Был у меня друг. Что значит был? Он и есть. Мой друг Бориска. Борян. Шевчук. У нас с ним разница почти в год. Так получилось, что в школу его отдали с восьми лет, потому что к первому сентября ему семи лет не было, лишь в октябре стукнуло. Что не помешало нам стать друзьями. Для начала мы с ним несколько раз подрались, выясняя кто есть ху. Он чуть крупнее, я чуть ловчее. То на то и вышло. А после этого стали друганами не разлей водой.Вместе делали уроки, вместе гуляли, вместе ухаживали за девочками, вместе ходили на спортивную секцию. Всё вместе. Не было у меня брата, как и у Борьки, вот и стали мы братьями не по крови. Когда он стал встречаться с соседской девчонкой, я, как оруженосец, ходил вместе с ними в кино, на танцы, на посиделки. Это когда молодёжь собиралась то в одном доме, то в другом. Всё вместе. И Танька воспринимала меня кем-то вроде младшего Борькиного брата, либо даже своего братишки. Был у неё младший, лет на пять младше её. Да, она была старше Борьки на пару лет.Но любовь, как утверждают некоторые знатоки, очень зла. И Таньку полюбишь. Они даже свадьбу сыграли, благо оба вошли в возраст, когда это разрешено. Я был всего лишь гостем. В свидетели не попал, не дорос до свидетеля. Погуляли хорошо. Думалось, что после свадьбы наша с Борькой дружба сойдёт на нет, но не угадал. Принимали меня Бориска с Танюхой с радостью. Мы всё так же вместе отдыхали, ходили в кино и на танцы. И вообще Танюха считала меня за своего младшего братишки, соответственно и относилась ко мне так же, как к своему младшему. Раз брат, да ещё младший, чего его стесняться. Пойдём в лога отдыхать, или купаться, танька безо всякого стеснения может присесть пожурчать. Либо переодеться при мне. Купальник так надеть, потом снять мокрый. Нет, насчёт надеть не совсем так. Обычно она одевалась ещё дома, а вот мокрый купальник снимала и натягивала платье на голое тело.Ну да всё это мелочи.
Призвали Бориску на службу. Всех призывают, не одного его. Самому через год, если никуда не поступлю, повестка придёт. Борька перед уходом то ли в шутку, то ли в серьёз, наказал мне стеречь и беречь его Танюху от всяких преступных посягательств, честь её блюсти. А Таньке наказал слушаться меня, как своего мужа. Та вроде как в шутку спросила
— И что, с ним, как с мужем, всё-всё можно?
Борька почесал затылок, подумал и решил, что старый друг всё же вернее, чем кто-то чужой со стороны. А что у бабы, попробовавшей мужика, будет зудить, свербить и чесаться, так то к бабке не ходи. И с кем ей блуд чесать? С другом, конечно же.
— Не можно, а нужно. Узнаю, что кому-то на стороне дала, башку отверну. Вот с Вовкой можно. – Хихикнул. – Тока наследника мне не заделайте. Иначе, как Вовка женится, я тоже ему наследника замастрячу. Гы-гы.
Проводили Бориску. Танька плакала, уткнувшись в плечо мужа. Её дружно уговаривали, что войны нет, а через две зимы и через две весны Борька уже будет дома. Там той службы-то всего на две Пасхи. Оглянуться не успеешь.
Дня через два-три после проводов, поздно вечером, к нам Татьяна пришла. Гость от Бога. Мать усадила гостью за стол, чай, печеньки. Сидят, болтают о своём, о женском. Время позднее, маманя забеспокоилась, как гостья домой по темноте пойдёт. А Танька в ответ
— А я не пойду никуда. Я у вас поживу, мужа ждать буду. А пока буду тебе, тёть Тонь, снохой временной.
У мамани челюсть в пол, глаза по чайной чашке, горло перехватило. Что-то сипит, сказать пытается, а не выходит ничего. Танюха метнулась мухой, водичке временной свекрухе принесла. Та попила, отдышалась, челюсть подобрала с пола, глаза в норму пришли, лишь потом спрашивает
— Да ты что такое говоришь, Танюша?
