– Ма, ну как, выполнила поручение? – Спросил я её, когда он под вечер вернулась домой.
– Как-то ты очень воодушевлён. Твоя мать стала чьей-то вещью. Теперь моё тело полностью и окончательно принадлежит Омеда-Групп, а ты себя ведёшь так, словно это всё какие-то шутки.
– Да я смирился с подобным положением дел ещё когда ты первый раз встала передо мной раком. А сейчас, ничего экстраординарного относительно того не произошло.
– Произошло. Раньше я была женой Омеда-Групп. Моё мнение было важно, я влияла в достаточной мере на все процессы. Более того, в случае чего, я всегда могла разорвать и те мот отношения с твоей корпорацией, хотя и сделала бы это только в самом крайнем случае. Но теперь, я пути назад нет. Теперь я принадлежу Омеда-Групп раз и на всегда. И в гораздо более унизительной роли, чем жена целой корпорации.
– Я бы может и сгрустнулся от того, что моя мама теперь лишь тренажёр для сбрасывания напряжения моих коллег, но я-то являюсь членом управления наравне с ними. Так что ты теперь и моя вещь. Это позволяет мне пережить всю эту ситуацию полегче.
– Тебе дарует облегчение, что твоя мать теперь твоя вещь?
– Ты всегда была для меня кем-то невероятно властным и сильным. Кем-то чья воля непререкаема. И теперь я испытываю довольно необычные ощущения, осознавая, что свою строгую и властную мать я могу использовать как хочу по своему усмотрению.
– Ты в своём уме? Твоя жизнь тоже уже не будет прежней. Ты теперь сын корпоративного тренажёра. И тебя это нисколько не смущает? – Вспылила мама.
– Ну я и владею этим корпоративным тренажёром. Я раньше боялся и проявить к тебе и толику непочтительности. А теперь могу забавляться с тобой как хочу, чем не компенсация.
– То есть возможность владеть мной для тебя окупает то, что ты теперь не сможешь жить нормальной жизнью?
– В значительной мере. То, что я могу теперь пользоваться тобой как пожелаю, всё окупает.
– Ладно уж, рада, что хоть для тебя всё хорошо. – Устало махнула мама рукой. – Пользуйся, раз тебя это так радует.
– Снимай блузку, пора заценить твои украшения.
Мама расстегнула блузку, бросила её на пол, затем освободилась от бюстгалтера.
Я вытаращился на её грудь. Обалдеть.
– Они ж огромны, эти кольца. Такого извращения я даже не ожидал.
Мамины украшения были значительно массивны, и тянули её упругую грудь за соски немного к земле.
– Такое украшения я теперь должна носить. Они были в той коробочке. Так что привыкай к новому виду моей груди.
Коснулся кольца, и мама тихо застонала.
– Тише, эти кольца слишком сильно воздействуют на меня. Я едва могу с ними справиться даже когда они просто продеты через мои соски. А касаясь к ним, это становиться уже невыносимо. Моя грудь превратилась в оголённую эрогенную зону. Мне даже ходить теперь тяжело. Это сводит с ума. А прикосновения, совсем лишают меня рассудка.
– Похоже это украшения для каких-то совсем больных извращенок.
– Так и есть. Но мне придётся учиться с этим жить. С постоянным и нескончаемым воздействием на мою эрогенную зону. На работе едва сумела досидеть. При каждом шаге они тянут грудь за соки ещё сильней, и это становиться совершеннейшим безумием. Но я мало по малу привыкаю.
– Да уж. С такими украшениями, ты теперь и правда всегда будешь мыслями лишь о Омеда-Групп.
– И мне это не нравиться. Я говорила, что жизнь нормальной женщины для меня теперь станет закрыта, но с этим пирсингом всё оказалось ещё на много сложнее.
– Надо будет позже узнать твой предел. Поиграть с твоей грудью основательно. Интересно, сколько ты сможешь выдержать.
– Я не желаю этим заниматься. Это может свести меня с ума, мне всё ещё нужно играть и мою социальную роль, мне всё ещё нужно работать. Не забывай, что работа для меня всё, ради неё я на всё это пошла. Ты не должен перегибать со мной палку.
