В июне начались каникулы, и Лариска отправилась в Англию, в летнюю школу, совершенствовать свой английский, и без того много лучший, чем у Ивана и уж, тем более, Маши. С утра мама отвезла ее в аэропорт, после обеда дочка отзвонилась уже из Хитроу. Маша тут же перезвонила Ивану, доложила, что с Лариком все о’кей, а в ответ вдруг услышала тихий смех любимого. Растерялась:
— Вань, ты чего?
— Машунь, а ты б себя послушала. Не разговариваешь – урчишь, как киса в марте. Давненько такого не было… Ты там одна?
— Ну… да. А ты что, ревновать вздумал? Одна…
— Не-а… Машк, а ты себе трусики пощупай…
Маша, не задумываясь, запустила руку под резинку стильных брючек и нырнула пальчиком в щелку.
— Ммммах… Ой, Ванька! И впрямь, с весны… С ранней… Наверное, с марта…
— Ага… И у меня стоит… Как в марте…
— Ыыых… Вань, так вчера же…
— Ага, два раза спустил тебе… Но – торчит! Тебя слышит. Как деревянный… Машк, кончай дышать, тьфу, дрочить. Зайдет кто, а директор…
— Ой! И впрямь… Ммммм…
Следом в трубке раздался знакомый звук: похоже, Маша облизала мокрые пальцы.
— Ванюююш…
— Ась?
— Ну, чего «ась?» Домой хочу…
— Вот прям домой? Или…?
— Ваньк, измываешься…
— Ага… Как хочешь?
— Ваньк, ну отстааань…
Но Иван, уже откровенно подначивая, продолжил измываться:
— Не-а… Рачком-с? Яйцами по пирожку, а? С размаху… Шлеп-шлеп! И повертеть у входа…
— Хи-хи… Можно и рачком…
— А пососать не хочешь?
— Мняяяяям… Пососать еще больше…
— А чтоб я полизал?
— Ой, Ванечка… Я щас опять руку в трусы засуну, и все… Заору так, что все сбегутся…
— Ну ладно, ладно… Машк, мне тут еще на пару часов, а уж потом… Ох, что будет! Езжай домой, готовь дырочки. Чтоб, когда я приеду, были мокренькие!
В ответ из трубки раздался чуть ли не восторженный вопль:
— Ага! Будут! Я быстренько, Вань: минут сорок, и все, домой-домой-домой!
Правда, ее тон тут же сменился на деланно-скептический:
— Хотя… А что будет-то? Как всегда…
Засмеявшись, Иван положил трубку.
Маша и впрямь поработала ротиком, но как-то почти без энтузиазма. Почувствовав это, Иван отобрал у нее дружка, уложил женщину на спинку, подсунул подушку ей под попу, разобрал нижние губки и пошерудил между ними пальцем: там и впрямь было не то чтобы совсем сухо, но много суше, чем обычно в такой ситуации. Хмыкнув, он принялся обрабатывать самые чувствительные Машины места языком и губами: розовая сердцевинка не сразу, но увлажнилась, ободренный этим Иван запустил палец в глубину, но там было по-прежнему никуда. Да и сама Маша вместо того, чтобы, как всегда к этому моменту, постанывать, довольно посмеиваться, растрепывать ему прическу и крутить попой, лишь неуверенно то сжимала, то расслабляла промежность, в целом пребывая как бы в задумчивости.
Иван опять хмыкнул и, нависнув над Машиным лицом, тихонько поцеловал любимую.
— Машунь, ты чего?
— Не знаю, Вань… Зайди…
Иван, ухватив член рукой, осторожно зашел внутрь. Смазка была лишь у самого входа в пещерку, а дальше было сухо уже совсем. Он остановился и медленными, осторожными движениями головки принялся ласкать стеночки, надеясь, что влагалище, рефлекторно отвечая на знакомую ласку, постепенно все же начнет отвечать своему названию. Маша, прикрыв глаза, прислушивалась к происходящему у нее в низке и отвечала ему осторожными движениями бедер. Вдруг она резко толкнула их вниз, пытаясь надеться на колышек, и они с Иваном дружно ойкнули от боли.
Выйдя, Иван положил сразу обмякший член Маше на живот.
— Ну, милая… Так не пойдет. Или давай еще поласкаюсь там, или…
— Ох, Вань… «Или»…
— Ну, «или», так «или», – Иван, улыбнувшись, перевалился набок и задумчиво почесал пальцем Машин совсем мягкий сосок. – Вроде, не болеешь…
— Вроде, нет… Вань, прости… Вдруг расхотелось, и все тут. На работе действительно чуть от одного твоего голоса не кончила, и на тебе…
— Да и фиг с ним, Машунь. Бывает. Зато мне перекур!
Засмеявшись, Иван откинулся на спину и сладко потянулся:
— А то совсем разбаловалась: вчерась две палки, сегодня три, завтра четыре… Или – в геометрической прогрессии? Ужас…
— Ой, ну тебя!
— Вот тем более. А знаешь что? У нас теперь с тобой целый вечер свободен! Пошли-ка, милая, в кино, что ли? Ну-ка, что у нас там…
Потянувшись, он ухватил лежавший на тумбочке ноутбук и полез на местный киносайт.