И пытается лоб девчушке пощупать. Вдруг у неё жар, лихоманка какая привязалась, инфекция. Вона что творится в мире. То от птиц грипп, то от свиней. А сейчас вона какой-то ковид к нам пришёл. Говорят страсть как народ косит, как чума или холера в давние времена. Благо до нашей деревни дорога такая, что проехать можно лишь по сухой погоде. Вот он до нас и не добрался. А вот Танька, скорее всего когда мужа провожала, ту инфекцию и подхватила. бациллы-то такие твари, шибко мелкие, но пакостные. Ты и не увидишь её, и не почуешь, а она уже – Шасть! – и в твоём организме пакости всякие творит. Да вроде жара нет. А Танька маманину руку отводит в сторону да и говорит
— Ты, тёть Тонь, чего попало не думай. С ума я не соскочила, не заболела. У меня вона от мужа законного наказ. – И листок исписанный мамане тянет – Вчерась только нашала. Вот же Борька мой тихушник какой. На словах-то вроде как дал дозволение с Вовкой жить, да от слов всегда отбрехаться можно. А это документ, его собственной рукой писанный.
И суёт матери листок, чтобы та прочитала. А в том листке наказ Таньке жить с Борькиным другом, как с ним, с законным мужем. Только дитя не рожать. И можно, а лучше всего нужно перебраться к нему на время Борькиной службы. А на другом листке уже мне наказ принять его Танюшку, как свою жену, беречь её, заботится о ней. Выгуливать в кино и на танцы, коли захочет. Главное никого к ней близко не подпускать, самому исполнять мужские обязанности, не давать женщине скучать, но не баловать. А если что, то и ремешком по жопе поучить. Благо жопа у Таньки деревенская, а значит пышная, не то, что у тощежопок городских.
Поздно вечером вертаюсь домой с гулянки. Дело молодое, холостой, не женатый, гуляй, рванина, пока возможность есть.Я и гуляю. Правда к поступлению тоже готовлюсь. Что-то не тянет меня эфемерные долги кому-то отдавать. Что-то не помню, чтобы занимал у кого-то. Вот окончу ВУЗ, тогда могу господином офицером в золотых погонах оттянуть свою лямку. А пока не хочу. В сенках темно и я обо что-то запинаюсь. Бля, кто тут чемоданы наставил? Гости, что ли, пожаловали? Не угадал. Не гости, гостья. И не просто гостья, а моя временная жена. Только я об этом пока ещё не знал. Но узнал быстро. Мне об этом объявили, поставив перед фактом. Теперь моя жизнь переворачивается с ног на голову. Прощайте любимки. Как пел Ноговицын:
Плачьте, девушки, есть у меня семья
Мне от вас теперь не надо них…ничего.
Извините, я скандала не хочу,
Вы гуляйте, я по счёту заплачу.
Теперь я, как женатый, пусть и временно, солидный человек должен проводить своё свободное время с молодой женой. Всё же наказ старшего братана нужно выполнять. Только вот нужно будет сходить за вещами молодки. Тут Танька перебила маманю, вещающую с не совсем довольным видом, о моей дальнейшей судьбе, сказала, что в сенях стоит чемоданчик с вещами на первое время. Остальное перенесём позже. Чистые трусы на сменку есть, остальное неважно.
В моей спальне Танька была не раз. Нет, не в том смысле, о чём могут подумать. Просто приходила вместе с Борькой, мы сидели у меня в комнате, трещали обо всём, маманя поила чаем, иногда наливала бражки. Всё же Борька человек женатый, взрослый, это я салабон. Но и мне перепадало чуток.
