ИСТОРИЯ ОЛЬГИ. ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

ЯРОСЛАВ. ОХОТА

Доктору было плохо. Очень плохо. Просто хреново. После недельного запоя его накрыло сильное похмелье. Он сидел и опохмелялся, употребляя темное пиво. Благо он в отпуске и на работу идти не нужно. Черт, пиво кончается и нужно снова идти в магазин. Он начал собираться, в этот момент прозвучал дверной звонок. Чертыхаясь и постанывая от головной боли, доктор пошел открывать дверь. На пороге оказался посыльный из интернет магазина. Молодой мужчина, в униформе, лицо симпатичное. Было бы симпатичным, если бы не здоровенное родимое пятно, на всю щеку. Да ещё и поросшее волосками. Бр-р-р!

— Вам посылка.

— Мне?

— Ну не мне же! Вы ведь Дашевский Владислав Сергеевич?

— Да, это я. Но… Я не буду платить за посылку!

— Все уже оплачено, мне нужно только вручить. Паспорт предъявите, пожалуйста.

— Пройдемте, – Дашевский потащился вглубь квартиры, курьер пошел вслед за ним, закрыв входную дверь. Дашевский начал рыться в ящике стола, ища паспорт. Найдя его, он передал документ курьеру. Тот внимательно изучил документ, после чего вернул его владельцу и протянул ведомость.

— Распишитесь в получении.

Чертыхаясь, Дашевский присел за стол, оставив курьера за спиной. Он успел поставить на ведомости свою закорючку, после чего его затылок взорвался болью и он потерял сознание.

Ярослав сидел на табурете и разглядывал доктора, которого он надежно примотал скотчем к креслу. Крепко сдал лекаришка, видать регулярные погружения в «синюю яму» дали о себе знать. Ничего, скоро он будет выглядеть еще хуже. Ярослав терпеливо ждал того момента, когда доктор придет в себя. Вот, веки дрогнули, дыхание изменилось. Очухался, голубчик.

— Хватит притворяться, док. Я же вижу – ты очнулся. Открывай глазки. Давай пообщаемся. Орать не советую. Бессмысленно это. Дом сталинской постройки, толстые стены, твоя квартира угловая, на пятом этаже. Добротные стеклопакеты, хорошая звукоизоляция. Соседи на работе. Никто твои вопли не услышит. А если будешь орать – я тебя огорчу. Очень сильно огорчу. Ты врач, дерьмовый, но все-таки врач и должен понимать – знающий, умеющий человек может причинить другому человеку очень сильную боль. А я умею, меня этому учили. А учился я очень хорошо.

Эскулап открыл свои мутноватые глаза, и оторопело уставился на Яра. Так они недолго играли в гляделки, наконец доктор заговорил.

— Ты… Кто… Че надо…

— Пообщаться надо. Поговорить о делах твоих, скорбных.

— Каких еще делах?

— Каких делах? Ты работаешь в медсанчасти исправительной колонии. Несколько лет назад там рожала молодая женщина. Родила неудачно, ребенок погиб. Помощи при родах ей никто не оказал. Я хочу знать, почему так получилось. И не вздумай мне врать, за каждую попытку обмануть меня я буду отрезать тебе палец. Вот этим вот девайсом, – и Ярослав выложил на стол самый обычный садовый секатор.

— Я… Я не хотел. Это был приказ Хозяина. Я докладывал ему, что бабу нужно отвезти в больницу, что там был сложный случай. Он приказал мне ничего не делать, оставить все на самотек. Выживут роженица и младенец или нет – как получится. Не важно. Баба выжила, младенец – нет.

— Понятно… – Ярослав пристально смотрел на эскулапа и тому стало страшно. Очень страшно. Вплоть до того, что он банально обмочился. На него смотрели как на неодушевленный предмет. Или как на насекомое, на таракана. Или навозную муху.

— Ты же врач. Клятву Айболита должен был блюсти…

— Гиппократа. Клятва Гиппократа, – поправил его похмельный доктор.

— Вот именно. Как там говорится? Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. В какой бы дом я ни вошёл, я войду туда для пользы больного, будучи далёк от всякого намеренного, неправедного и пагубного… У тебя, практически на твоих глазах погибал ребенок. Он невыносимых болей страдала роженица. И ты ничего не сделал?

