Конкуренты. Банкротство. Унижение

Пусть этот рассказ станет для Вас легким и волнующим сном, дорогие читатели и читательницы :)

Я опустился на колени и посмотрел ей в глаза. Но силы моего взгляда не хватило и на две секунды — я сник.

— Елизавета Львовна, я могу самоустраниться… окончательно… навсегда, — слабым голосом пообещал я. — Сегодня же отправлюсь жить на самую дальнюю свалку. Обещаю, что больше ни вы, ни члены совета директоров вашей компании меня не увидите. Обещаю даже думать забыть о возможности подняться и как-то помешать вашему бизнесу…

Я и представить не мог, что когда-нибудь скажу что-то подобное. Еще два месяца назад я был на высоте. Недавно мне открылась вся суть банальной, но мудрой поговорки: «чем выше летаешь, тем больнее падать». Всякая мелочь до тебя уже вряд ли дотянется, она и нестрашна, но вот крупные, влиятельные, начинают присматриваться к твоему полету.

Оказалось, что у меня были очень сильные и бескомпромиссные конкуренты. Как я теперь понимаю, они внимательно следили за моей деятельностью. Их «глаза» и «уши» всегда были где-то рядом. А однажды рядом оказались еще и их «руки». Я ощутил всю силу их намерений лишить меня бизнеса, а вдобавок всех активов и денег на банковских счетах.

Они хорошо просчитали стратегию, ведь просто потеряв бизнес, я в любой момент мог бы нанести ответный удар. Поэтому им было важно оставить меня не просто с нулем, а еще загнать в глубокий минус. Чтобы я заткнул свой рот и молча сглотнул поражение. Чтобы превратившись в банкрота, я в прямом и переносном смысле встал на колени. И чтобы максимум, о чем я мог мечтать, это стать мойщиком полов в их огромных роскошных офисах. О да, весь женский коллектив сладко бы облизнул губки, а мужской озарился улыбкой победителей, когда я предстал перед ними в таком качестве.

Елизавета Львовна — глава их юридического отдела. По сути — мой главный враг. Очень молодая и как назло очень сексуальная девушка. Благодаря ей моя жизнь превратилась в ад, и жить мне приходится в подворотнях. Когда она на каблуках и встает напротив, то смотрит на меня сверху вниз. Однако теперь мой удел видеть её с еще более низкого положения. С положения «встав на колени».

Я до сих пор считаю, что пиком моего унижения был момент, когда после ареста всех активов и блокировки счетов, я появился у них в офисе и упал ей в ноги. В тот день я пришел, чтобы получить снисхождение, но они расценили мой поступок как признание в поражении. Хотя как еще можно расценить ситуацию, когда конкурент приходит на поклон и стукается лбом о пол у лакированных туфель своих победителей? Они решили воспользоваться моим смятением и добить. В тот день окончательно уткнуть меня лицом в грязь уже ничего не стоило.

Мне разрешили встать с пола и даже присесть за стол. Через час в кабинет Елизаветы Львовны вошли трое мужчин. Трое очень статных и солидных ребят. Когда я увидел лица конкурентов, то понял: в борьбе с такими властными фигурами у меня не было никаких шансов. Я протянул одному из них руку, но этот жест был проигнорирован. Елизавета и её ассистентки готовили документы, а я сидел и слушал их насмешливые разговоры. Затем попытался что-то сказать, но меня оборвали и заставили замолчать.

Так и сидел как побитый пёс перед львами. А потом Елизавета положила передо мной документы, и эти львы наблюдали, как парой десятков подписей моё состояние разваливается на куски и переходит к ним. Предпоследней подписью я уничтожил свою финансовую состоятельность, а последней лишил себя всего недвижимого имущества.

Когда документы были убраны в стол, мы встретились взглядами. Я ожидал увидеть в их глазах благодарность, за то, что собственноручно добил себя и выбросил белый флаг, надеялся на снисхождение. Но это ожидание было наивным — в тот миг я понял что натворил. Эти «львы» не пощадят меня! Им недостаточно пустить меня по миру, им нужно полного поражения. Они хотят моего тотального уничтожения…

Я еще раз осмелился встретиться с ними взглядом и окончательно понял — для меня настало фиаско. В тот момент со мной случилось что-то странное: я вполне осознанно, но в то же время непонятно по каким мотивам съехал под стол. И вот я у их ног. Мой рот впервые открылся не для того, чтобы возразить и даже не для того, чтобы выпросить минимальные преференции, а чтобы вылизать обувь. Дочиста. Старательно. Чтобы работу моего языка было слышно. Это нормально. Это удел побеждённого. Передо мной те, от кого зависела моя дальнейшая жизнь.