А раз моя комнатка Танюхе знакома, то она начала располагаться сразу по-хозяйски. Вытащила вещи из чемодана и разложила их по ящикам комода, что-то повесила в шкаф. И это она называет чемоданом? Да это сундук, в котором пираты закапывали свои сокровища на островах. И как бедная танюха допёла этот сундук до нас? Или помог кто? Да неважно. Танька располагается, а я сижу и не могу въехать в тему, что же теперь мне делать. Как-то непривычно чувствовать себя женатым, не прикладывая к этому никаких усилий.А как мне с ней спать, если это жена друга и я всегда рассматривал её лишь как именно жену? Или старшую сестру. Да ладно, время покажет. Тут ещё маманя вызвала меня из комнаты и шипя, как весенняя гадюка, давай уговаривать меня не трогать Таньку. Мало ли что Борька понаписал. Может он пьяным был, не соображал ничего. А вдруг Танька понесёт? И кому тот ребёнок нужен будет?
Маманя могла бы ещё долго засирать мне мозги, этого у неё не отнять, но тут из спальни выглянула Танюха в сногсшибательном наряде и заявила
— Мам Тонь, (уже не тётя), отпускай уже моего мужа. У нас первая брачная ночь как-никак. Я испытываю девичий трепет перед неизбежным. Да и жених, судя по всему, на взводе. Ты сама женщина и понимаешь, какой это ответственный шаг. Что-то пойдёт не так и всё – моральная травма на всю оставшуюся жизнь. Я-то уже это пережила, а Вове только предстоит. Ты бы, мам Тонь, лучше научила бы сына хоть чему-нибудь. Нет? Ну и ладно. Сами разберёмся.
И Танюха утащила меня в спальню. А я ещё не отошёл от шока из-за её костюма. Наши бабы такое и не носят. Шёлковые трусы – высшее достижение. Обычно простые трикотажные, производства КНР. И пока я отходил от шока, Танюха помогла мне раздеться. Да, стыдливостью она никогда не отличалась, вот и сейчас бесстыдно демонстрировала своё шикарное по деревенским меркам тело. А потом завалила меня на постель и показала, что такое опытная женщина, пусть и с небогатым опытом, в своей постели и какая разница между нею и молодайками, дающими по за углами и в кустах. Спать она мне не дала до самого утра. А её крики не дали спать мамане. И потому она утром была раздражённая, злая, невыспавшаяся. А вот Танька просто порхала счастливая и довольная, сытая до умопомрачения. Старалась прикоснуться ко мне при каждом удобном случае. Потрепать по волосам, погладить. А по маме было видно, что она ревновала. Не ждали, не гадали, а тут возьми и объявись невесть кто и объявляет себя женой её невинного сыночка. Благо хоть временно. А что, если влюбится и останется? А если Борька из армии новую жену привезёт или вообще куда в Сирию какую завербуется. А там бабы, по слухам, скромные, красивые, очень на наших парней падкие. Ой, мамочка, что же деется!
А мне было всё фиолетово. У меня в мозгах лишь прошедшая ночь. Вижу, словно наяву, как я ласкал роскошное Танюхино тело, как целовал, едва прошло первое оцепенение. Как трогал и тискал все места, запретные ранее. И как насаживал тесную пока ещё Танюхину манду на свою каркалыгу. А в конце, как апофеоз, Танька предложила чпокнуть её в зад. Это чтобы ценил и любил её сильнее всех. Чтобы на других даже глаз не косил, не говоря о большем. Так что ночь вымотала прилично и я очень удивился откуда взялись силы, когда мы проводили матушку на работу и Танька, едва за мамой закрылась дверь, тут же стянула с меня штаны, толкнула на кресло, задрала юбочку и стянула с себя трусики.
— Вова, жена я тебе или нет? Раз я жена, то ты должен удовлетворять меня. Придержи своего малыша, я сяду.
Для меня такое было впервые. Мне раньше приходилось уламывать девушек, чтобы дал, а тут меня заставляют драть чью-то муньку. И пока приходил в себя, танюха скакала на моём писуне. А когда он встал, я так и не понял. Думал, что его теперь не пробудить, а он, смотри-ка, подскочил.