В кино они сходили, и в кафе там же, в мегамолле, посидели потом с полчасика, уговорив при этом на двоих бутылочку красного вина. Дома, в ванной, Маша опять попыталась пристроиться ротиком к любимому месту Ивана. Дав ей повозиться там с полминуты, Иван критически посмотрел на сиськи подруги, прислушался к ощущениям, – никаких сексуальных флюидов от Машки не исходило и близко, – и, для полной уверенности, запустил пальцы ей под хвостик. Пальцы не прошли дальше нижних губок, Иван вздохнул и, убрав из Машиного интима руку, шлепнул подругу по попе. Подняв голову от безнадежно мягкого члена, Маша посмотрела ему в глаза и тоже вздохнула.
— Машка, не выпендривайся. Не хочешь, и не хочешь. Сама видишь, ты в таком состоянии, что у меня на Ларку быстрее встанет, чем на тебя, такую.
— На Ларку? – вдруг озадачилась Маша. – Хм…
Встав, она сходила за мобильником и, включив спикерфон, набрала дочку. В трубке зазвучали длинные гудки, через короткое время сменившиеся механическим голосом автоответчика. «Если вы хотите оставить сообщение…»
— Ты там вообще живая, нет? Хоть эсэмэску кинь! – строго произнесла в трубку Маша и нажала кнопку отбоя. Задумчиво положила аппарат на стиральную машину и, расслабившись, улеглась в ванну.
Покосившись сначала на нее, потом на телефон, Иван улегся туда же, немного помолчал и, глядя в пространство, спросил:
— Интересно, что она там сейчас делает?
— Хм… Сегодня их на занятия погнали вряд ли…
— Ну да…
— Мне, Вань, другое интересно…
Иван иронически улыбнулся.
— Угу…
— Ну и «угу»… Ты как думаешь?
— Я? Хм… Думаю… – начал он осторожно, – наверное, как уехала, так и приедет…
— В смысле? – изобразила непонимание Маша. Иван засмеялся:
— А то не поняла… В смысле – целочкой. Кажется мне так…
— Или…
— Что?
Маша ехидно покосилась на Ивана.
— Или… хочется? А?
— Уже теперь и не знаю, Машк… Все же, скорее нет, чем да… Ларка прям рвется, чтобы я ей помеху убрал, да только это все от головы, мне кажется… И…
— Ну?
— И… Знаешь, я что думаю? Ну вот выебу я ее по полной… допустим… А дальше что? Вы, бабы, если вам целку аккуратно убрать, потом от мужика сами отвязаться ведь не можете… А ей замуж надо будет, да и вообще… В общем, трагедь сплошная.
Маша пошевелила попой, разогнав небольшую волну.
— Все мудришь, Вань. Нам проще, у нас все от пизды… Захотела она мужика, и пожалуйста, только волю ей дай – ножки врозь, и понеслась…
— Вот в воле, Машуня, и весь вопрос…
— Ага… Ладно, Вань. Пошли спать, поздно уже.
Часа через два от Ларки пришла СМС: «Все ОК, не приставайте, в субботу позвоню». Полусонная Маша, прочитав ее, покосилась на спящего рядом Ивана, хитро улыбнулась, перевернулась на другой бок и, поиграв мышцами внизу живота, заснула опять.
До субботы Маша больше не делала никаких поползновений в сторону Ивана, лишь изредка задумчиво косясь на его пах и несколько странно облизываясь при этом. Иван вовсе не возражал: последние перед Ларкиным отъездом дни, начиная с воскресенья, порядком его вымотали. Лариска, кажется, пыталась получить все ей положенное на три недели вперед, утаскивая его в ванную каждый вечер и доходя там до полного изнеможения. Отказать он ей не мог, да и не хотел, а в спальне его с не меньшим нетерпением ждала наслушавшаяся дочкиных стонов и ахов Маша, совсем, кажется, разучившаяся кончать с Железным Дровосеком. Зато, стоило ему добраться до любой из ее дырочек, сразу улетающая на седьмое небо, да так заразительно, что Иван просто-таки вынужден был кончать вместе с ней, причем не по разу.
В пятницу вечером они уехали в усадьбу, а субботним утром он проснулся, с удовольствием чувствуя мощнейший утренний стояк. Не открывая глаз, протянул руку к тому месту, где должна была быть Маша, но подруги не обнаружил. «Ну и черт с тобой, ходи без подарка», смешливо, еще в полусне подумал он и, поднявшись с кровати, отправился в туалет.
Машка сегодня вела себя совсем не так, как в предыдущие дни. Еще в прошлую субботу, здесь же, в усадьбе, такое ее поведение очень быстро закончилось бы в спальне, бурным сексом под аккомпанемент Ларискиных сладких постанываний, а иногда и забавных комментариев, доносящихся со стоящей прямо под окном спальни скамейки. Окно выходило на высокий забор, и Лариска на лавочке могла развлекаться совершенно безбоязненно, а слышно ей было все куда лучше, чем дома, поскольку от любящихся на стоящей под самым окном кровати старших ее здесь отделяла только хоть и задернутая, но совсем неплотная, почти символическая занавеска. Однако сегодня попытка Ивана запустить пальцы под Машину попу закончилась лишь тем, что Маша, смеясь, вывернулась и, шепнув ему: «Подожди!», легко убежала на кухню.
