Контрагент. Глава 1

А утром Иван проснулся в мужском раю. Правда, не в мусульманском, где семьдесят семь гурий. В нашем, родном, российском, где гурии не бегают толпами, а ходят поодиночке. Зато качественные.

Открыл глаза он от запаха свежесваренного кофе, доносящегося откуда-то справа, похоже, с тумбочки, и приятнейших ощущений в паху. Огляделся: на тумбочке и впрямь стоит подносик с двумя чашечками кофе и парой булочек, а на кровати, на четвереньках, свесив грудки, стоит голая Машка. И что-то безумно приятное делает с его членом, но что конкретно – не видно, Машкины волосы загораживают. Только слышны жадные, мокрые звуки.

Приподняв голову, он рукой отодвинул природную занавеску в сторону. Маша открыла глаза, покосилась на него и, не выпуская члена изо рта, что-то довольное промычала, после чего, закрыв глаза, продолжила процесс. Вид у нее при этом был довольный донельзя.

Иван покосился на настежь открытую дверь в спальню. «Интересно, а где Лариска? Вдруг запрется сейчас?» – с веселым ужасом подумал он. Перед глазами тут же, в подробностях, встало вчерашнее юное видение, и Иван, было, принялся его детально разглядывать, с интересом вдруг поняв, что до сих пор это видение представало перед ним исключительно неглиже. «Наверное, и впрямь я ей понравился», хихикнул про себя он, но тут Маша, вытворив с его дружком что-то уж вовсе невероятное, отвлекла Ивана от крамольных мыслей, и он вернулся в реальность. «В конце концов, Машка, наверное, знает, что делает», успокоил он себя и принялся наблюдать за аппетитно виляющей в такт движениям головы Машкиной попой. Перевел взгляд чуть ниже, туда, где за бедром скрывались главные Машины прелести, и спохватился: «Ой, чего это я сачкую-то?» Потянулся и ухватил Машу за то самое место, на которое смотрел, потянул на себя, уже предвкушая, как сейчас все же попробует Машины соки на вкус без собственных примесей, но встретил неожиданное сопротивление.

С громким «Чмок!» выпустив изо рта игрушку, Маша приподняла голову, откинула волосы вверх и, потянувшись, любимым своим жестом, пальцем в нос, уложила Ивана на место.

— Лежи, Ваня. Я сейчас так хочу… – и, ласково улыбнувшись ему, вернулась к делу.

Несколько удивленный, Иван лег на место. «Ну, наверное, вчера точно заслужил…», подумал он, и, желая сделать Маше приятное хоть таким, сугубо пассивным, способом, отдался ей весь.

После вчерашнего трудилась Маша довольно долго, а когда Иван все же выдал требуемое, вытянула из него все, до последней капельки и, плотно сжав губы, нависла хитрющей физиономией над его лицом. Иван прибавил глаза и, смеясь, сделал вид, что отворачивается, но Машка не отставала, и он все же подставил ей губы, с интересом прислушиваясь к ощущениям от увесистой порции Машиной слюны в смеси со своим собственным соком, которую Машка сразу же лихо протолкнула ему язычком в рот. Чуть погоняв ее между щеками, разбавив своей слюной, он вернул подарок хозяйке, Машка возмутилась, а у него от новизны происходящего опять встал, и они, как дети, минут пять побарахтались на койке, до тех пор, пока Иван, прижав Машу спиной к простыне, не раздвинул не всерьез упирающиеся ноги дамы своими коленями да и не засадил своего дурака в приличествующее ему место.

Впрочем, всерьез любиться им сейчас не хотелось, и Иван, разворошив должным образом Машину пещерку, остановился. Нависая над ней на прямых руках, показал язык:

— Мееее! Попалась!

Толкнулся бедрами вперед, с удовольствием почувствовав кончиком не до конца напряженного члена мягкие Машины внутренности. Маша, хихикнув, поерзала попой и сжала его внутри себя:

— Еще кто попался, неизвестно. Вот щас там зубы как выпущу!

Иван с деланным испугом выдернул и так слабеющий инструмент из Машиных недр и, смеясь, укусил ее за нос.

— Не доберешься!

— А и так хорошо, – засмеялась в ответ Маша, после чего Иван скатился с нее на спину.

— Машунь! А бабы ж утренний секс не любят?

Маша задумчиво почесала у себя между ног.

— Ну, я тоже лучше вечером… Но это ж разве секс… Это мы так… Ласк-а-а-аемся, – потянулась она рукой к Иванову члену, он ойкнул, шутливо пряча пах между бедер, и они принялись возиться опять.

Остановился Иван, случайно увидев в проеме открытой двери часы, висящие не стене гостиной. На часах был почти полдень, и он изумленно охнул:

— Машка! Это ж сколько я проспал? Вчера мы утихли, вроде, не поздно…

— Да часов десять… Видать, хорошо спалось, да? – съехидничала Маша и, выдохнув, уселась на край кровати. – Ладно, давай завтракать. А то я старалась, кофе варила, а он уже остыл совсем…

Иван засмеялся:

— Сама виновата! Чего было приставать к бедному спящему мужчине, а?