Я быстро перестал обращать внимание, что помимо этих мужчин в комнате находились Елизавета и две её молодые ассистентки — три женщины. По идее я не должен был лезть под стол, не попросив их выйти из комнаты. Я должен был уберечь себя от такого жгучего позора.

Но таковы условия игры. Если бы я попросил — меня бы высмеяли. Тот, кто собирается вставать на колени не может диктовать условия. Тем более эти мужчины прекрасно знали, что публичное унижение наносит по личности десятикратный удар. А когда «публика» — три красотки, так это вообще что надо. Мне показалось, что они уже имели опыт таких мероприятий.

Я ползал у их ног, но в те секунды мне еще не было так страшно, как стало страшно минуту спустя. По сути, мои подписи недействительны без подписей моей супруги. И прикасаясь губами к их туфлям, я улыбался и верил, что вскоре под столом окажутся они! Только уже под моим столом. А удел Елизаветы Львовны и её ассистенток будет подносить кофе мне и моим юристам. Я собирался опротестовать эти сделки и вернуть всё, что было утеряно с троекратной компенсацией… но…

Одна из помощниц вышла, и через минуту я услышал чей-то голос в приемной. Сидя под столом, я не мог видеть тех, кто вошел, но буквально обомлел, когда услышал свою жену. Она дрожащим голосом спросила у мужчин, что будет дальше и один из них заглянул под стол. По его взгляду я понял, что нужно вылезать.

— Твоя жёнушка тоже всё подписала, — заявил мой враг, упиваясь моим смятением.

Я был готов съесть капсулу с ядом только чтобы остаться под этим столом. Спустя миг, один из конкурентов пнул меня, и я вылез на свет.

Вообще-то мы с женой понимали, что банкротство может наступить в любой момент и что у нас отнимут всё. К тому, что в любой день наша жизнь может сильно измениться, мы морально готовили себя уже много дней. Должен сказать, что она не просто моя жена — она партнер в бизнесе. В бизнесе, которого больше нет.

Я не знал, что всё получится именно так. Я хотел вымолить у наших победителей хоть какие-то поблажки, мечтал о сотрудничестве на их условиях… потом даже загорелся надеждой всё переиграть… подать на них в суд за унижение личности и оспорить свои решения, принятые под давлением.

Но теперь мы оба в их кабинете, а над нами груз полного обнищания. Вот как жестоко всё вышло. Я знаю, что тебя вынудили подписать документы. Тебе сказали, что со мной делают что-то плохое. Ты долго отказывалась, но они угрожали. Когда твоя рука всё же взялась за подписи, ты, так же как и я знала, что они не будут иметь веса, если не будет моих. А еще ты знала, что я не буду просто так ничего подписывать. Ты была уверена в моей стойкости. Но вышло так, что её у меня не оказалось, а была лишь глупость, благодаря которой наши враги получили всё что нужно.

Я не мог открыть рта, потому что мне было стыдно, но мысленно я продолжал разговаривать со своей дорогой и любимой женщиной:

Смотри, эти молодые деловые парни сделали меня несостоятельным. Они разбили мои мечты. Наши мечты. Я пал так низко, что мне ничего не оставалось, кроме как самостоятельно предложить свой язык в качестве щетки. Наверное, я дурак и не нужно было этого делать. Я верил в добро и поплатился. Опасно верить в добро, когда речь идет о таком жестком соперничестве.

Все эти мысли пролетели за секунды, потом я повернулся к бизнесменам и подполз к ним на коленях.

— Теперь я полностью в вашей власти, — сглатывая обиду, признал я.

И раздался их смех… Это было уже и так всем понятно. Даже моей красавице жене, у которой почему-то были растрепаны волосы. Сегодня мы сделали этих мужчин богаче на несколько миллионов, а сами лишились всего. И судя по тому, как шикарно смотрелись эти мужчины, было понятно: наши миллионы для них капля в море. А ведь для нас это была целая жизнь.