Круглая и мягкая Танькина жопа прыгала на моих коленях, её манда чавкала, принимая в себя малыша. И я уже смело, даже нагло тискал Танькину жопу, мял пышные ягодицы. Дотягивался до титек и мял их. Танька охала, ахала, крутила жопой. И пусть у меня не должно было остаться ни сил, ни спермы, Танюха пробудила силы, и выдоила откуда-то появившуюся сперму. После этого встала, трусики подтянула, вздохнула
— Ещё учить да учить. Ну да ничего, научу. терпенье и труд всё перетрут. Медведей учат ездить на мотоциклах, а ты не медведь. Ты лучше скажи, тебе со мной нравится?
Сижу расслабленный
— Ещё как.
— Борьке тоже нравилось. А ты знаешь, почему он поручил меня тебе?
— Откуда я знаю.
— Потому что я нимфоманка. Не знаешь, кто это? Это я. Потому что я всегда хочу. Вот дам тебе с полчасика отдохнуть, и снова захочу. Да не боись, шучу я. Но шоркаться мы будем часто.
— Тань, – решил прояснить интересующий меня вопрос, – а ты не забеременеешь?
— А если и да, то что? – Ржёт. – Рожу тебе ребёночка, папой будешь. Да не ссы ты. У меня спиралька стоит. Так что сливать в меня сперму можно литрами, не понесу.
Дня через три-четыре Танюха показала мне книгу, которую купили с Борькой в городе по случаю. Толстенная, как наша соседка Валька, с красивой обложкой, с золотым тиснением, с шикарными картинками. И название красивое: Кама с утра. И сказала, что за два года Борькиного отсутствия мы должны изучить и испробовать все позы, которые в этой книге показаны. Индусы толк в этом деле знают. У них даже названия всякие для половых органов есть, как и для действия. Отдельно для йони, как называют манду, и для лингама. Ты смотри как обозвали обычный хер. Всякие нефритовые стержни, гроты и пещеры, лотосы и прочие цветы. Нам это не понять. У нас всё намного проще. И названия, и действия. Но и из книги можно многое почерпнуть. Правда некоторые позы там такие, что не каждый йог свернётся в такой калачик. Проще говоря, не все эти позы для нас приемлемы. Но картинки рассматривать интересно. Насмотримся картинок и сами начинаем что-то изобретать. А тут Танька, начитавшись всякой зарубежной литературы, как-то говорит
— Муж мой, а ты сколько уже со мной живёшь? И до сих пор не знаешь вкуса моей йони.
— Чего, чего?
— Писю, говорю, лизнёшь?
И задирает юбочку, трусики с себя стягивает, подставляя свою манду. И куда тут денешься, если братка просил блюсти, ублажать и всячески баловать Таньку. По крайней мере, пока он служит. Смирился с неизбежностью. Присел перед временной женой на корточки. Вот она, её манда с зарубежным именем йони. Пахнет свежестью. Видать Танька, планируя эту свою провокацию, подмылась. Да ещё вдобавок и подбрилась. В деревне-то у нас бабы таким не грешат, а она в той книге насмотрелась на их баб с бритыми лобками, вот и воспользовалась моим бритвенным станком. Зато целовать Танькину эту, как её, йони, было нормально. Волосня в рот не лезла.
И всё у нас с Танькой было нормально. Уже притёрлись друг к другу, привыкли. И в постели у нас всё прекрасно. Вроде мы были созданы друг для друга. И всё бы хорошо, да Танькина свекровь начала по посёлку всякую дрянь про сноху наговаривать, разносить. Говорит, что вот, мол, муж в Армии долг Родине отдаёт, а эта прошмандовка, потаскуха, про мужа забыла, едва автобус скрылся за поворотом и сожительствует с дружком сына. Позор джунглям! В волчьей стае человеческий детёныш! Тут уже маманя не стерпела. Да как это возможно поносить блядью эту почти что святую женщину, которую, кстати о птичках, её муж сам доверил своему лучшему другу. Доверил. Сама читала его письменную просьбу к своему сыну о присмотре за Татьяной. И так же читала вторую часть письма, обращённую к жене, с требованием слушаться его названного брата и жить с ним, как с законным мужем до той поры, пока он не вернётся со службы.
