Кровавая барыня

Был теплый июльский вечер. Такие вечера, казалось, созданы для тихих прогулок и наслаждения пением цикад и свежим летним воздухом. Но вовсе не так тихо было в этот вечер в усадьбе княгини Уваровой. Уже около получаса шумная толпа крестьян стояла у двери особняка, ругаясь с двумя господскими слугами и требуя сюда саму княгиню.

— Едрить твою мать! Пускай ее сиятельство сама к нам выйдет! Пусть выйдет на разговор! – кричали явно чем-то недовольные крепостные, в руках у некоторых из которых были лопаты, вилы и даже топоры.

— Что вы себе позволяете! Вы не имеете права! – возмущался престарелый приказчик с седыми бакенбардами, пытаясь хоть как-то утихомирить толпу. – Ужо погодите: услышат о ваших проделках в городе, приедут жандармы и всех вас в Сибирь отправят! Разойтись всем немедленно!

Но слушать его никто не собирался, а возмущение всё нарастало.

— Пусть сама выйдет, змеюка подколодная! Пусть перед православным людом ответ даст, что она тут творит!

Из отрывочных выкриков мужиков можно было понять, что на днях по вине княгини Уваровой скончались сразу три крепостных девки – все три были запороты до смерти, при чем как утверждалось некоторыми – запороты самолично барыней. И опять, судя по выкрикиваемым в адрес княгини обвинениям, это был далеко не первый подобный случай за последние годы – крестьянские девушки уже давно были объектом особой жестокости со стороны княгини Уваровой.

Возмущение нарастало, и вскоре мужики, отшвырнув в сторону седого приказчика, стали ломиться в дверь. Вдруг в этот момент на балконе показалась женская фигура. Это была сама княгиня Ольга Николаевна Уварова. Красивая женщина, лет тридцати пяти, она спокойно бросила надменный взгляд на толпу. В один момент все крики стихли, и воцарилась мертвая тишина. Крестьяне испуганно и даже немного сконфуженно смотрели на свою барыню, которую только что сами требовали сюда. Княгиня усмехнулась и с презрением сказала:

— Ну что, чернь, вы хотели меня видеть? Что ж, вот она я! Чего же вы хотели? Только говорите скорее – мне несносно ощущать здесь ваш навозный запах!

Мужички тихонько зашушукались между собой. Наконец, старший из них, конюх Игнат, неуверенно сказал.

— Слушайка, ваше сиятельство… Мы тут это… сказать хотели… Вообщем это… не дело – наших девок губить… Когда черед придет помирать – тогда за всё спросится. Подумай, барыня, о душе-то своей…

Услышав эти слова, княгиня громко расхохоталась, и от ее хохота у крестьян мурашки по коже побежала.

— Это ты-то, чернь, о душе моей заботишься? Ха-ха! Помирать, говоришь, придется? Запомните, голодранцы: девки эти – не ваши, а мои, моя собственность. И вы тоже! А со своей собственностью я сама решу, что делать. Так что пошли-ка вон отсюда, пока самих я вас на тот свет не отправила, к девкам вашим!

И крестьяне, потупив голову, уже собрались было уйти, как из толпы вдруг раздался голос Федьки – сына того самого Игната и жениха одной из тех девок, что княгиня загубила на днях:

— Да что ж это вы, братцы?! Она ж так всех нас погубит! Она ж, змея подколодная, ни бога не боится, ни людей не стыдится! Агафью мою сгубила, сволочь, а мы теперь возьмем и уйдем? Ну уж нет!

С этими словами Федька, схватив вилы, бросился ломиться в дверь особняка.

— Федька! – окрикнул его отец, но было поздно, и парень, выломав дверь, уже бежал по лестнице, поднимаясь на балкон.

Княгиня снова громко расхохоталась, когда наконец молодой крестьянин с вилами в руках ворвался к ней на балкон.

— Что, животное? Убить меня хочешь?

Ее тон был насмешливо спокоен. Пока внизу крестьяне всерьез забеспокоились (ведь если дело закончится кровопролитием, то попадет потом всем), барыня казалось только упивалась происходящим, словно комедией в театре.

— Ты всё равно этого не сделаешь жалкий червяк! Давай, иди паси своих свиней, пока я не сделала с тобой того же, что с твоей невестой. Или ты хо…

Княгиня не успела договорить, как федькины вилы вонзились в ее живот. Красивое лицо помещицы исказилось от боли, изо рта с клокочущим звуком хлынули потоки крови.

— Федька! – в отчаянии вновь окликнул парня отец.

Но было поздно – Федька таким же резким движением выдернул вилы обратно из шатающегося тела барыни – и вместе с ними из нее вывалились кишки и прочие внутренности, а сама княгиня, качнувшись, упала через перила балкона на землю, забрызгав кровью расступившихся мужиков.

— Матерь божия… – крестьяне начали креститься, сняв шапки, а кто-то уже дал стрекоча оттуда.

После этого случая Федька подался в бега, скрываясь от виселицы, Игната и других зачинщиков бунта сослали в Сибирь, а усадьба Уваровых за отсутствием наследников так и осталась пустовать, потихоньку зарастая лесом…

Прошло порядка двадцати лет. И хотя окрестности опустелой усадьбы Уваровых пользовались дурной славой, деревенская молодежь все-таки частенько пренебрегала советами старших и забредала в эти места.

Прасковья и Ульяна – две молодые розовощекие девки из села Агафоново – брели по лесу собирая ягоды. Год выдался не очень урожайным на лесные дары и после нескольких часов блуждания их корзины так и остались полупустыми.

— Да ну его, Ульянка, давай лучше искупнуться сходим! Тут речка должна быть недалеко.

Небольшая речушка действительно была рядом. оставив корзины и одежду на берегу, девушки нагишом вошли в воду и принялись плавать и барахтаться.

— Какая же сегодня теплая вода, правда, Ульян? – спросила Прасковья после некоторого молчания.

Но ответа не последовало. Прасковья, высунув голову из воды, огляделась, ища глазами подругу, но Ульяны не было видно.

— Эй, хорош уже, мне сейчас не до пряток! – крикнула девушка, но ответа снова не последовало.

Это насторожило Прасковью. Она взглянула на противоположный берег – там сгустился странного вида туман, и Прасковье показалось, что в тумане мелькнула обнаженная девичья фигурка.

"Что она там забыла?" – подумала девушка и поплыла на противоположный берег. Выйдя из воды, она никого не увидела, но прислушалась. Ей показалось, словно где-то неподалеку раздаются какие-тот странные стоны.

— Ульяна, ты где? – закричала во все горло Прасковья, уже порядочно напугавшись.

Стоны резко стихли. Преодолевая страх, девушка медленно пошла в сторону, где она их слышала. Но уже через минуту тишину лесной долины разрезал отчаянный визг самой Прасковьи – она увидела на траве свою подругу, полностью выпотрошенную, с выколотыми глазницами и отрезанными грудями. Истошно визжа, Прасковья бросилась оттуда, чтобы снова переплыть на тот берег, где была ее одежда, и убежать домой. Но у самой реки путь ей преградила высокая женская фигура в платье, какое носят аристокотки.

— Куда ты направилась, дитя мое? – раздался словно замогильный голос.

Прасковья взглянула на женщину, и увидела, что ее рот, руки и платье перепачканы в крови. Она завизжала еще громче, и в отчаянии бросилась в противоположную сторону, но тут же споткнулась, упав на траву вниз животом. Она попыталась перевернуться и встать, но ее тело было словно сковано невидимой силой.

— Кто вы? Отпустите меня, прошу!

Но женская фигура молча подошла к беспомощно лежащей девушке. Пышное платье зашелестело, Прасковья почувствовала, как женщина садится ей на спину.

— Какие же вы все жалкие… жалкие черви… – раздался все тот же замогильный голос.

И с этими словами женщина, сидевшая на спине Прасковьи лицом к ее ногам, взяла за щиколотку ее правую ногу и поднеся к своим окровавленным губам принялась жадно облизывать ее ступню и пальцы.

— Что… что вы делаете? – закричала Прасковья.

И тут же почувствовала как зубы женщины впиваются в ее голень. Дикие крики от нестерпимой боли нисколько не помогали несчастной девушке – мучительница откусывала мясо от ноги живой девушки, тут же поглощая его.

— Черви… жалкие черви…презренная чернь… – только и слышалось сквозь чавкание и вопли Прасковьи.

Быстро обглодав голени, женщина принялась за бедра, а затем за ягодицы. Заживо поедаемая девушка уже не могла даже кричать и вскоре потеряла сознание от болевого шока. Но женщина привстав, перевернула Прасковью на спину и жадно поцеловала в губы, заставляя очнуться.

— Ты знаешь, как меня убивали? Сейчас узнаешь… Но сначала…

Женщина спустилась ниже, покрывая кровавыми поцелуями тело Прасковьи, пока не добралась до ее лона. Припав к влагалищу, она стала бесстыдно вылизывать, заставляя девушку, наряду с невыносимой болью, испытывать эротическое возбуждение. Женщина делала это настолько искусно, что получаемое удовольствие уже стало почти заглушать боль. Но в последний момент, когда Прасковья уже приближалась к оргазму, женщина вдруг резко отпрянула и одним движением вонзила пальцы в живот несчастной, доставая оттуда кишки и засовывая себе в рот.

— Вот именно так меня убивали… Зри, чернь!

Вид женщины-аристократки, жадно пожирающей кишки – это было последнее, что Прасковья видела на этом свете…

Юбилейный для всей страны 1977 год был богат на события. Отмечаемой в этом году шестидесятилетней годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции были посвящены практически все проводимые мероприятия от парадов и демонстраций до животноводческих выставок. Особенно был загружен летний период – множество пионерских лагерей по всей стране были призваны показать, что идеи Революции живы и действенны в умах молодежи.

Пионерлагерь в окрестностях деревни Сосновка Вологодской области должен был проводиться впервые. Ранее пионерлагеря проводились совершенно в другом месте – в районе деревни Сысоево, но в этом году из-за начавшегося там строительства крупного завода место дислокации решили сменить. Кто-то из областного совета по туризму предложил именно окрестности Сосновки – и руководство областной пионерской организации пока остановилось на этом варианте. Однако в силу того, что это место было достаточно глухим, то его соответствие для пионерлагеря еще предстояло проверить. Собственно именно с этой целью в середине июня (а сам лагерь был запланирован на август) группа студенток исторического факультета Вологодского пединститута (так уж повелось, что девушек в пединституте всегда училось в разы больше чем парней), являвшихся частью актива областного комитета ВЛКСМ, в количестве девяти человек, направилось в туристическую разведку – было решено совершить недельную вылазку в указанное место, чтобы оценить, насколько оно соответствует предстоящему через полтора месяца мероприятию. Ну и заодно – просто активно отдохнуть после удачно закрытой сессии. Ну а сессию по такому случаю комсомольские активисты, как водится, закрыли досрочно – разумеется, это вызвало некоторое недовольство со стороны преподавательского состава, но однако ж кто из преподавателей решится перечить неофициальным указаниям обкома партии?

Люда Петрова была студенткой третьего курса истфака и уже не первый год выполняла обязанности пионервожатой в различных лагерях. Родители Людмилы работали на заводе: отец – инженером, а мать – нормировщицей. Младший брат должен был пойти осенью в третий класс. Словом – типичная советская семья, да и сама Люда ничем примечательным не выделялась среди своих сверстниц. Разве только тем, что у нее совершенно не складывались отношения с противоположным полом – Люда как-то побаивалась парней, старалась их избегать, и не проявляла к ним никакого интереса. Это при том, что внешне она была достаточно симпатичной: смазливое личико, красивая женственная фигура с узкой талией и округлыми бедрами, небольшая грудь… Темно-русые волосы Люда обычно заплетала в две косички, как школьница. В институте у Люды была репутация заучки и скучной занудки, что было правдой лишь отчасти. Она действительно почти не ходила на танцы, но не потому что не любила веселиться, а просто из-за нежелания быть объектом внимания парней. В компании же девчонок она могла непринужденно смеяться и даже выпить и покурить. Но комфортнее всего Люда чувствовала себя среди детей – здесь ей ненужно было напрягаться, она могла быть сама собой и вести себя естественно. Именно поэтому она охотно записывалась в пионервожатые, и почти все лето проводила в лагерях. Дети Люду тоже очень любили, а преподаватели и комсорги видели в ней вполне перспективную и сознательную коммунистку. Вообщем, несмотря на неудачи в личной жизни, карьера Людмилы обещала быть удачной. Но… случился тот самый поход под Сосновку. Люда легко согласилась поучаствовать в походе, узнав, что среди участников нет ни одного парня. Жить в палатке ей было не привыкать, да и природу она любила не меньше, чем детей – так что от похода Люда ожидала множество положительных впечатлений и эмоций…

Путь предстоял не близкий – до станции Сосновка нужно было около двух часов ехать на электричке, а оттуда еще столько же – пешком по лесным дорогам. Если на станции отправления электричка была забита почти битком, то примерно через час вагон наполовину опустел, так как мало кто ехал до более дальних станций. Ехать стало совсем скучно, и одна из девушек – Анюта Ивашкина – достала гитару и по вагону разливалась песня: "А он мне нравится, нравится, нравится, и для меня на свете друга лучше нет…". Кто-то подпевал, кто-то читал книжку, кто-то просто уткнувшись смотрел в окно.