Ярослав видел, что эскулап смотрит на него, как на деревенского дурака. Ну да, а как еще можно назвать человека, задающего дурацкие вопросы? Клятва какая-то. Долг врача… Кто бабки платит, тот и заказывает музыку. Сказано – помощь не оказывать, так оно и будет. А там как кому повезет. Ольге повезло, частично конечно. Она выжила. В отличие от её сына… А потом были годы насилия. Погибший ребенок… Для Ярослава это было, как красная стряпка для быка. Перед глазами вертелась страшная картинка – выпотрошенное тело жены, распятое на гинекологическим кресле и мертвый ребенок на её груди. Его сын.

— Послушайте, все это глупости. Клятва эта дурацкая. Ну где я, и где этот грек…

— Можно и посвежее. Когда ты закончил свою учебу и получил диплом, ты произнес эти слова: получая высокое звание врача и приступая к профессиональной деятельности, я торжественно клянусь честно исполнять свой врачебный долг, посвятить свои знания и умения предупреждению и лечению заболеваний, сохранению и укреплению здоровья человека, быть всегда готовым оказать медицинскую помощь, хранить врачебную тайну, внимательно и заботливо относиться к пациенту, действовать исключительно в его интересах независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств, проявлять высочайшее уважение к жизни человека. Это из современного законодательства.

— Я…

— Молодая женщина, да какая женщина, она считай, сама еще была ребенком, испытывала страшные муки на протяжении часов, и ты не оказал ей никакой помощи. Пил водку и лапал медсестер.

— Я…

— Тебе привет от неё. От Ольги.

— Привет…

Ярослав вскакивает и наносит один единственный удар ладонью, как наконечником копья – в кадык, вминая его в горло, после чего спокойно садится обратно на табурет. Эскулап умирает. Умирает мучительно, задыхаясь. Ярослав равнодушно смотрит на его муки, на гримасу боли и ужаса, исказившую лицо врача, на его конвульсии. Врач отходил долго, минут десять. Наконец он перестает дергаться. Ярослав подошел к нему, пощупал пульс. Остался последний «клиент». И с ним нужно будет сыграть в небольшую игру…

ХХХ

Батюшка Демитрий, в миру – Дмитрий Сорокопут, был весьма доволен жизнью. Год назад его перевели на службу в новый храм. Пришлось «дать на лапу», грешен, но оно того стоило и уже окупилось сторицей. Место новое, весьма доходное, это тебе не нищий приход в исправительной колонии. Дела шли в году. Батюшка сменил старый автомобиль на новый, отстроился и со своим большим семейством въехал в новый дом – большой, красивый светлый.

Дочки выросли, все трое уже студентки. А жена носит четвертого ребенка, по уверениям врачей это будет сын. Сын! Наконец-то, после трех девок…

Он провел воскресную службу, выслушал несколько исповедей после чего поехал домой. Дома никого не было. Дочки жили в областном центре, поближе к месту учебы – он снимал им квартиру. Жена давно намеревалась навестить мать, и утром поехала к ней. Лепота. Можно будет немного расслабиться, насладиться ликером под хорошую сигару. Был грешен батюшка, любил он это дело. Но расслабится под ликер и сигару не получилось. Он припарковал автомобиль во дворе дома, прошел в особняк, переоделся в домашнее, взял из бара бутылку и коробку сигарами и прошел в курительную комнату. А там его уже ждали…

— Здравствуйте, батюшка…

— И тебе не хворать, сын мой. С какой целью проникли в мое жилище? – осторожно спросил поп, разглядывая пришельца.

— Исповедь.

— По вопросу исповеди приходите ко мне в храм, сын мой.

— Хм. Вы меня не правильно поняли. Не я буду исповедаться. Вы будете. Вы присядьте на стульчик.

— Вы не в себе? – спрашивает батюшка, устраиваясь на стуле.

— Вопрос риторический. Итак, не так давно вы были священником в храме, что работает при исправительной колонии. И к вам пришла на исповедь одна из осужденных. Ольга. Она рассказала вам, что её принуждают к сексу, подкладывают под различных мужиков, и все это делается при прямом участии начальника исправительной колонии. Тайна исповеди не состоялась. Начальник колонии узнал о том, что она вам рассказала. Вы совершили Иудин грех – грех предательства? И не вздумайте врать мне.