«Ларискиного звонка, что ли? Ну-ну… Ох, и крыски они обе…» – засмеялся про себя Иван, но приставать к Маше больше не стал.
Долгожданный для обоих звонок раздался через час после обеда. Маша бегом добежала до скамейки, где лежал телефон, бросила взгляд на экранчик и, сразу включив спикер, держа трубку чуть на отлете, совершенно блядской походкой пошла в сторону нежащегося на топчане Ивана.
— Привет, доча! Ну, как?
— Все отлично, ма! А дядя Ваня где?
— Да тут он, Ларик, тут. Слушает.
Иван, повысив голос, крикнул: «Привет, маленькая!»
— Ой, дядь Вань! Я так по вам уже соскучилась! По обоим, – уточнила Лариска и без паузы продолжила:
— Тут столько интересного!
Лариска принялась взахлеб рассказывать вперемешку об одноклассниках, преподавателях, экскурсиях, семье, где она жила, и еще о многом другом.
Маша, тем временем, присела возле Ивана и положила трубку на его бедра выше колен. Смеясь, посмотрела ему в глаза и, не отрывая взгляда, перебила дочку:
— Ларка! Ты там сейчас одна?
— Д-д-да… А что?
— Да нет, ничего… Труба не на спикере?
— Нет, мам. Да ты послушай! – и рассказ продолжился с того места, где прервался.
И Иван, и его меньшой братец к этому моменту уже поняли стратегический замысел Маши, а потому Иван, засмеявшись, протянул руку и, аккуратно приспустив плавки, положил источник Ларискиного голоса поверх них. А братец, пару раз неуверенно дернувшись, принялся расти, тут же попал сначала в ласковую Машину ручку, умело ускорившую этот процесс, а следом Маша наклонилась, после чего ему стало тепло, влажно, немного тесновато и щекотно.
Лариска продолжала трещать до тех пор, пока Маша, запыхавшись, не выпустила игрушку из рта с таким звуком, что его, наверное, можно было услышать в Англии и безо всякого телефона. Тут она сбилась, секунду удивленно помолчала, потом слабо хихикнула:
— Эй! Мам, дядь Вань! А вы… что это там делаете, а?
Маша ответить ей уже опять никак не могла. Иван, с трудом сдерживая смех, успокаивающе сказал:
— Да ты, Ларик, не обращай внимания, рассказывай, рассказывай…
— М-да? А мама.. что делает?
— Рассказывай, Лара… Ох… Ну, мама… Мама, понимаешь, сейчас… Ох… Немного занята мама, да… Но слушает тебя, слушает… Слушать она может, да…
— Тээээк… А говорить, значит, нет?
Вместо ответа Маша, покосившись на лежащий рядом с ее лицом телефон, дважды громко чмокнула, и из трубки раздался Ларискин ехидный смех:
— Ага, счас расскажу. Только трусики сниму, и расскажу… А то завидно до невозможности, вон… оп… так и есть, море-окиян… а посредине – остров Буян… ой, какой сладенький островок-то… ух…
Простонав, она опять засмеялась:
— Ну вас, старшие. Вы ж на час завелись, не меньше. Этак все деньги проболтаем. Жалко, у вас там интернета нету, а то бы сейчас скайп, да с видео… Ой, это я совсем размечталась, да? Ладно, приеду – расскажу и покажу, что наснимала, а сейчас – успеха! Слышите, дядь Вань?
— Слышу, Ларик… Омммм… Какая у тебя мама все же умелица…
— Это да…
— Ларик, ты вот что. Ты нам в среду вечером позвони обязательно. Да, Маша?
Маша, не прерываясь, так энергично покивала головой, что аж закашлялась и, смеясь, выпустила колышек. Глядя на Ивана, ласково сказала:
— Да, Ларик. Обязательно, в среду, ну, как обычно мы… Знаешь ведь, да? Договорились?
— Ыыых…. Даааааа… – и из телефона раздались гудки отбоя.
Потянувшись, Иван отвесил Маше увесистого шлепка. Открыв глаза, подруга покосилась на него и одними глазами ехидно улыбнулась, а добычу изо рта выпускать и не подумала.