— Слушай, Нин, курить охота, пойдем в тамбур! – шепнула сидящей рядом подруге Надька, энергичная и достаточно разбитная для комсосолки девчонка, умудрявшаяся при этом по слухам крутить роман аж с новеньким заместителем декана.

Нина, читавшая томик Джека Лондона, неохотно откликнулась на предложение подруги.

— Начальство курящих не любит, – буркнула она, кивнув в сторону Марины Олеговны – возглавлявшей поход тридцатилетней преподавательницы кафедры отечественной истории, среднего роста молодой женщины в очках и с короткой стрижкой. За глаза студентки называли ее просто Мариной – недавно вступившая в партию, она сама вызвалась пойти в поход с молодежью, так как отправлять их одних без старшего казалось неразумным

— А тебе не наплевать ли на начальство? Пойдем!

И девушки вышли в тамбур. В тамбуре стоял мужчина лет пятидесяти в рабочей одежде, курил и с интересом поглядывал на комсомолок. Надька достала пачку "Союз-Аполлон", вынула сигарету и поделилась с подругой.

— Черт, спички в рюкзаке остались, неохота возвращаться… Товарищ, у вас огоньку не найдется? – обратилась она к мужчине.

Тот скептически ухмыльнулся.

— Такие молодые, красивые, комсомолки, и уже курят?

— А это, товарищ, не ваше дело! Устав ВЛКСМ курение не запрещает, чтоб вы знали. Ну так что, найдутся у вас спички?

Мужчина хмыкнул и, достав коробок, зажег спичку, давая прикурить обеим девушкам.

— В поход собрались? И далеко ль, если не секрет?

— Едем до Сосновки. А там пешим ходом десять километров без малого. – затягиваясь, сказала Нина. – Там в этом году пионерлагерь будет, ну и вот мы туда на разведку.

Мужчина нахмурился.

— Под Сосновкой пионерлагерь? Вот уж я бы не советовал. Я сам в Сосновке живу, десять лет назад меня электриком в здешний колхоз перевели, будь он неладен. Гиблые там места…

— Ну решение не мы принимали. А отчего ж они гиблые?

— Да там в лесах, говорят, еще с царских времен люди пропадают. Там раньше усадьба какой-то помещицы была, сейчас уж ни кирпичика не осталось, всё лес глухой. Да только говорят, будто дух той помещицы до сих пор по лесу шастает и людей губит.

Девушки, прыснув, засмеялись.

— Так вот оно что? Привидения, значит? Здорово, с детства мечтаю на призраков посмотреть!

— Зря смеетесь, – продолжил мужчина. – на моей памяти случай был. Приехали в наши края археологи из Москвы, отыскали в лесу место, где эта самая барская усадьба была, ну и копали там две недели, утварь всякую выкапывали. Потом уехали. Только вот приехали всемером, а уехали вшестером – одна девчонка молодая из них так и сгинула без вести, за ней потом спасательную экспедицию присылали – не нашли. Так-то вот.

— Знаете что, товарищ, – сказала, наконец, Надька, искусно пуская изо рта клубы дыма. – У нас вообще-то люди уже в космос летают, а вы тут до сих пор в каких-то призраков верите. Постыдились бы…

— А мне стыдиться нечего, говорю что знаю. Дело ваше, конечно. Только я смотрю, тут у вас одни девчонки. Тяжело вам будет без мужских-то рук…

— А вот ненадо этих буржуазных предрассудков! – взъелась Нина. – Опыт нашей страны и партии показывает, что женщины справляются с жизненными трудностями не хуже мужчин, а то и лучше. Так что спасибо вам, товарищ, за совет, но мы уж как-нибудь сами!

Электричка, наконец, остановилась на станции Сосновка, и девушки с рюкзаками всей гурьбой высыпали на платформу. Воздух уже прогрелся, было достаточно жарко, но предстоял еще неблизкий пеший путь…

Девушки шли друг за другом по узкой лесной тропке, неся на плечах тяжелые рюкзаки с палатками, походными принадлежностями, едой, кое-кто не забыл и про порвейн, а Анюта конечно же тащила с собой гитару. Все девушки были одеты примерно одинаково – легкие маечки либо футболки, короткие обтягивающие шортики, походные ботинки, на головах – косынки или спортивные фуражки. При этом у каждой в рюкзаке были и более теплые вещи – жара июньского дня, как известно, очень обманчива.

— На том месте, где планируется лагерь, еще в царское время была деревня. – рассказывала во время очередного привала Марина Олеговна. – На карте это место обозначено как урочище Лосиное. Но как называлась деревня, что здесь была раньше, никто не знает. По некоторым данным, именно в этих краях был крестьянский бунт, в ходе которого погибла княгиня Уварова, которая местных крестьян изводила.

— Ее крепостные убили? – поинтересовалась Люда, отмахиваясь травинкой от комаров. Ее последняя курсовая как раз была посвящена теме классовой борьбы в Вологодской губернии во времена крепостного права, поэтому история показалась ей интересной.

— Да, убили. При чем жестоко, хотя она со своими подданными поступала еще более зверски. Обычное дело для развращенных праздностью и вседозволенностью эксплуататоров.

Люда хотела еще что-то спросить, но ее опередила Нина, сидящая рядом с ней:

— Уж не про это ли место нам мужик в электричке говорил, что здесь призраки водятся? И что местные сюда ходить боятся?

Марина Олеговна скептически ухмыльнулась.

— А ты, Ниночка, побольше с незнакомыми мужиками в электричках общайся – еще и не такого наслушаешься! Увы, не все наши граждане еще освободились от предрассудков прошлого. А что касается деревни, то здесь не призраки, а царская полиция поработала. Бунт быстро подавили, виновников отправили на виселицу, а большинство жителей сослали в отдаленные губернии. Вот и не стало деревни. Ну ладно, товарищи, история – штука интересная, мы с вами еще успеем позаниматься ей в следующем семестре, а пока нам пора. Нам нужно успеть добраться до места и раскинуть лагерь до вечера.

И уже порядочно уставшие студентки снова взвалили на себя рюкзаки и направились к Лосиному урочищу, которое располагалась в десяти километрах от Сосновки и куда почти не было дорог, не считая парочки полузаросших лесных тропинок.

Глухая лесная чаща… Как редко сюда забирается кто-то из людей. Из смертных людей… А те, что все-таки заходят сюда – редкие грибники, охотники или сотрудники лесничества – не представляют интереса для нее… Она живет здесь уже полтора столетия. Точнее сказать, не живет, а пребывает, ибо она давно мертва. Но даже мертвецы иногда способны испытывать чувства. Всё, что испытывает она – это голод и жгучую похоть. А интерес у нее вызывают только девушки – их молодые, сочные тела, которые она чувствует за много верст… Только они интересовали княгиню Уварову при жизни, и только они интересуют ее после смерти. Княгиня никогда не была замужем. Зачем? Мужчины никогда не были ей симпатичны. Впрочем, и к женщинам она питала симпатию весьма своеобразную… В качестве наказания за малейшую провинность, она раздевала крепостных девок догола и собственноручно хлестала их розгой по всему телу, при этом перемежая порку с лаской и поцелуями, буквально доводя жертву до экстаза. И в самый последний момент, когда жертва испытывала мучительный оргазм, барыня жестоко убивала девушку. Делала она это по-разному – чаще всего душила, иногда перерезала горло или вспарывала живот. Но как бы то ни было, смерть оргазмирующей жертвы всегда доставляла княгине непередаваемое наслаждение, так что она сама в течение нескольких секунд после этого доходила до оргазма, лишь слегка помогая себе мастурбацией. Тела замученных девушек по приказу барыни хоронили в закрытых гробах, так что никто толком не знал, что с ними произошло. Говорили одно – запорола до смерти… Конечно, долго это продолжаться не могло, и княгиня Уварова вскоре, как верно заметила Марина Олеговна, стала жертвой крестьянского бунта. Но… это был отнюдь не конец.

Девичий запах разносился по лесу… Княгиня помнила этот запах как никакой другой. Этот запах манил ее, манил настолько сильно, что жажда плоти и крови оказалась сильнее ненависти к солнечному свету, и дух кровавой барыни уже устремлялся туда, где пробирались юные туристки.

Впереди колонны шла Марина Олеговна, держа в руках карту и компас. Что касается Люды, то она шла ближе к концу импровизированного строя. Ей не очень-то нравился этот сумрачный лес – если уж говорить о пейзажах, то ее куда больше вдохновлял вид колосящихся нив или заснеженных горных вершин (да и то только на картинах и фотографиях), нежели эти мрачные ели. Люде очень хотелось покурить, но при Марине делать это было крайне нежелательно – всё-таки образ настоящей комсомолки и коммунистки не допускал таких аморальных и вредных привычек, но реальность как обычно существенно отличалась от теории.

Мысли Люды о скорейшем прибытии на место и возможности выкурить сигаретку в своей палатке, да и просто отдохнуть, вытянув ножки, были неожиданно прерваны каким-то странным звуком, послышавшимся из чащи. Это было что-то, отдаленно похожее на женский смех. Люда прислушалась было, но в этот момент почувствовала сильную боль от того, что кто-то сзади сильно схватил ее за руку.

— Эй, Нин, ты чего?! – вскрикнула, а точнее почти взвизгнула Люда, инстинктивно выдергивая поцарапанную руку из цепкой хватки приятельницы и оборачиваясь.

Нина стояла как вкопанная, слегка дрожа, глаза ее были закатаны, словно в трансе. Чуть пошатнувшись, она рухнула на землю.

— Черт, что такое с тобой? – Люда тут же бросилась к ней.

Все девушки мгновенно остановились и обернулись к Нине. Сама же Нина от падения сразу пришла в себя, тщетно пытаясь встать.

— Ой, блин, я не знаю, похоже просто оступилась…

— В чем там у вас дело? – спросила Марина Олеговна, направившись к упавшей студентке.

Но не успела она дойти до Нины, чтобы помочь ей встать, как сзади нее послышался хруст ломающихся веток и грохот повалившегося дерева.

— Ой, мамочки! – едва ли не в один голос заверещали девушки.

И действительно, всего в пару метрах от того места, где только что находилась Марина, теперь лежала поперек тропы огромная сухая ель.

— Так, прекратить панику! – скомандовала Марина Олеговна, хотя было немного заметно, что она тоже нервничает. – Ничего страшного не произошло! Просто упал сухостой – это нормально. А для нас с вами урок – быть предельно внимательными в лесу. Придется обходить дерево, но это далеко не самое серьезное препятствие из тех, что случаются в походах. Пойдемте – до урочища осталось немного.

И девушки, следуя указанию вожатой, направились через дебри в обход упавшего дерева, чтобы снова выйти на тропу. Про упавшую ни с того ни с всего Нину как-то сразу забыли.

— Ладно, вставай! – сказала Люда Нине, помогая ей подняться. – Всякое бывает… В конце концов (здесь Люда снизила голос и чуть усмехнулась) если бы не ты, то от нашей Марины осталось бы мокрое место…

Они обе хихикнули, направившись за остальными. Люда, достав бинт, на ходу забинтовала поцарапанную руку. Все произошедшее ей казалось весьма странным, однако не настолько, чтобы уж слишком забивать этим голову. Да, бывает, деревья в лесу падают. Да, бывают, люди спотыкаются на ровном месте… Про услышанный ею смех в лесу она тоже никому не сказала – возможно, это была всего лишь какая-то лесная птица, а может, и вовсе показалось.

Наконец, уже около шести часов вечера группа прибыла к Лосиному урочищу. Это была достаточно просторная поляна, рядом протекала Черная речка (так звали ее жители окрестных деревень, хотя на карте у нее вообще отсутствовало какое-либо название), и по берегам было несколько родников, так что здесь не было недостатка ни в питьевой воде, ни в месте для купания – а это были весьма существенные критерии для будущего пионерлагеря. Какие бы то ни было признаки того, что здесь сто с лишним лет назад жили люди, отсутствовали напрочь.