Ярослав разглядывал попа и чувствовал усталость. Не физическую, нет. Моральную. До своей отставки он «работал» со сложным человеческим материалом. Один Стасик чего стоил. Другие были не лучше, если ещё не хуже. Но те не скрывались под личиной добродетели. А тут… Вон, батюшка, как с картинки. Симпатичный мужчина средних лет, с виду добрый и ласковый, лицо, вызывающее доверие. Смотрит на Ярослава с добротой во взгляде. Но это лишь маска, а вот под ней… И остальные фигуранты такие же. Как там в стишке? А копни под натуралов, каждый третий пидарас.

— Имел место такой факт, сын мой. Чего я стыжусь неимоверно. Я был на покаянии, исповедовался. Надеюсь, Бог простит меня за этот отвратительный поступок. И я каждодневно молюсь за здравие рабы Божьей Ольги.

— Покаялись, значит… Молитесь за здравие, значит… – Ярослав с виду был совершенно спокоен, но вот внутри… Лицемерная сволочь, молится за здравие он, понимаете ли. И ведь ни один мускул на лице попа не дрогнул.

— Да, сын мой.

— А знаете, какое наказание понесла Ольга за то, что исповедовалась вам? Её лишили свидания с матерью. Лишили возможности в последний раз увидеть маму живой. Как вы думаете, это можно простить?

— Бог милостив, надеюсь на ЕГО прощение, – ласково проговорил батюшка.

— Вот как. Судя по всему, Бог вас не услышал. Или услышал, но не принял ваше покаяние. Не простил

— Почему вы так считает.

— Потому, что я здесь. Я пришел вас наказать. Наказать за вашу подлость. За предательство. Девочка оказалась в аду, в буквальном смысле это слова. Ей нужна была поддержка от вас, помощь. Я представляю себе её моральное состояние после вашего предательства.

— Но я…

— Помолчите. Итак, сейчас мы пройдем в гараж. Там уже готова петля под потолком. И вы ею воспользуетесь.

— Никогда! Я не пойду на грех самоубийства! – батюшка вскакивает со стула.

— Сядьте. Сегодня вы умрете. Но тут ситуация складывается, как в том анекдоте – даже если вас сожрал волк, у вас есть два выхода. Посмотрите видео, – и Ярослав повернул к батюшке ноутбук, стоявший на столе, после чего нажал воспроизведение. Видео было весьма горячим – сына начальника колонии трахали двое мужиков. Один жестко, размашисто драл его в жопу, другой – до самых гланд, в рот. Сынок, был облачен в корсет, на его ногах красовались колготки, на голове – блондинистый парик, лицо раскрашено – как у пошлой бляди.

— Узнаете?

— Да… Это сын начальника колонии. Какая мерзость, – шепчет батюшка.

— Согласен. Сынок этот – законченный наркоман и наркоманом его сделал я. Как и двоих его дружков, что совершали насилие над Ольгой. Таким вот способом сейчас он зарабатывает себе на дозу. Так вот. Есть два варианта. Или вы идете в гараж и заканчиваете свою жизнь в петле. Или…

— Или?

— Или я выпускаю вам кишки, и вы умираете в муках… Вы наверняка слышали о смерти врача, что работал в колонии, так это моих рук дело. А затем я и сотоварищи навещают ваших дочек. Я их сажаю на наркоту, и они будут зарабатывать на дозу тем же способом, что и сынок начальника колонии. Сначала они будут сниматься в жестком порно, которое увидят их мать и все ваши родственники, а затем их опустят в самый дешевый бордель, где они будут обслуживать гастарбайтеров, работающих на стройках. Лет пять они протянут. Может быть. Решайте. Выбор за вами.

Батюшка с бледным, помертвевшим, похожим на маску, лицом не двигаясь минут пять сидит на стуле. Кажется, воздух в комнате стал вязким, загустел от зловещей тишины.

— Вы приняли решение? – нарушает тишину Ярослав.

— Я согласен. Я согласен на петлю, – отрывисто говорит батюшка и встает со стула.

— Тогда не будем терять время. Можете оставить прощальную записку, только короткую. И не пишите лишнего.