Маша, отхлебнув кофе, покосилась на пах Ивана и хихикнула:

— А почему мужчина спал со стоячим членом, а? Или я вчера плохо поработала?

— Это ты мне приснилась… Ладно. На работу я сегодня не пойду, так и знай!

— И нечего… Суббота же! Вас, мужиков, совсем оставлять одних нельзя. Сразу в работоголиков превращаетесь, – взгрустнула Маша и встала. – Пошла посуду мыть…

Одеваться Маша даже не думала, и Иван с удовольствием проводил взглядом ее попу, формой напоминающую сердечко. Порывшись в вещах, достал мобильник, позвонил заму, – с непривычки сотрудники могли начать его разыскивать, – объявил фирме на эти выходные всеобщую амнистию, хихикнул над несколько одуревшим в результате заместителем и с прямо-таки садистским удовольствием выключил аппарат, сильно запустив его потом в кресло со шмотками. Встал, потянулся, подошел к окну: на улице по-прежнему была февральская мерзость, по контрасту с которой особенно приятно было ощущать себя не только в тепле, но и в уюте.

Тем временем на кухне перестала шуметь вода, и Иван вышел из спальни. Маша, вышедшая из кухни ему навстречу, завидев его, заулыбалась. Играя, прилегла на диван, спустила одну ногу вниз и закинула руки за голову, приняв весьма эротичную позу. Иван критически оглядел ее, плотоядно облизнулся, показывая, что заценил, довольная Маша показала ему язычок и села, аккуратно сведя колени вместе, как бы говоря: «Это я играю, а не выпрашиваю». Иван, оценив и это, покосился на Ларискину открытую до половины дверь.

— Ларку смотришь? Да в школе она, где ей быть, – засмеялась Маша. – Придет где-нибудь к семи, не раньше. После школы еще в танцклуб пойдет, на тренировку. Мы с ней вместе ходим. Хотя это ты наверняка знаешь, копал ведь… А я сегодня, наверное, не пойду, да? – ехидно уставилась она на Ивана.

Он подошел к женщине вплотную и, встав перед ней на колени, взял ее лицо в свои ладони.

— Не-а, Машунь, не пойдешь. Сегодня наш день.

Маша чуть покраснела от удовольствия, и Иван продолжил:

— А знаешь, чем мы сейчас займемся? Ты мне расскажешь о себе и о Лариске. Все-все. Мне, уж не знаю почему, это интересно до ужаса…

Совершенно неожиданно для Ивана его просьба доставила Маше еще большее удовольствие, которого она, впрочем, постаралась не показать слишком явно. Лениво откинувшись на подушки, фыркнула:

— Размечтался – «узнать о женщинах все»… Мы ж, как известно, загадки…

И, будто спохватившись, развеселилась:

—.. .природные! А впрочем… Ладно. Рассказывать, так рассказывать, – вид у нее стал немного загадочный, – только знаешь что? Иди-ка ты в Ларкину комнату, и тащи сюда ее ноут. У нас там весь семейный фотоархив загнан, да Ларка еще и постаралась, целый сайт из него в какой-то программе сваяла.

Иван, поддерживая затеянную Машей пока непонятную ему, но приятную игру, шутливо лизнул щель между ее сведенными бедрами. Маша сладко поежилась, растрепала ему остатки прически и ласково толкнула от себя: иди, будет тебе все, в свое время.

В Ларисиной комнате Иван, принюхавшись, – пахло девичьим, свежим, – огляделся. Постель не убрана, на стуле сиротливо висит черный лифчик, из приоткрытого ящика прикроватной тумбочки торчит угол зелененькой упаковки с прокладками, на стене – постер с каким-то культуристом, весьма со вкусом сделанный. «Раздолбайка», ласково подумал он, забрал стоящий на той же тумбочке раскрытый ноутбук и, нажав по дороге клавишу выхода из спящего режима, вернулся к Маше. Поставил ей на колени загружающуюся машинку и потянулся:

— Пойду, умоюсь…

Маша, с ожиданием уставившаяся на черный экран, рассеянно кивнула, и он пошел в ванную.

Впрочем, рассеянность Маши была недолгой. Стоило ему, закончив общение с унитазом, открыть воду, как в зеркале появилась озабоченная Машина физиономия. Улыбнувшись, она открыла шкафчик, привстала на цыпочки, заглядывая в глубину, и выудила оттуда новенькую, в упаковке зубную щетку и совершенно гламурный, розовенький одноразовый станок. Положила их на полочку под зеркалом и, опершись плечом на косяк, переплетя пальцы рук на лобке, встала за спиной Ивана, откровенно любуясь его отражением в зеркале.

