ИСТОРИЯ ОЛЬГИ. ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

ОЛЬГА И ГЛАГОЛ

— Война?! Какая война? Мише что-то угрожает? – Оля крайне взволнована, она смотрит Тигру в глаза, и Тигр отвечает ей ласковой усмешкой и урчит.

— Ну, не война… Я так, несколько сгустил краски. Есть небольшой конфликт. Ничего опасного…- Глагол успокаивает Ольгу.

— Он… Миша… Ему что-то угрожает? – Оля вне себя, она почти в панике.

— Человеку, любому человеку, всегда что-то угрожает… – улыбается Глагол…

— Нет, пожалуйста, нет… Миша… Он единственный, кто есть у меня!!! Единственный, кто остался! Больше никого нет! – Ольга плачет…

— Он сделал тебе предложение? – спрашивает Глагол.

— Да, сделал! Он сделал предложение стать его женой. Я согласна, я люблю его. Но свадьба должна быть позже – там есть некоторые проблемы, он их должен решить, я не знаю какие, он не говорит, какие там проблемы. Я просто жду, когда все это закончится. Миша… Я боюсь за него. Вы что-то знаете? Он связался с ними? Они страшные люди! Вы можете помочь?! Скажите, что нужно для этого сделать. Я готова на все! Помогите, вы можете!? Прошу… – и Ольга уже готова встать на колени.

— Нет! – рыкает на неё Глаголев, Ольга поднимает голову и Глагол смотрит ей в лицо своими тигриными глазами.

— Я… – рыдает Оля ему в ответ…

— Никогда больше так не делай! Слышишь?! Ты теперь часть семьи! Ты теперь под защитой семьи. Что бы ни случилось – никогда не вставай на колени. Ты слышишь меня!? Никогда!!!

— Я поняла… – Ольга смотрит Глаголу в лицо.

— Они не смогли сломать тебя, я это знаю. Ты не поддалась на их шантаж. Не стоит тебе после всего, через что ты прошла ползать на коленях… Теперь иди к любимому. Все будет нормально. Я это говорю. Я! Александр Петрович Глаголев! Можешь мне верить.

Ольга выходит… Глагол некоторое время сидит в кресле, закрыв глаза, затем набирает начальник службы безопасности.

— Котов.

— На связи.

— Усилить охрану семьи. Особенно этой девочки, Ольги. Обо всех непонятках докладывать мне лично.

— Принято.

Затем Глагол набирает секретаршу.

— Сто плюс одну чайную розу мне. Я жду.

У этой девчонки внутри – стальной стержень, теперь он это окончательно понял. То, что она хотела встать на колени сейчас – она это сделала ради любимого, не ради себя. А если надо будет – она убьет ради него. Она – стальная ладонь в бархатной перчатке, у этой девочки огромный потенциал, хотя она об этом еще не подозревает. Он это чувствует. Он вообще чувствует людей, поэтому до сих пор жив. Плюс – информация о ней, которую он собрал. Шлюха сейчас бы полезла бы ему в штаны, дабы обеспечить свое будущее. Эта – нет. Ольга скорее сдохнет, лишь бы не предать Мишку. Это многое значит. Такие люди семье нужны. Глагол некоторое время размышлял, анализировал ситуацию. Кажется, он ошибся. А вот жена была права. Это и в правду семейное дело. Надо идти каяться. Сейчас подвезут розы…

Глагол шел по коридорам с букетом роз наперевес. Впереди двое боевиков, сзади двое. Чтобы лицезреть любимую жену нужно было спуститься на два этажа ниже. И Глагол пошёл пешком, к черту эти лифты. Войдя в приемную, он лицезрел секретаршу жены, даму пятидесяти лет. Та еще ведьма. Там, под столом, снизу, у её стола закреплён обрез двустволки, заряженный картечью. Если что… Она его применит, никакого сомнения, биография у неё та еще…

— Александр Петрович… Вы к Ларисе Михайловне?!

— Нет, я так, мимо проходил. С букетом. Она на месте?

— Да конечно!

— Так я пройду?

— Безусловно.

Глагол проходит в кабинет жены. Та откидывается на спинку кресла и удивленно смотрит на букет, потом поднимает глаза на мужа…

— Давненько ты мне цветов не дарил, любимый муж. Повод?

— Пришел каяться…

— Что натворил мой любимый муж? Любовница? Любовник? Банкротство? Бастард?

— Не послушал я свою любимую жену…

— Вот как. И дальше?

— Ольга. Я был не прав. Мы должны были вмешаться. Это я об Ольге.

Лариса обольстительно улыбается, подходит к мужу и целует его, запускает руку в его ширинку. Тот довольно мурчит.

— А мы и вмешались… – Лара отходит от мужа и садится

на диванчик.

— Как? Когда? Лара, эти трое сынков, – отныне проститутки и наркоманы, твоя работа?

