Катарсис (из Сказов Ежова)

Катарсис – Нравственное очищение в результате душевного потрясения или перенесённого страдания.

В палату эту больничную Михаил Петрович после аварии попал. Ехал он вместе со снохою своей Машей на переднем-то сидении, когда лихая иномарка на встречу выехала. Маша же, за рулём будучи, в страхе избежать столкновения, машину отвернула, под удар же свёкра своего невольно подставив. И вот Петрович в палате со сломанной ногой и очутился. Нет, не серчал он на Машу, а напротив, благодарил Всевышнего за то, что дочка увечий да ушибов избежать смогла. Маша же, сама не своя, постоянно себя казнила, вину в содеянном сознавая…

***

А в тот день случилось так, что не смог Михаил Петрович сдержать желания облегчить мочевой пузырь, и это всё простатит проклятый! Попросил сконфуженно Машу, утку ему подать пластмассовую, что под кроватью стояла, и скрытно под одеялом принялся струю мочи пенную да горячую исторгать, пока с удовлетворением не закончил сей процесс приятный. А надо сказать, глазки его из-под мохнатых бровей нет-нет да и скользили по гладким да круглым коленочкам снохи блудливо, отчего пенис его стал расти да твердеть так, что струя мочи всё тоньше да тоньше становилась. А между тем, сноха его, помочь желая сие действо успешно закончить и своему свёкру милосердно поспособствовать, ручку свою под одеяло просунула, да невзначай на член наткнулась, горячий да от нескромных мыслей изрядно распалённый. Ахнул свёкор тихо, сдерживаясь, но выдавая невольно приятное ошеломление своё. Маша же, поняв, что приятием своим вину перед свёкром частично загладить может, сидела, взор опустив скромно, но руки своей от горячего мужнина отца члена отнюдь не отнимая. Единственно, удалив другой рукой утку медицинскую и на пол её поставив.

Все же вокруг за происходящим наблюдали внимательно, делая вид что другим увлечены, чтением ли книги или же отдыхом тихим да незатейливым, но косились, замерев с надеждою дыханием. И слух навострив, ощущали, как с тихим шорохом сердобольная рука девушки под больничным одеялом движется, а Михаил Петрович пыхтит всё чаще да громче, зубы стиснув, дабы не застонать от ласк, ручкой снохи причиняемых. А в пространстве под одеялом темным, ловят девичьи пальчики горячий кожаный ствол и, обняв его кольцеобразно, сладостное трение воспроизводят. Волнуется одеяло над бёдрами Михаила Петровича движениями частыми да бесстыдными. А уже все вокруг представляют, что там происходит, и дабы усилить эффект от фантазий, каждый уже полез под одеяло к себе самому, чтобы начать себя удовлетворять постыдно, как делал это, будучи мальчуганом, разглядывая репродукции художников эпохи Возрождения.

Михаил же Петрович, любезностью снохи вдохновленный и её стараниями возбуждённый, тщился побольше от её щедрот вкусить и свои давнишние желания да нескромные похоти исполнить. Нимало на окружающих внимания не обращая, потянулся он к коленям снохи, его рукотворно ублажающей, да и приник к ним преступно бесстыдными устами своими, лобзая их и отнюдь на этом не останавливаясь и, задирая подол её юбки, ее пышные стройные бедра своими жадными губами лобзать принявшись. Сопя громко и нескромно при этом. Но сопел отнюдь не он один. Все остальные, продолжая себя удовлетворять, на дармовщину театр для взрослых наблюдая, также часто и нервно сопели, а кое-кто уже и, потеряв всякий политет, постанывать начал, внимая, как Машина ручка под одеялом споро да плавно движется. А иные от Машиных губок бесстыдного взгляда не отводили, полных, до утиного подобия в косметическом салоне накачанных, шут знает что при этом в уме себе представляя.

