больше радовал сам процесс, – ответил Бен уже чуть громче.

— И зачем тогда надо было всё это терпеть? Соврал бы что-нибудь, глядишь, они бы и отстали. Хотя бы на время проверки твоих ответов.

— Может быть и отстали бы. Но скорее всего, отправили бы поздороваться со своими питомцами.

— Какими ещё питомцами?

— С вурдалаками. Эти психи держат в яме во дворе парочку мутантов. Наши предшественники как раз пошли им на корм. Лысый хотел швырнуть в яму и меня, но решил с броском немного повременить. Видимо решил придумать и подготовить что-то похуже, сучара мелочная.

— Расслабься, никуда он тебя не швырнёт. По крайней мере, без приказа Джошуа, – спешу успокоить собрата по несчастью.

— Это ещё что за хрен?

— Он здесь главный, – отвечаю, а затем коротко пересказала ему всё то, что смогла узнать от Джоанны.

Я не видела выражения лица Бена, а потому и не могла понять, что он обо всём этом думает. Он не задавал никаких вопросов, а лишь молча меня слушал. Дослушав меня до конца, Бен сказал лишь одно слово – “Ясно”, и как будто потерял интерес к происходящему. Я же не прекращаю думать о том, что собой представляет ритуал очищения, о котором говорила Джоанна, и в то же время надеюсь, что участвовать в нём мне не придётся.

То, что я узнала о “Братстве Судного Дня”, пугает меня до дрожи в коленях. Эти фанатики были опаснее любых бандитов, потому что понять, что творится у них в головах, было очень сложно. Когда урчание в животе напоминает мне о голоде, всё же вспоминаю про оставленную Джоанной еду. На секунду меня посещает мысль не притрагиваться к пище и просто-напросто уморить себя голодом. Однако я тут же её отгоняю. Смерть от голода не слишком приятная. Как в принципе, и вообще смерть в целом. Но добровольно отправляться на тот свет я не собираюсь. Да, всё плохо, но пока ещё не безнадёжно. Возможно, дальше станет хуже, но до этого момента ещё надо дожить. С этой мыслью просовываю оставленный поднос через прутья решётки, придерживая принесённую еду рукой, и иду к кровати.

КРИС

Раздобыть ключ от карцера оказывается непростой задачей, ведь хранится он не у часового, охраняющего Синтию, а в кабинете полковника Ферриса, куда мне доступ запрещён. По-другому открыть дверь можно разве что с помощью взрывчатки, но добыть её ещё сложнее. Как и продуктовый, склад с оружием хорошо охраняется. А даже если бы и не охранялся, такой вариант всё равно бы мне не подошёл – слишком уж он шумный. Приходится ошиваться рядом со штабом чуть ли не до самого вечера, выжидая подходящего момента. Лишь когда полковник куда-то отлучается, забираюсь в его кабинет через приоткрытое окно, радуясь, что Феррису надоело сидеть в духоте, и он решил немного проветрить помещение. В противном случае, пришлось бы разбивать стекло, что непременно бы услышал дежуривший в приёмной адъютант. Стараясь не шуметь, обыскиваю кабинет. Из полезного помимо ключа от карцера нахожу и табельное оружие Ферриса. Забрав ключ и ствол, слышу голоса в коридоре, и едва успеваю убраться, прикрыв за собой окно.

С часовым, охраняющим Синтию, решаю не церемониться. Угрожая солдату пистолетом полковника, заставляю его повернуться ко мне спиной, после чего бью рукояткой по затылку. Вырубив бойца, забираю у него оружие, затем с помощью ключа отпираю запертую дверь.

— Не ожидала, что ты вернёшься. Но очень на это надеялась, – признаётся Синтия, выходя из камеры.

Взяв бойца за ноги, затаскиваю его в карцер. Присмотревшись к его обуви, а затем к поношенным башмакам Синтии, решаю, что такие ботинки матери Эммы подойдут больше. Главное, чтобы они не оказались ей малы. Расшнуровав ботинки, стаскиваю их с ног солдата, и передаю Синтии.

— Очнувшись, он сразу же поднимет тревогу. Желательно, чтобы к тому моменту мы были отсюда как можно дальше, – говорю я, пока женщина переобувается.

— Надеюсь, ты и этот момент предусмотрел. Потому что у меня нет никаких идей, как незаметно отсюда выбраться.