— Ох, шпана… Машк, пошли в дом. Не дай бог, припрется кто…
— Мммммм… Ых! Пфффф… Ну, пошли…
Стоило им зайти в коридор, как Иван прижал Машу спиной к стене и захватил пальчиками клитор. Маша ахнула, а Иван, легко массируя чувствительное место, ехидно прошептал:
— А Лариска сейчас… В Лондоне… Это самое место… И вот так… И так… И туда паааальчиками… Вот так, да… И там у нее мокро… И здесь мокренько… Представляй, Машка, представляй… Вот сейчас она выгнулась, да… И стооонет… Ротик приоткрыт, а глазки зажмуууурены… И пальчиком здесь раз-раз-раз… Быстро… А сейчас сильно…
Маша, в точном соответствии с описанием, выгнулась и застонала, после чего стала, тяжело дыша, оседать по стенке вниз. Иван подхватил ее под попу, отнес на кровать, разложил любимой ножки пошире и с ходу зашел в жадно хлюпнувшую глубину. На мгновение сжавшись внутри, Маша раскрылась ему навстречу, он ответил во всю мощь, почти сразу доведя ее до очередного пика, и не разрешал ей сойти с вершины до тех пор, пока она могла ему хоть как-то отвечать. Дав чуть передохнуть, повел за собой вверх, в небеса, опять, и снова держал там почти бесконечно, и еще раз, и еще…
Лишь поняв, что мелко дрожащая всем телом Маша уже вряд ли сумеет ему ответить хоть чем-нибудь, он встал на коленях над ее лицом, положил синюю от перенапряжения головку в приоткрытый ротик подруги, несколько раз передернул шкурку и аккуратно вылил между пересохшими губами свой сок любви. Кашлянув, Маша дважды судорожно глотнула, со свистом выдохнула и, наконец, перестала дрожать, расслабившись совсем.
Свалившись вбок, он поглядел на часы. «Такого у нас с Машкой еще не было. Сработались, да… Ради таких трех часов, пожалуй, стоит жить. Спасибо, Машка…»
С трудом потянувшись, он неловко чмокнул спящую Машу в щеку и перевалился на спину.
«И тебе, Ларка… Кажется, как бы не большее…»
Проснулся он уже в темноте. Маша, раскинувшись на спине, почти неслышно дышала рядом.
Сходил в туалет и вышел на крыльцо, в прохладу июньской ночи.
«Так. Похоже, привирала мне Машенька, когда говорила, что дрочат они с Ларкой когда как: мол, бывает и по отдельности. У Ларки, может, бывает, может, и нет. А вот у Маши – не похоже… Динамический стереотип: в отсутствие дочки подруга даже и намокнуть толком не может, а до сегодняшнего у нее если и получалось, так, считай, на меня, новенького. Плюс Ларка была если не дома, то не дальше города. Да и по качеству всем нашим трахам до того, что было сегодня, как до Луны. Ох, сколько в Машуне страсти, оказывается… М-да… И чего только в человеческих головах не бывает, особенно в женских. Значит, ждем теперь среды и Ларкиного звонка…»
Иван задумчиво почесал яйца, и перед его глазами тут же встала то ли Машкина, то ли Ларкина, в темноте и не понять, блестящая от сока, набухшая, готовая к любви промежность между широко раскинутыми, загорелыми, гладкими, чуть подрагивающими в предвкушении ляжками. Член тут же отреагировал, и он вспомнил, что после нескольких дней монашества разрядил его сегодня лишь единожды.
«А интересно, от сегодняшнего Ларикова звонка завод у Машки кончился, нет?»
Несколько раз задумчиво передернув шкурку, он убедился, что приятель вполне готов к бою, и вернулся в спальню.
Машка по-прежнему спала на спине, раскинувшись. Бережно раздвинув ее ноги, он улегся между ними, лицом к заветному женскому месту, и втянул носом воздух. Пахло от неподмытой Маши совершенно первобытно, настолько остро, что у Ивана на секунду помутилось в голове, и он резко зарылся губами в ее плоть.
Сонно простонав, Маша приподняла голову, ахнула и, откинувшись на место, выгнула бедра навстречу, руками вжав его лицо в себя. Горячечно, сначала полусонно, но все яснее зашептала:
— В-вввваааанечка… Миленький… Ванюююша… Не спииишь… Господи, я думала, лучше не бывает, а ты вон как, после Ларки-то… Вааанечка… Куда ж ты меня водил… Господи… Там поля золотые, там воздух, как мед, там горячо, но не жарко… Ваааанечка… Ох, Ваааанечка… Ауыыххх… Ванечка… Подожди, миленький, подожди, дай я в туалет схожу… Вааанечка… Не вынесу…
Иван приподнял лицо, весь низ которого, залитый Машиными соками, блестел в лунном свете. И вдруг засмеялся:
— В туалет? Нет, милая… Потерпи…
Взяв женщину за бедра, он сдвинул ее промежностью на край кровати, подсел, вошел в нее, прижался вниз, к грудям, подхватил подругу руками под спину и, не давая ей соскользнуть с члена, выпрямился. Маша обняла его всеми четырьмя, прижалась лицом к плечу и принялась слабенько, но ощутимо работать мышцами внутри, а он тяжело, враскоряку пошел к выходу из спальни.
Вынес подругу на улицу, в прохладную темноту, сняв с колышка, осторожно поставил на Ларкину скамейку, развернул, чуть подбил ноги, – «Встань на коленки, Машенька!», и резко, ударом вошел в нее сзади.
Маша взвыла, насаживаясь, два раза дернула попой, застонала, все внутри у нее судорожно задергалось, и тут же из нее, задевая яйца Ивана, в дерево скамейки ударила сильная струя, рассыпавшаяся горячими брызгами Ивану на ноги. Он натянул бедра подруги на себя изо всех сил, чувствуя, как кончик инструмента уперся во что-то мягкое, и ударил в эту ласковую мякоть своим семенем, зайдясь в рыке. Почувствовал, как подкашиваются ноги, и, с громким звуком вывернув вмертвую стоящий член из женского нутра, шлепнулся, задыхаясь, на забрызганную скамейку рядом с подругой.