А ведь не сдержался Петрович, когда, ласк умелых пальчиков не снеся, застонал громко и ошеломлённо, одну за другой струи застоявшийся спермы на Машины ручки испуская. Задёргался, ногами засучил, невзирая на боль. Когда же, в блаженном катарсисе застыв на теплых коленях Машиных, мокрых от слюны, которую он в наслаждении на них наспускал, то и многие, включая Митрича, так же кончать в свои кулаки принялись, да в очередь перед раковиной выстроились, чтобы свои постыдные выделения смыть, да принуждены были ждать и смотреть, как оная Маша с ладошек густую жёлтую слизь под краном смывает…

***

В очередной же визит свой, явилась Маша к свёкру своему с новыми дарами питательными, здоровье укрепляющими, с апельсинами да финиками, да иными пользительными инжирами да инуглеводами. Петрович же, давно девицу дожидаясь, иных даров алкал, всё больше нескромных да непотребных, разными возбуждающими воспоминаниями нетерпеливо тешась.

Вот как однажды Маша пришла в его комнату затем, чтобы окно помыть. А пришла Маша с ведёрком да в шлёпках да в халатике коротеньком, никаких задних мыслей при этом не имея. Петрович же на свой топчан умышленно лёг, якобы на планшете книжку читая, а на самом деле, чтобы пониже голову опустив, с волнением душевным, под Машин подол заглядывать мочь. И так и лежал он, из-за гаджета воровски выглядывая да ногу за ногу закинув, чтобы своё немалое поднятие возбуждённых чресл замаскировать. Возбуждение же от созерцания крепеньких да стройных ног снохи проистекало, особливо когда оная над ведёрком бесхитростно склонялась, тряпочку выжимая. А уж когда изогнулась Маша, присев, до внешней поверхности стекла доставая и при этом коленки нечаянно разведя, так совсем завёлся Михаил Петрович, взорами жадными да неприкрытыми, облегающими трусиками растянутую поверхность пожирая. Уже и пальцы бесстыдника свою зудящую плоть теребить принялись, алчно представляя, как он между сильных гладких ног снохи свою рожу бесстыжую протискивает, алкая сладкое местечко снохи лобзаниями страстными покрыть, да нечистый толстый язык в горячую душистую теснину просунуть, дабы поисками чувствительных местечек заняться, кои тотчас же понудят цветочек любви душистым нектаром истекать. А опосля, женских феромонов изрядно вкусив и от того возбудившись изрядно, прикидывал Михаил Петрович, как он желанную ношу с подоконника сдёрнет, да поперёк кровати кинет, да своё разношенное трико спустив, похотливо торчащий стручок члена извлечёт, и тот час же ко зацелованной теснинке приладит. Да ножки белые крепкие на плечи себе закинет, затем чтобы поглубже протиснуть раздутый инструмент свой. И заведётся в возвратно-поступательных движениях поршня со вздутою багровою головкой в сладко-податливой трубочке влагалища, древний механизм двухтактного двигателя страстного, сугубо внутреннего изгорания.

***

Не прочитала ли Маша эту картину в глазах Михаила Петровича? И не нашёл ли он сочувственный отклик в её глазах? Возможно вполне, ибо вдруг оказалась она готова уступить желаниям его, невыразимо чувственным и донельзя скабрезным.

— Дочка, – тяжело сглатывая слюну, пропыхтел Михаил Петрович – Пожалуйста!

Обняв сноху за талию, тянет-потянет он её на себя. Неловко придерживаясь за спинку кровати, Маша взобралась на кровать так, что её колени прижали подушку с лежащей на ней головой свёкра. Повинуясь его рукам, опустилась она жаркой промежностью на его лицо. Задышал Михаил Петрович, вдыхая потаённый аромат девичьего тела. Благодарно заскользили его узловатые руки по гладким, туго обтягивающим круглую попку трусикам. Нащупывали губы старика через тонкую материю рельефные скрытые тёплые складочки. Сопел Михаил Петрович жадно, страстно. Напряглись ноги снохи, приподнимаясь, позволяя рукам свёкра стянуть с попки белые трусики до самых колен. А затем его нетерпеливо – счастливые губы с глубоким стоном приникли к разгорячённой писечке девушки. Ахнула Маша, закрыв глаза, когда язык отца её мужа вдвинулся в её сжимающееся от тёмного желания лоно. Держась за скрипучую спинку кровати, под придушённое пыхтение свёкра медленно поднималась и опускалась она, отдаваясь сладостным запретным ощущениям.