Батюшка черкает последнее «прости», потом они проходят в гараж, в котором и вправду все готово для повешения. Отец Демитрий неловко забирается на стул, одевает себе на шею петлю, замирает ненадолго, потом крестится, а затем решительно отбрасывает ногами стул. Ярослав смотрит на бьющееся в агонии тело, на эту «пляску с конопляной тетушкой». Агония прекращается, тело слегка раскачивается на веревке, а по гаражу стремительно распространяется вонь. Все правильно, сфинктеры расслабились, поэтому штаны батюшки полны дерьма и мочи. Ярослав смотрит в лицо покойнику, в его вытаращенные глаза, на вываленный изо рта язык и испытывает сильное желание употребить бутылку коньяку… Он действительно устал. Сделал бы он в отношении дочек попа то, что обещал? Нет. Не сделал бы. Просто бы выпустил Демитрию кишки и ушел. Всё. Работа, по сути, закончена. Осталось лишь «раздать пряники». И влепить кое-кому оплеуху. Фигурально выражаясь, конечно.

ПРЯНИКИ И ОПЛЕУХИ

Та самая мама Люба, что поддерживала Ольгу в колонии. И выяснятся, что у мамы Любы и её дочери проблема. Кроме карательных акций Михаил запланировал и благотворительные акции. Так соседка Ольги, у которой девушка жила после колонии, и чья квартира погибла в пожаре, получила новое жилье. Якобы от благотворительного фонда. Новую квартиру, с мебелью, бытовой техникой. А сейчас уже Ярослава озадачили помочь маме Любе. Проблема по меркам Ярослава была так себе, не проблема, а проблемка. Дочь мамы Любы проторговалась, на её работе выявили крупную недостачу. Для неё – это огромные деньги. Для Михаила – так, мелочь. Но если бы речь шла только о деньгах… Недостача образовалась не просто так, недостачу эту организовали и, шантажируя этой недостачей, владелец магазина, где продавщицей работала дочь мамы Любы, собирался залезть в трусы оной дочери. Та, естественно, была не в восторге от этой идеи. Двадцатипятилетней девушке ложится под мужика, которому далеко за полтинник – идея так себе. И вот, прибыв в небольшой городок, Ярослав сидел в кабинете владельца магазина, эдакого сатира, сладострастца. С поросячьими глазками, носом-картошкой, редкими гнилыми зубами и блестящей лысиной. Тот поглядывал на Ярослава с недоумением – завалился в его кабинет какой то хрен с горы и хочет поговорить. Яр был в образе «ботана», и собой угрозы явно не представлял.

— Ты кто такой? – грубо начал разговор сатир.

— Племянник.

— Какой нахрен племянник?!

— Какой? Очень любящий свою тетушку. Любовь Петровну. И просто обожающий её дочку Машу – свою двоюродную сестренку. Которую ты, кусок свиного дерьма, хочешь под себя подложить.

— Что-о-о-о? Что ты сказал, щенок?! – возопил сатир, вскакивая со стула. В этот момент в кабинет вошли двое. Ярослав поехал не один, он приехал с компанией. Перед тем, как ехать заступаться за «сестру» Машу, она навестил Сережу Ломтикова и попросил его откомандировать в его распоряжение двух парней. Побольше и пострашнее. Ломтиков расщедрился и откомандировал. Парни были здоровые, как белые медведи и страшные, как атомная война. Они вошли в кабинет сатира, как и было условлено – слышат шум – входят. И делают то, что им приказывает Ярослав. Парни они были исполнительные, прикажи Ярослав им распилить сатира двуручной пилой пополам, как бревно – распилили бы. Но Ярослав ныне был в благодушном настроении.

— Этот козел безрогий к нашей Машеньке свои седоволосые яйца подкатывает. Братики, набейте ему рожу. Качественно.

И они набили. Качественно. Больно, очень больно, но без увечий и серьезного вреда для здоровья. Сатир ползал по полу, пускал кровавые сопли и ныл. Лелик и Болек, как про себя называл откомандированных Ярослав, стояли над сатиром и ждали команды. Ярослав разглядывал ползающего на карачках сатира и прикидывал – сатиру хватит звездюлей или же необходимо добавить еще. Кажется, что хватит, сатир все понял и осознал неприемлемость своих поползновений удачно пристроить свои гениталии. Можно перейти к запугиванию.

— Если ты, сука картонная, косо взглянешь на нашу сестру Машу или на нашу тетю Любу, тебя будут долго искать и никогда не найдут. Ты понял меня?

