В конце августа я увидел уже совсем другую Аню. Это была уже не та, неуклюжая девочка-подросток, нимфетка, а уже почти полностью сформировавшаяся девушка. Только-только намечавшиеся бугорки стали теперь женской грудью, бедра увеличились а походка стала грациозной, как у АйсидорыДнкан. Не знаю, почему мне на память пришла именно она?
То, что Таня теперь не встречалась со мной, почти полностью реабилитировало меня в Аниных глазах.
– Петрович, привет, – бросила она на ходу.
– Здравствуй, Аня, – я даже рот открыл, заметив произошедшие с нею перемены, – ты в курсе, где сейчас Маша?
– Да, мы с ней переписываемся, но эти ваши гадкие воспитатели не всегда передают ей мои письма. Знаю, что её отправили «к черту на кулички, грозят вообще сдать в психушку. Но, она сказала, что сбежит оттуда, если её снова не переведут в приют.
– Машка сможет! Я на днях поеду туда, можешь через меня передать ей письмо, а я привезу ответ.
– А ты, Петрович, ну будешь его читать?
– Читать чужие письма? Ты меня обижаешь!
Зимой я ещё несколько раз брал Аню на разные автобусные экскурсии. Она сблизилась с некоторыми девочками, но не так как с Машкой.
Так прошла осень и зима. В конце апреля, я стал собирать из приютский детей группу, для поездки на скальный фестиваль. Я делал это не в первый раз, детям нравилось жить в палатках, лазить по скалам, готовить пищу на костре.
Встретив на кухне Таню, спросил у неё:
– Не отпустишь с нами Аню на озеро Ястребиное.Детям очень нравится там, да и взрослым тоже. Красивые места, Карельский перешеек, чистейшие озера.
Я показал ей прежние фотографии.
– Не, Саша, она же у нас только на вид такая крупная, а так хиленькая, чуть что, сразу простуда, температура. Всё-таки ещё холодновато, я боюсь простудится, лечи потом её. возись потом с ней.
– А в средине июля отпустишь, мы опять туда поедем на водный праздник. Там столько народу собирается, МЧС подвесной мост устраивает, с него можно прямо в озеро прыгать.
– Ты что, ни за что не пущу, я спать не буду, зная, что она там с моста прыгает. А если утонет.
– Таня, ну что ты так перепугалась? Не будет она с моста прыгать, просто отдохнет у озера, с детьми пообщается, посидит у костра. Я же не один еду, со мню ещё женщина-воспитатель, и два волонтера – испанка Зало и француз Бенджамин.
– Мам, ну можно я поеду, – загорелась Аня, – ну там так классно. Мне Машка рассказывала. Она в пролом году была.
– Но у тебя же нет ни рюкзака, ни спального мешка, – начала уступать её натиску Таня.
– Нам спонсоры подарили снаряжение и палатки, всё есть. Я спальник и рюкзак принесу, ты постираешь и Аня возьмет с собой. А продукты приют дает, да и там, на стоянке стол всегда завален всякой вкусностью. Наших ребят уже все знают, угощают.
– Ну, не знаю, до средины июля ещё два месяца.
Май и июнь пролетели незаметно. Аню снова «сослали» в садоводство, под надзор деда, но в начале июля Таня привезла её в город. Подействовали уговоры Ани, и впечатлили мои фотографии.
– Только обещай, что глаз не будешь спускать с неё, – напутствовала меня Таня, когда мы садились в приютский автобус, – а ты, Аня, ни на шаг от Петровича, и слушай его. И пусть спит с тобой в палатке, чтобы её не украли и не изнасиловали в лесу!
– Ну мам! – возмутилась Аня, что ты такое говоришь?
– Что надо, то и говорю. Слушайся Петровича.
Мы провели на Ястребином неделю. Повезло с погодой, за это времени не было ни одного дождя, солнце жарило так, что камни за день нагревались, и всю ночь отдавали тепло, так, что спали на ковриках, а спальниками только укрывались как одеялами. Ей очень понравилось и, когда мы уезжали, она спросила:
– Петрович, а мы поедем следующим летом сюда же? Я в июне закончу школу, попрошу у мамы подарок – отдых на скалах.