Побриться и умыться она ему дала спокойно, а когда он стал чистить зубы, не выдержав, облизнулась, сделала шаг вперед, прижалась к его спине всем телом и, обняв его одной рукой поперек живота, запустила вторую в его пах, принялась играть с совсем еще мягким членом, то ласково щекоча его, то обнажая пальчиками головку, то закрывая ее опять, то вжимая кончиками пальцев на глазах наливающуюся силой колбаску в живот хозяина и массируя ее там круговыми, мягкими движениями, и при этом еще и обволакивая его спину теплом своего тела.

«Ну, долизался до греха», весело подумал Иван, глядя в зеркало на выглядывающее из-за его плеча возбужденное, улыбающееся Машино лицо. Не выдержав пытки, вытащил до срока щетку изо рта и, промыв ее, в растерянности остановился, не понимая, куда ее девать. Вторая Машина рука тут же оторвалась от его живота и, ухватив за запястье, мягко направила щетку в стаканчик, где уже стояли две ее близняшки, одна красная, вторая зеленая. Глаза Маши в зеркале при этом были такими, будто она выполняет некое сакральное действие.

Иван не только увидел, но и понял этот взгляд. «Так, кажется, меня оприходовали. И мой цвет в этом доме – синий», – с веселым испугом подумал Иван и наклонился, чтобы набрать из-под крана воды в рот. Маша последовала за его движением, теперь прижимаясь к его спине подбородком, чуть пониже шеи, а освободившаяся ее рука нырнула куда-то между ними, и Иван почувствовал, как сначала эта рука, касающаяся низа его ягодиц, тихо пошевелилась, а следом по Машиному телу прошла волна, вторая ее рука, так и обнимавшая его теперь уже полностью готовый к делу инструмент, плавно сдвинула на нем кожу с головки и так же плавно вернулась назад, а потом все повторилось, и еще раз, и еще…

Он все же нашел в себе силы прополоскать рот и, разворачиваясь, выпрямился. Маша стояла перед ним с закрытыми глазами, далеко откинув назад голову, несильно, но часто дыша через полуоткрытые губы. Взяв ее голову в ладони, он приник к ним, почувствовал жаркий ответ, и запустил в рот женщине свой язык, вызвав сотрясение всего ее тела. Отстранившись, Маша вцепилась двумя руками в его отпущенный было ею на свободу кол и сделала ими два резких, суматошных движения, одновременно сгибая колени.

«Э, нет, подруга», – вдруг совершенно спокойно подумал Иван, – «в этой позе ты у меня отсосешь, но не сейчас. Сейчас я так кончу, а еще весь день впереди, и я с твоим телом еще не наигрался».

Поднимая Машу на ноги, он задел руками ее груди и вдруг понял, что про «сейчас» он подумал зря, и наиграется он, кажется, не скоро. Еще раз, уже быстро, поцеловал уже мало что понимающую Машу в губы, взял ее за руки, чуть выше локтей, и ласково развернул спиной к себе, положив ее ладони на стену. Маша, застонав, сама выгнула спину и расставила ноги пошире, он нырнул между ними рукой, – там было жарко и влажно, – чуть поласкал пальцами нижние губки, Маша ответила суматошными подергиваниями попы, и Иван, взяв свой источник женской радости в руку, принялся ворошить Машин цветок головкой, доведя этим женщину уже до полного исступления. После чего, резко толкнувшись, вошел в нее сразу на всю длину, звонко шлепнув своим лобком по Машиным ягодицам. Маша взвыла от радости, а он еще и запустил одну руку вокруг ее бедер, положив три пальца на клитор, отчего вой перешел в хрип.

Медленно вывел инструмент из пещерки, резко, ударом, опять громко шлепнувшись лобком о Машину попу, вошел назад. Остановился в глубине, прижал пальцами клитор и, вогнав член еще глубже, стал синхронно вертеть бедрами и рукой, не давая женщине возможности насаживаться на него самой, а потом чуть отпустил ее, и Маша, сладостно застонав, сделала несколько сильных движений попой, потом остановилась, приняв в себя Ивана лишь на треть, выгнулась дугой, и все внутри у нее затряслось и почти сразу расслабилось…

Выдохнув, Иван осторожно достал сразу ослабевший член из Маши, выпрямился и секунду полюбовался на результаты своих трудов. Женщину плохо держали широко расставленные ноги, да и сил выпрямиться у нее не было, – тяжело дыша, она так и стояла, отклячив попу, слегка, как пьяная, покачиваясь, чуть выгнув спину вверх, упираясь в кафельную стену теперь уже не только руками с растопыренными пальцами, но и головой.

Он порадовался качественному результату, тут же пожалел несчастную, наклонился, осторожно подхватил ее под плечи и колени. Подняв на руки, прижал к груди, Маша, блаженно улыбаясь, тихонько то ли мурлыкнула, то ли простонала что-то совершенно счастливое, Иван чмокнул ее в щеку, прижавшись губами к уху, прошептал: «Ага, милая… Не пугайся, сейчас будет чуть-чуть холодно…», и бережно положил ее в ванну.