Не выдержав, соскочил со своей койки Митрич и, встав перед Машей, обнял её за плечи, прильнув жадными воровскими губами к её безвольному, жарко дышащему рту. Быстрым движением спустил бесстыдно штаны вместе с трусами. Завладев рукой девушки, направил её прямо к своему сморщенному стариковскому члену. Шептал ей на ушко жарко, в жадном сладком предвкушении:

— Подрочи, дочка!

Заскулил дребезжаще, счастливо, когда длинные пальцы девушки прикоснулись к вяло висящему пенису подушечками пальцев, обняли, принялись его потягивать, катая дряблую кожицу крайней плоти заставляя наливаться кровью сизую головку члена. А уже блудливые руки старика к юным грудкам потянулись, пышным да упругим, уже мнут жадно через плотные чашечки бюстгальтера тяжёлую спелую девичью плоть.

— Да ты ко мне приходи, доченька! – прямо в ушко шепчут похотливо слюнявые губы – Я же тебя всю вылижу, милая! Всю ночь тебя укачивать буду! Ты не смотри, что старик, у меня встанет, так до утра стоять будет! Ты подо мной кричать будешь, девочка!

Тянутся жадно узловатые руки Митрича к нежной круглой аппетитной попке Маши, но мнут желанную гладкую плоть грубые руки блаженно мычащего свёкра, не пускают Митрича, задают темп бесстыдных движений снохи. Сжимают ритмично голову свёкра разгорячённые бёдра всадницы.

— Мммххмм… Уммхмм… – со стоном сопит Петрович.

— О! Оййхх… Ааахх! – вскрикивает Митрич.

Поскрипывает железная больничная кровать. Закрыв глаза, запрокинула голову Маша, облизывает губы, ловит ртом воздух. Привстает на цыпочках Митрич, тянется к сладкому кулачку, плотно обнимающему вялый, истекающий смазкой член. А уж тянутся блеклые стариковские губы к горячему ротику Маши, приникают к нему воровски, а уже подлый нечистый язык Митрича между алых пышных губок пробирается, ищет в её горячем ротике девичий язычок, бойкий да сладкий в ласках тайных, невидимых глазам сторонних.

А ведь и Петрович занят тем же промыслом, тайным и сладким, гладенькие пышные потаённые губки облизывая да в тёмную, жаркую и влажную от возбуждения щель язык запуская, кончиком языка в поисках девичьего похотничка жадно елозя. А обнаружив его, в укромной норке спрятавшегося, огуливать его опытным языком со тщанием свёкор принялся. Ахнув от неожиданности, замерла Маша, от сладкого головокружения раскачиваясь, между тем нечаянно похотливый отросток Митрича пальчиками защемив. Замычал старик, не в силах однако, от сладостных губок оторваться. Вздымалось над Петровичем одеяло от пениса, от возбуждающей неги истекающего. И этого напряжения страсти не выдерживая, принудил Петрович сноху наоборот пересесть, к Митричу, однако, задом, к совершенному отчаянию оного. Петрович же, дабы сладость чувств умножить, Машину ручку пол одеяло направил, дабы та своими ловкими ручками ласкала эрегированный пенис, нескромные похоти свёкра утоляя. Сам же он, не переставая, искал языком сокровищ дивных, душистых, мёдом неги сочащихся.

А вот уже иных наслаждений взалкал свёкор, запретных, табуированных, тщась свои похоти изрядно умножить. Дыша торопливо, жадно, свою прекрасную наездницу с себя стащил да быстро под свое больничное одеяло бесстыдно откинув жестом повелительным и к скабрезным вещам сноху свою приглашающим. Она же, чувством вины терзаема, поняла, что должна со свёкром постыдно возлечь, дабы его неистовые желания удовлетворить, кои его торчащим горячим членом с багровою пульсирующей головкой недвусмысленно выдаваемы были.