Прибыв на место, студентки сразу приступили к разбивке лагеря. Через час здесь уже стояли четыре палатки: три трехместных и одна одноместная – для Марины Олеговны. Люде выпало поселиться в палатке всё с той же Ниной и с Гелей – самой младшей из всей группы.

В целом, несмотря на странное происшествие в лесу, девушки достаточно быстро освоились. Вскоре над поляной между двумя большими елями уже красовался алого цвета транспорант, на котором большими белыми буквами было написано: "Слава великому Октябрю!", а над речкой уже были слышны звуки гитары и звонкое девичье пение: "Всё могут короли, всё могут короли! И судьбы всей земли вершат они порой!…". Словом, то место, что на протяжении десятилетий пользовалось дурной славой у деревенских жителей, теперь имело все шансы стать образцовым местом для областных пионерлагерей. По крайней мере в эти минуты казалось именно так…

Наконец, наступила ночь, когда уставшие за день девушки могли отдохнуть. Июньские ночи – короткие, светлые, но прохладные, и уснуть на новому месте с первого раза было не так просто. Однако, Люда отключилась довольно быстро. Перед этим вечером ей-таки удалось выкурить целых две сигареты и выпить с девочками немного портвейна – всё это, разумеется, в тайне от Марины Олеговны, так что репутация примерной комсомолки нисколько не пострадала. И сейчас Люда сладко спала, тихонько посапывая. Поначалу ничего особенного ей не снилось – какая-то первомайская демонстрация, где ей будто бы нужно говорить пафосную речь, а она не может связать и двух слов. Затем комсомольское собрание, где ее хвалят за активность и успехи в учебе и награждают какой-то грамотой. Затем лес, еловый, темный, где они с другими девушками идут по узенькой тропке друг за дружкой – в точности так, как шли сегодня днем. Вдруг Люда спотыкается, падает на живот и слышит где-то рядом уже знакомый женский смех – точно такой же, как слышала в лесу днем. Люда подняла голову, но не увидела вокруг никого из своих спутниц – она была полностью одна среди чащи, и даже тропинка куда-то исчезла. И только зловещий смех разносился где-то в вышине. Люда попыталась закричать, но обнаружила, что не может этого сделать – крик будто застял в горле. Открыв рот, она просто уставилась в женскую фигуру, которая предстала перед ней через мгновение. Женщина была одета в длинное старомодное платье черного цвета, какое (если верить картинкам в учебниках) носили знатные женщины в XIX веке. Светлорусые завитые кудри были уложены в пышную прическу, тоже явно не по современной моде. Лицо женщины было красивым и немного бледным, но… рот и подбородок были испачканы в чем-то красном, похожем на кровь. А точнее, это и была кровь…

— Так вот ты какая… Я ждала тебя очень долго… – проговорила женщина глухим голосом. – Я признательна тебе, дитя, что ты привела мне их в таком количестве…

— Я? Привела? Кого? – недоуменно спросила Люда. – Я никого не приводила, мы просто…

— Это будет настоящий праздник! – продолжала незнакомка, не слушая девушку. – И мы отлично позабавимся – ты и я…

Женщина присела перед лежащей на земле Людой на колено, пристально всматриваясь в лицо комсомолки. Люду буквально трясло от страха, когда она вблизи увидела, как с подбородка незнакомки стекает кровь.

— Хочешь знать, почему из них я выбрала тебя? Ты не такая как они – ты такая как я. И скоро ты это узнаешь…

После этих слов, женщина склонилась к Люде еще ниже, взяла ее рукой за подбородок и поцеловала в губы. Люда тут же ощутила вкус крови на губах незнакомки – вкус такой незнакомый, ужасающий и притягательный. Люде снова захотелось закричать, но перед глазами все потемнело, видение ушло и… она проснулась в своей палатке. Вокруг было тихо и спокойно, тишину нарушало только сопение подруг. Люда несразу заметила, что лежит она, тесно прижавшись к Геле. И непросто прижавшись – людина рука находится не где-нибудь, а у Гели в трусиках и тихонько поглаживает ее промежность.

"Черт, что я делаю?!" – едва не выругалась вслух Люда и резко вытащила руку из трусов подруги.

К счастью, Геля не проснулась – перед сном она выпила гораздо больше алкоголя чем Люда, и потому сейчас крепко спала, лежа на спине, слегка приоткрыв во сне ротик, из которого едва заметно стекала слюнка. В этот момент она казалась такой милой, что Люде даже захотелось ее поцеловать, но она тут же поборов минутную слабость, отвернулась в другую сторону.

Люде было не по себе. Приснившийся кошмар отбил у нее всякую охоту спать. Конечно, она понимала, что это всего лишь глупый сон (понятное дело – наслушалась на ночь нелепых баек про призрак кровожадной барыни!), и что последнее дело – придавать значение глупым сновидениям, но все-таки на сердце было тревожно и страшно. Не меньшее беспокойство вызывал вопрос – что заставило ее во сне залезть в трусы к подруге и зачем? Об этом думать и вовсе не хотелось, но мысли сами лезли в голову. В результате, так больше и не уснув, Люда проворочалась до самого утра, озадаченная ночным кошмаром и собственными действиями…

Остальной лагерь спал спокойно. Накануне Марина Олеговна составила график дежурств по ночам, и в первую ночь дежурить выпало Свете Агафоновой. Это была веселая рыжая девчонка невысокого роста, вечно попадавшая в различные переделки по собственной глупости. Весь интститут знал, как еще на первом курсе Светка подговорила нескольких одногруппников весьма своеобразно поздравить декана истфака с первым апреля, повесив табличку с надписью "деканат" на двери мужского туалета. Зачинщицу быстро раскусили, и от отчисления и исключения из комсомола ее спасли, пожалуй, лишь ее высокие результаты в областных соревнованиях по волейболу. А в прошлогоднем пионерлагере Света, будучи одной из вожатых, затеяла соорудить тарзанку через речку, в результате чего не только неудачно искупнулась, но едва не переломала себе ребра и вместо дальнейшего лагеря неделю пролежала в местной больнице. И это все лишь малая часть всех ее приключений, что она регулярно находила на свою круглую спортивную попу. Вообщем, репутация авантюристки закрепилась за Светой основательно, что впрочем ее саму мало волновало.

Ночное дежурство казалось Свете наискучнейшим занятием: всю ночь только и заниматься тем, что поддерживать огонь в костре, не смыкая глаз – интересного в этом было мало. Куда интереснее было бы пройтись по ночному лесу, тем более по незнакомому, и может быть поискать более подходящую поляну для следующей ночевки. Когда уже перевалило за полночь, и сонливость стала ее одолевать, Света, чтобы не заснуть, решила действительно немного пройтись. Подложив достаточное количество веток в огонь, она, тихонько насвистывая себе под нос, побрела по еще одной тропинке, выходящей из урочища.

Света прошла порядка километра вглубь леса. Особой необходимости идти далее не было, и она уже решила было поворачивать обратно. Правда, она уже некоторое время чувствовала позывы своего организма справить малую нужду, и потому, прежде чем вернуться, Света спустила шортики, присев прямо на тропинке – все равно никто не видит. Теплая струйка уже зажурчала под ней, как вдруг к своему ужасу и изумлению, она ощутила, как чья-то ладонь звонко и увесисто шлепнула ее по голой заднице. Ошеломленная Света взвизгнула, инстинктивно вскакивая на ноги и пытаясь броситься наутек, но запутавшись в узких спущенных шортах, грохнулась на землю. При этом доделать свое дело она не успела, так что струя мочи продолжала течь по бедрам и в шортики.

— Кто здесь? Мамочки, кто здесь? – заверещала Света, переворачиваясь на спину и лихорадочно осматриваясь.

Рядом никого не было, и это напугало Свету еще больше. Но где-то над собой она услышала зловещий голос:

— Знаешь, голодранка, а у тебя упругая задница, мне это нравится…

Светка завизжала от страха, и тут же из темноты явился силуэт женщины в черном платье.

— Боишься меня, чернь? Бойся и трепещи, ничтожество…

С пронзительным криком "Помогите!" Света бросилась было удирать от незнакомки, но только она перевернулась, чтобы встать на ноги, цепкая рука женщины схватила ее за голень и потянула к себе.

— Они не услышат тебя, глупая холопка… они все спят…

Света тем не менее продолжала кричать, одновременно чувствуя, что уже не может самостоятельно пошевелить ни рукой, ни ногой.

— Я знаю, что вы не верите в меня… глупая наивная чернь… Пусть твои подружки мирно спят, а я… я займусь твоей задницей…

С этими словами женщина бросила Свету лицом на землю и, склонившись, раздвинула ее круглые ягодицы.

— Как же я проголодалась за эти годы…

Холодные пальцы женщины провели по влажной от мочи внутренней стороне бедра девушки, коснулись ее влагалища, подбирая и с него капельки, после чего женщина облизала свои пальцы, издав стон наслаждения, словно попробовала изысканное лакомство. А затем она уткнулась лицом в ягодицы Светы, принявшись страстно вылизывать сначала влагалище девушки, слизывая остатки мочи, а затем переключившись на узенькое анальное отверстие. Света совсем уже не понимала, что с ней происходит – язык женщины проникал в ее попу, и проникал весьма глубоко, даря ощущения, которые она никогда раньше не испытывала. Страх перемежался с неожиданным наслаждением, так что Света и сама не знала, как реагировать на происходящее. Она уже просто тихонько постанывала, а женщина, не переставая лизать ее анус, еще шлепала по ягодицам, этим удваивая удовольствие.

— Тебе нравится? Отвечай, шельма?

— Даа… – еле слышно проскулила Света.

"Неужели это она, призрак той барыни? – подумала она наконец про себя. – Неужели все что про нее говорят – правда? Но если верить этим байкам, она должна убить меня. А она делает… это…"

Женщина, словно прочитав ее мысли, сказала, почти не отрываясь от задницы своей жертвы:

— Глупое создание… Людские предания никогда не договаривают ВСЕЙ правды… Но ты поймешь это слишком поздно.

И в очередной раз вставив язык Свете в зад, она чуть не до крови впилась пальцами в ягодицы, сжимая их. Закрыв глаза, Света застонала громче. Задрожав всем телом, она стала бурно кончать, забрызгав сквиртом свою насильницу.

— Я знала, что тебе это понравится, жалкая холопка… А теперь… я возьму свою награду…

— Награду? – еле слышно переспросила Света, все еще не отошедшая от оргазма, и тут же вскрикнула от боли.

Женщина взяла ее за волосы и подняла над землей. А затем… резким движением ударила лицом о ствол стоящей рядом ели, так что дерево ощутимо сотряслось и с него попадали прошлогодние шишки. Затем – еще такой же удар, затем – еще. Через минуту красивое ранее личико девушки представляло собой бесформенную кровавую кашу. Последним ударом женщина буквально размазала мозги Светы по стволу. Тишину огласил женский хохот. После чего женщина с невыразимым удовольствием бросилась слизывать с дерева кровь и мозги…

Ближе к утру ночные шорохи снаружи палатки стали понемногу стихать, уступая место звукам нового дня – пению птиц и шуму утреннего ветерка. До подъема оставалось меньше часа. Так и не сомкнувшая глаз после ночного кошмара Люда пялилась в потолок палатки, наблюдая за вьющимся под ним комаром. Стараясь не думать о том, что ей привиделось ночью, она представляла себе свои планы на это лето. Сейчас несколько дней они проведут здесь, в Лосином урочище. Затем вернутся в город, и начнется интенсивная подготовка к предстоящему лагерю – Люде нужно будет много поработать над программой, так как скорее всего она будет одной из ответственных за воспитательную часть. Учитывая юбилейную тематику, нужно будет весь лагерь рассказывать детям об Октябрьской революции, изобретать какие-то конкурсы и викторины на эту тему, петь революционные песни и самая главная задача – добиться того, чтоб детям вся эта пропагандисткая атмосфера была хоть сколько-нибудь интересна…

Люда уже почти забылась в своих размышлениях, как вдруг услышала снаружи голос Марины Олеговны:

— Света! Эй, Света! Где ты?!

"Ну вот, похоже Светка под утро прогуляться решила. – подумала про себя Люда. – Марина тоже хороша: надо ж было додуматься именно эту оторву на ночное дежурство поставить!".

Марина Олеговна продолжала звать Светку, но та не откликалась. Люда решила проявить сознательность, и помочь своей руководительнице – все равно скоро в любом случае вставать. Тихонько, чтобы не разбудить спящих Гелю и Нину, она выбралась из палатки.

— Доброе утро, Марина Олеговна! Что случилось? Наша егоза прогуляла свое дежурство?

— Доброе утро, Люд. Я когда-нибудь убью эту мерзавку. Вечно все нервы поднимет!

— Да ладно, не переживайте вы так! Для нее это в порядке вещей. Сейчас найдем ее вместе. Только на дежурство ее лучше больше не ставить.