Мою жену поставили в угол лицом к стене, а на меня, как на незначительный предмет интерьера, перестали обращать внимание. Я так бы и стоял, но Елизавета Львовна сказала, что я путаюсь под ногами и приказала встать в другой угол и тоже же развернуться к стене. Мы с женой быстро вписались в антураж богатого кабинета, но в то же время прав у нас было не больше чем у мебели.

Потом нашим врагам принесли коньяк и закуски. То, с каким уничижением они говорили о нас, заставляло испытывать сильнейший стыд. Но я понимал, что стоило мне открыть рот, нам будет суждено выкатиться из их офиса и вообще из здания. А ведь нам совсем некуда было идти. Один из победителей сделал пару звонков и в двух наших квартирах уже приступили к замене замков. В тот же миг я ощутил себя бродячим псом. Уверен, моя жена ощутила нечто схожее. Теперь мы дворняжки перед нашими львами. Наш удел хорошо вертеть хвостиками, чтобы ни в коем случае не пробудить их гнев. Да, с нас содрали шкуру, но не хотелось лишаться еще и жизни.

Я стоял в углу и у меня тряслись коленки: я знал — скоро начнется. Начнется насилие и принуждение. Мужчины допивали первую бутылку коньяка и уже отпускали грязные шуточки в сторону моей жены. Я понял: надо попытаться спасти последнее, что у меня осталось — честь моей женщины. Со мной пофиг, я сутками им подошвы лизать готов, пусть хоть головой в унитаз опускают, хоть на цепь сажают. И пускай все девушки мира это видят. Но я умру, если они проделают это с моей женой.

Я подполз к их столу. У меня не оставалось инструментов влияния, поэтому всё, что у меня было — жалобное лицо и скорбный вид.

Громко и четко я признал их победу. Несколько раз выразил сожаление, что пытался с ними бороться и что не пожелал отдать всё и сразу. Признал свою неправоту во всем. На языке была горечь, включая горечь от пыли с их обуви. Признал, что бизнес это не моё, и я никогда не буду им заниматься. В крайнем случае — сбор стеклотары с помоек. Так же сказал, что готов приступить к работе в их компании на любых унизительных условиях и на любой самой низкой должности. Готов получать менее прожиточного минимума… или еще меньше… меньше… как мой член и яйца которые от всей этой ситуации сжались в горошину.

Они перебивали меня, вставляя оскорбительные шуточки, например:

— А как насчет того чтобы встать на панель? Такие субтильные парни как ты, наверное, пользуются спросом, — и смех.

— Нет, парни у меня идея получше! — сказал другой. — Поставим его у входа, дадим щетку и будет он чистить обувь всем входящим в наше здание.

Снова все засмеялись, но его коллеги поддержал идею вполне серьезно. У меня внутри что-то дернулось и похолодело. Я представил себе эту ситуацию. Что ж — победитель вправе распоряжаться и ставить побежденного в любые унизительные условия.

— Как скажете господа, — кивнул я. — Но я прошу об одном, пощадите мою жену. У нее хорошее образование и она может работать у вас в качестве обычного сотрудника. Дайте ей какой-нибудь скромный угол, чтобы она могла там жить и не трогайте её. Большего не прошу. Сам я готов жить по вашим правилам и терпеть любые унижения. Догадываюсь, для чего вам надо было опустить меня на самое дно, но обещаю, что теперь даже не подниму головы в вашем присутствии. Я полностью повержен и раздавлен. И уже начинаю привыкать к этому.

Их весёлость ненадолго стихла. Видимо, я что-то затронул в их львиных сердцах.

— Хорошо, — неожиданно серьезно произнес мужчина. Он среди них был самый молодой и самый симпатичный. Мне оставалось догадываться какой красивый торс скрыт под его пиджаком. Очередной властный взгляд в мою сторону, заставил меня посмотреть в пол и прикусить губу.

Он поднялся и подошел к жене. Развернул её лицом к себе и не спеша осмотрел. Перед ним предстала милая девушка. Он смотрел на неё с полным превосходством. Она на него с испугом и мольбой. Мизансцена, которая не привиделась бы мне даже в страшном сне.

— Я позволю твоей жене работать горничной у меня в доме, — сказал мой враг. — У нее будет кровать и уголок для личных вещей.

Потом он сделал то, чего я боялся: задрал короткую юбку и полез рукой ей между ног. По характерным движениям я понял, что он отодвинул ей трусики и вторгнулся пальцами в киску. При этом вид у него был такой, будто он выбирает рабыню на аукционе рабов. Он был серьезен и строг.