Маша же, Митрича в его отчаянном расстройстве оставив, покорно под жёсткое серое одеяло забралась, и, желания свёкра предугадав, спиною к нему легла, и немедля свою пышную горячую попку к нему с готовностию отклячив. И вновь под больничным одеялом сокрытые от жадных до непристойных зрелищ глаз, деяния разыгрались. Сопел тяжело Петрович нетерпеливо да жадно, тщась своим блудливым вздутым посохом потённый вход в чужую сокровищницу отыскать да нащупать. Тыкаясь волосатыми бёдрами в упругие булочки снохи, в напрасных попытках силы свои растрачивал, бестолоково в сладкой горячей промежности преступным своим инструментом елозя. А вся палата уж за сим действом тайным подсматривала, потерявшему навык в сих делах Петровичу блистательного успеха горячо желая. Все тут сопели, невольно аналогичные движения совершая и прикидывая, как ловко они оную ответственную задачу исполнили бы. И неизвестно, чем бы сия, полная тщет история завершилась, ежели б не Митрич, который в солидарности пролетарской, подсобить Петровичу подрядился. Встав на колени, вместе с одеялом больничным и серым, покров с тайных устремлений неловкого соседа по палате припобняв, немедленно причину амурной задержки взором как опытным так и беспардонным установил. И в буквальном смысле, сим интимным процессом руководить принялся, не побрезговав мозолистой пролетарской рукой изрядный детородный инструмент Петровича со вздутою багровою головкой крепко охватить и в нужное место направить, что у Маши между ног горячею влажною щёлочкой таилось. Наддал без промедления своими израненными бёдрами Петрович, охнул ошеломлённо и страстно, когда возбуждённая головка его пениса сладкою девичьей фистулкой чувствительно охвачена была. Да и Маша ошеломлённого в крика избежать не смогла, решительный твёрдый отросток внутри себя ощутив. А ведь не только чувство вины Машей руководило, надо признаться, но и потаённое желание мужской силы свёкра изведать, чей пенис по размерам явно не мужнин. Ах, никогда так глубоко в неё не проникали, на крепкий елдак насаживая и грубо девичью маточку горячею головкою приминая. Пыхтел надсадно, как насос, Михаил Петрович, сноху за беспечность руления наказывая. А здоровенные лапы его, покорные пышные грудки отыскав, мяли их, раскатывая, как грузинский повар тесто для хачапури по доске раскатывает. Попискивает Маша от боли, смешанной с наслаждением и сладостных чувством вины за то, что мужу так непристойно изменяет. А все же окружающие в палате к сему действию интимному с воодушевлением присоединились, уже открыто, на глазах друг у друга свои мужские инструменты извлекши и с фееричностию оные мастурбировать в такт звукам совокупления принявшись.

А что же Митрич? Видом члена Петровича, сладкое место ядрившего, не удовлетворившись и зудом вялого пениса подстрекаемый, удумал пакостный старикашка, оный пенис извлекши, принялся он подло его между пухлых сахарных алых губок Маши пристраивать, тщась в сладкий ротик девушки своим осклизлым да вонючим хуем проникнуть. Маша же, зажатая между лапами и бёдрами свёкра, лишь протестующе вскрикнуть смогла, когда скользкая сизая головка члена за щёку ей проскользнула. А Митрич мерзостно заухал, сие гнусное деяние совершив и свои тщения умножив, развратным слабым хером своим за щекой молодицы гнусно елозя. Попытки же Маши подлый отросток выплюнуть, были тщетны, ибо сладкие губки ея лишь большее удовольствие гадкому старикашке доставляли. Охал Митрич сладостно и похотливо, гнусную страстишку свою удовлетворяя, елозя в девичьем ротике блудливым членом своим, непрерывно застоявшуюся смазку своей предстательной железы кончиком пениса выделяя.

Лапы Митрича в волосы девушки крепко, до боли вцепились, заставляя бедную глухо стенать от боли. Петрович же слишком процессом ебли снохи настолько увлечён был, что происходящая несправедливость мимо его воспалённого сознания проходила. Между тем, вскрики Маши и близкая возня Митрича достала и его, от увлекательного процесса отвлекая.