– До следующего лета ещё дожить надо.
Я, конечно, хитрил, мне хотелось провести с ней лето вдвоем, в одной палатке! Эта мысль будоражила мою голову.
– Ты говоришь так же как моя бабушка. Дожить! Ты что умирать собрался?
– Нет, не собрался. Конечно, я планирую поехать, и с удовольствием возьму тебя, если мама не будет возражать.
– Мне как раз исполнится восемнадцать, я стану совершеннолетней и смогу сама решать.
– Совершеннолетней, но не самостоятельной. Ты же экономически зависишь от мамы и деда.
– Ну, во-первых, у меня есть накопления на личном счету, а, во-вторых, я уже зарабатываю. Я кукол шью и продаю через интернет.
Я удивился тому, как эта зажатая, необщительная девочка всего за два года стала почти самостоятельным человечком. Не вполне самостоятельным, но всё же.
– Едем? – спрашивала она меня, встречая в коридоре или на кухне.
– Нет, идем! – шутил в ответ я.
– Как идем? – удивлялась она.
– Идем на спектакль в театр эстрады! Ты живешь на театре, а, наверное не была ни разу.
Дело в том, что наша квартира с двух сторон примыкала к театру эстрады имени Райкина. Из моей комнаты была видна крыша зрительного зала, и, когда начинался утренний или вечерний спектакль, стекла в окнах дрожали от усилительной аппаратуры.
– Нет, ни разу не была, только регулярно слышала.
– Мне знакомый предложил входной билет на два лица, и я думал, кого бы пригласить?
– Ты раздумывал, Петрович? Эх ты, а ещё другом называешься. Если бы мне такое предложили, я бы даже не задумывалась, пригласила бы тебя.
Это откровение опять взволновало меня. После посещения театра мы ходили с ней в Эрмитаж, Русский музей. Я держал её уже не за руку, а под ручку, как барышню.
Так мы пережили зиму. Весной Аня готовилась к ЕГЭ, гуляла мало, выходила на люди редко.
– В двадцатых числах июня Аня встретила меня в коридоре, бросилась на шею и радостно сообщила:
– Петрович, всё, каторга закончилась, у меня достаточно баллов для поступления в институт. Только я ещё не решила, куда буду подавать документы. Поедем на Ястребиное, и будем говорить на эту тему.
В первых числах июля мы подъехали, сколько могли, к озеру, на моей старенькой машине, и прошагали несколько километров по берегу озера на университетскую стоянку. Проблем с местом для палатки не было, кроме нас было всего несколько человек.
– Ничего, к выходным народу прибавится, – заметил я.
– А мне кажется, что чем меньше, тем лучше, – Аня лукаво посмотрела на меня.
На следующий день я предложил ей переплыть в узком месте озеро и пособирать чернику. Мы разделись у большого камня, недалеко от своей стоянки. Я остался в одних плавках, Аня в открытом купальнике. Да, уже сформировавшаяся женщина, – пронеслось в моей голове, – маленькие, аккуратные сисечки, стройная фигура, похожая на виолончель. Мысли о том, что я хочу её как женщину я старательно вытеснял из сознания, но они всё равно «лезли во все щели». И, самой главной щелью был мой член, который, от вида этой юной красавицы начал вспухать. Аня украдкой поглядывала на мой бугор и он её интересовал. Не дожидаясь ещё большего конфуза, я прыгнул в воду и поплыл к тому берегу, толкая впереди себя коврик с нашими вещами. Аня стояла на камне в раздумии.
– Смелее, вода отличная, – подбодрил я её, и она осторожно спустилась в воду.