Люда и Марина отправились на поиски, обходя вокруг лагеря, но никаких следов Светы не было. Другие девушки, разбуженные их возгласами, тоже стали понемногу высовывать из палатки свои заспанные лица, возмущенно ворча. Марина Олеговна нервничала все сильнее.

— Так, Люда, поднимай остальных. У нас ЧП!

— Хорошо, Марина Олеговна, только прошу вас, без паники. Я уверена, что все обойдется. – ответила Люда, направившись выполнять указание Марины.

Через десять минут все девушки уже сидели кругом у потухшего за ночь костра и выслушивали нотации Марины Олеговны о безответственности их соратницы. Впрочем, кроме Марины, похоже никто больше особо не волновался, зная характер пропавшей.

— Нашли тоже из-за кого паниковать? – недовольно проворчала Наташа Осипова, светловолосая низенькая девушка с черной родинкой на левой щеке. – Это же Светка Агафонова, вы что, Светку не знаете? Бьюсь об заклад, она ночью нарезалась как свинья, и сейчас отсыпается где-нибудь в кустах, в лесу. Как проспится, сама вернется!

Эта версия показалась большинству наиболее правдоподобной. Правда, Надька – та самая, что водила шуры-муры с заместителем декана и считалась первой красавицей на факультете – добавила и свою теорию:

— А я вот не удивлюсь, если эта прохвостка пошла в деревню, чтоб найти себе там кавалера! А может и ни одного!

Все, кроме Марины Олеговны, засмеялись. Марина же понимала, что как бы там ни было – она несет ответственность за своих девочек и получать по шапке за их выходки ей очень не хотелось. Люда, видя переживание руководительницы, снова решила проявить активность.

— Марина Олеговна, я предлагаю сделать следующее. Я согласна с остальными, что повода для паники нет. Но я готова с двуми-тремя девочками пойти прочесать лес. Обещаю вам – мы найдем эту Светку и зададим ей хорошую трепку!

Марина усмехнулась.

— Ну трепку я ей и сама задам. Если она что-то серьезное натворила, то обещаю, что добьюсь наконец, чтоб в следующем году никаких походов ей было не видать как своих ушей. Ладно, Люда, возьми с собой кого-нибудь и иди! Пройдите округу, если не найдете – дойдите до деревни. Но если ее и там не было – сообщите тамошнему участковому. Это, конечно, крайнее средство, но и рисковать мы тоже не можем…

Идти на поиски Светки вызвались вместе с Людой еще две девушки. Одна из них – Вера Никитина, самая старшая в походе после Марины Олеговны, выпускница, защитившая диплом неделю назад, высокая, красивая и сильная во всех смыслах девушка, помимо истории профессионально занимавшаяся стрельбой из винтовки. Вторая – все та же Геля, которой ночью во сне Люда ненароком залезла в трусы. Люда до сих пор испытывала крайнюю неловкость перед ничего не подозревающей Гелей и по этой причине была не очень-то рада тому, что на поиски отправилась именно она. Но разумеется, вслух Люда ничего не высказала.

Около полутра часов девушки прочесывали окрестности Лосиного урочища, аукая и заглядывая буквально под каждый кустик в поисках непутевой подруги, но результата не было. Наконец, Вера предложила разделиться и пойти в разных направлениях, чтобы поиски были более эффективными. Хотя местность была незнакомая, но у всех с собой были компасы и часы, да и все три девушки обладали прекрасными навыками ориентировки на местности. Условились через два часа вернуться на прежнее место и в случае отсутствия результата – отправиться в деревню.

Время шло. Люда уже порядком устала кричать Свету, а на душе становилось все тревожнее. Ей вспомнилась прошедшая ночь, причнившийся кошмар и… эта женщина в черном. Ее лицо врезалось ей в память очень четко, словно это было наяву. Но ничуть не меньше она запомнила и ее слова – страшные и непонятные.

— Да нет же, все вздор, – успокаивая себя, сказала вслух Люда.

Она уже возвращалась на условленное место встречи. Перестав тратить силы на крик, она теперь просто вслушивалась в лесные звуки, слабо надеясь, что это как-то поможет найти Свету. Но ничего особенного она не слышала: пение кукушки, стук дятла и шум листвы – только и всего. Но вдруг – какой-то странный звук донесся до ушей Люды откуда-то справа. Люда прислушалась. Нет, это ей явно не послышалось! Звук, очень сильно похожий на стоны, девичьи стоны, раздавался из-за листвы густого кустарника.

— Света? – вполголоса спросила Люда, почему-то испугавшись сказать громче.

Стоны не прекращались, а только усиливались. Первая мысль, которая пришла Люде в голову: Надька похоже была права, и Светка ночью нашла себе кавалера (ну или кавалер ее нашел), и теперь они беззаботно развлекаются в лесу. Люду вдруг охватила злость, она решительно отодвинула ветку куста, чтобы увидеть, что там происходит, и… застыла в ужасе.

В нескольких метрах под деревом лежала, сладострастно постанывая, полностью обнаженная девушка. Но это была вовсе не Светка, а… Геля! Но даже не это было самым шокирующим. Рядом с Гелей, слегка навалившись на нее лежала та самая женщина в черном платье, которую Люда видела во сне. Женщина бесстыдно целовала маленькую грудь Гели, посасывая и облизывая розовые сосочки. Рука женщины ласкала промежность девушки (точно так же, как ночью это неосознанно делала сама Люда), и Геле похоже это очень нравилось – стонала она явно от удовольствия.

Люда стояла, как вкопанная, и молча смотрела на это зрелище. Может быть, это снова сон? Первое что пришло ей в голову – проверить реальность происходящего старым детским способом, ущипнув себя. И она, не сводя глаз с предающейся любовным утехам парочки, ущипнула себя за бедро, да так больно, что сама чуть взвизгнула. Женщина медленно и спокойно повернула к ней голову, а Геля, чье сознание очевидно было затуманено, даже не отреагировала, продолжая наслаждаться страстными ласками незнакомки. Женщина улыбнулась Люде, и от ее улыбки у Люды пробежал мороз по коже.

— Я знала, что ты придешь, дите мое… Посмотри на свою подругу – как ей хорошо… Я делаю с ней то, на что этой ночью ты не решилась… А зря… Но еще не поздно исправить твою ошибку – присоединяйся, пока она еще жива… – с этими словами женщина буквально впилась губами в губы Гели, страстно целуя пребывающую в беспамятстве юную студентку.

Люду всю затрясло от ужаса, когда она слушала этот замогильный голос. Она в отчаянии замотала головой и с криком "Нет!!!", бросилась бежать без оглядки…

Сломя голову Люда неслась к месту, где они должны были встретиться с Верой. В ее голове хаотично крутились мысли и вопросы без ответа. Неужели это всё правда? Неужели эта женщина и есть призрак той барыни, о которой говорят предания? Стало быть, призраки существуют? А как же научный атеизм и материализм, которым нас учат со школьной скамьи? И если это призрак, зачем она вытворяет такое с Гелей? И что она уже сделала со Светой? И всё ли в порядке с Верой?…

Впрочем, Вера уже ждала Люду в условленном месте. Ее поиски также окончились безрезультатно.

— Эй, Людка, что это с тобой? – удивилась Вера, увидев запыхавшуюся Люду. – Ты что, убегала от кого-то?

— Да, то есть нет… – Люда не знала, как рассказать Вере об увиденном и потому запнулась.

В этот момент в своей голове Люда отчетливо услышала все тот же зловещий голос: "Не говори ей! Она сама все поймет в свое время… Будь послушной девочкой!". Страх еще больше овладел Людой. Эта сущность еще и приказывает ей на расстоянии? А что будет, если ее ослушаться? Нет, в этот момент она вовсе не хотела искушать судьбу…

— Я… я просто торопилась. Подумала, что у нас мало времени, и нужно быстрее найти Свету.

Вера взглянула на напарницу с подозрением.

— Значит, ты никого не нашла? Интересно, где Гелька?…

Люда буквально закусила губу, чтобы не проговориться. Странное дело – ее разум понимал, что нужно как можно скорее рассказать о случившемся всем, что бы это ни было, нужно выручать оказавшуюся в беде Гелю, искать Свету, если она еще вообще жива… Но страх и какой-то иррациональный трепет перед призраком настойчиво противились этому, явно превозмогая доводы разума.

— Пойдем пока ей навстречу. – сказала Вера. – А затем направимся в деревню. Держу пари, эта оторва там.

— Нет, Вер, подожди… – испуганно попыталась остановить ее Люда, когда Веру направилась именно в ту сторону, где незнакомка ласкала голую Гелю.

— Да что с тобой такое? Не чуди давай, пошли – сама же говорила, что времени у нас мало!

И Вера решительным шагом направилась дальше, даже не удосужившись поинтересоваться причиной возражения Люды. Такой уж она была человек – всегда стремилась к лидерству, хотя в силу своего жесткого характера и вовсе не была обласкана любовью партийного начальства, в отличии от Люды. К слову, именно поэтому Вера во многом воспринимала Люду как конкурентку, желая зачастую показать свое преимущество перед ней. Люде же ничего не оставалось делать, кроме как опять закусив губу направиться за Верой.

Они шли по той самой тропинке, по которой Люда несколько минут назад убегала от завораживающей, развратной и одновременно жуткой картины. Люда смотрела вслед Вере и сама не заметила, как ее взгляд сосредоточился на сочных ягодицах спутницы, обтянутых короткими шортами. "Тебе нравится ее задница, не так ли? – вдруг снова прозвучал в голове уже до ужаса знакомый голос. – Тебе стоит только захотеть, и она станет твоей… Ты не такая, как они – ты такая, как я…". Люда снова замотала головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение, но ее спутница шла не оборачиваясь и ничего не замечая. Вдруг на Люду упало несколько капель. Странно, ведь небо, казалось, было безоблачным… Люда подняла глаза кверху и застыла. Несколько секунд она стояла молча и смотрела, пока наконец не закричала во все горло…

Высоко наверху на еловом суку висела веревка, а на веревке в петле – повешенная и полностью обнаженная девушка. Это была Геля. Та самая Геля, которую Люда совсем незадолго до этого видела предающейся разврату с призраком княгини Уваровой. Былого сладострастного выражения лица уже не было и в помине – теперь лицо Гели было бордово-синим, изо рта почти вываливался высунутый язык, глаза почти выкатились из орбит, а по бедрам стекала моча (капли которой и упали на Люду) – признак того, что еще пару минут назад она была жива…

Вера тут же обернулась на крик Люды и ринулась назад.

— Что случилось? Чего орешь, как ре…. О, нет, что это?

Вера тоже застыла в ошеломлении.

— Этого не может быть… – прошептала она, а потом, повернувшись к Люде, прокричала – Какого черта здесь происходит?!

Но Люда лишь пожала плечами сквозь слезы, с таким видом, словно все произошло по ее нерасторопности. Вера еще с минуту молча смотрела на висящее в вышине тело и наконец сказала.

— Значит, так! Снять мы ее сейчас быстро не сможем, да и не до этого сейчас. Нужно разобраться, что за хрень здесь творится, и кто за этим стоит. Я сейчас же иду в деревню и вызываю милицию. А ты иди к нашим, и скажи, пусть собирают свои пожитки и тоже уходят. Здесь оставаться нельзя.

— Но… – робко возразила Люда. – А Света… с ней что? Мы не будем ее искать?

Вера сорвалась на крик:

— Ты что, идиотка? Светку искать она собралась! Ты зенки свои наверх подними! Видишь – одна уже висит, хочешь быть на ее месте? Лично я нет! Поэтому надо срочно вызывать милицию!

И Вера быстрым шагом зашагала в направлении деревни.

— Вер, подожди! – крикнула в отчаянии Люда. – Не бросай меня одну. Я пойду с тобой!

Вера обернулась:

— Да что же ты за человек такой? Я же сказала тебе идти к лагерю!

Люда подбежала к спутнице и ухватила ее за руку:

— Прошу тебя, не бросай меня! Я боюсь! Да и вдвоем безопаснее. Может, лучше сначала вместе дойдем до девочек, а потом вместе пойдем за милицией?

Вера секунду подумала.

— Пожалуй, идти по одиночке сейчас – действительно не самый лучший выход. Но и идти всей группой… Они панику поднимут, особенно Марина, и будет только хуже. Нет, нужно сначала милицию вызвать, а они уже сюда быстро доберутся. Ладно, пошли со мной, но только очень быстро, времени у нас нет совсем.