Настропалив сама себя до кипения, пока из ушей пар не пошёл, полетела маманя к Шевчукам, пылая праведным гневом.
Мы с Татьяной маленько пождали маманю, а её нет как нет. Мы уже расстроились. Мысли всякие в голову глупые лезут. Думаю, как там маманя? Шевчуки же в численном преимуществе, заломают маманю и глазом не моргнут. Так что сорвались мы с Танькой и полетели к Борькиным родителям маманю выручать. В дом зашли. Двери, кстати, были не заперты. А вот из комнаты доносятся странные звуки. Какие-то ахи, охи, вздохи и шлепки. Тут у меня флаг упал, тормоза отказали и я с каким-то воплем, способном напугать кого угодно, вламываюсь в комнату. Танька следом за мной. Влетели и замерли, Чиподейлы хреновы. Мы спешили на помощь, оказалось, что помощь надо оказывать нам. Психологическую. Картина, мля. Стол, на столе посуда с остатками еды, пустая бутылка, полупустая бутылка. Явное доказательство того, что за этим столом пили и закусывали. Но главное не это. Главное то, что те звуки, которые я принял за звуки издевательства над маманей, оказались если и издевательством, то приятными для пытуемого. Мне мнилось, что Шевчуки связали маманю, жестоко пытают, а она уже потеряла голос, кричать не может и лишь стонет. А тут к натюрморту, который был на столе, добавилась портретная композиция. Мама с Шевчуковой полностью голые стояли раком у стола, а сзади их Борькин отец с сопением натягивал жену и мою маманю. И лица их обеих были искажены не мукой пыток, а предоргазменным состоянием. Можно сказать, что лица были даже радостные. Мы с Танькой встали и замерли. И эти люди запрещают нам ковыряться в носу?И они нас заметили. Тоже замерли. Картина достойная кисти мастера. Мама протянула
— Сыноооок, а вы зачем тут?
Танька пришла в себя быстрее, чем я. у так не её маму напяливают. Выступила чуть впереди меня, гордо вскинула голову, выпятила грудь, со злостью в голосе говорит
— Так, запомните, зарубите себе на носу, дорогие родственнички. Это ваш сын передал меня под контроль своего названного брата. Значит доверяет ему полностью. Это он не просто разрешил, а потребовал от меня жить с Володей, как с мужем. Как он выразился: Чтобы паутинкой не заросло.Это решение вашего сына. Можете написать ему письмо и уточнить. Но для начала запомните: Если кто-то из вас ещё раз откроет свою пасть, чтобы нести про меня всякую гадость, язык вырву.
Повернулась ко мне, взяла меня под руку.
— Пойдём, муж мой. Ну их, пусть дрюкаются. – Добавила, обращаясь к так и не отмершей скульптурной группе. – В гости приходите, как нашоркаетесь. Не чужие, чай. Мам Тонь, дорогу гостям покажешь?
Тут маманя отмерла
— Ох, и сволочи же вы, детки! Такую малину испортили. Кыш отсюда, изверги. Дома поговорим. А гостей приведу. Чай готовьте.
Отошли немного от дома. Решили пройти огородами. Едва прошли чей-то огород, Танька остановилась
— Вов, я до дома не дойду.
— Что случилось? Ногу подвернула?
— Дурак ты, муж мой. Манда подвернулась. – Задрала подол и стянула с себя трусы. Повернулась к забору лицом и наклонилась, держась за забор. – Горит всё. Туши давай. Где там твой шланг пожарный. Оооххх! Самое то. А то лингами хреновы, йони всякие. Хуй с пиздой, вот что в жизни самое важное.