— П-понял. Я… Никогда… Забуду… Только не бейте.

— Понял, значит. Зарплату ей подымешь. В два раза. Извинишься, скажешь, что с растратой ошибочка вышла. Все понятно?! И смотри! Если что с ними случится, с тебя первого спрошу.

— Угу.

— Пошли братики, больше нам тут делать нечего… Да, к своим знакомым, что держат район, с жалобами можешь не ходить. Они тебе еще добавят.

Да, с местными братками тоже был разговор. Телефонный. Ломтиков позвонил и разъяснил «политику партии и правительства» относительно Любови Петровны и её дочери Марии. Братки все поняли и заверили, что никаких проблем у Любови Петровны и Марии не будет, наоборот, всё будет тип-топ.

Они направились домой к Любови Петровне. Ярослав оставил Лелика и Болека у входа в подъезд, пусть подождут на улице, незачем пугать маму Любу и её дочь, а сам поднялся в квартиру. Встретили его настороженно, что не удивительно в свете сложившейся ситуации с мнимой недостачей, недвусмысленного предложения раздвинуть ноги, перед этим поработав ротиком и угроз тюрьмой и физической расправой. Но в скромно обставленную квартирку все же впустили. Ярослав уселся в предложенное кресло, мать и дочь сели на диван, что стоял напротив.

— Добрый день! Не волнуйтесь! Я от Ольги.

— Ольги… Какой Ольги? – спрашивает Любовь Петровна.

— От той, с которой вы вместе отбывали срок в колонии.

— Ой, радость какая! – расцвела женщина.

— Да, она передает вам привет.

— Спасибо большое. А вы…

— Я брат её мужа.

— Мужа? Оленька вышла замуж? Замечательная новость!

— Да, вышла замуж. У неё все хорошо, её муж владелец сети частных клиник, весьма состоятельный человек.

— Должна же была в её жизни начаться белая полоса! Я так рада за неё.

— Я вот ещё по какому вопросу зашел. Маша, хозяин магазина, где ты работаешь, осознал свою ошибку, больше приставать к тебе со всякими глупостями он не будет. Можешь спокойно завтра выходить на работу. Зарплату он тебе поднял в два раза. Про недостачу забудь. Вот моя визитная карточка, если случатся у вас какие либо проблемы, смело звоните в любое время суток. И вот, тут немного денег.

— Нет, не надо…

— Берите, берите. Ольга хочет вам помочь, это от чистого сердца. Возьмите, пожалуйста!

Любовь Петровна несмело берет протянутый ей конверт, заглядывает внутрь и её глаза округляются от удивления.

— Как много… Я не могу…

— Берите, не обижайте Ольгу и меня отказом. Ваша поддержка для неё была бесценной. Это самое малое, что наша семья может для вас сделать…

ХХХ

Коллектив фитнес-клуба заседал в небольшом зале. Ждали нового собственника клуба. Николай Андреевич? Николай Андреевич стал конченным наркоманом, об этом стало известно всему коллективу. Кто-то даже видел видеозаписи, на которых красавчик Николай занимался сексом. Нет, не сексом. Просто его трахали какие-то мужики. В отсутствие Коленьки клубом рулил управляющий. Новый управляющий. После того скандала, что из-за Ольги устроила мать Николая Андреевича, Алену с этой должности сняли и понизили. Крепко понизили. Хорошо, что не уволили. И вот у клуба новый хозяин.

— Добрый день! – в зал вошел молодой мужчина. Ничего примечательного. Кроссовки, джинсы, майка. В руках кожаная папка. Мужчина проходит к столу, садится за него, вытаскивает из папки какие-то документы.

— И так, как вы знаете у фитнес-клуба теперь новый хозяин, которому Николай Андреевич этот самый клуб подарил. И этот хозяин здесь. Вернее хозяйка. Алена Игоревна Скворцова, подойдите ко мне, пожалуйста.

До Алены не сразу доходит, что речь идет о ней. Она с недоумением смотрит по сторонам, будто здесь, в этом зале есть еще одна Алена Игоревна Скворцова.

— Идите, не бойтесь! – мужчина улыбнулся и подмигнул ей. Алена робко подошла и взяла протянутые ей документы.

— И… Что мне теперь с ним делать? С клубом?

— А все, то угодно. Вы хозяйка. Можете продать, подарить, обменять, закрыть.