И они почти бегом (а временами – действительно бегом) помчались в Сосновку. Но напоследок Люда снова бросила взгляд на висящую Гелю. Это было странно, но на этот раз эта картина вдруг показалась Люде невыразимо прекрасной и притягательной – красивая обнаженная девушка с высунутым языком и выкатившимися глазами, покачиваясь висит на дереве… Очарование смерти… Неужели смерть и в самом деле так прекрасна?… Никогда раньше Люда не думала об этом. Но и никогда раньше она не видела висящий обнаженный труп. Никогда раньше ее ночные кошмары не превращались в явь. Никогда раньше она не засматривалась на других девушек. Но теперь… кажется, теперь всё было по-другому…

Тем временем остальной лагерь жил обычной жизнью. Перекусив походной тушенкой, девушки приступили к обустройству места, чтобы предварительно подготовить его к будущему лагерю. Конечно, убрать весь бурелом они своими силами не могли, но кое-что удалость расчистить, красными повязками на деревьях отметили границы предполагаемого лагеря, вбитыми в землю флажками – места будущего расположения полевой кухни, площадки для игр и т.д. Понемногу поляна преображалась. Теперь над нею не только развевался прославляющий Революцию транспорант, но и красовались прибитые гвоздями к деревьям портреты коммунистических вождей – Ленина, Маркса и Энгельса, а на высоком сухом пне, оставшемся, видимо, после сильного урагана, торжественно водрузили большое красное знамя, что символизировало тот факт, что теперь идеи марксизма-ленинизма добрались даже до этого глухого заповедного уголка необъятной советской страны.

Потрудившись примерно до обеда, девушки устали и принялись отдыхать. Снова лесную чащу огласило пение звонких девичьих голосов, весело поющих под гитару то о неразделенной любви, то напротив – о счастье любить и быть любимой, то о радостной жизни в Советском Союзе, то о нелегкой женской доле в царской России… Многие из девушек уже успели искупаться, а некоторые уже раскупорили и портвейн. Марина Олеговна была ярая противница употребления спиртного на природе и пыталась как-то увещевать своих подопечных, взывая к совести и моральному облику истинной комсомолки, но конечно в одиночку сломить волю группы взрослых самостоятельных девушек было ей не под силу.

— Да бросьте Вы, Марина Олеговна! Мы ж не на кафедре! – говорила ей уже захмелевшая Надька. – Мы весь год были пай-девочками – так дайте нам теперь чуток расслабиться!

Марина страшно не любила этого лицемерия – все эти "пионервожатые", призванные учить детей добру и хорошему поведению, сами не упускали случая предаваться в лагерях пьянству или разврату. Но ничего с этим не попишешь – моральный облик юных строителей коммузма пока так и оставался на бумаге. Поэтому Марине ничего не оставалось делать, кроме как стиснув зубы проглотить дерзость залившей глаза наглой девчонки.

— Ну… хорошо… Только в воду пьяными не лазить! – сказала она и ушла к себе в палатку. Сейчас ее больше волновала судьба Светы, и хотя она была уверена, что Вера, Люда и Геля разыщут эту непутевую девчонку, на сердце было все-таки неспокойно.

Пиршество продолжилось. Надька налегала на спиртное больше всех остальных – это дело она любила, но поскольку статус не позволял злоупотреблять этим в обычное время, то теперь, здесь, вдали от цивилизации, можно было насладиться свободой. Вскоре Надю совсем развезло, и она уже едва ворочала языком.

— Так, этой гражданке больше не наливать! – скомандовала Валя, маленького роста брюнетка, сидевшая у костра в одном купальнике, так как только недавно вылезла из воды.

— Надо бы ее в палатку отвести, чтоб Марине глаза не мозолила. – заметила Нина.

Так и сделали – Надю под руки оттащили в палатку и уложили, а сами вернулись к костру, а кто-то снова пошел купаться. Надя же лежала в палатке, почти задремав, ее ступни, обутые в походные ботинки, выглядывали из входа в палатку. Вдруг Надя почувствовала, что кто-то ее разувает, снимая ботинки. Но девушка была слишком пьяна, чтобы хоть как-то отреагировать на эти действия, да и увидеть, кто это делает, она не могла – сама она была внутри палатки, а ноги – снаружи.

— Эй, кто там еще?… – с трудом пробормотала Надька заплетающимся языком.

Ответа не последовало. Вместо этого кто-то стал старательно снимать с нее теперь уже носки. Надя стала недовольно ворочаться, но это у нее получалось плохо, а втащить ноги в палатку у нее и вовсе почему-то не вышло. В то же время чья-то прохладная рука коснулась ее влажных от пота ступней.

"О, как они у тебя пахнут…" – услышала она чей-то приглушенный голос, который звучал казалось у нее в голове.

Если бы Надька была хоть капельку потрезвее, она бы безусловно испугалась происходящего, но сейчас ее ощущения были далеки от страха. Холодные руки стали поглаживать и слегка разминать ее ступни, словно делая массаж. Эти ощущения показались девушке весьма приятными.

— Ну и нюхай их, раз нравится… – пробормотала она сама не зная кому, даже в такой ситуации сохраняя привычную для себя нагловатость.

В ответ она услышала женский смех, все так же прозвучавший где-то в ее голове. И тут же надиной ступни коснулось что-то мягкое, влажное и шершавое. Это был чей-то язык. Незнакомка, голос которой Надя слышала, но которую она не видела, так как та была снаружи, начала лизать потные ножки девушки, которые сразу начали становится еще более влажными от слюны.

— Эй, что за шуточки?.. Хотя… мне нравится…

И действительно, как может не нравится, когда тебе лижут ноги? Надька чувствовала прикосновение не только языка, но и губ, которые целовали ее ножки, а также то и дело посасывали пальчики. От удовольствия Надя стала негромко постанывать. Ей было так хорошо, что она недолго думая засунула руку себе в шорты и принялась ласкать свою промежность. Между тем, незнакомка, ласкавшая надькины ножки, не останавливалась до тех пор, пока Надька не кончила. Но стоило только ей сотрястись в оргазме, ласки тотчас же прекратились. С минуту Надька просто лежала, блаженно прикрыв глаза, но вдруг ее резко схватили за ноги, мгновенно вытащили из палатки и с неимоверной скоростью потащили в чащу. Всё произошло так стремительно, что пьяная Надя ничего не успела сообразить, – она лишь видела перед глазами синее небо, ветки деревьев и сучки кустов, царапавшие ее тело и разрывавшие одежду, пока кто-то стремительно тащил ее за ноги. Но не прошло и двух минут – этот кто-то остановился. Если бы Надька была сейчас в состояним осмотреться и подумать, то поняла бы, что она находится уже очень далеко от лагеря. Но она смогла только чуть приподнять голову и увидела ее… Женщина в черном платье держала в руках обе надькиных ноги и злобно ухмылялась.

— Я вижу, нам обеим это понравилось… – сказала женщина и почти полностью засунула ступню Нади себе в рот, обсасывая ее.

— Ты еще кто такая? – с трудом проговорила Надька.

Женщина ответила несразу – она и впрямь была увлечена ногами девушки. Но наконец она вынула ногу изо рта и сказала:

— Кто я такая? Какое же ты глупое, презренное создание… Тебе ведь рассказывали про меня еще по дороге сюда… а ты не верила…

Надька была сейчас не в состоянии вспомнить, кто там что говорил ей по дороге, и тем более сопоставить те слова с тем, что сейчас происходит. Она лишь почувствовала, как женщина приподняла ее за шкирку и поставила вертикально, прислонив к стволу дерева, напротив себя.

— Вы пришли в чужой лес, чернь, да еще так неуважительно разбрасываете здесь свои вещи… это ведь кто-то из вас потерял?

И Надька увидела в руке у женщины походный топорик, который кстати принадлежал именно ей. Женщина захохотала, и прежде чем Надька попыталась что-то сказать, удар топора пришелся ей прямо в лоб. Кровь из пробитого черепа брызнула в лицо хохочущей женщины. Еще один удар топора – и вот женщина уже, искусно раскроив череп комсомолки, сняла его верхнюю часть и тут же запустив в него руку, принялась жадно поедать ее мозги.

— Это почти также вкусно, как пот твоих ног… никчемная чернь… – замогильный женский голос разнесся по чаще, но Надя уже не могла слышать обращенных к ней слов…

Отделение милиции в Сосновке располагалось в отдельном изолированном помещении здания деревенского клуба. Вся сосновская милиция включала в себя одного человека – участкового Ивана Николаевича Бурова, человека уже достаточно пожилого, с седыми усами, и судя по его лицу – сильно пьющего. По возрасту ему давным-давно пора было выйти на пенсию, но поскольку подобрать замену участковому в такой глуши практически не представлялось возможным, начальство было вынуждено держать Бурова на этой должности, несмотря на возраст и на пристрастие к бутылке. Хотя вообщем-то работа участкового в деревне была не пыльной – здесь достаточно редко случались серьезные происшествия. Правда, как раз накануне прибытия студенток-туристок в эти края такое происшествие случилось – на танцах вечером произошла пьяная драка, в результате чего местный парень Андрюха Гуляев пырнул ножом "гостя" из соседней деревни. Пострадавшего увезли в городскую больницу в крайне тяжелом состоянии и с неутешительными врачебными прогнозами, а на Андрюху завели уголовное дело, правда, под стражу пока не взяли. Для расследования происшествия в Сосновку из города приехала следователь по уголовным делам майор милиции Юлия Мухина – видная, красивая женщина двадцати девяти лет, обладавшая весьма жестким характером (как говорили коллеги – "непримирима к преступности") и засадившая за решетку уже немало уголовников.

В отделении их сидело трое: подозреваемый Андрюха Гуляев, участковый Буров и следователь Мухина. По комнате летали мухи, старые обшарпаные обои наводили еще большую тоску. На столе (краска с которого давно наполовину облезла), за которым сидели в форме Мухина и Буров, лежали беспорядочно несколько пачек каких-то документов, пепельница и – совсем уж ни к месту – портрет Леонида Ильича. Андрей сидел напротив, на стуле, опустив голову вниз.

— Да говорю же Вам, товарищ следователь, я не нарочно! Он сам полез первый, а я защищался.

— Эту байку я уже слышала, Гуляев. – строго сказала Мухина, записывая что-то в свой блокнот. – Если Вы, идя на танцы, берете с собой нож и считаете это нормальным, то врядли Вам место среди законопослушных граждан.

И добавила, обращаясь уже к участковому:

— Распустили Вы тут вашу молодежь, товарищ Буров! Скоро они у вас с наганами по деревне ходить будут.

— Так я ведь это… – начал неловко оправдываться Буров. – Я ведь это… увещевал их, Юлия Сергевна! А они вишь подлецы…

— Увещевал он! – резко оборвала его Мухина. Было видно сколь высокомерно она разговаривала с участковым, который был старше ее более чем в два раза. – Вообщем так. Сегодня я еду обратно и буду ходатайствовать перед судом о заключении Гуляева под стражу. А пока…

Она не успела договорить, как послышался громкий и настойчивый стук в дверь.

— Кого там черт принес… – проворчал Буррв и поплелся открывать. К слову, от него заметно несло перегаром, что вынуждало Мухину презирать старика еще больше.

За дверью стояли запыхавшиеся Люда и Вера.

— Здравствуйте. Вы здешний участковый? – спросила Вера, заглядывая за спину Бурова и видя еще двух человек. – У нас чрезвычайное происшествие! В лесу произошло убийство!

Мухина, услышав про убийство, тут же подняла голову, перестав писать в блокноте.

— Да-да, убийство! – повторила Вера. – Мы туристки, мы раскинули лагерь в Лосином урочище, здесь неподалеку. Нас десять человек. Сначала одна девушка из наших пропала, затем мы нашли мертвой другую. Ее повесили. Повесили на дереве!

Последние слова Вера почти прокричала. Шокированный Буров не мог связать двух слов от волнения и лишь бормотал:

— Да нет… не может быть… как же так…

Между тем Мухина встала со стула и вполне спокойно сказала.

— Значит, на дереве повесили? Ну что ж, это по моей части. Видимо поездку домой придется отложить. Это похоже посерьезнее, чем пьяная драка… Вот видите Буров, что у вас тут под носом творится, пока Вы горькую хлещете.

— Юлия Сергевна, да я ведь только две стопочку с утра, я ведь…

— Да замолчите Вы уже, Буров! Идите лучше заводите свое корыто – поедем на место происшествия вместе.

Буров, не ожидавший столь резкого поворота событий, совсем растерялся.

— А с ним что? – спросил он указывая на Андрея.

— С него подписку о невыезде возьмем – тут дела поважнее. И да, не забудьте свое табельное оружие прихватить. Если Вы, конечно, его еще не пропили.

У самой Мухиной на поясе юбки висела кабура с пистолетом – уж со своим-то оружием она в поездках не расставалась.

— А вам, девочки, придется ехать с нами. Покажете дорогу. Ну и остальных нужно опросить.