— Не волнуйтесь, предусмотрел, – заверяю Синтию.

Пообщавшись с Амандой, я узнал, что группа беженцев планировала украсть у военных немного оружия и припасов. Чтобы незаметно проникнуть на базу, эти ребята устроили подкоп, выкопав яму под стеной как раз рядом с продуктовым складом. Но как и мне, добраться до оружия и припасов им помешало наличие круглосуточной охраны. План разжиться едой и пушками провалился, но сам подкоп остался. Благодаря этой яме сегодня на базу и проникла Аманда. Через неё же убраться отсюда планирую и я.

— Что с едой? – интересуется Синтия, закончив переобуваться.

— Я прихватил немного хлеба из столовой, оставшегося после ужина.

— А надо много. Не только хлеба, но и воды.

— Не волнуйтесь, я и это предусмотрел.

Всё та же Аманда поведала мне, что у банды, в которой она ранее состояла в качестве безотказной секс-игрушки, остался небольшой тайник с едой и патронами. На вполне ожидаемый вопрос, почему же она сама не обчистила заначку, девушка призналась, что находится тайник не в самом безопасном месте, а именно на болоте. Ради чёрствых крекеров и просроченных консервов лезть в опасную трясину, рискуя навсегда там и остаться, Аманда не захотела. А вот мне, похоже, сделать это придётся. Других идей, где разжиться едой, у меня нет.

Стараясь случайно не попасться кому-нибудь на глаза, незаметно добираемся до продуктового склада. Обойдя его, начинаю искать ямку, о которой узнал от Аманды. Яма находится почти в самом углу, прикрытая маскировочной тканью цвета земли. Наверно, именно поэтому солдаты до сих пор её не обнаружили. Перебравшись на ту сторону, спешим как можно скорее отсюда убраться.

Как только база и лагерь беженцев остаются позади, начинаю расспрашивать Синтию о местонахождении Эммы. Женщина молчит, поглядывая на меня с недоверием. Лишь после напоминания, что именно я вытащил её из карцера, Синтия всё же рассказывает, что Эмма направилась в сторону “Королевы Морей”, и компанию ей, скорее всего, составляет мужчина по имени Бен. После такого ответа начинаю испытывать неприятное чувство. Это не столько ревность, хотя и она имеет место быть, сколько беспокойство за безопасность Эммы. Она путешествует с каким-то непонятным мужиком, который может сделать с ней всё, что ему заблагорассудится. И никто её не защитит. Вместе с тем хочу прояснить ещё один неприятный момент.

— Гарри рассказал, что мой отец пытался изнасиловать Эмму. Это правда? – спрашиваю я.

— Правда. Не только пытался, но и довёл бы дело до конца, если бы я не вмешалась, и не долбанула его бутылкой по башке, – признаётся Синтия.

Ублюдок! Какой же ты всё-таки ублюдок! Знал ведь, что Эмма мне нравится. Не мог не знать. И всё равно попытался трахнуть её за моей спиной. И потом ещё убеждал, что это она тебя попыталась соблазнить, но получив категоричный отказ, долбанула чем-то тяжёлым, украла чуть ли не треть припасов, устроила пожар на кухне, а потом сбежала вместе со своей матерью. А ведь я поначалу ему поверил, пока Гарри не рассказал, что всё было совсем не так. Часть припасов Эмма и её мать действительно взяли, но совсем немного. Всё остальное якобы украденное, припрятал уже отец. Пожар, скорее всего, устроил тоже он.

— Я знала, что ты спишь с моей дочерью, но вмешиваться не стала, хотя и боялась, что ты разобьёшь ей сердце. Эмма была по уши в тебя влюблена. Были ли её чувства взаимны, или же для тебя это была просто мимолетная интрижка, я определить не смогла.

— Были.

— Теперь я это вижу. Но в тот момент всё было не так очевидно. Срывая одежду с моей дочери, твой отец говорил, что Эмма тебе надоела, и ты решил поделиться ей с ним.

Услышав это, сжимаю кулаки. Расскажи мне об этом Синтия или Эмма раньше, ещё до откровений Гарри, не уверен, что поверил бы им. Теперь же у меня нет никаких сомнений, что именно так всё и было. Отец не только сам сделал подлость, но и меня попытался очернить в глазах Эммы. И судя по тому, что она сбежала, даже не попытавшись со мной поговорить, она ему поверила. Окажись этот подонок сейчас рядом, одним ударом в челюсть всё бы не ограничилось.