– Буду держать себя в руках. А теперь снимай юбку, у тебя, кажется, ещё и татуировка должна быть.
Мама скинула юбку. Трусики на ней всё ещё были, но они её тату скрывали лишь немного. Та занимала почти весь мамин зад, заходя немного даже на бёдра. Надпись гласила: добро пожаловать в Омеда-Групп, партнёр.
По любому это выдумка моего шефа. Это он большой затейник. Ему же и мамина приветственная речь для меня понравилась больше всех.
– Так просто теперь на пляж не сходишь. Всем будет прекрасно видно хотя бы часть фразы, какие бы закрытые ты трусики не надела.
– Придётся смириться, что если решусь пойти на пляж, то о моей новой роли будут знать и окружающие.
– Теперь давай пофоткаем тебя, отправлю отчёт шефу. Заодно скину некоторым своим сокурсникам. Мне и так завидовали абсолютно все, в связи с моим присоединением к Омеда-Групп, да ещё и на роли члена директората, а когда узнают, что я ко всему прочему получил ещё и корпоративную спермоглоку, они с ума сойдут.
– Ты решил вовлечь в мой позор ещё и своих сокурсников? – Строго посмотрела на меня мама.
– Почему нет? Привлекать их к нашей связи с тобой, как мужа с женой, действительно неприемлемо. И раньше я вполне не шёл против твоего запрета. А теперь ты наш корпоративный тренажёр. Не вижу причин оставаться в прежних рамках и сейчас. Да и сфотографирую я тебя без лица.
– Они всё равно могут узнать меня. Ты не раз приводил домой разных сокурсников, тем более что это полезно для налаживания связей. И меня знают они почти все. И по фигуре кто-нибудь да сможет определить, что ты прислал им фото своей матери.
– Ни к чему непоправимому это не приведёт.
– Молва обо мне может разойтись по всему твоему курсу. Более того, у многих из них есть уважаемые родители. Занимающие неслабые должности в разных корпорациях. Если меня кто-то узнает, это будет безумием. НА меня начнёт смотреть огромное количество людей как на потаскуху. А среди этих людей будут люди и весьма серьёзные. Это не адекватно.
– Мне не терпеться похвастаться перед друзьями. Нужен финальный аккорд, чтобы утереть всем нос окончательно. Ты, с этим пирсингом и этой татуировкой подходишь для этой роли идеально.
– Сфотографируй меня по пояс.
– Это будет не так круто.
– По крайней мере, это хоть немного снизит шанс быть узнанной. – Произнесла мама, снимая и трусики и вставая раком, показывая, что она предлагает.
– Ладно. – Сказал я, хватая телефон и начиная щёлкать маму. – Теперь выпрямись, это уже для Омеда-Групп.
Через пару минут я отложил телефон в сторону.
– Тебе нужно будет купить новую одежду для дома. Какие-нибудь розовые чулки и суперкороткую юбку. Хочу теперь видеть тебя в таком виде постоянно.
– К нам не редко заходят какие-нибудь мои знакомые, часто, заранее не сообщая. Я могу не успеть переодеться.
– Не нужно переодеваться, ходи так и перед ними.
– Ты с ума сошёл? Решил разорвать все связи, что мы имеем с внешним миром?
– Думаю, никто не будет возражать против такого твоего вида. Да и не такое это редкое дело. Многие женщины носят дома довольно фривольную одежду.
– Не женщины с детьми. Ходить в таком виде, когда у тебя дома ещё и сын, это абсурд. Мои друзья решат, что я тронулась умом.
– Я же не маленький ребёнок. Вполне себе всё понимаю, как живут взрослые люди, а значит ничего сильно неприемлемого тут не будет.
– Это ещё абсурдней, махать полуприкрытой задницей перед половозрелым сыном.
– Скажем, что у нас новый взгляд на темы сексуальности. Что у нас никто ничего теперь не стесняется.
– Это бред. И помимо того, что я достойная и уважаемая женщина. Все мои друзья знают меня как человека с высокими моральными ценностями. Это не нормально вдруг встречать их в таком виде.