Вот он победитель! Оценивает суку проигравшего конкурента. А тот стоит в пяти шагах и хочет, чтобы этому мужчине всё понравилось. Вот она острота чувств и соль жизни. Мой смысл был устоять в этой борьбе, победить и сделать всё наоборот: залезть в трусики их жен. Но их жены для меня вообще теперь недоступны, а рука властителя уже взяла последний рубеж обороны и его пальцы всё глубже и глубже на той территории, которую я проиграл безвозвратно.

Я к своему позору испытал какое-то странное чувство. Почти как оргазм только сильнее. У меня затряслись не только ноги, но и всё тело. И вдруг я понял, что реально кончаю. Мурашки побежали по всему телу, а в трусах сделалось влажно и тепло.

Все присутствующие посмотрели на меня с удивлением, а враги вновь засмеялись. Они поняли, что я испытал оргазм. Странный и новый для меня оргазм без фрикций. От стыда мне захотелось провалиться.

— Твою жену я пристрою, а вот ты пойдешь через все круги ада, — пообещал враг, подойдя ко мне. — Ты еще за финансовые преступления отвечать будешь. — Он кивнул Елизавете Львовне, та указала на сейф.

— Куча свидетельств, как ты уходил от налогов и совершал фиктивные сделки, — сообщила женщина. — Там много всего — лет семь точно под шконкой сидеть будешь. Завтра я передаю материалы в прокуратуру.

А вот такого поворота я не ожидал. Я, конечно, понял, о каких делах шла речь. Были за мной кое-какие грехи. Значит, их цель отправить меня в зону в статусе нищего. Чтобы я сидел в клетке и буквально давился горечью поражения. Я не мог этого просчитать. Я рассчитывал на их снисходительность, но получил полное уничтожение. Опустошенные счета, зона. Потом нищенская жизнь в какой-нибудь подворотне, прошение милостыни, страх, неизвестность, болезни, смерть. Вот на что я себя обрек. Я с ужасом посмотрел на растоптавших меня врагов, и у меня случилась истерика.

Я плакал… я рыдал. Один из мужчин позволил мне выпить стопку коньяка. Последнюю в своей жизни стопку роскошного коньяка. Теперь мой напиток это вода из лужи или оставленный у кафе стакан с остывшего чая.

А потом меня заставили спуститься на первый этаж и принять душ. Враги пожелали надругаться надо мной, но их не устраивала недостаточная чистота моего тела и член в липкой холодной сперме.

Через десять минут я стоял перед ними голый и чистый. Елизавета Львовна взяла фломастер и подошла ко мне. Мужчины решали, какими унизительными символами заполнить чистоту моей белой кожи. Тот, кто пообещал взять мою жену в служанки, захотел увидеть на моем лбу знак доллара рядом с нолем ($0).

Вскоре к такому унизительному боди-арту присоединились девушки ассистентки. Они с увлечением придумывали оскорбительные знаки и слова, но иногда им подсказывали мужчины. Помимо фломастеров на меня извели целый стержень губной помады. Моя жена при этом продолжала стоять в углу. Ей только лишь приказали развернуться лицом, чтобы она могла всё видеть. Надо отдать ей должное, она всё вынесла мужественно и даже не заплакала.

Она лишь закрыла лицо руками, когда Елизавета Львовна пожертвовала свой фаллоимитатор, поставив его на пол и заставив меня на него садиться. Это было больно, противно и само

собой унизительно.

С двадцатой попытки я всё же сел, потом встал, потом снова сел и так много раз пока конкурентам не надоело это жалкое зрелище. Далее одному из мужчин в голову пришла гениальная идея засунуть мне в член острую шпильку туфли ассистентки. Он якобы видел такое в интернете. Меня усадили на пол и заставили надрачивать. Потом подошла девушка и попыталась вонзить шпильку прямо в уретру. Она делала это аккуратно, но у нее не получалось. Острая шпилька длиной примерно сантиметров в 12 вошла туда где-то сантиметра на 3. Это занятие решено было оставить, так как член у меня постоянно падал от страха в ожидании боли. Однако тот господин пообещал довести дело до конца. Ему хотелось увидеть, как шпилька этой красавицы входила бы на всю длину, так, чтобы головка моего члена уперлась в подошву. Сильнее позора представить сложно. Всё это время меня снимали на смартфон и смеялись.