— Эмма после случившегося была в шоке, и плохо соображала, а потому поверила твоему отцу. Лишь позже, когда мы были уже далеко, Эмма всё хорошенько обдумала, и заявила, что ты не мог так с ней поступить, – добавляет Синтия.

— Но возвращаться обратно вы всё равно не захотели.

— Захотели. Но испугались, что нас могут убить. Я ведь тогда очень сильно приложила твоего отца, и не была уверена, что он выжил, – делиться женщина своими переживаниями.

— Для всех остальных отец по-прежнему жив. Но для меня он умер, – заявляю категорично.

Синтия услышанное никак не комментирует.

— Не знаю, как далеко Бен и Эмма продвинулись, и какой дорогой пошли. Фора у них была приличная. Но если поднажмём, возможно, успеем нагнать их по дороге, – предпочитает она сменить тему.

Обязательно нагоним. Но сначала придётся сделать крюк, и заглянуть на болото.

ЭММА

Примерно через час после ужина Джоанна возвращается, сменив повседневную одежду на чёрный балахон.

— Раздевайся и иди за мной. Во время ритуала очищения одежда тебе не понадобится, – объявляет она.

— Что ты несёшь, чучело? Какой ещё ритуал? – подаёт голос Бен, услышав слова Джоанны.

Женщина переводит взгляд на соседнюю камеру.

— Тебя это не касается. Скажи спасибо, что ещё легко отделался! – говорит она с плохо скрываемой неприязнью, а потом вновь переводит взгляд на меня.

Качаю головой, не желая идти на поводу у фанатички.

— Можешь упрямиться сколько хочешь, но тебе это не поможет, а только навредит. Либо ты разденешься самостоятельно, либо тебя разденут насильно. Вот только во втором случае одежду тебе не вернут. Ты этого хочешь? – давит на меня Джоанна.

“Твою мать! Чтоб вы сдохли, чёртовы психи!” – думаю я, прежде чем начать раздеваться.

Невольно вспоминаю, как расплачивалась с Беном за лекарства для заболевшей мамы. Воспоминания не слишком приятные. Только вот этот козёл чётко давал понять, чего от меня хочет, в то время как эта полоумная с крестом на лбу будто специально пытается нагнать побольше тумана, вместо того чтобы прямым текстом сказать, что меня ожидает. А ожидает меня явно что-то неприятное. Как только снимаю ботинки и раскладываю снятую одежду на кровати, Джоанна открывает камеру.

— Иди за мной, – приказывает фанатичка.

Выйдя из камеры, замечаю ещё десяток женщин в балахонах, только в отличие от Джоанны, они вооружены дубинками, да и настроены гораздо более агрессивно. После того как из разных камер выводят ещё трёх голых счастливиц, до меня доходит, что участвовать в ритуале очищения буду не только я одна. Четвёртая девушка, вышедшая из камеры самой последней, неожиданно оттолкнула ближайшую фанатичку от себя и попыталась убежать, однако её быстро настигли, повалили на пол и пустили в ход дубинки. Били её, как мне показалось, не в полную силу, и в основном, по рукам и ногам. Когда жертва начала просить пощады, фанатички всё же остановились. Когда Джоанна подвела меня к другим участницам ритуала, нам приказали выстроиться в один ряд, что мы и сделали.

Затем нас повели в тюремную душевую через жилой блок. В соседнем блоке нас ожидал не слишком тёплый приём. Все его обитатели, в том числе и дети, покинули свои камеры, чтобы поглазеть на нас. От того, что за мной и другими голыми девушками наблюдает столько людей, становится не по себе. Однако в их глазах я не вижу похоти – лишь презрение и гнев. Только дети смотрят на нас с недоумением и интересом.

— Шлюхи! Грязные потаскушки! – выкрикивает кто-то.

Вслед за одним крикуном появляются и другие. Даже дети, скорее всего даже не понимавшие значение слова “шлюха”, тоже начинают выкрикивать гадости в наш адрес. Впрочем, одна из девочек, которой на вид было лет одиннадцать, явно понимала больше других детей, и одними лишь оскорбительными криками не ограничилась. Подбежав в девушке, которая шла за мной, она плюнула ей в лицо, и ударила по ноге. Я вздрогнула и с опаской посмотрела на злую девчонку.