– Я хочу, что бы твой вид меня всегда возбуждал. Хочу просмаковать твою новую роль нашей вещи до дна.
– Я надеюсь ты будешь вести себя прилично в их присутствии?
– Если хочешь.
– Хочу. Это уже будет за гранью, если ты решишь приставать ко мне прямо в их присутствии.
– Буду вежлив и учтив.
– Тогда ладно.
– Если решат приехать какие-нибудь из наших родственников, то ты будешь тоже ходить в таком наряде.
Мама вскипела.
– Ты умом повредился? Ладно, мои знакомые и приятели, ты хочешь выставить меня в таком виде ещё и перед своими дядями?
– В чём проблема? Раз уж ты согласилась светить жопой перед посторонними людьми?
– В том, что они посторонние, лишь приятели и приятельницы. Находиться в таком виде перед родственниками это уже абсурд. Мои братья это не смогут воспринять просто за какой-то кризис среднего возраста. Находиться в таком вид перед ними это уже за пределами каких-либо рамок.
– Не думаю, что родственность тут большая помеха. Ты переживаешь, что тебя воспримут как свихнувшуюся шлюху мои дяди, в то время как ты преспокойно скачешь на моём члене – на члене твоего сына. Весь действительный абсурд мы уже испили до дна, а это, что-то совершенно пустяковое в сравнении с тем, что ты позволяешь делать с собой своему сыну.
– Это разное. Тебе, как члену директората Омеда-Групп, я принадлежу. Поэтому ты мной можешь пользоваться как пожелаешь. Тут ничего сильно выбивающегося за рамки нет.
– Любой из моих дядь тоже может поступить на службу Омеда-Групп. Тем более, если я похлопочу, то Виктор Анатолиевич может уговорить Бориса Викторовича взять и их. И будешь ты преспокойно и их вещью. Так что, ты можно сказать находишься в одном шаге от того, чтобы принадлежать и им, если Виктор Анатолиевич пойдёт мне на встречу. А он может пойти.
– Если я наряжусь перед твоими дядями в такую одежду, наши с ними отношения уже н будут прежними. Их строгая старшая сестра предстанет перед ними как шлюха, да ещё и в доме с их дорогим племянником.
– Ничего сверхординарного они не подумают. Мы же все семья. Закроют как-нибудь глаза на твой новый имидж.
– На такое закрыть глаза сложно. Не просто иной вид, ен просто более лёгкое поведение, но щеголяние полуголой жопой и развратными чулками прямо перед ними. А там они могут заметить ещё и татуировку на моей заднице. Даже если полный её текст не смогут разглядеть, это будет просто безумие.
– Татуировки, это такое дело. Каждый выражается как может.
– Не когда татуировка на заднице, и я свечу ей перед ними. Перед твоими дядями, повторюсь. Но этого мало, наши с тобой отношения уже никогда не будут прежними, ты уже давно перестал разговаривать со мной как с уважаемой тобой и строгой мамой. Ты говоришь и ведёшь себя со мной, как со своей блядью. И даже если я буду выглядеть как прежде, то у них рано или поздно и так могут закрасться какие-либо мысли. То после таких изменений в моём имидже, у них уже почти не останется сомнений в том, что я позволяю тебе себя трахать, и даже больше.
– Дядя Никита всегда ко мне относился не очень хорошо. Всё время подтрунивал надомной.
– Он это делал по-родственному, ты слишком критично относишься к нему. У него такой юмор. – Перебила меня мама.
– Который я уже много раз говорил, что мне неприятен. И не оказало никакого эффекта. Вот будет отличный повод утереть ему нос. Ты единственная, кого он уважает. Вот и отомщу ему, пошутив над ним хорошую шутку в ответ.
– Ты так обозлён на него?
– Не обозлён. Но это первая возможность уравнять наш счёт.
– Ладно, можешь использовать меня.
– Славно.
Я подошёл я к маме и положил руку на её грудь. Она закусила губу.
– Тише. Пока я к кольцам полностью не привыкла, будь аккуратен.
– Хорошо.