Коснувшись разгоряченной кожей холодного пластика, Маша, не открывая глаз, сладко поежилась, но Иван уже включил воду, сделал ее чуть погорячее и принялся бережно обмывать рукой слегка вспотевшее тело женщины. Дойдя до груди, не удержался и слегка покатал между пальцами вишенки сначала одного, а потом и второго соска, Маша, только успокоившая дыхание, опять стала дышать чаще, он мельком подумал: «Черт, попал. С другими спустил – и ну ее на сутки минимум, а от Машки, хоть обспускайся, оторваться не могу», а свободная от душа рука уже сама мяла чуть уплощенные, плотные груди, потом быстро переместилась вниз, пощекотав по дороге живот, и нырнула между неплотно сдвинутых ног.

Маша тихонько ахнула, улыбнулась и сама закинула одну ногу на край ванны, открывая ему доступ к заполненной кровью куда сильнее, чем вчера, промежности, с чуть приоткрытой в самом низу, блестящей от собственной, Машиной, влаги щелью любви. Раскрыв губки пальцами, он направил струю воды на клитор, принялся ласкать его под этой струей, как маленький член, только очень нежно, и он отозвался благодарной дрожью, а потом, оставив на клиторе большой палец, запустил еще два вниз, в пещерку, и, глядя на Машино лицо, принялся осторожно, самыми кончиками изучать переднюю стенку у самого входа, сдвигая пальцы то чуть глубже, то ближе к обнимающим их губкам, ласково шепча при этом то ли самой Маше, то ли выгибающемуся наружу под его пальцами цветку: «Вот так, маленькая… Иди сюда… Кис-кис…» Довольно быстро он нашел то, что искал. Маша, как вспугнутая птица, закусив губы, выгнулась вся, взмахнула руками, судорожно вцепилась ими в края ванны и, приподняв бедра, стала резко насаживаться на его пальцы, сильно сжимая их внутри себя дрожащими стеночками. И, наконец, упав на дно ванны, вдруг закашлялась, а в ладонь Ивана ударила тонкая, слабенькая, но вполне ощутимая горячая струйка.

Иван инстинктивно отдернул руку, глянул на нее с удивлением и поднес к носу. Слабо пахло мочой, он прислушался к себе: да сдуреть, хоть вылизывай, никакого отвращения, – сполоснул ладонь под душем и уже спокойно, по–деловому опять раздвинул Машины нижние губки, прополоскал ее хозяйство изнутри, осторожно прикрыл, выпрямился и, выключив душ, присел на край ванны.

Сидел он так довольно долго, пока Маша, тяжело пошевелившись, не смогла приоткрыть глаза и встретиться с ним взглядом. Иван улыбнулся. Маша, закрыв глаза опять, утробно, со стоном выдохнула и, расслабляясь окончательно, уронила руки вдоль тела. Выдохнула еще раз. Запустила пальцы себе в щелку, поднесла их к носу, понюхала, сморщилась, открыв глаза, с удивлением посмотрела сначала на них, потом на висящий на стенке душ, и перевела взгляд на Ивана.

— Пиздец…

Ожидал Иван чего угодно, только не этого, а потому, выпучив глаза, заржал, как конь.

— Смеееееешься, змей… Ты чего сделал-то?

— Ой, Машка… Не могу…

— Еще как можешь, – подобрела она и, потягиваясь, выгнулась. Осторожно подняла на него взгляд:

— Вань, я… обсикалась?

Иван сделал удивленный вид:

— Когда?

— Да ладно тебе… Я сам момент не помню, была, как внутри ядерного взрыва. Уффф… А потом, как ты свою руку, и мою промежность отмывал, уже помню… Правда, смутно…

— Машка, ну и ладно. Даже если бы обкакалась – ничего страшного, смыл бы, да и все. Значит, нормально поработал…

— Ой-ей-ей… Вань, ты только в постели такого не делай, ладно? А то потом перед Ларкой неудобно будет. Мать – зассыха… – не выдержав, Маша слабо, но отчетливо хихикнула.

— А это, Машунь, как получится… Я в таких случаях тоже за себя не сильно отвечаю, знаешь ли…

— «Не отвечаешь…» Ну все, значит, отныне трахаемся только в ванне…

— Ага, понравилось?

— Ой, блин… Ванька… Не то слово совсем… Ох!

С трудом поднявшись на ноги, Маша, покачиваясь, встала. Для устойчивости сразу же согнулась, уперев руки в коленки, а попу – в стену. Подозрительно присмотрелась к оказавшемуся рядом инструменту Ивана, пошевелила носом, принюхиваясь, потом оторвала одну руку от колена и осторожно, двумя пальчиками помяла почти ненапряженный член. Подняла глаза:

— Ну, змей… Опять не кончил?