— Шлюха! – крикнула она, а затем попыталась ударить и меня, но сделать этого не успела.

Шедшая рядом Джоанна резко схватила нахалку за плечо и оттащила в сторону. Под несмолкающие презрительные крики, которые летят нам вслед даже после того как жилой блок остаётся позади, мы добираемся до душевой. Стоявшие рядом со стеной чёрные тазики дают понять, что в отличие от электричества, водой тюрьма не обеспечена. Когда одна фанатичка грубо хватает меня за руку и тащит к стене, её останавливает Джоанна.

— Не стоит. Я займусь ей, – говорит она.

Агрессивная фанатичка не стала спорить, и тут же уступила своё место Джоанне. Далее нас тщательно натирают мокрыми губками. Но если та же Джоанна делает это довольно аккуратно, то прочие фанатички будто пытаются вместе с грязью содрать с бедных девушек и кожу.

— Раздвинь ноги пошире, – приказывает Джоанна, закончив натирать мой живот.

Покорно делаю, как она говорит. Опустившись ниже, женщина медленными круговыми движениями натирает мою промежность. Пару раз коснувшись мизинцем правой руки моего лобка, Джоанна на какое-то время задерживает палец на месте, и лишь через пару секунд убирает, от чего мне становилось очень неловко. Закончив с омовением, нас бреют, удаляя всю растительность с интимных мест, а затем выводят на улицу. Во дворе было не так уж и холодно, хотя прохладный вечерний ветер пару раз заставил меня поёжиться. Нас сразу отводят к какой-то пристройке рядом с забором. По пути к ней замечаю какую-то яму, прикрытую досками, и сразу же вспоминаю, что Бен мне рассказал про питомцев Братства. Моя спина тут же покрывается мурашками.

— Зачем вам вурдалаки? – спрашиваю у Джоанны в полный голос.

Как оказалось, любопытство наказуемо. Не успевает Джоанна ответить на мой вопрос, как другая фанатичка отвешивает мне звонкую оплеуху, и грозит что-нибудь мне сломать, если я ещё раз открою рот без разрешения. Её бормотание напоминает не человеческий голос, а змеиное шипение. Открываю было рот, чтобы ответить, что всё поняла, но когда фанатичка размахивается для нового удара, лишь энергично киваю. Садистка тут же опускает руку.

Зайдя внутрь помещения, сначала не верю своим глазам, но тут же вспоминаю, что имею дело с безумными фанатиками. Пристройку, которая раньше была складом или чем-то похожим, местные обитатели переоборудовали под часовню. Что-то подобное мне уже приходилось видеть в безопасной зоне, с той лишь разницей, что там её посещали вполне себе адекватные в религиозном плане люди, а не фанатики, придумавшие собственную религию. Были здесь и скамейки для прихожан как в церкви, а также какие-то непонятные рисунки и символы. Был здесь и каменный алтарь, рядом с которым стоял чернокожий здоровяк в пурпурной мантии. Не знаю этого наверняка, но предполагаю, что этот здоровяк и есть отец Джошуа. Хоть и не говорю об этом, Джоанна будто читает мои мысли, и вслух подтверждает мою догадку. Так вот ты какой, лидер “Братства Судного Дня”.

Помимо Джошуа, в часовне находится ещё несколько человек. Все они стоят на коленях перед своим лидером, покорно опустив головы вниз. Поочерёдно переходя от одного фанатика к другому, Джошуа что-то неразборчиво бормочет, вырисовывая рукой крест в воздухе, затем переходит к следующему. Те, кого первосвященник успел “благословить”, оставались стоять в той же позе, и лишь после того как Джошуа окрестил последнего фанатика в очереди, все они одновременно выпрямились. Теперь настала наша очередь предстать перед духовным лидером. Фанатички поочерёдно подводят нас к алтарю, и заставляют опуститься на колени. Отец Джошуа подходит к первой девушке. Никаких молитв здоровяк читать не стал. Он лишь пристально смотрит на свою жертву, и мне остаётся только гадать, что в этот момент происходит в его голове. Есть подозрение, что ничего хорошего.