Маша стояла, упершись лбом в спинку скамейки, и слабо покачивалась взад-вперед. Не меняя позы, ухватила рукой стоящий кол, тихонько помяла в ладони и, вздохнув, совершенно счастливым голосом пожаловалась:
— Ну вот… Чего сделал-то… Обоссаться заставил…
Иван, потянув за ляжку, усадил ее к себе на колени верхом. Головка члена при этом уперлась в Машин клитор, Маша, довольно выгнувшись, улыбнулась, запустив руку вниз, заправила источник радости в себя, чуть поерзала бедрами, устраиваясь, закинула руки ему на шею и приникла к губам. Недолго поискав языком что-то у Ивана во рту, отклонилась назад.
— Спасибо, Вань…. Кайф… Не то чтобы большой, но… необычный… Такого еще не испытывала никогда…
— Угу. Оргазм одновременно с опустошением мочевого пузыря. Неизвестно, от чего радости больше, – ехидно ответил Иван.
— От тебя больше, Ванечка. От тебя…
Она опять приникла к его губам, и Иван, опустив руки пониже, принялся ласкать пальцами обнимающие его ствол малые губки, забираясь чуть под них, в и так растянутое членом влагалище, щекоча промежность и дырочку попки. Маша, не прекращая поцелуя, ответила ему и низом, ласково сжимая член внутри себя, он засунул палец ей в попку, нащупал за перегородкой свой инструмент и принялся подталкивать его к передней стеночке пещерки. В результате Маше стало не до поцелуя: откинувшись назад, она закусила губы и принялась чуть заметно вращать бедрами, постепенно наращивая темп. Иван позволил своему указательному пальцу зайти в попку подруги почти до упора, отчего большой палец сам собой захватил задний краешек Машиного входа и потянул его к указательному, и Маша схлопотала еще один оргазм, посильнее предыдущего. Пару раз вздохнув, опять приникла к его губам, он немного взял бедра на себя и, направляя член сквозь перегородку пальцем, стал ласкаться им внутри женщины. Маша закинула голову назад, он, продолжая пытать ее снизу, смял второй рукой грудку, прихватил зубами напрягшийся сосок, чуть покусал его, и подруга, обессилев, повисла на нем окончательно.
Дав ей чуть отдышаться, Иван отнес ее в баню, под душ, и там, прислонив к стене, поставил на ноги. Открыл воду, направил ее в самый низ Машиного живота, разобрал пальцами складки, обнажив из-под капюшончика головку клитора, и, не выдержав, опять ухватил ее губами. Всхлипнув, Маша осела по стене вниз, раздвинула согнутые в коленях ноги и только после этого открыла мутные глаза.
— Ваняяяя… Нельзя так… Заебешь насмерть…
Иван критически посмотрел сверху на растрепанные волосы, торчащие соски и набухшую кровью, с раскрытыми малыми губками промежность.
— А сладкая смерть будет, Машенька…
Еще раз всхлипнув, Маша, блаженно улыбаясь, уронила голову набок и медленно выпрямила ноги почти полностью.
— Наверное…
— Проверим?
— Ммммм…
Встав возле нее на колени, Иван, не трогая больше ставший сверхчувствительным клитор, осторожно завел под вздрогнувшие лепестки нимф два пальца. Увидев слабую Машину улыбку, чуть заметными движениями поласкал внутри, не сразу, но добился совсем слабого стона и такого же, едва заметного, дрожания животика, после чего, наконец, успокоился.
А Маша, вроде особо и не одевавшаяся на его пальцы, все же сползла со стены окончательно, и теперь, откровенно наслаждаясь, лежала на теплом деревянном полу всем телом, улыбаясь и поглядывая на него из-под ресниц. Иван осторожно обмыл ее спереди, перевернул, начал обмывать сзади, и тут Маша, просительно замычав, развела ножки в стороны, после чего повиляла приподнятой попкой.
— Ох, Машунь… Похотлива и еблива… Только что помирать собиралась…
— Ммммм… Уже нет… Сам приучил…
— Ну да, – сокрушенно ответил Иван.
Попробовал руками приятеля, тот в бой пока не очень рвался, и запустил в Машу сначала струю воды из душа, потом язык и пальцы. Внутри женщины было поначалу суховато. Он поиграл с малыми губками, порастягивав их, потерев друг о друга, под ними быстро намокло, Машка под его руками, застонав, сильно заиграла всем телом, как будто только что не лежала в почти полной отключке. От этого он быстро завелся сам, и, повиснув над Машей на прямых руках, принялся разрабатывать ее пещерку очнувшимся приятелем. Машка вошла в экстаз, и он в несколько мощных ударов довел ее до конца, не разрядившись сам.
Прилег рядом, обнял еще чуть вздрагивающую подругу рукой. Успокоившись, она перевернулась на спину и, запустив свои пальчики в его пах, принялась почесывать там все, до чего они дотягивались.
— Ммммм… Все экономишь…
Иван смешливо угукнул.