Они издевались и праздновали победу долго. Они заставляли девчонок ходить по мне, грубо наступать на лицо, оскорблять меня и мою жену. Потом мы все прошли в туалет, где я поработал писсуаром для мальчиков и унитазом для девочек. Они не стеснялись и ссали на меня по очереди, приказав открыть рот. А потом им всё надоело, и они начали собираться. Мне кинули шмотки и, не дав повторно помыться в душе — выгнали на улицу. Я не могу описать, что я испытывал. Я видел, как отъезжал автомобиль, в котором увозили мою жену. Видел и ничего не мог сделать. С тех пор она для меня недоступна. Но бомжу не нужна женщина, бомжу нужно думать, где переночевать и что поесть.

***

Шли дни. Неопределенность и отчаянье съедали меня. Я был доведен до ужасного состояния и боялся всего. Боялся людей в форме, поскольку думал, что они пришли за мной. Боялся в целом людей.

… И как-то раз я случайно встретил Елизавету Львовну у входа в салон красоты. Она не желала разговаривать с бомжом и, цокая каблуками, направилась к своему автомобилю. Я поспешил за ней.

Сексуальный взгляд её красивых глаз, отличная фигура, грация в движениях и дорогая одежда, заставили меня, уличного попрошайку, еще раз сглотнуть обиду своего тогдашнего поражения.

— … Что же хотят господа? — осипшим голосом вопросил я, подогнув ноги, чтобы быть перед ней как можно ниже. — Я уже давно для них не опасен. Я не понимаю, что ими движет. Я пошел на такие унизительные условия, а они даже не приняли это в расчет. Я понимаю, что своих поверженных врагов надо держать в страхе и неизвестности, но я ведь уже давно им не враг. Я вообще никто — пустое место. Неужели своей покорностью я не заслужил того, чтобы меня оставили в покое. Мой дом сегодня это мусорный бак, но вы хотите чтобы им стала тюремная камера. Прошу вас, не лишайте меня хотя бы этой свободы.

Но все мои вопросы и мольбы уткнулись в её ледяной игнор. Я действительно не знал, чего хотят от меня бывшие конкуренты. Неужели им так сложно забыть меня. Каждый день я испытываю такое унижение, горечь и бесправие, что кружится голова. Я смотрю на своих друзей по помойке и ужасаюсь, что я теперь один из них. Как быстро меня раздели, из преуспевающего бизнесмена сделали бомжа.

Теперь мне страшно думать о своей жене. Какие унижения ей приходится терпеть, прислуживая в доме хозяина. Я даже не сомневаюсь, что она у него не просто горничная, а обычная рабыня. Ладно, зато в тепле и спит не на улице.

Елизавета лишь усмехнулась и уехала на своей красивой машине, оставив меня на обочине. В тот вечер мне захотелось вернуться к зданию, где восседали мои бывшие конкуренты.

По дороге я мучал себя вопросами: зачем я побежал за ней? Зачем полез с вопросами? Зачем напомнил о своем существовании? Я прекрасно понимал, что никакого уголовного преследования уже не будет, я им неинтересен. А может я пристал к ней, потому что подсознательно так и не смог смириться с поражением? Мол, посмотрите на меня, я еще жив и могу что-то сделать. Впрочем, что я теперь могу?… Дрочить в кулачек свой вялый член и вспоминать былое финансовое могущество.

Я не заметил, как подошел к роскошному Бизнес-центру совсем близко.

Мне захотелось встать на колени. И я встал. И задрал голову на стеклянные этажи, где предположительно был офис одного из моих врагов. Мне так остро захотелось поменять всё местами. Чтобы это здание было моим, и они стояли перед ним на коленях, а я в это время дрючил по очереди их жен. А эти козлы ощущали свою беспомощность и вздрагивали от света фар. Ведь в любой момент мог подъехать мой мерседес, и им пришлось бы смотреть мне в глаза. Я приказал бы своему водителю бросить им немного мелочи и они, забыв о стыде, кинулись её подбирать. А еще апофеозом всего я бы сделал изнасилование их баб на их же глазах. Потом бросил бы этих скотов в подвал и каждый день спускался туда, чтобы издеваться над ними самым ужасным образом.

Но что-то я замечтался, нужно уходить, не то прогонит охрана. Нищим в этой игре остался, увы, я, а господами — они. Поздно махать кулаками. Мне пора четко вбить себе это в голову и перестать изводить себя глупыми фантазиями.