Не сказав ни слова, первосвященник переходит к следующей девушке. Не выдержав его тяжёлый взгляд, бедняжка отворачивается. Джошуа идёт дальше. Следующая потенциальная жертва начинает жалобно умолять Джошуа не выбирать её, за что тут же получает по спине от ближайшей фанатички. Здоровяк наконец-то проявляет хоть какие-то эмоции, давая понять, что он тоже живой человек. Сердито нахмурившись, он переводит взгляд на фанатичку, осмелившуюся ударить участницу ритуала, и приказывает ей немедленно покинуть часовню, что та незамедлительно и делает, прося у первосвященника прощения за несдержанность.

Когда очередь доходит до меня, робко опускаю взгляд в пол, надеясь что здоровяк мной не заинтересуется и пройдёт мимо. Разглядывая ноги Джошуа, начинаю волноваться. Уж больно долго он стоит передо мной, не торопясь переходить к следующей жертве. Подняв голову, натыкаюсь на пристальный взгляд. Джошуа определённо что-то во мне не нравится, но что именно, понять не могу.

— Как тебя зовут, дитя? – неожиданно интересуется он.

Упрямо сжимаю губы. Предыдущих трёх девчонок он ни о чём не спрашивал, а со мной вдруг заговорил. Не к добру это. Всё идёт к тому, что Джошуа для непонятного ритуала выберет меня. Не знаю, в чём этот самый ритуал заключается, но участвовать в нём у меня нет ни малейшего желания. Жаль, что моё мнение на этот счёт никого не интересует. Затянувшуюся паузу прерывает последняя претендентка – загорелая девушка с короткими чёрными волосами и грудью второго размера.

— Да назови ты любое имя, идиотка! Ты же видишь, этот придурок всё равно не отцепится! – раздражённо бросает она.

Не знаю, чего она этим добивалась, однако после нелестного отзыва в свой адрес Джошуа моментально теряет ко мне интерес, и переходит к грубиянке.

— Что ты о нас знаешь? – спрашивает он.

— Только то, что вы чокнутые придурки, и что жить вам осталось недолго! Рэнди и его парни придут за мной, разнесут вашу тюрьму ко всем чертям, а баб и детей трахнут во все дыры по несколько раз!

Понятию не имею, кто такой этот Рэнди, но мне почему то кажется, что если Братство до него ещё не добралось, то за своей подружкой, или кто она там, он всё равно не вернётся, если только ему жить не надоело.

— Как тебя зовут? – интересуется Джошуа.

— Джули. Запомни это имя, обезьяна чернозадая, потому что…

Договорить Джули не успевает. Джошуа переводит взгляд на фанатичку, стоящую за грубиянкой, и коротко кивает. Та достаёт шприц, и резко втыкает его Джули в шею. Девушка кричит от боли и сразу хватается за шею. Две фанатички берут Джули под руки и тащат к алтарю. Бедняжка дёргается в конвульсиях, словно одержимая, но вскоре затихает, и перестаёт подавать признаки жизни. Думаю было, что это был яд, и Джули умерла, как вдруг девчонка резко открывает глаза. Едва придя в себя, Джули начинает ворочаться, затем принимается ласкать свою грудь двумя руками, возбуждённо постанывая. Только лишь грудью всё не ограничивается. Правая рука одурманённой девчонки опускаются всё ниже, пока не добираются до клитора.

— Что с ней? – спрашиваю шёпотом у Джоанны, позабыв про предупреждение не открывать рот без разрешения.

— Молчи! – шикает она на меня.

Засунув в своё влагалище два пальца, Джули принимается водить ими вперёд-назад в быстром темпе, не забывая поглаживать грудь с блаженной улыбкой на лице. Всё это сопровождаётся громкими сладострастными стонами. Наблюдающие за обезумевшей от похоти девушкой, фанатики снимают свои балахонами, под которыми не оказывается даже нижнего белья. Одетым из мужчин остаётся только Джошуа. На яростно мастурбирующую Джули лидер Братства смотрит как на пустое место. Не прекращая работать руками, Джули переводит взгляд на голых фанатиков, и проводит языком по верхней губе. Как только фанатики обступают её с трех сторон, девушка тут же слезает с алтаря и опускается на колени. Окружив Джули, голые мужики, тем не менее, становятся так, чтобы мне и остальным пленницам было всё хорошо видно. Полностью заглотив член одного из фанатиков, Джули принимается сосать его в быстром темпе, параллельно надрачивая ещё двоим

— У этого наркотика пока нет названия. Мы сделали его сами, – запоздало поясняет Джоанна.