Вера и Люда согласно кивнули.

Через полчаса старенький и потрепанный временем милицейский уазик был не без труда заведен Буровым.

— Садитесь! – скомандовал участковый.

Буров и Мухина сели на переднее сидение, а Вера и Люда – назад. Когда Мухина садилась в машину, Люда обратила внимание на то, какие у нее аппетитные ягодицы, и снова услышала тот же голос в голове: "Ее задница нравится тебе еще больше, чем задница твоей подруги, не так ли?.. Ты не такая, как они – ты такая, как я…"

На этот раз Люда не стала мотать головой, а неотрываясь смотрела на формы женщина-следователя, пока та не захлопнула дверь кабины. И только потом залезла в машину сама, усевшись рядом с Верой. И уазик лихо помчал по лесной дороге, подпрыгивая на каждой кочке.

— Лосиное урочище… Гиблое это местечко. Из наших никто в эти края не заглядывает. Да и нам бы не стоило… – ворчал по дороге участковый.

— Прекратите нести чушь, Буров! – отвечала ему Мухина. – Давайте мне еще про леших расскажите! Если у вас тут в ваших лесах маньяк завелся, то причина тому – не гиблое место, а неудовлетворительная работа здешних правоохранительных органов. Так что можете готовиться к визиту криминалистов и к лишению квартальной премии.

Люда слушала их разговор вполуха. Дорога была крайне неровной, и ее начало слегка укачивать, тем более что ночью она спала очень мало, а все эти события ее измотали. В результате на полдороге Люда задремала. Казалось бы она просто провалилась в бессознательную яму, ничего не видя. Но вот сквозь белую пелену она различила очертания обнаженного тела Гели. Несчастная все так же висела повешенная на суку, только теперь уже почти на уровне человеческого роста. Люда стояла и молча смотрела на нее. А рядом с Людой стояла женщина в черном, положив ей руку на плечи. Странное дело – Люда уже совершенно не боялась эту кровожадную незнакомку. Напротив, ей даже казалось, словно эта женщина опекает и оберегает ее.

— Она красива, не правда ли, дитя мое? – обратилась к ней женщина, указывая на повешенную Гелю.

Люда согласно кивнула.

— Ты ведь всегда боялась признаться себе, что тебе нравятся девушки? Я права?

Люда снова кивнула, только теперь по-настоящему осознавая, почему у нее не складывается с противоположным полом.

— Не бойся своих желаний… Иди к ней… Насладись ей!

И Люда, словно повинуясь непреодолимой воле, приблизилась к висячему трупу. Голова Люды была как раз на уровне промежности Гели. Словно бы так и должно быть, Люда раздвинула бедра мертвой подруги и принялась целовать и лизать ее промежность, даже сквозь сон чувствуя вкус влагалища. Сзади послышался смех женщины, а сквозь него – голос Веры:

— Эй, Людка, ты чего делаешь?

Люда едва смогла продрать глаза и увидела, что оказывается она все так же сидит на заднем сидении милицейского уазика и целует и лижет шею сидящей рядом Веры. В миг осознав, как это выглядит со стороны, она тут же отпрянула :

— Ой, прости, Вер, похоже, мне что-то не то приснилось…

— А похоже, приснилось то, что нужно! – смеясь, заметил спереди вдруг оживившийся Буров. – Видимо, так по своему мальчику соскучилась, что целуешься во сне. Бывает-бывает…

— Смотрите на дорогу, товарищ! – тут же одернула его невозмутимая Мухина.

Вера промолчала, но при этом отодвинулась от Люды подальше, косясь на нее с брезгливостью и подозрением. Как бы то ни было, а очков в ее глазах Люда своей выходкой явно не заработала.

Тем временем, Марина Олеговна начала всерьез волноваться – ведь перевалило уже далеко за полдень, а Света так и не появилась, да к тому же еще Люда, Вера и Геля куда-то запропастились. Кроме того, поведение оставшихся девушек в лагере вызывало у Марины откровенное негодование: они в полной беспечности продолжали веселиться и пить портвейн. К слову сказать, кроме самой Марины девушек в лагере оставалось четверо: Нина, Аня, Наташа и Валя (последняя была единственной из всех, кто учился не на истфаке, а на физмате, и попала в поход только благодаря дружбе с Наташей). Об исчезновении Нади она не имела ни малейшего представления.

— Да что с вами, черт возьми, такое! Вы что, сюда пьянствовать приехали?! – возмущалась она, но никому не было до ее криков никакого дела.

"Всё могут короли, всё могут короли…" – снова распевали девушки хором под гитару.

"Словно разум у них помутился!" – подумала про себя Марина, глядя на непрекращающуюся вакханалию.

— Ну всё, девчат, у меня уже пальцы болят! – констатировала факт игравшая на гитаре Анюта, которая уже тоже порядочно напилась и невсегда правильно попадала в аккорды.

Раздался недовольный шум и требования продолжить музицирование, но Анюта была непреклонна.

— Я, блин, с этой вашей гитарой даже еще не искупнулась ни разу! – сказала она свой последний аргумент, и отложив гитару, стала раздеваться.

Аня решила не утруждать себя одеванием купальника и разделась догола – стесняться было некого, так как противоположного пола рядом не было, да она была сейчас и не в том состоянии, чтобы стесняться. Сняв все, включая трусики, Анюта, слегка пошатываясь, пошла в реку.

— Ну куда тебя пьяную-то в воду понесло? – пыталась остановить ее Марина, но как всегда тщетно.

— Не переживайте, Марина Олеговна! У меня разряд по плаванию! – отрезала девушка.

Вода была теплой и приятной. Анюта и впрямь, даже будучи не в особо трезвом виде, превосходно плавала. А плавать голышом было вдвойне приятнее – словно сама река ласкала ее самые интимные места. И Аня действительно далеко не сразу поняла, что ласкает ее вовсе не река, а кто-то другой. Да, именно человеческие руки трогали сейчас ее промежность и соски, доставляя такие прекрасные ощущения. Но романтической натуре Анюты было все равно, кто и что ее трогает – она самозабвенно отдавалась во власть водной стихия, ныряя в воду, плавая и барахтаясь. И только когда чей-то палец стал проникать в ее узенький анус, Аня стала понимать, что происходящее – реальность.

"Не бойся меня… Тебе понравится…" – послышался голос в голове у Ани.

— Это наверное сон… – тихо сказала девушка. – А ты наверное русалка?

В ответ она услышала только смех, а невидимые пальцы под водой стали ласкать ее еще интенсивнее, проникая внутрь, как во влагалище, так и в попу.

В это время кроме Марины Олеговны на Анюту никто не смотрел. Марина видела только, что Аня, закрыв глаза, демонстрирует мастерство своего плавания, и судя по шевелящимся губам, словно бы с кем-то разговаривает. Марина не сводила с нее глаз, чувствуя, что что-то здесь не так. Через несколько минут Анюта начала громко стонать.

— Эй, Аня, что с тобой?! – окрикнула ее с берега Марина, но девушка не отреагировала, продолжая издавать сладострастные стоны.

Другие девушки тоже обратили на нее внимание, кто-то стал смеяться, посчитав, что Аня просто мастурбирует. А та в свою очередь стонала все громче, пока наконец не прокричала:

— Да! Да!

И тут же голова Анюты скрылась под водой. Сразу же смолкли все смешки, и девушки с минуту недоуменно смотрели на воду.

— Да что ж вы стоите! Скорее, вытаскивайте ее, она же утонет! – закричала в отчаянии Марина Олеговна.

Наташа, Валя и Нина бросились в воду, плывя к тому месту, где только что была Анюта. В этот момент взору Марины Олеговны предстала еще более ужасающая картина: поверхность воды в этом самом месте окрасилась в кроваво-красный цвет. Через несколько минут девушки вытащили Анюту на берег, и то, что они увидели, повергло в шок всех: горло Ани было в самом прямом смысле слова перегрызено, а из артерии все еще хлестала кровь. Все завизжали от ужаса – алкоголь мгновенно выветрился из мозгов.

— Что здесь происходит, Марина Олеговна, что здесь происходит?! – заливаясь слезами, в истерике кричала Нина.

Марину саму буквально трясло.

— Я… я не знаю… может, животное какое…

И присев на корточки над безжизненным телом, она тоже разрыдалась.

— Я разбужу Надьку… – сказала Валя и побежала к палатке.

Но никакой Нади в палатке не оказалось. Лишь у входа лежали ее ботинки и носки.

— Черт, Надюха тоже пропала! При чем босиком!

Теперь Марина бросилась уже к надиной палатке, чтобы убедиться в правдивости слов Вали.

— Да что же это за проклятье такое! – буквально взвыла Марина Олеговна.

Но в этот момент из чащи послышался рев мотора. На поляну подъехал милицейский уазик. Врядли кто-то из девушек в своей жизни так радовался появлению милиции, как в этот момент. Они готовы были расцеловать выходящих из машины пожилого мужчину и молодую женщину в форме, а заодно и Веру с Людой, которые их привели.

— Как хорошо… как хорошо, что вы здесь! – залепетала Марина. – У нас тут беда стряслась!

— У нас тоже, – холодно ответила Вера, решив не откладывать плохие новости в долгий ящик. – Гелю убили!

— Что? – почти в один голос переспросили девушки, выпучив глаза. – И ее тоже?

— Что, значит, тоже? – спокойно спросила Мухина. – У вас тут тоже труп? Ах да, уже вижу.

И она направилась к лежащей на траве с перегрызеным горлом Анюте.

— Так-так, тяжелый случай…

Остальные подбежали к ней. Участковый, только увидев окровавленный труп, отвернулся и его начало тошнить.

— Какой вы все-таки неженка, товарищ Буров! – заметила Мухина, доставая из папки свой блокнот и что-то в него записывая.

— Что.. с ней произошло? – робко спросила Люда, хотя она-то как никто другой догадывалась об истинной виновнице этой трагедии.

— Я не знаю! – в слезах говорила Марина Олеговна. – Я только видела, как она купалась, а потом… стала тонуть. И вот результат… А с Гелей что?

Люда не ответила ничего про Гелю, и за нее это сделала Вера, рассказав о том, что произошло с ними. Не выдержав неожиданно навалившегося стресса, Марина пошла к костру, взяла недопитую бутылку портвейна и стала пить прямо из горлышка. Остальные тоже пребывали в прострации. Присутствие духа сохраняла лишь следователь, и в меньшей степени – Вера.

— Значит, так! – сказала Мухина. – Слезами и истериками делу не поможешь. Сейчас нужно не паниковать, а консолидироваться. Мне в своей практике не раз приходидось сталкиваться с маньяками и убийцами, так что я знаю, о чем говорю. Сейчас я вас всех опрошу и запишу ваши показания. А Вы, Буров, пока срочно езжайте обратно в Сосновку и вызывайте усиленный наряд милиции. Сейчас же!

Буров слегка замялся.

— Так а Вы что же, Юлия Сергеевна, здесь останетесь? – спросил он в нерешительности.

— Разумеется, останусь, Буров! Все мы в вашем корыте сразу не поместимся, а оставлять кого-то в одиночку здесь небезопасно. Так что мы будем ждать прибытия наряда, если Вы не будете жевать сопли, то через полтора часа он уже здесь будет. Можете не переживать – оружие при мне имеется, и уж поверьте мне на слово – обращаться с ним я умею получше Вашего!

Почесав в затылке Буров послушно сел в уазик и принялся его снова заводить. По правде говоря, ему и самому хотелось поскорее покинуть это место, которое пока вполне оправдывало свою репутацию в его глазах. Завести оказалось не так легко, и девушкам пришлось не по мере сил толкать злополучный уазик, чтобы завести его с толкача. Наконец, машина завелась, и Буров на всех парах поехал за подмогой. Мчал он едва ли не в два раза быстрее, чем ехал сюда – срочность подгоняла, да и страх от увиденного тоже. И поэтому нисколько неудивительно, что Буров, проехав примерно полпути, вовремя не увидел лежащее на дороге дерево. Если бы у него было время вспомнить, он непременно бы вспомнил, что когда он ехал сюда по этой же дороге менее часа назад, то никаких лежащих деревьев на ней не было. Но времени на воспоминания у Бурова не оказалось, равно как и на размышления о том, откуда это дерево могло взяться – все произошло во мгновение. Уазик на сильной скорости врезался в лежащее дерево и несколько раз перевернулся. От сильного удара Буров потерял сознание. А вернуться в себя ему уже не пришлось – через несколько минут топливный бак взорвался, и несчастному деревенскому участковому так и не суждено было вызвать подмогу…

Около часа потребовалось девушкам, чтобы успокоиться и более или менее придти в себя после произошедшего. Труп Анюты накрыли покрывалом до приезда милиции. Затем Мухина принялась опрашивать всех, начиная с Марины Олеговны, записывая показания в свой блокнот. Допрашивала она очень подробно, пытаясь выяснить малейшие детали. Тяжелее всего было Люде – она не могла и не хотела рассказать следователю всё то, что ей известно, да и как бы это выглядело? Комсомолка-активистка, которая верит в то, что призрак давно умершей помещицы совращает и убивает девушек? Конечно, это будет абсурдом. Поэтому Люда умолчала о том, что своими глазами видела, как призрак помещицы ласкает Гелю незадолго перед ее убийством, ну и конечно же о своих снах. Впрочем, Мухина тоже была не лыком шита – она, имея большой опыт допросов, прекрасно понимала по лицу и голосу Люды, что она что-то не договаривает. Поэтому Люду она опрашивала дольше всех, но все-таки чего-то большего так и не смогла добиться.