Иван заскромничал:

— Машунь, так я ж того… Еще успею ведь, нет?

— Ох, вот я тебе счас!

Сделав слабый нырок головой в сторону Мишкиного достоинства, Маша сказала «Ам!», но тут же опять охнула, – впрочем, уже скорее притворно. Выпрямилась:

— Нет, сил никаких… Ну, погоди…

Иван ехидно ответил: «Ага, погожу», поднялся, подхватил вдруг отяжелевшую Машу под попу, она обняла его руками и ногами, прижалась сиськами, отстранилась, заглянула в глаза:

— Ванька… Мой Ванька… Никому…

У только что хорошо потрудившегося, да еще и держащего на руках немалую тяжесть Ивана настроение в этот момент было вовсе не лирическое, и потому он в ответ довольно вредно хихикнул: «Так я и никуда!» Маша на секунду надула губки, но тут же, заулыбавшись, опять приникла к нему всем телом.

Так они и вернулись в гостиную: Маша верхом на Иване. Сгрузив поклажу на диван, он, тяжело отдуваясь, уселся рядом, раскинув руки по спинке. Чуть поерзав, Маша лениво завалилась на спину, ногами на валик, а голову пристроила у Ивана на бедрах, щекотно утопив его член в потоке своих волос. Иван поежился, хихикнул и, протянув руку, в отместку почесал Маше пальцем самый верх заветной щелки, но Маша сморщила носик: пока не хочется. Подняла на него все еще шалые глаза:

— Есть хочешь? А то ж ты вон… Зубы чистил чуть не час…

Иван прислушался к себе: и впрямь, не помешает. Кивнул, и Маша, уже легко поднявшись, вышла на кухню, а он подтянул к себе успевший снова заснуть ноутбук.

Черный ящичек оказался не так прост, потребовав отпечатка пальца кого-нибудь из хозяев. Иван удовлетворенно кивнул головой: ну, молодец, Ларка, все правильно понимает, – и отложил пока его в сторону.

Прислушался и принюхался к происходящему не кухне: судя по звукам и запахам, процесс там шел к завершению. Сильно потянуло туда, к Машке. Иван хихикнул: разбуженный желудок подавал вполне однозначные сигналы, так что, может, не столько к Машке, сколько к еде? Решил, что, наверное, в равной степени, и что отвлекать подругу от процесса не стоит – сунься сейчас на кухню, так еще неизвестно, чем это закончится, вполне возможно, что будет и погорячее, но не еда, а потом будешь есть холодное, – и, встав с дивана, прошелся по гостиной.

Рядом с телевизором стояла вполне основательная стойка, почти полностью забитая дисками. Наклонив голову, он принялся изучать корешки, скользя взглядом слева направо и сверху вниз.

На первых трех полках был совершенно стандартный дамский набор: мелодрамы, мелодраматические же сериалы, порядочное количество киноклассики, ну и почти все хиты, нашумевшие за последние лет десять, причем подбор был вполне разумен – фильмов, получивших это звание без серьезных к тому оснований, он не заметил. Зато заметил одну знакомую обложку, точно такая же у него дома стояла во втором ряду. Достал ее с полки: так и есть, «Калигула» старика Тинто Брасса, полная версия. И, уже куда как более заинтересованно, полез перебирать остальную коллекцию.

Заняло это минут пять, в конце которых Иван оказался в веселом недоумении. На следующих трех полках была с избытком продублирована вся его, долго и тщательно собираемая, коллекция полу- и полной порнографии, от вполне, по нынешним временам, мэйнстримовских «9 песен» и «Кен Парка», классических «Глубокой глотки», «За зеленой дверью», «Дьявола в мисс Джонс» и «Табу» до чего-то немецкого, совсем, даже ему, непотребного. Тут же присутствовал куда как больший, чем у него, выбор учебных фильмов по теме и, плюсом, с десяток гомосексуальных порнушек, у него почти не представленных. И, вершиной пирамиды – набор дисков с лауреатами премии AVIN за последние лет семь, включая и последний диск, которого у него еще не было.

«Ну ладно, хоть отдельного раздела с Рокко Сиферди нет, а то я бы, пожалуй, не выдержал конкуренции», – улыбнулся про себя Иван. На кухне звякнул таймер, у него сразу заурчало в животе, и, прихватив с собой три диска, показавшиеся ему незнакомыми, он вернулся на диван, где принялся читать аннотации на обложках.

Через минуту, толкая перед собой сервировочный столик, в гостиную вошла Маша. Выглядела она так, что Иван, не выдержав, рассмеялся: до классического вида порнозвезды ей не хватало только туфель на шпильках сантиметров этак в двенадцать, а розовый, до невозможности гламурный фартук, одетый на голое тело и прикрывающий лишь бедра, был бы вполне на месте в любом из фильмов, лежащих сейчас рядом с ним. В ответ на Машино удивление он встал, взял ее за руку и отвел к большому зеркалу в прихожей. Оглядев себя в нем, Маша задумчиво разгладила руками фартук, приподняла ладонями груди, повернулась к зеркалу сначала одним боком, потом другим, хмыкнула и уставилась на Ивана.

