– Ты же говорил, что тебя ждут твои дорогие друзья. Что они всё для тебя? Так почему ты ещё не с ними? Таково значит слово, данное тобой? Такой значит ты друг?
Я внутренне закипел. Ситуация, в которой мы находимся отодвинулась на второй план.
– А нет уже никакой встречи. Ни с кем я уже не успею уже встретиться. И теперь новой встречи с друзьями мне ждать быть может несколько лет. Если они теперь вообще захотят меня увидеть.
– Если они для тебя достаточно важны, ты найдёшь способы. А сейчас я слышу лишь жалкие оправдания.
Я хотел ответить, но взгляд зацепился за мамину грудь, и я оборвался на полуслове. В своём возмущении я совсем забыл, что происходит вокруг.
Мама проследила за направлением моего взгляда, и вспыхнула в гневе.
– А ну брысь. – Произнесла она, сверкнув глазами.
Я вскочил с кресла как ужаленный.
Вот чёрт. Когда мама по-настоящему гневается, а сейчас она рассержена, как никогда, это всегда ведёт к невероятным для меня проблемам. Мама очень строга. И в своих наказаниях за мои проступки, она никогда не мелочится. Последний раз, когда я её рассердил, я был вынужден заканчивать годовые музыкальные курсы, на которое был ранее записан ею, за месяц. Это стоило мне трёхчасового сна в сутки на протяжении всего этого времени, огромных мешков под глазами, трясущихся рук и похеренных в край всех моих планов. Курсы я закончил, экзамены сдал. И больше не хотел вызывать мамино неудовольствие. Что было бы, если бы я не справился, я не хочу даже думать. С мамы бы сталось засунуть меня на год в какое-нибудь военное заведение, дабы я учился расторопности.
Поэтому сейчас я стремительно направился к входной двери, намереваясь забыть всё, что я сегодня услышал и увидел раз и на всегда. Прежнее наказание мне было выдано всего лишь за то, что я прогуливал учёбу на протяжении только лишь трёх дней. Что будет за выказывание мой ей недостаточной почтительности мне даже страшно представить. Боюсь, все прежние наказания окажутся для меня лёгкой прогулкой.
Я схватился за ручку входной двери, как услышал голос старика.
– Постойте, молодой человек.
Я замер на месте. Он тоже решил внести свою лепту в мою и так не завидную судьбу? Сегодняшний день с каждым часом становился всё хуже и хуже. Боюсь большего я уже не смогу и вынести. То, что увидел мамину грудь, не окупало вообще ничего.
– Ваша мама как-то упоминала, что вы учитесь на менеджменте?
– Да, – Поверился я к нему, стараясь не смотреть на маму. – В МГУ.
– Очень достойное заведение. Вы, кажется, только в середине учёбы?
– Третий курс.
– Сойдёт. Наша кампания в ближайшее время будет набирать обороты, как вы могли понять. И нам нужны новые кадры. С простыми сотрудниками больших сложностей не возникнет, но вот в директорат кого ни попадя не возьмёшь. А из наших собственных сотрудников пока достаточного признания никто не получил.
Я непонимающе смотрел на старика. К чему он ведёт-то?
– Ну так вот, я предлагаю вам должность в нашей кампании. Ваша мама и так была связанна с Омеда-Групп весьма тесно, и я бы рассмотрел вас на какую-нибудь должность, если бы она попросила, и в прежние времена. А теперь, когда наше с ней сотрудничество перешло на совершенно новый уровень, вы для нас, как её сын, становитесь ещё более надёжным человеком. И сейчас, когда мы так нуждаемся в кадрах, я очень желаю видеть вас среди нас. Уверен, на вас мы сможем положиться в высшей мере.
– Но кем я буду? Вы хотите, чтобы я уже стал у вас менеджером? – Ошарашено спросил я.
Не уверен, что я справлюсь. Мой универ, и правда, крутой, но не на столько же. Мне ещё целых два года учёбы. А Омеда-Групп, рыба, конечно, поменьше маминой конторы, но она всё равно находится на совсем ином уровне, чем какие-нибудь частные конторки, на которые я делал расчёт в будущем.