— Ага. Моя. Ну, не совсем моя, я на обеспечении операции. Котов прозевал мою работу? Ты ему хвоста накрути. Не дело это.

— Накручу. И дай я угадаю. Твой любимчик работает? Младшенький?

— Он.

— Хм. А я пока шел к тебе уже собирался вызвать Ломтикова. Для того, что бы задачу поставить – решить вопрос с этими…

— Ничего уже не надо. Все уже решено.

— И сколько?

— Еще шестеро. Могло быть больше.

— Куда больше?!

— Младшенький был готов «отработать» всех, кто прошел через Ольгу. Девяносто шесть человек. Но Михаил поскромничал – только девять человек.

— Серьезно? Девяносто шесть человек?

— Вполне. Он смог бы. Он парень трудолюбивый. А тут еще и насилие по отношению к женщине, для него это больная тема, сам знаешь.

— И как долго все это будет длиться?

— До нового года он закончит. Кстати, знаешь, кто снял себе на неделю сына судьи и трахает его во все щели?

— Ну, ну, – Глагол заинтригован.

— Коваль.

— Коваль? Ему то что?

— Ха. Когда Судья еще не был Судьей, а был простым следователем, то шил Ковалеву дело. По беспределу шил, Коваль не при делах тогда был. Коваль тогда восемь месяцев в СИЗО отсидел. Ну и вот теперь ситуация, можно сказать, обратная. Коваль как узнал, кто у меня работает, явился ко мне, вывалил кучу наличных и забрал сынульку судьи. Трахает его, причем не один, там у них целый клуб по интересам. И видео этих гомозабав папульке сбрасывает. И еще «продлить» собирается. Он его дерьмо заставил жрать – в прямом смысле этого слова.

Глагол был ошарашен.

— Ох-ре-неть…

— Именно.

— Лара. Ты не перегибаешь?

— А ты представь, что Ольга – наша дочь.

— Лара, ну так-то у нас есть бардаки.

— Там работают добровольно. Добровольно. Без всякого принуждения, я за этим слежу особо – был один ухарь, пытался девок силком заволакивать в наш бизнес, и теперь он кормит червей… Не хочешь работать – скатертью дорога, иди пахать в народное хозяйство.

— Понятно, – Глагол смотрит на жену и в очередной раз убеждается, что она действительно его права рука. Десница Короля. Не Лом, тот скорее командир преторианской гвардии. А она…

Милая женщина, которая мило улыбается, а потом проворачивает такие схемы, что мозг закипает, когда понимаешь, что и для чего было предпринято. Никогда и ничего она не делает без определенной цели, просчитывает и предугадывает, анализирует и прогнозирует на несколько шагов вперед не только своих конкурентов, но и его партнеров по бизнесу, близких и родных. Дураки зовут её Гюрзой. Нет. Это Анаконда, которая в своих ласковых объятьях уничтожает врагов семьи. Он притянул её к себе, обнял и впился в её губы.

— Пошалим вечерком?

ХХХ

…— Иди в ванну, Оля, и приведи себя в порядок.

Я лишь улыбнулась, надеюсь, вполне ласково, и пошла покорно в ванную. Под теплыми струями воды долго терла себя губкой, заранее стараясь отмыться от липких прикосновений Хозяина. Напрасно, не отмоешься, как и не надышишься перед смертью. Поэтому пора выходить… А истерия внутри зреет, бьется, кричит: «Не позволяй этому скоту дотрагиваться до своего тела. Лучше убей… убей, его или себя!» Накинула белоснежный халатик на плечи и тихонько вышла из комнаты. Хозяин, всё так же величаво развалясь, сидел барином в кресле, неспешно попивая вино. Только от его вида затряслась.

— Подойди ко мне, Оля.

Ноги не слушались, руки подрагивали, а из глаз сами по себе побежали слезы. Нельзя плакать, нельзя! Но соленые капли из глаз все равно катились, размывая великолепие этого дома. Да, у Хозяина на зоне есть дом. Особняк. Один шажок, второй, третий, один судорожный вдох, за которым не последовало выдоха. Тихонько подошла к Хозяину, опустив голову и пряча глаза. Наконец-то, выдохнула.

— А чего ж ты халатик одела, я соскучился по твоей небесной красоте. Давай скидывай с себя тряпье.

Дрожащие руки стали развязывать пояс, путаясь в простом узле. Халат пенной волной белой махры упал к моим ступням.

Хозяин потянулся, пальцы прямо сразу легли на лобок и полезли в промежность. Я кукла, кукла, бесчувственная кукла и не должна отталкивать эти омерзительные руки. Потому что куклам все равно, кто их трогает.

— Какая у тебя пизденка красивая. Ни у кого такой нет, ладненькой, аккуратненькой, как цветочек.