— А ты представь, что ты в туфлях на шпильках.

Маша, опять уставившись в зеркало, задумалась, потом приподнялась на цыпочки, чуть покачалась так и, наконец поняв, на что намекает Иван, засмеялась в голос:

— Тьфу, чтоб тебя, похабник! Порнозвезду нашел?!

— Ага… Зе бест… Да еще и умную… И никому не отдам! – засмеялся ответно Иван, обнимая ее сзади, пониже пояска фартука и уверенно ныряя там пальцами в нужное место. Маша на секунду задержала дыхание, закрыла глаза, плавно повела попой и, резко выдохнув, повернулась к нему лицом:

— Ну тебя… Есть охота. Пойдем?

Вернувшись в комнату, они уселись на диван, перед столиком, и оставленные Иваном диски оказались между ними. Кивнув Ивану на стоящую посередине бутылку вина: «Открывай!», Маша, не глядя, взяла их в руку и хотела уже положить на нижнюю полочку столика, но тут ее взгляд упал на обложки. Остановив движение, она секунду посидела, опустив глаза, потом покосилась на Ивана:

— Вот откуда ассоциации… Добрался таки… Я так и думала…

Иван, прижимая ручки штопора вниз, ухмыльнулся:

— А ты чего ждала? Они ж у тебя вон, на самом виду…

Маша промолчала, и Иван, отложив в сторону штопор с насаженной на него пробкой, повернулся к ней.

— И чего скуксилась? Мне коллекция понравилась. Конечно, побольше моей. И все лучшее, что в мире было по этой части, у тебя есть…

Как ни в чем ни бывало, принялся разливать вино по бокалам, а Маша, вскинувшись, широко раскрыла глаза, набрала в грудь воздуха и фыркнула:

— Тьфу… Так у тебя… тоже? А я-то, дура… Еще прибрать хотела, когда ты придешь, да не подумала, что так скоро…

— Еще какая… Тоже три полки. И не просто так стоят…

Покосился на Машу и добавил:

— Мало того, у меня дома тоже всегда двадцать семь на термометре…

Маша, уже догадываясь, о чем он, уставилась на него, ожидая продолжения, и он, ехидно улыбнувшись, погладил ее по обнаженному боку:

— Потому что я дома одежды тоже терпеть не могу… Вот прям, как вы с Ларкой: хожу по дому, и в зеркала на себя любуюсь…

Разряжая вдруг возникшее напряжение, они долго не могли отсмеяться. Едва вернув себе возможность членораздельной речи, Маша продолжила уже совсем весело:

— М-м-м-м… А диски «не просто так» – это как?

— Вот все тебе расскажи…

— Ну, Ванюш, ну давай, раз начал!

Иван деланно тяжело вздохнул и, отхлебнув из бокала, ухватил бутерброд. Откусив порядочный кусок, с полным ртом пробубнил:

— У тебя, говоришь, пять лет мужика не было? – Маша, тоже жуя, кивнула. – Ну так и у меня бабы уже больше, чем два года. Что ж теперь, взорваться? А с этим, – он кивнул на кассеты, все же засунутые Машей на нижнюю полку, – оно приятнее и удобнее…

Проглотил остатки бутерброда и, после маленькой паузы, ехидно покосившись на Машу, добавил:

— Ведь правда?

Маша, тоже проглотив, покосилась на него, довольно улыбнулась и кивнула:

— Угу… Причем намного…

Иван взял второй бутерброд и продолжил развивать тему:

— Да это и просто красиво бывает. Вон, в «Калигуле» как оргия снята! Помнишь, там такая, чуть полноватая, роскошная дама минет делает просто-таки вдохновенно?

— Угу… Но все же не актриса… Вот в «Империи чувств», у Тацуи… Так нежно, а он, хам…

И пошло. Не торопясь насыщаясь, они запросто пришли к консенсусу по поводу того, кто из актрис делает минет нежнее, а кто – с фантастической энергией; обсудили, у кого из звезд красивее внизу, а у кого вверху. Но, когда дошло до выяснения, у кого из актеров красивее член, Маша уперлась и, в конце концов прибегнув к последнему аргументу: «Я женщина – мне виднее!», залпом допила остававшееся в бокале вино, возмущенно фыркнула и, отвернувшись от Ивана, отвалилась от стола. Немного помолчав, Иван тихо засмеялся:

— Маш… А знаешь, что самое удивительное?

Все еще разобиженная, Маша повернулась к нему.