— И правильно делаешь… Это мне на завтрак…
— Будет…
— Точно?
— Ага… Не приставай, а то сейчас покормлю…
— Не-е-е-е, сейчас я сыыыытая… Ваньк, а мы ж с тобой так еще никогда не любились, а?
Иван повернулся на бок, лицом к Маше, осторожно поправил ей мокрые волосы.
— И мне показалось…
— Ох, Ваньк… А еще так будет? Или… лови момент?
Иван посмотрел на нее серьезно.
— Момент тоже… Они все неповторимы… Но будет. Даже и лучше будет. Если ты захочешь.
— А ты?
— А я что? Я как ты… Сама говорила: это только бабы решают, кому дать, а кто пусть дрочит, даже если думает, что ебет… Когда ты действительно даешь, разница с дрочкой и впрямь существенная, – улыбнулся он.
— Ах ты…
Маша, откинувшись на спину, притянула его голову к своей груди. Некоторое время они полежали молча, потом Иван выразил желание домыть подругу, но Маша не дала ему это сделать. Строго повелев лежать и не дергаться, она сполоснулась сама, потом сполоснула Ивана и потянула его за руку вверх.
Встав, он решил, что женской инициативности с него на сегодня хватит. Подхватил сразу же сомлевшую даму на руки, вынес в предбанник, посадил на лавку, тихонько промокнул полотенцем, вытерся сам, взял Машу на руки опять и унес в дом, в спальню.
Уложил на кровать, прикрыл простынкой, поцеловал, лег под простыню сам, обнял любимую и, улыбаясь, выключился, будто повернули рубильник.
Воскресенье они провели в лени и неге. Немного взбодрились лишь к вечеру, когда спала жара: нажарили шашлыков, выложили их на тарелку и утащили ее с собой в постель. Попробовав кусочек, Маша заявила, что надо сравнить вкус, ухватила пальцами с тарелки соус, да и намазала им совсем мирное достоинство посмеивающегося от щекотки Ивана.
Забрала его в рот, полизала, чуть-чуть прихватила несколько раз зубками, после чего достоинство стало отдаленно напоминать необычайно толстый шампур. Надела до середины колышка колечко лука, положила ближе к кончику оторванный зубами кусочек мяса, – Иван сладко поежился, почувствовав прикосновение горячего к чувствительному месту, – следом надела колечко томата, положила еще кусочек мяса, и опять лук. Полюбовалась результатом, хмыкнула недовольно, присыпала полученное блюдо зеленью, намазала соусом, после чего улеглась щекой на живот Ивана, осторожно приподняла член и, глубоко взяв его в рот, стянула полученный шашлычок губами. Пожевала:
— Мням… Во, так и надо…
Не торопясь, сотворила вторую порцию, съела и ее. Получалось у Маши так аппетитно, что Иван, вроде не хотевший есть, вдруг почувствовал из живота знакомый сигнал и, потянувшись, утащил с тарелки кусок мяса себе. Сунул в рот и поморщился:
— Остыло…
Хитро поглядел на Машу:
— Ниче, счас согреем…
Оторвал зубами небольшую часть и сунулся с ней между Машиных ляжек. Маша, с некоторым подозрением наблюдавшая за его действиями, сразу все поняла и, разведя ножки пошире, приподняла лобок. Он осторожно, пальцами засунул мясо в приветственно хлюпнувшую глубину, тщательно погонял его там, вымачивая в соке, вытащил, с демонстративным наслаждением, зажмурившись от удовольствия, понюхал и съел.
— Заодно и с соусом повкуснее этого, – он презрительно кивнул на тарелку, и Маша от восторга захлопала в ладоши.
Еще два кусочка последовали за первым, после чего Маша засмеялась:
— Там емкость большая…
Взяла с тарелки целый кусок и засунула в себя, отправив следом пальцы Ивана. Потрудившись там от души, он достал мясо, зажал его между зубами и потянулся лицом к подруге. Маша с готовностью ухватила зубами даденное, и они, шутливо рыча, разорвали кусок пополам.
Судя по выражению лица Ивана, вкус пищи удовлетворил его вполне. А Маша, пожевав, задумчиво посмотрела на по-прежнему стоящий член, перемазанный в оранжевом соусе. Убрала с него пальчиками прилипшие кусочки петрушки, попробовала ими же твердость и, удовлетворенно хмыкнув, посмотрела Ивану в лицо:
— Ниче, но…
Тут голос ее стал загадочным:
— Я знаю, как сделать еще лучше. Давай?
Иван, хоть и догадывался, что придумала подруга, сделал непонимающий вид и пожал плечами.
На тарелке оставалось еще четыре почти совсем остывших кусочка шашлыка. Маша, посмеиваясь, отставила в сторону мизинчик и демонстрируя, как фокусница, каждый из них Ивану, медленно переправила их себе в пещерку. Плотно сомкнула бедра, поерзала попой, устраивая их там поудобнее, и, мелко перебирая коленками, подступилась к серединке Ивана. Поставила пустую тарелку ему на живот так, что головка члена оказалась на ней, подмигнула:
— Кто меня вчера завтраком покормить обещал?