Время шло, уже смеркалось, но милиция приезжать не торопилась. Нервозность среди девушек еще больше нарастала, даже Марина Олеговна, забыв про все свои приципы и устои, подошла к Нине, сказав:

— Слушай, Нин, а у тебя есть сигареты? Курить хочется…

Нина выпучила на руководительницу свои большие голубые глаза.

— Сигареты? Для вас? Ну… да… кажется были.

И покопавшись в своем рюкзаке, она достала начатую пачку, протягивая Марине. Та, взяв спички неумело закурила.

— Спасибо…

Следователь Мухина спокойно и деловито прохаживалась по лагерю, осматривая все детали и посматривая на часы. Наконец, она обратилась ко всем.

— Вообщем, так, товарищи-комсомолки! Время уже позднее, и похоже этот старый алкоголик Буров несильно торопиться выполнять свои непосредственные обязанности. Придется нам здесь ночевать. Если завтра никто не явится – то пойдем обратно сами, пешком. А пока – всем быть вместе, по одиночке никуда не разбредаться! Даже в туалет ходить минимум по двое. Топоры, ножи, любое другое оружие – всегда носить с собой для самозащиты. Спать будем тоже по очереди. Всем все ясно?

Девушки согласно закивали. Уверенный тон Мухиной действовал успокаивающе, хотя страх и горечь от потери подруг никуда не делись.

Ночь прошла спокойно. Первую половину ночи дежурили Мухина, Люда и Нина, а вторую половину – Марина Олеговна, Вера, Наташа и Валя. На протяжении всего времени дежурства Мухина пыталась вывести Люду на разговор, снова и снова задавая вопросы о том, что случилось с Гелей, как они ее нашли, что было при их расставании и так далее. Люда отвечала уклончиво, ссылаясь на усталость, чем еще больше вызывала у следователя подозрения. Она едва дождалась двух часов ночи, когда смена должна была их поменять, и можно было лечь спать. Глаза у Люды уже сами закрывались, и она вскоре отключилась. Теперь она уже не только не боялась спать из-за того, что во сне к ней вновь может придти женщина в черном. Напротив – она испытывала какое-то необъяснимое стремление снова увидеть ее, и потому хотела заснуть поскорее. И Люда не ошиблась. Во сне ей привидилось, что она сидит на лесной поляне в одном купальнике, но ей ни капли не холодно. Женщина в черном не спеша вышла из чащи и, шелестя испачканным в крови платьем, села рядом с Людой, положив руку ей на бедро.

— Ты ждала меня, дитя мое?

Люда молча кивнула, слегка прижимаясь к своей новой знакомой.

— Она спрашивала тебя обо мне, не так ли?

— Да, но я ничего не сказала ей про Вас… – Люда с трепетом подняла взгляд на женщину.

Та в свою очередь улыбнулась и нежно поцеловала девушку в губы.

— Я не ошиблась в тебе, дитя мое…

Люда еле слышно спросила:

— Но… зачем я Вам? Почему Вы не убьете меня как остальных?

Женщина помолчала, поглаживая бедро Люды, затем сказала:

— Я одна… И я всегда была одинока… Вся эта жалкая чернь… – она отвернулась в сторону и плюнула на землю, а затем снова обратилась к Люде – И только ты такая же как я… И ты будешь со мною всегда…

С этими словами женщина наклонилась к ноге Люды и поцеловала пальчики на ногах.

— Быть с Вами всегда? Но как? Завтра сюда приедет милиция, и нас отсюда заберут. Либо мы уйдем пешком.

Женщина зловеще засмеялась.

— Нет, ты не уйдешь… Ты не захочешь уходить, даже если уйдут остальные. Ведь ты не такая как они… И ты не оставишь ту, которую любишь… так ведь?

И сказав это, она продолжила целовать Люде ножки.

— Я не хочу оставлять… Я хочу быть с Вами… Но как я это сделаю?

— Не бойся, дитя мое… Я помогу тебе… обязательно помогу…

Наступило утро, а наряд милиции так и не прибыл.

— Чертов алкаш! – выругалась Мухина, имея в виду, конечно, участкового Бурова. – Так я и знала. Наверняка нажрался, приехав домой, и теперь будет отсыпаться до обеда. Ладно, черт с ним! Собираемся и идем в деревню.

Всем девушкам действительно хотелось уже поскорее покинуть это место. Никто из них уже не думал ни о каком предстоящем здесь пионерлагере, все мысли были об одном – скорей бы это всё закончилось! И лишь Люда ощутимо заволновалась, когда Мухина отдала распоряжение уходить.

— Подождите, подождите, но… если даже участковый и не смог вызвать подмогу вчера, то он наверняка сделает это сегодня. Думаю, к обеду они будут здесь. А мы… мы не можем уйти все! Мы пока не знаем, что случилось со Светой и Надей, вдруг они еще живы, мы не можем их бросить…

Мухина скептически ухмыльнулась и подошла к Люде.

— Ты так жаждешь остаться здесь?

— Нет, Юлия Сергеевна, я не… я просто переживаю за своих подруг… – виновато ответила Люда, опустив глаза.

Мухина с минуту молчала, сложив руки на груди, глядя куда-то вдаль и словно что-то вычисляя в уме. На самом деле ее подозрения в отношении Люды теперь еще больше подтвердились – эта девчонка явно что-то знает и поэтому не хочет отсюда уходить. Переживает за подруг? Как бы не так! Еще вчера в доскональной беседе с Людой Мухина выяснила, что та не была в каких-то особых дружеских отношениях ни со Светой, ни тем более с Надей. Что же ее здесь держит? Этого Мухина пока понять не могла, но твердо была настроена это выяснить. А для этого нужно было позволить ей остаться

— Что ж, хорошо! Допустим, в твоих словах есть доля смысла. Да и неволить никого из вас я не имею права. Поэтому предлагаю, пусть каждая решит самостоятельно. Кто хочет остаться и ждать милицию здесь, пусть остается, кто хочет идти – пусть идет.

И с хитрым выражением лица взглянув на Люду, добавила, словно намекая на свои подозрения:

— Лично я остаюсь, раз уж здесь остаешься ты…

— Я тоже останусь! – сказала Марина Олеговна.

Именно ей уйти как раз и не давала совесть – она чувствовала за собой ответственность за участниц похода и тоже не могла так просто покинуть в опасности Свету и Надю, которые по ее мнению еще могли быть живы.

Вера тоже вызвалась остаться – ей не хотелось, чтобы о ней думали, как о трусихе. А вот Наташа с Валей решительно были настроены уйти.

— Вы оставайтесь, а мы пойдем! И минуты больше здесь не останемся, с нас хватило!

Колебалась только Нина. Но видя, что старшие – Марина и Мухина – остаются, тоже решила примкнуть к ним.

— Берегите себя, девочки! – напутствовала Марина Наташу и Валю.

— И топоры с ножами прихватить не забудьте – не думаю, что в пути будет безопаснее, чем здесь… – с привычным спокойствием добавила Мухина. – И если встретите Бурова, передайте ему от меня пламенный привет!

Наташа и Валя отправились в путь. Конечно, им было страшно – они оборачивались на каждый шорох, останавливались, прислушиваясь, и уже пройдя четверть пути, начали жалеть, что не остались с остальными.

— Как думаешь, Валь, а это действительно маньяк? Нет, я конечно все понимаю, но как он Аньку мог под водой убить и уплыть незамеченным?

— Послушай, Наташ, мне сейчас как-то совсем не хочется думать об этом маньяке. А еще меньше хочется стать его следующей жертвой. Так что пойдем скорее!

Они ускорили шаг. Окружающий лес прямо-таки дышал враждебностью. Деревья, казалось, норовили сомкнуться перед ними и запереть в своей темнице. Но больше всего дискомфорта создавал туман – он взялся невесть откуда и окутывал собою тропинку, по которой шли девушки. И главное – по мере нахождения в этом тумане с девушками стало происходить что-то странное. И у Наташи, и у Вали вдруг одновременно разболелась голова, идти с каждым шагом становилось все тяжелее, словно на них были навьючены многокилограммовые рюкзаки.

— Все, Наташ, я больше не могу… Привал! – сказала Валя, садясь на траву.

— А ведь мы еще и полпути не прошли… – ответила Наташа и уселась рядом.

С обеих лил градом пот, перед глазами все плыло, а в голове слышались какие-то шумы.

— Слушай, может, мы отравились чем?

— Не знаю, я с утра кроме тушенки не ела ничего… Но я не могу уже…

Сказав это, Наташа сняла с себя насквозь пропитанную потом футболку, а вслед за ней и лифчик, чтобы хоть как-то остудить свое тело. Валя последовала ее примеру.

"Сними, сними с себя все…" – повелевал чей-то настойчивый голос в ее голове. И Валя, не будучи в силах сопротивляться чужой воле, сняла сначала обувь, носки, затем шорты, и наконец трусики, оставшись абсолютно голой и сама не зная, зачем она это делает. Ровно то же самое в это время проделала и Наташа, точно также повинуясь чьему-то повелению. Теперь две обнаженные девушки сидели рядом и в недоумении смотрели друг на друга.

— Что с нами происходит, Наташ? Мне кажется, я схожу с ума…

— Я тоже, Валя… я тоже…

"Поцелуй ее… Поцелуй ее прямо сейчас…" – нашептывал голос каждой из них. Девушки приблизились друг к другу еще сильнее и их губы слились в поцелуе – сначала нежном и робком, а потом все более страстном, дерзком и слюнявом. А прямо над ними уже слышался громкий женский хохот…

Через пять минут Наташа с Валей уже яростно ласкали свои влажные от пота тела, а над ними стояла женская фигура в черном платье, наслаждаясь плодами своего чародейства. Она наблюдала как неискушенные в любовных ласках язычки девушек слизывают пот друг с друга, покрывая друг друга поцелуями. Как Наташа жадно вылизывает девственное влагалище подруги, посасывая ее клитор и стимулируя пальчиком анус. Как затем Валя не менее жадно вылизывала попу Наташи, засовывая пальчик ей во влагалище, пока, наконец, не порвала девственную плеву. Как следом за тем, Наташа лишала Валю девственности, засунув в нее всю кисть руки. Как старательно девушки вылизывали влажные ступни друг друга, давясь засовывая их в рот. Как, наконец, они терлись промежностями друг друга, доводя себя до оргазма. Все это время Наташа и Валя не замечали присутствия женщины, да если бы и заметили, это бы мало что изменило – их сознание было полностью одурманено злыми чарами, и они находились в полном беспамятстве и только громко и сладострастно стонали. Когда же девушек сотряс оргазм (а он накрыл их одновременно), женщина склонилась и поочередно поцеловала Наташу и Валю в губы, а затем также поочередно поцеловала их соски, после чего сказала:

— Ну что ж, голодранки, вы справились без меня. От меня остался маленький штрих…

И с этими словами женщина проткнула пальцами живот Наташи, разрывая нежную плоть и доставая из живота ее кишки. Наташа так и скончалась, держа во рту ступню Вали. Затем легким движением женщина обвила наташиными кишками шею Вали и принялась душить ее. Несчастная стала беспомощно дергаться – кажется, только сейчас к ней вернулось сознание. Но было уже поздно – через минуту Валя была задушена кишками собственной подруги. В лесу снова воцарилась тишина и покой…

В лагере оставалось пять человек: Марина Олеговна, Люда, Вера, Нина и следователь Мухина. Откровенно говоря, мало кому верилось, что Свету и Надю удастся найти живыми. Труп убитой Ани так и лежал на берегу, накрытый походным покрывалом – Мухина запретила что-либо делать с ним до приезда экспертов криминалистов. Долго решали, что делать с трупом Гели, который так и висел на дереве. По логике вещей его тоже нельзя было трогать, но и оставлять мертвую соратницу висеть в таком позорном виде – было как-то уж совсем бесчеловечно. Ввиду этого Мухина, наконец, дала добро на то, чтобы Гелю с веревки снять, руководствуясь соображениями морали. Правда, сделать это было не так-то просто – ведь труп висел на достаточно большой высоте. Более-менее хорошо лазить по деревьям умела только Вера. Она забралась на дерево, где была повешенная, и пыталась веткой направить тело к себе, чтобы можно было его взять и, перерезав веревку, спустить вниз. Но ситуация усугублялась тем, что ветка, на которой висела Геля, оказалась очень хрупкой, и стоило Вере чуть качнуть висящий труп, как ветка хрустнула, а через пару секунд обломалась. Труп несчастной девушки полетел вниз и плюхнулся оземь, так что кровь брызнула во все стороны.