— И я могу… Принимать на работу и увольнять работников?

— Вы можете все, что позволяет законодательство. В том числе и вести свою кадровую политику. А вот, моя визитка, если будут какие-то проблемы – звоните. Всем до свидания, – и Ярослав вышел из зала.

Алена села за стол и оглядела коллектив. Кто-то смотрел на неё с напряжением, кто-то с безнадегой. Ну да, знает кошка, чье мясо съела. Но многие – с радостью. Что ж, пришло время раздавать долги.

Сергей Сергеевич, – кивнула она управляющему, – вы уволены. Готовьтесь к передаче дел. Лидия Сергеевна, приказываю бухгалтерии немедленно начать полную ревизию финансов, провести инвентаризацию материальных ценностей. Все, идите, работайте…

ХХХ

Дима сидел и потел. Напротив него, развалившись на стуле, сидел молодой человек, за спиной которого стояли два огромных мордоворота. Молодой человек смотрел на Диму, как на клопа. Мордовороты смотрели на Диму, как на пустое место. Диме было страшно.

— Дмитрий, скажи мне, как ты мог так поступить? Я могу допустить, что ты разлюбил Ольгу. Но оставить без поддержки мать своего ребенка? Как это можно? Ваше семейство при деньгах, оно вполне могло нанять Ольге нормального адвоката, и если бы не получилось добиться условного срока, то вполне можно было обеспечить ей комфортное пребывание в колонии, роды в нормальной больнице. Но ты ничего не сделал.

— Родители… Родители были против наших отношений. Они не считали нашего ребенка своим внуком. Она им никогда не нравилась. А тут этот скандал с ДТП. В общем, они пригрозили мне, что отберут у меня фирму и лишат наследства, если я… Если я буду с Ольгой, буду ей помогать…

— Да, занятная у вас семейка. Допустим. Но потом? Ольга отсидела год, когда твои родители погибли в автокатастрофе. Ты мог бы начать ей помогать, родители тебе уже не мешали бы. Но ты не стал. Почему?

Дима молчал. Ему нечего было сказать. Почему не стал? Да денег было жалко! Но не скажешь же такое вслух…

— Пошел вон.

— Я…

— Пошел вон.

— Я никуда не пойду, я у себя, в своем кабинете… – заблажил Дима.

— Выкиньте его на улицу. Можете пару раз по роже ему дать. Так, что бы зубы брызнули. Это не твоя фирма. И дом не твой, он в залоге. И машина не твоя. Все твои долги скуплены. У тебя ничего нет. Ты теперь никто.

Лелик и Болек выдернули Диму из-за стола, как морковку из грядки. Он пытался протестовать, но крепко получив по роже, тут же успокоился. Вот и все. Все пряники и плюхи розданы. Остался последний удар кисти…

ЗУБЫ ДРАКОНА

…Сначала всё на поле было тихо, только ветер шевелил стебли исковерканных плугом трав да кое-где среди глыб земли ослепительно блестел не покрытый ею зуб дракона. Но вот кто-то вскрикнул в ужасе. Над землёй, точно пламя светильника, показался, проколов почву, кончик бронзового копья. Вот рядом с ним выдвинулся другой, третий, сотый… Словно медной щетиной вдруг поросло поле. Всё чаще рассыпаются комья земли, всё сильнее вспучивается она, будто огромные кроты роются под её поверхностью, — и множество блестящих шлемов сразу поднялось над полем. Ещё мгновение — из-под земли показываются головы; отряхиваясь, поднимаются руки, плечи, и тесный строй воинов плечо к плечу воздвигся над недавней пашней. До самых склонов гор стоят их закованные в медь ряды…