— Было…
— Так уже ужин! Ну-ка, давай, милый… Для остроты вкуса…
— Дык…
— Ах да. Ты разбаловался у меня. Сам теперь не можешь. Ну ладно, ладно, помогу…
И помогла. Поглядывая на Ивана смеющимися глазами, сначала убрала язычком остатки соуса и зелени, потом осторожно оголила головку и принялась щекотать им уздечку, одновременно катая в руке яички.
Тянуть резину Иван не собирался: во-первых, действительно обещал. Во-вторых, и это главное, ему самому было интересно, что получится в результате.
Шутливо потянув Машку за нос, он переложил ее руку с мошонки чуть ниже, на промежность, нашел ее пальцем там хитрую точку, показал, как лучше ее обработать, и, переложив свою руку на член, принялся аккуратно, двумя пальцами, чтобы не мешать Машкиному языку, его подрачивать. Низ благодарно отозвался на двойную ласку, член напрягся, потом задергался, Маша, бросив лизаться, приподняла дальний край тарелки, и он аккуратно, не напрягаясь, залил его новым «соусом».
Маша собрала остатки семени с головки на палец, смазала с него добычу туда же, забрала с его живота тарелку, поднесла к носу блестящий перламутром край, понюхала и, удовлетворенно кивнув, сильно откинулась назад. Расставила пошире коленки, выставила лобок, поиграла животиком, и между ее нижними губками появился блестящий от сока кусок мяса.
Улыбаясь, Иван вытащил его оттуда и, обмакнув краешек в семя, поднес к Машиным губам. Вытянув их трубочкой, Маша закрыла глаза и потянулась к лакомству. Аккуратно откусила, погоняла во рту, прожевала и широко распахнула глаза:
— Ванька… Во!
Он обмакнул кусочек в «соус» еще раз, пощедрее, и скормил его Маше. Дожевав, та немедленно родила следующий, и опомнилась только тогда, когда от последнего кусочка осталось уже меньше половины, а от «соуса» на тарелке были лишь коричневатые, перемешанные с мясным и Машиным соками тоненькие полоски.
— Ой, Вань… А тебе?
— Машк, да ладно… Это дамское лакомство…
Маша захихикала:
— Не-а, Вань. Вполне универсальное. Ты попробуй…
Иван попробовал. Интересным оказался не столько вкус, сколько запах. Сквозь резкий аромат жареного на углях мяса отчетливо пробивался Машин дух, и чуть слышно, тонким нюансом – слабый запах его семени.
Но в целом кушанье на него произвело куда меньшее впечатление, чем на Машку, хотя показывать ей это он не стал. Почмокав губами, нырнул пальцами в Машины недра, вроде бы ища там завалявшийся в уголке кусок. Маша, подставляя ему лобок, зажмурилась от удовольствия.
Как следует там пошуровав, он вытащил руку, с сожалением посмотрел на пальцы, облизал их и разочарованно откинулся на спину.
— М-да… Хорошо, но мало…
Машка, переступив, нависла над ним. Урча, проехалась по груди сиськами:
— Ну, хочешь, пойдем, еще пожарим. Ай! Мяса-то нет, мы ж всего полкило брали, без Ларки больше зачем?
— Мяса нет? Хм…
Прищурив один глаз, он посмотрел на Машино лицо снизу вверх. «Ну, раз ты у нас сегодня микроволновкой работаешь… Помнится, в тумбочке шоколадка была. Размолоть помельче, да в пизденку, и потом, когда расплавится, оттуда высосать все. Самому попробовать, да Машку со своих губ накормить. Ох, это ж все эти десять минут ее ласкать надо будет, чтоб не высохла там… Не-е-е-е, в следующий раз. Хватит уже на сегодня игр, завтра на работу».
— Ну, нет, так нет… Значит, в следующее воскресенье надо будет килограммов десять взять. Наверное, – подначил он Машу, и она, смеясь, перевалилась с него на бок.
— Ой, ты так смотрел… Я уж испугалась, думала, выбираешь из меня кусочек поаппетитнее. Я уж лучше чуть в сторонку… И нееее, десять не съедим… У тебя соуса не хватит…
— И у тебя маринада…
— Ох… Ну да.
— На пяти сойдемся?
— Три…
— Ну, пусть три, – легко согласился Иван. – Тоже хорошо. Выдумщица ты, Машка. Но вкуууусно…
— Ага… Эх!
Маша, сладко потянувшись, повернулась лицом к Ивану. Почесала свой низок, поднесла пальцы к носу, сморщилась:
— Мыться пойдем? Только, чур, в бане ко мне не приставать. А то я тебя, похабника, знаю: если женщина и вода, так обязательно женщину до оргазма довести надо…
— Ну… Не только женщину…
Маша, на мгновение задумавшись, мечтательно засмеялась:
— Ну да… Ларку тоже… Хотя из нее девка уже как из меня…
— О, вот не надо. Ибо дама, не познавшая Хуя, не дама, но девочка.
— Дык целых два познала… Негритоса того… И твой…
— Не преувеличивай. Во-первых, с негритосом ничего, кроме глупости, не вышло, а это познанием считаться никак не может. Познание – это когда удовольствие, и минимум в две дырки, попа не в счет, а тут шебутня одна. А мой она вообще, считай, разок лизнула. Нашла познание!