Это многое проясняет. Братство вывело какой-то очень сильный возбудитель, буквально сводящий людей с ума от похоти. Интересно, что об этом написано в их Библии, или что там у них вместо неё? Уделив достаточно внимания одному члену, Джули тут же переключается на другой, и так постепенно переходит от одного ствола к другому. В том, с какой жадностью она пытается удовлетворить столько мужиков, есть что-то завораживающее. Девушка, ещё совсем недавно проклинавшая своих мучителей, и обещавшая им скорую гибель, превратилась в самого настоящего суккуба. Думаю, примерно так выглядит страдающее от жажды дикое животное, добравшееся до водопоя. Глядя за тем, как усердно Джули работает над членами фанатиков, прикусываю нижнюю губу. Хоть мне никакой дряни никто и не вкалывал, чувствую, как низ живота постепенно окутывает тепло, а рука сама тянется к лобку. Доходит до того, что в какой-то момент на месте Джули я вижу себя. Невооружённым глазом заметно, что девчонка получает от происходящего ни с чем несравнимое удовольствие. И всё бы ничего, да только Джули в этот момент себя совсем не контролирует. И пусть никто не заставляет её сосать и надрачивать стволы, это всё равно насилие. Не столько над телом, сколько над духом. Однако менее притягательным от этого происходящее быть не перестаёт.

“Шлюха! Шлюха! Шлюха!” – вдруг слышу в своей голове голос той злой девчонки из жилого блока.

Помотав головой, тут же отгоняю наваждение и беру себя в руки. Происходящее уже не кажется мне притягательным даже отдалённо. К счастью, моё временное помешательство остаётся незамеченным, так как всё внимание собравшихся целиком и полностью сосредоточено на Джули. В какой-то момент её рта и рук фанатикам оказывается недостаточно. Тот, кому Джули сосала самым первым, заставляет её подняться, из-за чего девушка ненадолго выпускает член изо рта. Наклонив Джули, фанатик одним рывком загоняет свой ствол в её влагалище. Девушка негромко вскрикивает, но уже в следующую секунду её рот затыкают очередным членом. Этот ствол она жадно сосёт, ещё два накачивает руками, в то время как четвёртый хозяйничает в её влагалище. И пока Джули охотно обслуживает сразу четырёх голых мужиков, остальные фанатики стоят в сторонке, дожидаясь своей очереди. Ждать долго им не приходится.

Член, над которым Джули трудится правой рукой, выстреливает спермой девушке в щёку. Его владелец тут же отходит в сторону, уступая освободившееся место своему единоверцу. Стерев сперму с лица тыльной стороной ладони, Джули облизывает руку, и принимается трудиться над следующим членом. Между тем фанатик, обрабатывающий Джули сзади, резко вытаскивает из неё свой член, и кончает девушке на спину. Проведя отстрелявшимся стволом по ягодицам Джулм, фанатик отходит в сторону, но его место тут же занимает другой похотливый ублюдок.

Насилие над одурманенной девушкой длится довольно долго. Все как один фанатики спускают ей прямо в рот, и Джули с жадностью глотает их сперму, стараясь не уронить ни капли на пол. Те же, над чьими членами она работала руками, кончают Джули на лицо, грудь, шею и живот. Их стволы девушка торопливо очищает от выделений своим языком. В отличие от самого первого фанатика, разрядившегося Джули на спину, остальные кончают прямо в неё, после чего подходят к девушке спереди, давали ей возможность попробовать вкус собственных соков вперемежку с мужскими выделениями. Когда всё заканчивается, и последний фанатик выпускает струю прямо ей во влагалище, обессиленная девушка, перепачканная в сперме, как подкошенная падает на пол. Тяжело дыша, блаженно улыбающаяся Джули принимается растирать мужское семя по всему телу. В этот момент она выглядит по-настоящему счастливой.

Когда к ней подходит Джошуа, Джули пытается добраться и до его члена, но глава Братства эту попытку тут же пресекает, отпихнув от себя ногой осквернённую девчонку. Что-то пробормотав себе под нос, Джошуа рукой чертит в воздухе крест. На этом ритуал очищения, суть которого я до конца так и не поняла, заканчивается. Всех девушек, за исключением Джули, берут под руки и тащат обратно в камеры, в то время как голые фанатики вновь встают на колени перед Джошуа, готовясь принять от своего духовного лидера очередное благословение.