Эти две недели были для неё ужасными. Последние пол года были кошмаром, нескончаемым кошмаром, но тут… Её сын, её Коленька умер. Покончил с собой. Вскрыл себе вены. После похорон, в этот же день, её муж ушел из семьи, бросил её. Он узнал все подоплеку истории с Ольгой и в случившемся с сыном обвинил её. Не эту суку Ольгу, что легла под Колесникова, а её. А затем… Она давно участвовала себя плохо, но старалась не обращать на это внимание, думала, что это от нервов, от переживаний за сына. Похороны сына прошли в понедельник. Скрутило её в четверг. Скрутило так, что увезли на машине скорой помощи в больницу. Оттуда в частную клинику. Анализы, исследования. Рентген, УЗИ, МРТ. И вот она читает свой эпикриз. Вернее приговор. Опухоль. Поражены матка, метастазы в почках, печени, легких. Какая-то редкая, сверх агрессивная форма. На вопрос «сколько?» врач отвечает прямо – месяц. Домой она уже не вернулась. Смысл? Какая разница, откуда её вынесут вперед ногами – из своего жилища или из больничной палаты? Ей давали какие-то лекарства, кололи обезболивающие, которые с каждым днем становились все менее эффективными. Она еще могла передвигаться самостоятельно, поэтому время от времени выходила в коридор. Там она и встретила Судью. Оглядев его, она сразу поняла, что они в одном «котле».

— У тебя что? – прямо спросила она Судью.

— Опухоль и метастазы. Легкие. Печень, почки. Врачи дают месяц, – ответил тот.

— А…

— Твой брат тоже тут. Он не ходит, лежит. У него опухоль в голове.

— Взошли, значит… – прошептала она.

— Кто взошли, ты о чем?! – с недоумением спросил Судья.

— Помнишь, как нам неизвестный сделал инъекции какой-то дряни? Он назвал её «зубами дракона». Вот они и взошли, эти самые зубы.

— Это бред, онкология не является инфекционным заболеванием… – возразил Судья.

— Какова вероятность того, что мы трое попадем в больницу приблизительно в одно время с одинаковыми, по сути, диагнозами? Один случай из миллиона? Из двух миллионов? Не верю я в такие совпадения. Значит, есть способ заразить человека этой гадостью. Или же есть способ дать старт этой болезни. Я где то читала, что раковые клетки есть у каждого человека. Но у одних они спят всю жизнь, а у других начинают процесс деления, роста.

— И что делать?

— Ничего. Ничего не делать. Доживать свое.

Она закрыла глаза. Все было как будто вчера…

Я называю его «Зубы дракона». Помните миф о «Золотом руне»? Там Ясон засеял поле зубами дракона и они проросли… Не драконы, зубы проросли. Вот так, не надо дергаться, а то больно будет. Знаете, если бы все зависело от меня, то я бы вас просто пристрелил. Из гуманистических соображений. Но, увы, не мне решать, как вам подохнуть.

Да уж. Лучше бы он их просто перестрелял тогда, чем вот так…

Хозяин лежал на больничной койке, находясь на границе сознания и беспамятства. Боли были дикими, иногда просто невыносимыми, тогда ему кололи наркотик и он проваливался в полубредовое состояние. И тогда к нему являлась она. Эта сука, эта стерва, эта шлюха. Ольга. Она, обнаженная, манила его, дразнила его, соблазняла его. Он порывался схватить её за волосы, поставить на колени, загнать ей в рот свой член и… В этот момент он выныривал в реальность и осознавал, что это все видения. А затем на него обрушивалась боль, вязкая как кисель, черная, как мрак. Он начинал кричать, выть, к нему подбегала медсестра и ставила новый укол и он вновь уходил в мрак полубреда. Где его ждала она. Эта сука, эта стерва, эта шлюха. И так день за днем.

Судья… К судье тоже приходила она. Ольга. Они вновь были в зале суда, только она и он. Судья в мантии, на своем месте. Она, заплаканная девчушка на скамье подсудимых, в клетке, похожая на нахохлившегося воробушка. Он уже готов вынести оправдательный приговор, но… В этот момент он выныривает из наркотического беспамятства и немного погодя на него, как океанская волна обрушивается боль… Он тогда жал на кнопку вызова, ему давали наркотик и он опять оказывался в этом проклятом зале суда…

Она. Она держится. Старается не одурманивать себя, но боли все усиливаются и она сдается. Ей ставят уколы обезболивающего препарата, и она погружается в полубред. К ней приходит Коленька, её сынок, её мальчик. Они на море, на пляже, Коля еще маленький, он сачком пытается поймать рыбок, она и муж сидят на гальке и смотрят на него… Коленька.

Хозяин, ушел первым. Судья через неделю, после хозяина. Последней ушла она… Сын Судьи пережил своего отца на два месяца, сын Хозяина – на три месяца. Первый умер от передозировки. Второй – он инфаркта.

Продолжение следует.