— Я такое никогда, ни с кем и нигде не обсуждал… И уж подумать не мог, что когда-нибудь буду это обсуждать с женщиной… Машунь, это ты… удивительная. И никаких порнозвезд мне не надо, а аппарат у меня уж какой ни есть, но только для тебя… Иди сюда…

Маша, проворчав: «как же, не надо… Все вы, мужики, одинаковые…», поднялась с дивана, развязала фартук, отбросила его в сторону и с хищной улыбкой уперлась руками в спинку дивана, взяв Ивана в клещи:

— Удивительная, говоришь? Ну-ка, где там твой аппарат?

Предъявить ей Ивану было практически нечего. Разговор, который должен был, по идее, возбудить обоих до невозможности, вызвал у него лишь чувство близости с Машей, причем близости не сексуальной, – по этой части он уже понял все, – но… интеллектуальной, что ли. Глядя снизу вверх в Машины, уже загоревшиеся желанием, глаза, он с трудом сформулировал для себя свои ощущения: «Кажется, с этой бабой мы понимаем друг друга так, как ни с кем и никогда», поднял руки, положил их на Машины бедра и потянул женщину на себя. Но Маша вдруг, засмеявшись, уперлась:

— Нет, подожди… Не так…

Начав с шеи, она, медленно приседая, прошлась акриловыми коготками до колен Ивана, раздвинула их и, высунув язычок, подцепила им кончик слегка приподнявшегося члена. Иван откинул голову назад и улыбнулся.

— Ну, Вань? В каком фильме такая сцена?

Иван, подняв голову, задумчиво почесал макушку.

— А, вспомнил! В «Русалках». Там это в каюте яхты, а девку море принесло…

— Я те дам «девку!» – Маша, смеясь, приподняла пальцами на глазах наливающийся силой аппарат и слегка прихватила его зубами. – Уммм!

— Ой! Ну я ж не про тебя…

Маша, довольно кивнув, оголила головку и покачала ее в воздухе.

— Ладно. А кто там ее играет?

Иван взмолился:

— Машка, ну я откуда? Я ж их смотрю, а не изучаю…

Некоторое время рот женщины был занят. Наконец, у Ивана встал в полную силу: оторвавшись, Маша пару раз рукой прогнала шкурку вверх-вниз, удовлетворенно пробормотала: «Ну вот. Другое дело!», и подняла на Ивана смеющиеся глаза:

— Я, кстати, тоже… А что там дальше было, не помнишь?

— Дальше? Маш, ты не отвлекайся, не отвлекайся…

— Ты мне зубы не заговаривай!

— Так я и не заговариваю! Она там сосала минут пятнадцать, наверное, я еще удивился, как мужик не кончил. А ты чего? «Чмок-чмок» – и в дамки?

— А? М-да… Ох, тяжел труд порнозвезды… – притворно вздохнула Маша и, встав между бедрами Ивана на колени, потянулась головой к объекту.

— Эй! Там не так! Там она на корточках посидела, а потом ноги выпрямила, согнулась, их пошире расставила и руку себе – туда!

Окончательно запутавшаяся Маша выпрямила спину и, положив руки на колени Ивана, подозрительно уставилась на него:

— Не помню такого…

— Не помнишь? Ну и фиг с ними, с «Русалками». Давай, знаешь, как? Как в…

Следующий час они носились по всей квартире, то загадывая друг другу эпизоды из фривольных фильмов, то просто повторяя то, что кто-то из них вспомнил, то споря о деталях, частенько схватываясь в веселой борьбе то на Машиной, то на Ларкиной кровати, то на диване, а то и просто на полу. Вспомнив, как в каком-то фильме участников умащали сладостями, они откопали в холодильнике бутылку пенистых сливок и сначала увозюкались в них оба по уши, потом отмыли друг друга, и увозюкались снова, но теперь уже в сладком кетчупе, и снова отмыли то, что не слизали языками. В пещерке Маши побывала масса разных предметов, и все их Иван оттуда добыл – когда языком, а когда пальцами. Под конец они затолкали туда сырое яйцо, Иван, разложив Машины ноги пошире, проделал в нем дырочку, и умудрился выпить его полностью, не вынимая. А потом Маша, пытаясь вытолкнуть пустую скорлупу, умудрилась раздавить ее внутри себя, и они долго, смеясь, добывали оттуда остатки, а для проверки качества уборки Иван в буквальном смысле рискнул самым дорогим, ощупав самые потаенные уголки Машиного влажного нутра не чем-нибудь, а головкой собственного члена.

Никаких оргазмов не было и близко, но оба были готовы продолжать эту счастливую игру до бесконечности, лишь бы вот так, вплотную, видеть глаза другого, чувствовать его тело, и ласкаться, ласкаться, ласкаться…

Играли бы и дальше, но Маша, пытаясь изобразить какую-то почти невероятную позу, виденную ими в кино, неудачно повернулась, и довольно крепко приложилась рукой об стену. Пришлось Ивану все же взять ее на руки, зацеловать до полусмерти, уложить поперек кровати, – ближайшей кроватью оказалась Ларкина, – раздвинуть ей ножки, да и насладиться ее соком сполна, до почти полной Машиной отключки.