Как только меня возвращают обратно в камеру, остаюсь стоят у решётки, не торопясь одеваться.

— А я-то сначала было подумала, что вы поехавшие на всю голову фанатики. Но нет, фанатик только Джошуа. Вы же просто грёбаные лицемеры! – выпаливаю с презрением.

— Значит, ты так ничего и не поняла, – спокойно отвечает Джоанна.

— Ну так объясни мне, раз я такая тупая! – требую я.

— Да, объясни. Мне тоже любопытно, – подаёт голос Бен из своей камеры.

И Джоанна объясняет, вывалив на меня очередную порцию отборного бреда. Через ритуал очищения проходят только те фанатики, на чьих руках была кровь. Джошуа считал, что независимо от обстоятельств, убийство всегда остаётся страшным грехом, избавиться от которого не поможет ни одна молитва. Во время стычек с бандитами, члены Братства без раздумья убивали бандитов-мужчин. Но если в рядах налётчиков оказывались женщины, то их старались захватывать живыми для последующего ритуала. Братство никогда не использовало для ритуала духовных сестёр, вроде той же Джоанны или любых других женщин, свободно проживающих на территории тюрьмы. К своим женщинам фанатики относились исключительно уважительно.

Из нескольких захваченных претенденток для проведения ритуала Джошуа выбирал одну единственную, которую считал самой порочной и испорченной. Вместе со спермой, которой её щедро одаривали фанатики, жертва забирала все их грехи. Полное очищение наступало после финальной молитвы. Перепачканную с ног до головы в сперме жертву, символизировавшую собой один большой сгусток зла и скверны, после ухода остальных претенденток оттаскивали на улицу и бросали в яму с вурдалаками. Их Братство считало меньшим злом, ведь в отличие от людей, взявших в руки оружие, и принявшихся убивать друг друга, мутанты стали таковыми не по своей воле. Шокированная судьбой Джули, резко подаюсь вперёд и хватаюсь за прутья.

— Да вы просто больные ублюдки! Это вас надо бросить на съедение вурдалакам! Всех до единого! – выпаливаю на одном дыхании.

Если бы взглядом можно было убить, то я бы умерла на месте. Не сказав ни слова, Джоанна резко оборачивается, и идёт прочь. Глядя ей вслед, запоздало жалею о своей несдержанности. Из всех обитателей тюрьмы лишь Джоанна отнеслась ко мне по-человечески. Не стоило ей такое говорить. Увы, обидные слова уже были сказаны. Проследовав к кровати, подбираю одежду и одеваюсь.

— Поздравляю, рыжуха. Раз ты всё ещё жива, стало быть, пустили по кругу и бросили на корм вурдалакам какую-то другую девку, – поздравляет меня Бен.

— Её звали Джули, бесчувственная ты скотина! – повышаю голос, надевая майку.

— Да мне насрать, как её звали! Проблема ни в этом. Эту ночь мы ещё переживём, но что будет дальше? Посуди сама: помимо нас, здесь полно и других пленников, которых надо кормить. Какой в этом смысл? Если чудики в балахонах считают нас отъявленными подонками, зачем нас содержать, когда намного проще выбить всю необходимую информацию силой, а потом пустить в расход?

— Хороший вопрос. Когда найдёшь на него ответ, дай мне знать, – отвечаю устало, не желая продолжать этот разговор.

Хотя вопрос действительно был актуальным, ломать над ним голову сейчас не хочу. Наступит утро – тогда во всём и разберусь. С этой мыслью ложусь на кровать, поворачиваюсь лицом к стене и пытаюсь заснуть, стараясь не обращать внимания на исходящий от одеяла мерзкий запах. Но сон всё никак не идёт. Проворочавшись минут двадцать, слышу сначала чьи-то шаги, а следом и незнакомый голос. Отвернувшись от стены, замечаю рядом с моей камерой маленького мальчика, примерно восьми лет, с шерстяным одеялом в руках.

— Мама просила передать тебе это, – говорит он, положил одеяло на пол перед решёткой.

— Твою маму зовут Джоанна? – зачем-то уточняю я, хотя ответ и так очевиден.