— Митрич, или на хуй! – выдохнул он, не переставая ядрить сноху.

Тот же своих действий развратных прекращать не желал, и тогда Петрович, напрягшись, одним движением сноху на живот перевернул, а сам сверху залез и одеяло наверх набросил. В то время как его живот пышные ягодицы снохи приминал, а член его между ними смачно и влажно в потаённое местечко сновал, Митрич со стоном разочарования не удел остался и принужден был, как и все прочие в палате, сам себя рукоблудно удовлетворять. Петрович же теперь безраздельно юной снохой своей радостно обладал. Пример же Митрича его возбудил и, сношая сноху, он возжелал большего.

— Дочка, – горячо зашептал он ей на ушко – В ротик примешь, как я кончать буду?

И как только язык повернулся у старого развратника! А он всё нашёптывал, в развратном возбуждении распаляясь, и все вокруг, онанируя, ловили, навострившись его слова промеж ритмичного скрипа кровати.

— Ах, доченька, ты ж моя милая, заебу тебя, сладкую! Мой хуй-то поболе Серёгиного будет… Да? Скажи "да".

— Да, папа…

— Не так скажи, полным словом… Как в школе…

— Твой хуй больше, чем у Серёжи, папа…

— Ты хочешь его?..

— Я хочу твой хуй, папа…

— Я ебу тебя, доченька…

— Да… Да… Еби меня, папа…

Ядрил Михалыч сочную сноху, пыхтел, больничная простыня прилипла к его потной заднице, сновал его крепкий пенис в животике жены его сына, кою он всегда подло желал, представляя в бесстыдных мыслях Машу так и этак, и на месте сына представлял, слыша в спальне молодых в тиши ночной поскрипывания да постанывания сладкие. И вот добился-таки своего счастливый старик. Смычком своим узловатым, в местечке узеньком да сладком, в задыхающемся изнеможении возил да возил, да в ушко Машино дышал жарко.

— Машинку тебе новую… Куплю, дочка… Хочешь машинку… Красненькую… Как ягодка?..

Дышала Машенька часто в жаркую подушку, приподнимала попку навстречу мускулистым бёдрам свёкра, всё больше оного в похотных устремлениях возбуждая, да и на локотках на постели приподнимаясь, давая возможность крепким рукам старика, потные упругие грудки без устали тереть да мять бесстыдно.

— Маш… Маш… Машинку… Хочу машинку – шептала Маша.

— Маш… Маш… Машенька… – шептал похотливый Петрович, сношая свою сноху сладостно, исступлённо, счастливо.

Выпучив глаза на слившуюся в страстном соитии пару, с трудом глотая загустевшую слюну, все в палате открыто мастурбировали, даже не потрудившись одеялами прикрыться, спустивши свои штаны и трико. Иные уже постанывали в такт поскрипыванию больничной кровати, тем самым накаляя похотью и без того накалённую атмосферу палаты. Яростно трепал свои причиндалы обделённый Митрич, стоявший ближе всех. Не выдержав, вновь он к Машиным горячим упругим грудкам тянулся, Петровичу мешая, также Машины припухлые и горячие губки своим пальцем с грязным ногтем раздвояя и погружая его в сладкий ротик, мечтая вновь свой сизеголовый, с вонючей смазкой дёргающийся отросток туда подло приладить.

Петрович же, целиком в захватывающий процесс коитуса погрузившись, вынужден был присутствие навязчивого старикашки терпеть, его похотивую руку отпихивать и торопливо-лижущий звук его крайней плоти, натягиваемой на сизую залупу, слушать и к тому же мерзотный запах его члена ощущать. Сдавленные ли охи пациентов палаты, попискивание ли сношаемой Маши, или её тщание свёкру угодить, но почувствовал Михаил Петрович приближение неизбежного.

— Давай, Машенька… Возьми!.. – скомандовал он, скатываясь со снохи на бок.

Маша же немедленно вскочив и дёрнувшись при этом головой, аккурат макушкой отвислые яйца Митрича приплюснула, отчего тот, охнув болезненно, на свою кровать задницей приземлился. Маша же, на ходу тесные белые трусики на попку натягивая, на колени перед кроватью свёкра встала, нырнув головой под одеяло серое больничное. Ахнул Петрович, когда алые губки снохи его бордовую головку обхватили, а сладкий язычок её к нёбу прижал. А потом Маша даже вперёд подалась так что носик её в грубую волосистось лобка свёкра упёрся, а его пенис глубоко, по самые гланды в ротик зашёл. Скрытая под одеялом, моталась голова девчушки вверх и вниз, охал утробно Петрович, сугубо интимные ласки от снохи принимая. Митрич же, Машину попку созерцая, что заголённо перед ним раскачивалась, всякий терпёж и стыд потерял. Накинулся на Машу сзади и, обхватив ея за талию, так крепко к ней прилепился, прямо как клещ! А мутно-сизая головка пениса старика уже по проторенному Петровичем пути скользит, раздваивает тёплые губки и прямо в сладкую щёлочку проникает. Охнул Митрич утробно, тощими своими мослами задвигал, мёд чужого цветка преступно похищая. Крупная сизая слива стариковской залупы на вялом жилистом стебле раз за разом в преддверие сочной юной вагинки внедрялась, не в силах дальше пройти, на бессильно прогибающемся стержне старикана. Скулил Митрич тонко, вонючие слюни на тонкую шейку девушки пуская, и как подлый счастливый кобель, которому посчастливилось залезть на свою хозяйку, сношал и сношал юную цветщую Машу, придерживая подагрическими пальцами то и дело выпадывающий слабосильный член свой. Маша же, слишком занятая членом охающего от наслаждения свёкра, не могла подлого старикана отпихнуть. Так же и Петровичу не до Митрича было, ибо старался он как можно более удовольствие, причиняемое ротиком снохи, подоле растянуть. Он лишь смотрел, как Митрич жену его сына по-собачьи мелко ебёт, и от зрелища сего возбуждался ещё более, уже сил сдерживать напор своей спермы не имея.

А тут и подлый гад Митрич. Мало было ему спелую да сочную девицу фикать, так он ещё, извращённым похотям своим потакая, рукою дерзкою под одеяло проник, там Машины губки нащупал с членом свёкра между ними, да и сжал их так, чтобы они оный член сильнее сжимали. И вот он, этот извращённый старикан, можно сказать, с помощью Машины губ, хер Петровича надрачивал! Отнюдь не забывая и саму Машу при этом ядрить. В завершении же всего, этот хамский персонаж, покров таинства с происходящего откинуть посмел, и все окружающие увидели воочию сие возбуждающей интимное действо. И в тот же час многочисленные вулканы вокруг извергаться принялись. Ахнул сдавленно Петрович, затылок снохи грубо за волосы схватив и, прижав её лицо к своему потному животу, столь долго сдерживаемый бурный поток в глотку Маши извергать начал. Маша же, в ужасе вытаращив глаза, напрасно вздохнуть тщилась, с раздутыми щеками, полными белесой густой спермой свёкра, который, не давая ей вырваться, извергал и извергал массу горячей лавы, громко стеная.

Тут же и Митрич, взвыв и плотно к Машиной попе прижавшись и дёргаясь, раз за разом жидкую свою сменную жидкость многократно исторг, даже не подумав свой гнусный отросток извлечь. Он таки кончал и кончал в Машину щёлку, пользуясь беспомощностью задыхающейся девицы. Палата огласилась оханьем и стонами кончающих куда попало пациентов. Когда же Машу наконец отпустили, то она, подтянув трусики, которые моментально пропитались спермой гадкого старика, бросилась к раковине, и её пустили вне очереди, пока она полоскала рот и умывалась.

А после её ухода, все пациенты лежали умиротворённо, испытывая истинный катарсис, который иначе только после знатной баньки только испытать и можно.

А у Маши в этот день был ещё интим с законным мужем Серёжей. Оный муж и спермы отца, и спермы старикана Митрича попробовать успел, прежде чем Маша приняла третий за день мужской член в свой животик. Впрочем, это уже совсем другая история…

Кейт Миранда

mir-and-a@yandex.ru