— Ну, не лизнула, а соснула…
— Ну соснула, ладно. Все равно…
— Нет, чтобы дать ребенку насладиться… Мне аж стыдно. Любимая дочка, а я, эгоистка, одна такой радостью пользуюсь…
— Машк, ну отвяжись с глупостями. Не – хо – чу! Это ж тебе не тряпочка какая, что вдвоем носить запросто. Это – Хуй!
— Угу. Не тряпочка. Особенно сейчас, – хихикнула Маша, предварительно пощупав инструмент. – Устроил фетиш… А и фиг с вами. Когда созреешь, позови. Свечку там подержать, кровь подтереть…
Тут засмеялся уже Иван.
— Машк, а ты давно ей туда заглядывала?
— Да тогда, когда ты показывал… Чуть не спятила, дура… А что?
— Да ничего. Ты что думаешь, я так смело вас на одинаковые скобки сажаю? У нее ж там один символ, а не целка. Мой палец сразу пролазил без проблем до самой маточки, а сейчас подрастянул, так, грешным делом, иногда, если Ларка сильно намокнет, и три засовываю. А три и тебе не всегда в кайф…
— Ой! Правда?
— А то! Она мне говорила, что Страшилой твоим даже пробовала уже. На треть, говорит, заходит, а потом чуть больно. Так что, если до дела дойдет, боюсь, моего уже и не хватит, чтоб порвать. Или рукой, или… Позвать кого?
Маша засмеялась чуть напряженно:
— Тьфу, бесстыдник!
— Ага… Негра… Метр в длину, полметра в ширину… То есть в диаметре… Машк, я к тому, что не в целке дело совсем. Ну не могу я Ларку трахать, и все тут. Пару раз даже и примеривался уже, если честно. Один раз в ванной ее ласкал, она на брюшке подо мной лежит, попку от радости приподняла, у меня встал, да так, что головка в полсантиметре от входа оказалась, а вход приоткрыт, мокрый весь… Я, на инстинкте, даже чуть дернулся, едва не залез, коснулся – и сразу твое это место перед глазами. Отчего он встал еще больше, но вверх, а не к Ларкиной дырке. И все… Мне, наверное, чтоб ее трахнуть, надо глаза зажмурить и тебя представлять. Тогда еще, может, и получится… А зачем? Ты-то вон, тут, никуда не делась…
Маша, как показалось Ивану, с трудом сдержала довольную улыбку. «Нет, кажется, я все правильно делаю… Пусть Лариска висит на грани. И ей, и маме стимулы хорошие. До поры…»
— Ай… Ну вас к черту, с вашими заморочками, обоих. Одна трахаться хочет, но не может себе мужика на стороне найти, другого из двух пезд под носом только одна устраивает, причем старая… Извращенцы.
— Угу… Не старая, а зрелая…
Чуть помолчал и задумчиво добавил:
— Надо будет попробовать в Лариске мясо разогревать…
Маша покосилась на его преувеличенно серьезную физиономию и, не выдержав, засмеялась в голос:
— Ну… Будут три извращенца в комплекте!
— А мы и есть комплект, – полушутя ответил Иван и с некоторым страхом уставился на подругу: еще месяца три назад такие заявления запросто могли вызвать у нее слезы умиления, а потому он с некоторых пор стал подобных высказываний избегать.
Но, похоже, регулярная и полноценная половая жизнь пошла Маше сильно на пользу: улыбаясь, она только потянулась, выгнувшись всем телом, и упала назад, на простыню.
— Ага… Интересно, что Ларка там сейчас делает?
— Да уж не то, что мы… Машк…
— А?
— Слушай, а вот до меня… Ты одна, без Ларки перед глазами, до оргазма добиралась?
— Чего это вдруг? А-а-а-а… Это ты про то, что я под тобой высохла и потом не приставала до Ларикова звонка?
— Ну…
Маша чуть печально усмехнулась.
— Могла, конечно… Но…
Иван ждал продолжения.
— Но… Чем дальше, тем сложнее было… Последние год-два, как Ларка телом совсем оформилась, так мне, кажется, достаточно было просто смотреть, как она себя ласкает, и все… Вместе кончали… А с этим… Ну, не знаю. Прошлый год она тоже в Англию ездила, так я без нее, считай, и не игралась с собой. Зато потом, как приехала… Ой, мамочки!
— М?
— Да она тоже с голодухи. Ну, мы как в мою, теперь нашу, постель, залезли, как уселись друг против друга, ножки раскинув, как понеслись… Чуть ли не наперегонки, – рассмеялась Маша. – И потом еще вечера три, пока не наелись. Ой, и хорошо было… Только с тобой лучше!
Смеясь, она повернулась к Ивану лицом и чмокнула его в губы.
— Ну, мыться пойдем?
— Лениво, Машк. Дай, вылижу?
— Мням… Тогда 69!
— Ну, иди сюда попкой…
— Иду, милый. К тебе попкой – это завсегда. Любым местом. Хоть в ноздрю… Ой, а чего это он не стоит? Непорядок!