Убедившись, что рука у Маши больше не болит, Иван забрался на кровать и пристроил голову на Машин животик, сильно напоминающий консистенцией ортопедическую подушку: сверху, неглубоко, мягко, а внутри вполне плотные, рельефные мышцы. Чуть поерзал затылком, устраиваясь поудобнее, и приходящая в себя Маша, тихонько уркнув, положила руки на, похоже, самые ценные в ее глазах места Ивана: голову и член. Иван накрыл ее руку в паху своей, чуть повтирался инструментом в получившуюся конструкцию и вздохнул:

— Маш…

— А?

Голос у Маши был такой, что Иван понял: самое время задавать нескромные вопросы. Дамы в таком состоянии расскажут мужчине, посодействовавшему им в достижении нирваны, все – даже то, чего никогда не было, если только мужчина захочет, чтобы оно было.

— Маш… А ты где кину смотришь?

— Хи-хи… Так там и смотрю, в гостиной…

— А… Ларка?

— А чего Ларка… Когда дома нет… – тут Маша чуть помолчала, – когда в своей комнате сидит… А когда и… Она уже большая, вон, сиськи как мои, – Маша приподняла свои груди и критически на них посмотрела.

— Ой, Маш… – в голосе Ивана был искренний восторг. – Так вы с ней…?

— Тьфу на тебя… Рядом, не вместе… Ну, если только я ей помогу иногда…

— А с кином?

— Да что – «с кином»… Мне ж не так просто разрядиться, так я, как видюшники появились, сразу первые кассеты нашла, и давай себе помогать… От Ларки их ведь не спрячешь, мы тогда еще в одной комнатухе жили, там и негде… Ну и плюнула: она девка не болтливая, а так пусть ее, что естественно, то не безобразно. Эх!

Потянувшись, Маша приподнялась и подсунула под спину подушку. Ткнула Ивана пальцем в нос:

— Ишь, разлюбопытничался! Пользуешься моментом, да? Довел женщину до невменяемости, и пользуешься…

— Дык… Честно заработал, нет?

— Ну честно, честно… Знаешь, что самое интересное?

— А?

— Что при таком воспитании она у меня все еще девочка. Одноклассницы уже минимум по десятку хуев попробовали во все дыры, а она нет… Только один, и только в рот, и то не понравилось. Даже и не знаю, нормально это, нет…

— Ой… А это как так можно – «только в рот»?

Маша рассмеялась:

— Как, как… С нашими нельзя, там уж попалась, так подставляй и верх, и низ, ладно, если до попы не доберутся. А это с америкосовским негритенком одним, в Хорватии. Им, америкосам, слово «харрасмент» скажешь – все, бегут как от чумы… Мы ж в той Хорватии каждый год бываем, на нуде. А там все то же самое, что везде, только прячутся меньше. Ну, ты же и сам знаешь…

— М?

— Здрасьте, – засмеялась Маша. – Ты ж мне говорил, где именно отдыхал во Франции, и что тебе там сильно понравилось. И при этом глазенки у тебя были масляные, да и без них, что я, по-твоему, совсем в нудистской географии не разбираюсь?

Иван засмеялся в ответ:

— Ну да… Знал бы, с кем имею дело, так, может, чего бы и приврал…

— Поздно, Ванечка, поздно. Я и Лариске это тут же растрепала. Что, думаешь, она просто так перед тобой голая скачет? Как услышала, полезла в инет, все про этот курорт раскопала, кучу фото-видео еще и мне показывала – посмотри, говорит, тут твоего Ванечки нет?

— Почаще бы скакали… Обе… Приятное зрелище…

В ответном Машином взгляде Иван прочитал: «А вот оставайся, и насмотришься». Благодарно погладив его по щеке, она вернулась к теме.

— Ну, вот прошлый год они с одним и снюхались. Я смотрю, и думаю: ну все, пропала девка, а может, не девка, а негритенок тот… Начали исчезать с глаз, на людях ходят в обнимочку, негритосик на нее глянет, и член сразу шевелится. Ну, исчезли вечером, я аж перекрестилась – лишь бы хорошо ей было. А она через час приходит, и зубы чистить. Начали с ним, говорит, с оралки, а у него язык, как терка, и сперма противная. Все, больше я того негритосика не видела…

— Ларке-то объяснила, что не с оралки, с ласк надо начинать?

— Ай, а то она так не знает. Ну вот, не пошло, не намокла. То ли негритенок тот бестолочь, то ли она еще не готова была к такому, то ли просто не подошли друг другу… Теперь вот жду, и боюсь. Какому-нибудь козлу даст, и отобьет он у девки эту радость пожизненно…

— Да ладно… Она ж не дура, и «нет» говорить, похоже, еще как умеет.

— Умеет… – эхом отозвалась Маша и, опять потянувшись, сменила тему:

— Слушай, а мы до фотографий сегодня вообще доберемся, нет? Пошли, заодно и того негритенка покажу…