То, что устроиться по выпуску к маме я не смогу, я понимал прекрасно. Так просто она бы меня к себе не взяла. Сначала бы заставила пройти все врата ада, испить на себе все тяготы мелкого работника, и лишь после того, как я бы достаточно обтесался и окреп, уже бы взяла себе под крыло. Но это бы было ещё очень нескоро.
– Простым менеджером я бы вас с радостью бы взял и в прежние времена. Нет, я предлагаю вам должность в директорате нашей кампании.
– Но как же… Такой путь занимает десятки лет.
– Поначалу будете помощником Виктора Анатольевича. – Тот махнул мне рукой. – Он ответственный по внешним связям. На нём все наши взаимоотношения с другими кампаниями. В том числе и с Кирин-Групп. Он уже давно загибается в одиночку, а достойного помощника никого из его подчинённых мы так и не смогли найти. А теперь, когда обороты нашей компании возрастут, ему станет и вовсе невозможно со всем справляться. Вы ему и будете помогать.
– Спасибо вам, Борис Викторович. – Обрадованно произнёс Виктор Анатольевич. – Я, конечно, был рад нашему росту, но уж слишком грядущая нагрузка ужасающа для меня одного.
– Да, это отличное решение. – Похлопал он Виктора по плечу. – Ну так что, молодой человек? Вы должны понимать, что помощник, главного по внешним связям, это не простой работник, не обычный подчинённый. Вы будете его замом. Вы будете числиться полноценным членом директората. Вы будете находиться в самом управлении нашей кампании. И весь наш рост станет и вашим ростом.
– Это очень большая ответственность.
Чёрт, такого я себе и представить не мог. Это же просто безумие. Мои сокурсники просто с ума сойдут. У многих из них есть влиятельные родители, и многих из них в будущем ждут высокие должности. Но вот так сразу и так высоко…
– Мы все приложим силы для того, чтобы взрастить вас в кратчайшие сроки. Квалификация, это, конечно, здорово, но на том уровне, на который мы переходим, она вторична. На первом месте стоит преданность. И в вас я уверен. Я бы кого-нибудь из своих детей поставил на эту должность, или из детей Виктора или Кирилла, но мои дети уже давно при делах, и владеют собственными кампаниями, а мои внуки ещё не доросли. Ни у Кирилла же, ни тем более у Виктора, тот бы давно уже припахал своих чад, детей нет.
Я посмотрел на маму, но она молчала, и только испытующе смотрела на меня.
– Я согласен. – Произнёс я, сглотнув комок в горле.
Кажется, моя жизнь только что перевернулась с ног на голову.
– Хороший мальчик. – Улыбнулся старик. – А теперь, Ольга Васильевна, поприветствуйте как следует нового члена директората Омеда-Групп. В первое время он главным образом разгрузит Виктора именно по вашему направлению. Они будут вместе заниматься вопросом Кирин-Групп. Ближайшие пару лет. А уже потом постепенно введём его в курс и остальных направлений.
Мама пристально посмотрела на Бориса Викторовича.
– На счёт приветствия, вы имеете в виду то, о чём я думаю?
– Да. И никаких отступлений тут я не потерплю. Взятая вами на себя роль по отношению к Омеда-Групп должна быть незыблема. Вне зависимости от любых обстоятельств, любых форс-мажоров. Никаких исключений, никаких частных случаев. Никаких пересмотров. Рисковать миллиардами долларов я не намерен. Ни грамма, ни йоты риска. Взятая вами на себя роль по отношению к нашей корпорации не должна содержать в себе и йоты возможности для обхода. Никаких лазеек. Если вы не согласны, то прямо сейчас мы разрываем все договорённости, забываем этот вечер, и дальше каждый из нас идёт своей дорогой. Мы идём с Ито-Инишив на европейский рынок, Кирин-Групп зализывает свои раны, пытаясь вернуть потерянные позиции на отечественном рынке, и надеется, что сданные позиции не займут те, кто дышит вам в спину, а вы сами, ну для вас всё будет несколько более депрессивно, чем для всех нас. Но тут уж ничего не поделать. Такова судьба. Я бы хотел помочь вам, но могу сделать очень мало в этой ситуации.