К горлу подступила тошнота. Меня мутит от похабных комплиментов из уст Хозяина, внутренне выворачивает от его вида, трясет омерзением от хозяйских прикосновений. Ногти который раз воткнулись в кожу ладоней. Ах, как хочется ударить эту гадкую рожу! Сильно, кулаком, а потом выцарапать бесстыжие глаза, разодрать в кровь кожу лоснящихся щек. Слезинка скатилась по щеке.

Хозяин ощутимо хлопнул по попе.

— Ладно, пошли в кровать детка, буду тебя ебать. Я добрый сегодня, как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? Выбирай.

Никак… Я вообще тебе не хочу, и никогда, ни одного раза не хотела, только имитировала эти чертовы оргазмы.

— Как вам будет угодно, Хозяин, — бесцветным голосом произнесла я.

Хозяин вальяжно встал, направившись в спальню. Мне хотелось бежать в обратную сторону, куда угодно бежать… но я послушной бледной тенью последовала за ним. Я его убью! Прямо сегодня, дождусь, когда он уснет, сбегаю на кухню за ножом и воткну холодный металл в его рыхловатое брюхо. Да, срок мне добавят, но все равно жизнь уже переломана, перепачкана так, что вовек не отмоешься.

В спальне на огромной кровати постелено красивое бежево-сиреневое шелковистое белье. Роскошно, все здесь, все роскошно и красиво. Бал на крови, муках и страданиях. Танцы на костях…

— Давай в кроватку, Оля.

Грациозно, несмотря на катящиеся по щекам слезы, подошла к кровати. Легла на приятно холодящее кожу шелковое бельё, раскинула руки, словно ангел крылья. Расплывающийся от слез Хозяин начал неторопливо раздеваться. Прикрыла глаза… Хоть на секундочку притворюсь, что я где-то в другом измерении, там, где чудовище, очень напоминающее Хозяина, победит герой, безумно влюбленный в девушку, похожую на меня.

— Что руки раскинула, дура, ноги раздвигать надо! Шевелись, шлюха!

Я раздвигаю ноги, он наваливается на меня… Я кричу…

— Оля, Оля, – Миша будит её. Очередной кошмар, один из многих, хотя лечение дает результат, таких ночей все меньше. Он постепенно ломает ту скорлупу, в которой спряталась она. Они ходят в кино, в театр, она восстановилась в институте, скоро на учебу. Но такие вот срывы изредка все же бывают. Она вцепляется в него, как в спасательный круг, он гладит её по спине, целует в губы.

ХХХ

— Вот, это тебе, мой подарок, – Михаил протягивает Ольге футляр. Та открывает его. Гитара. Двенадцать струн. Она поднимает глаза на Михаила.

— Ты ведь умеешь, я с института помню. Ты тогда классно выступила, спела. Спой мне. Спой для меня. Спой, что хочешь…

— Миша, я давно не играла. И не пела. У меня не получится…

— Получится. Я рядом. Спой мне…

Ни земли, ни воды, ничего…

Замела метлой белый свет пыль…

И страшиться теперь одного —

Как не стала бы небылью быль,

Как не стала бы быль…

Кто грядет за пургой из обители молний,

Тот единственный мог бы проникнуть за край.

Так гряди из-за гор, из-за гневного моря,

И у этого мира меня забирай, и навеки меня забирай.

Коли в жизни далекой другой

Князь серебряный был бы мне мил,

Он ходил бы студеной рекой,

На уздечке бы солнце водил,

На узде золотой…

Кто грядет за пургой из обители молний,

Тот единственный мог бы проникнуть за край.

Так гряди из-за гор, из-за бурного моря,

И у этого мира меня забирай, и навеки меня

Забирай! Забирай! Пропади оно пропадом!

Звенит на ветрах из травы тетива —

Забирай! Забирай!

Крылья вспыхнули золотом,

Да остались в крови рукава…

А за морем на черной скале

Змей серебряный кольца плетет.

Самоцветы горят в серебре,

Змей крылатый желанную ждет, –

Он свою нареченную ждет.

Обреченную ждет.

Кто летит за пургой из обители молний,

Тот единственный в силах шагнуть через край.

Так гряди из-за гор, из-за синего моря,

И у этого мира меня — забирай эту ложь,

Горе, нежить и небыль,

Я стеклянный сосуд со свечою внутри;

Я отвержена — что ж, упади же из неба

И у этого мира меня забери!

И навеки меня забери!

Слышишь, в небо меня забери! (с)

Песня смолкает. Михаил сидит перед Ольгой, закрыв глаза, она робко трогает его за руку.

— Я немного изменила авторский текст, тебе понра…

Она не успевает договорить, Михаил притягивает Ольгу к себе, глядит в её глаза, а затем целует.

— Я заберу тебя. Уже забрал. Ты моя и только моя. И мне плевать на то, что было в прошлом. Мне плевать на тех, кто пытался сломать тебя. МЫ будем вместе.

Продолжение следует.