Вода была прозрачная, Аня плыла впереди, и я любовался тем, как она шевелит своими лягушачьими ножками. На берегу она наклонила голову и стала смешно прыгать на одной ноге, пытаясь вытрясти попавшую в ухо воду. Я побоялся, что она упадет, попытался придержать, но сам потерял равновесие и ухватился за её плечи. И снова, как тогда, в Ладоге, по её лицу стекала вода, а мы смотрели в глаза друг друга, думая каждый о своём. Не знаю о чем думала она, но я о том, как мне, старому дураку, не наделать глупостей.
Аня встала на обе ноги, потупила взгляд и спросила:
– Ну что, будем одеваться и пойдем собирать чернику.
– Да-да, – поспешно ответил я и быстро прикрыл бугор в плавках.
Набрав чернику, мы поплыли обратно, и с моим бугром повторилось то же самое. Сев на камень, я подождал, пока Аня отвернется, снял плавки и стал натягивать на голое тело шорты, но они прилипли к мокрому телу. Член и яйца уперлись в молнию и предательски торчали из ширинки. И тут я заметил, что Аня с удивлением и восторгом рассматривает их.
– Отвернись, – умоляюще попросил я, но она ещё несколько секунд в оцепенении стояла и смотрела.
Наконец, я справился со своими шортами, застегнул молнию и пуговицу и не глядя на Аню направился к стоянке. Аня накинула на плечи полотенце и шла позади. От стыда я боялся оглянуться на неё, но слышал, что она здесь, рядом. Суета и гомон на стоянке слегка отвлекли меня от грустных мыслей.
И за обедом, и потом, когда собрались идти на скалы, мы не смотрели в глаза друг другу.
На тренировке я был занят организацией страховки, и на время перестал думать о случившемся. Только, когда я страховал Аню, и смотрел, как она, как ящерка поднимается по скале, я снова ловил себя на мысли, что я лечу в пропасть. Эта её сформированная как у женщины измазанная белой магнезией попочка манила мой взгляд. Но, всё же, когда она сорвалась, руки сработали на автомате, она повисла на веревке, раскачиваясь из стороны в сторону. Я травил веревку, пока она не коснулась ногами земли и не присела по инерции.
– Ты поняла свою ошибку, – нарочито сердито спросил я? Опора на две точки, а третья идет выше. А ты одну ногу сняла с упора, и пыталась –подтянуться рукой. Вот потому и сорвалась.
Аня насупилась, готовая заплакать, я понял, что перегнул палку, и слегка приобнял её.
– Всё нормально, моя хорошая, я же тебя страховал.
– Спасибо, Петрович, – чуть не плача ответила она и уткнулась лицом мне в грудь, – я сначала испугалась, но тут же почувствовала натяжение веревки и поняла, что ты страхуешь. Да и высота небольшая была, и мат внизу расстелен.
– Всё равно, надейся только на себя! Всё, всё! Успокойся и повторим подъем.
После тренировки купались по очереди. Когда стало смеркаться, мы забрались в палатку и делали вид, что спим. Правда, я действительно скоро заснул, но скоро проснулся. Свет луны хорошо освещал палатку, и я увидел, что Аня просунула руку в спальник, энергично теребит промежность и услышал её легкие стоны. Через несколько секунд она вскрикнула, задергалась всем телом, затихла, повернула голову в мою сторону и мы встретились взглядами.
– Ты видел? – испугано спросила она, мне так стыдно.
– Не пугайся, Аннушка, – стал я её успокаивать. –ничего стыдного в этом нет. В твоем возрасте, пока ты не вышла замуж, это естественно. Почти все, и мальчики и девочки, так делают.
– Я уже три года этим занимаюсь. Маша показала, и мне понравилось. До этого мне нравилось касаться писи, когда мылась в ванной, но это было не то, что я стала испытывать теперь.
– То, что ты испытываешь, называется оргазм.
– Знаю!
– А признайся честно, – я внимательно посмотрел на неё, кого ты представляла себе, когда мастурбировала? Только честно?
– А зачем мне врать, тебя конечно, точнее, твой член. Я как увидела его на озере, так и не забывала до вечера, ждала, когда ты заснешь, чтобы потеребить писю.
Я лежал молча, не зная что сказать. Сказала она, точнее попросила: