Контрагент. Глава 7

В воскресенье он проснулся оттого, что почувствовал сквозь закрытые веки солнечный свет, льющийся из окна сквозь совсем легкие жалюзи. Поднявшись, отдернул их и, щурясь, выглянул на улицу.

Мерзопакостный февраль, еще вечером зло завывавший за окном, за ночь волшебным образом превратился в прозрачный, звенящий март. Снег, вчера беспощадно секший лица прохожих, сейчас лежал переливающимся на солнце, стерильным покрывалом на всем, лишь местами пересекаемый почти незаметными дорожками следов людей и машин, и только по ним можно было понять, что двор все-таки обитаем. Невысоко в синем, по-весеннему глубоком небе стояло небольшое, ласковое солнышко, будто пронизывая все вокруг светло-золотыми лучами: казалось, еще чуть-чуть, и оно растопит до срока всю эту красоту, превратив ее в журчание ручьев и тихий шелест крохотных водопадов.

Не обрадоваться такой погоде было невозможно. Широко улыбаясь, Иван повернулся к Маше: та спала на животе, нешироко раздвинув ноги и раскидав руки крестиком. «Лягушка моя ненаглядная», еще шире улыбнулся Иван и тихонько позвал:

— Маш! Машуня… Вставай, смотри, красота какая…

Маша оторвала заспанное лицо от подушки, щурясь и моргая спросонок, поглядела на него. Глаза тут же раскрылись шире, на только что сонном, несчастном, слегка даже обрюзгшем лице появилась улыбка, и она томно спустилась с кровати. Подошла к окну, – Иван, пропустив даму вперед, ближе к солнцу, обнял ее сзади, – и полюбовалась на картину.

Тихонько потерлась попой о верх бедер Ивана:

— Ох, Ванюша… И впрямь… А как вчера мерзко было…

И вдруг напряглась в его руках, будто что-то ее напугало.

Иван чертыхнулся: «Вспомнила вчерашний… кхм… финал. Похоже, само не рассосется…»

Прижал подругу к себе поплотнее, наклонил губы к уху:

— Машунь… Вчера не твоя ошибка была, а методическая…

Сделал паузу, и Маша, сразу расслабившись, подняла на него удивленные глаза.

— Понимаешь… Мужик – голова, баба – шея. Шея головой вертит и так, считай, как хочет. И потому стучать по той голове ей никакой надобности нет…

Маша на секунду задумалась, потом, окончательно расслабившись, опять потерлась об него всем телом:

— Вань… Ты знаешь, что… Я ведь с мужиками не жила никогда… Ларка – это в семнадцать лет не вовремя ноги раздвинула, ума-то не было, а жить мы с ним ни дня не жили. Да и какая там могла быть жизнь, ему столько же было… А остальные – так, на раз поебаться… И отец у меня погиб, мне два года было, а мама, царство ей небесное, больше замуж не вышла… Хотя без мужской ласки не обходилась, этого не отнять, но те мужики вечером придут, утром уйдут, и все…

Маша, явно вспомнив нечто приятное, чуть повела плечами и мимолетно улыбнулась.

— Вот и выходит, что тридцать лет дуре, а в этом деле полный ноль, даже со стороны не видела. Я, может, оттого и психую так, что боюсь не справиться… Не умею… Ты уж того… Если что, не бей, подсказывай, все ж опыт есть…

— Если что, именно побью, – с преувеличенной серьезностью сказал Иван и, прижав свою щеку к Машиному уху, стал раскачивать обоих вправо-влево. – Непременно побью, по пизде мешалкой… Но вообще-то я, конечно, сволочь…

— Вот этой? – Маша, отреагировав на его последнюю фразу лишь благодарным взглядом, смеясь, запустила руку между ними и ласково сжала в горсти мужское достоинство. – Тогда ладно, вытерплю…

Иван тут же ухватил ее за сиськи и запустил язык в ушную раковинку, но Маша, улыбаясь, отклонила голову и высвободилась:

— Вань, ну тебя. И сам не хочешь, и я не очень. Мы вчера, кажется, перебрали, так что давай хоть до вечера, тогда вкуснее будет, – улыбаясь, она заскочила на подоконник и уселась на нем, болтая ногами. – Планы на день?

— Тэкс… Утреннюю оперативку считаем открытой…