Мальчик кивает. Поблагодарив его за одеяло, снова жалею о сказанных сгоряча словах. Возможно, “Братство Судного Дня” и было сборищем безумцев, но даже в его рядах можно было найти хороших людей. Передав мальчику старое одеяло, от которого сильно воняет мочой, забираю подарок Джоанны, ложусь на кровать, накрываюсь новым одеялом и закрываю глаза. Лёжа в кровати, долго не могу уснуть. Не помогает даже наличие свеженького одеяла. Мысли о том, что готовит мне завтрашний день, не дают мне покоя. Один ритуал очищения я пережила, но переживу ли следующий? Когда он состоится? Доживу ли я до него вообще? Вопросов полно. Увы, задавать их некому. Даже не знаю, что хуже: находится в полном неведении в ожидание чего-то плохого, или же точно знать, где и когда случится это самое плохое. Мимо моей камеры вдруг кто-то проходит, чем отвлекает меня от тревожных мыслей. Подняв голову с подушки, вижу, что это сынишка Джоанны.

— Стой, подожди! – окликаю ребёнка.

Мальчик останавливается и бросает на меня вопросительный взгляд.

— Можешь позвать свою маму? – прошу я.

— Зачем?

— Мне надо с ней поговорить.

Мальчишка кивает, затем убегает. Откинув одеяло, встаю с кровати, и хожу из стороны в сторону, пока не приходит Джоанна.

— Чего тебе? – ворчит она.

— Я хотела извиниться. Я не знала, что у тебя есть сын.

— Но знала, что здесь есть другие дети.

Сразу вспоминаю ту злую девчонку, что назвала меня шлюхой, а затем попыталась ударить. Как минимум размашистого подзатыльника эта засранка заслужила. Но смерти я ей не желала.

— Не стоило мне этого говорить. Но в тот момент я была не в себе. Это всё из-за того, что случилось с Джули. Мне показалось, что на её месте могла оказаться и я, – продолжаю оправдываться.

— Тебе не показалось. Если бы эта дурочка держала язык за зубами, мы бы сейчас не разговаривали.

Знаю. Джошуа собирался выбрать меня, по каким-то непонятным причинам решив, что из всех приведённых девушек, я – самая мерзкая и испорченная. Я как никогда была близка к тому, чтобы побыть секс-куклой для группы похотливых фанатиков, а после отправиться на корм вурдалакам. Ещё пара таких удачных совпадений, и я снова поверю в Бога.

— Скажи мне, но только честно – ты действительно веришь, что таким диким способом твои собратья освобождаются от грехов? – спрашиваю я.

Джоанна предпочитает не отвечать на столь каверзный вопрос, но по её лицу я вижу, что ни в какое очищение на самом деле она не верит, а просто держит своё мнение при себе, боясь, что за недоверие её могут наказать. Это хорошо. Значит, она не безнадёжна.

— Когда состоится следующий ритуал? – интересуюсь я.

— Понятия не имею. Об этом известно лишь отцу Джошуа.

— Я хотя бы до него доживу?

— Если не сделаешь какой-нибудь глупости, вроде нападения на моих братьев и сестёр по вере или попытки сбежать, то доживёшь.

Звучит немного обнадёживающе.

— Я была с тобой честна. Теперь твоя очередь. Расскажи мне о себе, но только правду, – неожиданно требует Джоанна.

— Зачем? Я уже говорила тебе, что не состояла ни в какой банде, никого не грабила и не убивала, но ты сказала, что это не имеет значения.

— Это было до ритуала очищения.

Не спрашиваю, что изменилось, а рассказываю женщине о своих злоключениях, начиная с гибели отца, заканчивая попаданием в плен. Некоторые моменты, вроде того, что я напилась и переспала с Беном, сознательно опускаю. Хоть Джоанна и слушает меня с каменным выражением лица, вижу, что история о моих злоключениях не оставила её равнодушной. При этом женщина как-то странно поглядывает на меня, будто хочет о чём-то попросить, но не решается. Закончив свою историю, благодарю Джоанну за то, что она была ко мне добра, и желаю ей спокойной ночи.

— И тебе тоже спокойной ночи, – говорит она, а затем добавляет. – Если тебе что-нибудь…

Джоанна резко замолкает, не договорив фразу до конца, а затем спешно уходит. Мне же остаётся только гадать, что именно она хотела сказать, и почему передумала. Тем не менее, после разговора с Джоанной на душе стало как-то легче. На какое-то время тревожные мысли отступают, и, вернувшись обратно в кровать, мне удаётся заснуть спустя всего пару минут.