Мухина плюнула, выругавшись.

— Ну вот, называется, сделали лучше…

Вера не солоно хлебавши спустилась обратно. Труп Гели тоже накрыли покрывалом.

— Я не могу на это смотреть! – сквозь слезы сказала Марина. – Девочки, там у вас портвейн остался?

На ее счастье портвейна оставалось еще много – уж чего-чего, а спиртного в поход девочки взять не поскупились. Правда, никто из них не думал, что придется делиться им с блюстительницей нравственности Мариной Олеговной. Но и о том, что они потеряют большую часть участниц похода, тоже ведь никто не думал… Взяв бутылку портвейна, Марина сделала несколько глотков прямо из горлышка. Вера даже ехидно присвистнула, глядя на это зрелище, а Нина, напротив, подошла к наставнице и, приобняв за плечи, принялась ее успокаивать.

— Напрасно Вы так, Марина Олеговна, их уже не вернешь, а нам надо свою жизнь сохранить…

Марина не ответила, тупо глядя в землю.

Время шло, никаких признаков, что кто-то придет девушкам на помощь, не было. Девушки не отходили от палаток и костра, кроме как разве что по нужде, и то по двое.

— Сходишь со мной? – шепнула Нина Люде.

Люда согласно кивнула. Взяв на всякий случай свой топорик, она пошла вслед за Ниной, чтобы покараулить ее, пока та сходит в туалет.

Они отошли чуть от лагеря. Было тихо, если не считать пения редких птиц. Даже зловеще тихо. Люда почувствовала внутри себя какое-то странное волнение. Она остановилась и прислушалась.

— В чем дело, Люд? – спросила ее Нина.

— Нет-нет, все в порядке! – ответила она, как-то неестественно улыбнувшись.

Люда чувствовала – ОНА рядом! Совсем рядом!

"Ты поможешь мне, дитя мое?" – раздался голос в голове у Люды.

— Да… – ответила Люда вслух.

— Ты что, сама с собой разговариваешь? – спросила Нина.

— Ну… иногда да, разговариваю сама с собой. – подтвердила та. – Ведь у каждой из нас есть свои секреты, не так ли?

С этими словами Люда, бросив свой топор на землю, подошла к Нине и положила руки ей на плечи.

— Знаешь, Нин, вся эта история, в которую мы влипли, научила меня одному – мы должны больше ценить и любить друг друга! Любить, пока мы еще живы…

И Люда, приблизила свои губы к губам Нины с намерением поцеловать.

— Людка, ты чего это?

Нина поняла, что с подругой что-то не то, и попыталась отстраниться. Но Люда не отпускала объятий.

— Слушай, Нин, может быть, кто-то из нас через пять минут умрет – ты или я? Так неужели не стоит насладиться любовью перед смертью?

И она поцеловала Нину взасос. Нина же, хоть и понимала умом, что ее подруга наверное поехала рассудком (что вообщем-то нисколько неудивительно в подобных обстоятельствах), но к собственному удивлению даже не стала сопротивляться (либо чья-то чужая воля внутри нее не давала ей сопротивляться). К тому же – может быть, Людка и права? Может и впрямь им всем предстоит умереть, и почему бы тогда действительно не насладиться последними минутами? Правда, ласки с другой девушкой, казалось, были весьма сомнительным наслаждением, но однако ж вовсе не были чем-то неприятным. Язык Люды свободно проник в рот Нины, исследуя его изнутри, а руки вовсю ощупывали упругие ягодицы и уже пытались стащить с подруги шорты. Через минуту Нина уже сама охотно отвечала на поцелуй и обнимала Люду.

— Я… хочу тебя… – шептала Люда на ушко подруге.

Обе комсомолки-активистки легли на траву, целуясь и снимая друг с друга одежду.

"Умница… Возьми ее… Возьми ее всю без остатка…" – слышала Люда женский голос у себя над ухом в тот момент, когда стаскивала с Нины уже намокшие трусики.

"Понюхай их… почувствуй их аромат" – продолжал голос, и Люда послушно поднесла трусики Нины к своему лицу, с наслаждением вдыхая пьянящий запах девичьих выделений.

"А теперь давай, лижи…"

Люда раздвинула ножки девушки, и ее взору открылось истекающее от возбуждения влагалище Нины. Люда припала к нему губами и принялась вылизывать настолько активно и страстно, насколько только могла. Впервые в жизни она пробовала на вкус влагалище другой девушки – в реальности, а не во сне. И теперь она, как никогда понимала, что именно этого она и желала всю свою жизнь. Именно поэтому ей ненужны были никакие парни – ей нужна была девушка и ее влагалище! Она лизала, лизала и лизала, так что Нина от наслаждения скулила и сжимала собственную грудь.

"У нее есть еще и другая дырочка… Она не менее вкусная…" – заметил женский голос над ухом.

Люда опустилась чуть ниже и лизнула анус Нины. Вкус его конечно отличался от вкуса влагалища, но действительно был не менее притягательным.

— Перевернись! – скомандовала Люда Нине, и та, предвкушая новую порцию удовольствия, перевернулась, встав на четвереньки, задрав попу кверху, а плечами пригнувшись к земле. Теперь маленький темный анус смотрел прямо на Люду, и она тут же начала вылизывать его, вынуждая Нину стонать еще громче. Люда засовывала свой язычок прямо в попу, одновременно пальчиками лаская клитор.

Это длилось еще несколько минут, пока Нина, наконец, сильно зажмурившись, не кончила. В этот момент над девушками возвысилась фигура женщины в черном. В руках у нее был топор – тот самый топор, что бросила Люда. Нина не видела женщину, поскольку ее глаза были закрыты в блаженстве. Люда, в отличие от нее, увидела женщину (хотя присутствие ее ощущала и до этого), но продолжила как ни в чем не бывало вылизывать попу Нины. Женщина громко захохотала, и Нина тут же испуганно открыла глаза. Но поздно – в это самое мгновение женщина, как профессиональный палач, рубанула топором по шее девушки, и голова Нины покатилась по поляне. Из отрубленной шеи хлынули потоки крови, а Люда продолжала лизать задницу уже мертвой девушки. Рука женщины нежно коснулась волос Люды, и та наконец подняла взгляд.

— Ты хорошая ученица, дочь моя… Я люблю тебя…

— Я… Я Вас тоже люблю… И я хочу быть с Вами…

Женщина нагнулась, и их губы слились в долгом и страстном поцелуе.

— А теперь иди, расскажи остальным… – сказала женщина и исчезла, словно рассеявшись в воздухе.

Люда пару минут стояла на поляне, глядя в одну точку. Потом, словно очнувшись от дремоты, она начала спешно оглядываться. Посреди поляны, на коленях, задницей кверху располагалось обезглавленное обнаженное тело Нины, а ее голова валялась в нескольких метрах, а рядом – окровавленный людин топор. Кровь все еще хлестала из шеи.

— Значит, это не сон… Какой ужас… – прошептала Люда и помчалась к лагерю.

— Скорее! Сюда! Нину убили! – громко кричала она, и ей на встречу, заслышав крик, уже бежали ее соратницы…

— Да что ж это такое! Да что ж это творится-то! – в панике причитала Марина Олеговна.

После всего, что им пришлось видеть, картина обезглавленного трупа, да еще стоящего раком, уже казалось, не могла никого удивить, однако потеря еще одной подруги, кажется, лишила их последних моральных сил.

— Нет, я не могу больше этого выносить! Дайте мне напиться и умереть! – вопила Марина на весь лес.

Вера молчала, глядя на труп Нины.

— Как это было? Ты что-нибудь видела? – спросила она, наконец, Люду.

Люда в ответ пожала плечами.

— Нет, я пришла на поляну и увидела…. это…

Вера резко дернулась к ней и грубо взяла Люду за грудки.

— Ты врешь! Она уходила вместе с тобой! Ты не можешь не знать, что произошло!

— Эй, ты чего кричишь на меня? – освобождаясь от ее хватки, возмутилась Люда. – Почему ты мне не веришь? Еще скажи, что это я ее убила!

— А я уже теперь ни в чем не уверена! – с подозрением сказала Вера, тем не менее немного остывая и закуривая сигарету.

— Сейчас не время устраивать мне допрос! – твердо сказала Люда, поправляя помятую Верой майку. – У нас для этого Юлия Сернеевна есть. Кстати, где она?

Марина и Вера огляделись. Действительно, Мухиной среди них не было.

— Мне казалось, она побежала с нами? – неуверенно сказала Марина. – Но… я уже не помню…

— Ладно, у нее пистолет есть. – заметила Вера. – Если будет стрелять, мы услышим. Но в любом случае, нам здесь оставаться нельзя. Идем обратно за Мухиной, и все вместе валим в деревню из этого чертового леса! Надо было сразу так сделать!

Однако, когда они вернулись к палаткам, то обнаружили, что следователя там не было. Не было ее и по близости.

— Может быть… тоже по нужде отошла? – сказала Люда, и тут же, опомнившись, прикусила язык.

А Мухина тем временем очнулась после столь неожиданно напавшего на нее дневного сна. Еще не успев открыть глаза, женщина-следователь почувствовала, что ее тело находится в каком-то неестественном положении. Она попыталась пошевелиться, но ее руки и ноги были прочно зафиксированы. Наконец, продрав глаза, Мухина обнаружила, что ее руки привязаны к стволу дерева, ноги тоже связаны между собой в щиколотках и прочно прикреплены к соседнему пню, а корпус тела при этом наклонен вперед.

"Какого черта!?" – хотела было выкрикнуть она, но ничего не вышло – ее рот был плотно заткнут какой-то тряпкой, в результате послышалось только мычание. Сообразив, что оказалась в ловушке, она стала дергаться, пытаясь перетереть об дерево веревку, которой были связаны руки. В это время за ее спиной послышался женский хохот.

— Такая сильная… Такая самоуверенная… И такая беспомощная… – женский голос шептал у нее над ухом.

Мухина резко повернула голову (единственную часть тела, которой она еще могла свободно двигать) и увидела перед собой женщину в черном платье. Ее длинные пальцы коснулись щеки пленницы.

— Ты не веришь в призраков, да?.. Ты веришь только в себя… Глупое и жалкое создание… Кстати в твоем ротике – трусы той, что отдалась мне здесь в первую ночь… – сказала она, намекая по-видимому на Свету.

Мухина снова отчаянно начала перетирать веревку в попытках освободиться, но женщина снова расхохоталась и шлепнула ее по заднице.

— Даже не пытайся, жалкая чернь…

Женщина, протянув руку, вынула табельный пистолет из кобуры своей жертвы и с интересом рассмотрела его.

— Эта игрушка тебе больше не понадобится…

С этими словами женщина выбросила пистолет в кусты.

— Ну а теперь… приступим к самому сладкому…

Женщина резким движением разорвала сзади на Мухиной юбку, а вслед за ней и трусы, обнажая красивую округлую задницу. Затем, опустившись на колени, женщина раздвинула ягодицы пленницы и принялась лизать анальное отверстие следователя. Мухина в свою очередь начала дергать задницей, пытаясь отпихнуть от себя похотливого призрака.

— А ты настырнее, чем прочие… Придется показать тебе, что я обычно делаю с непокорными…

И встав с колен, женщина сорвала с Мухиной милицейскую рубашку и лифчик, оставив ее полностью голышом. Затем в руках ее оказался прут. Она провела им по нежной коже ягодиц и тут же резко хлестнула. Мухина дернулась, заскулив от пронзительной боли. Тут же последовал еще удар, за ним еще и еще… Задница и спина блюстительницв закона моментально покрывались рубцами, капельки крови стекали по коже. По щекам Мухиной, которая последний раз в своей жизни плакала наверное только в детстве, теперь текли слезы, она беспомощно скулила как собачонка, тогда как ее мучительница упивалась экзекуцией. Она хлестала и хлестала несчастную, а затем, когда тело той уже истекало кровью, запустила руку ей между ног.

— Как у тебя здесь влажно… Какая же ты извращенка… Думаю, тебе понравится и это…

И женщина с силой хлестнула Мухину прямо по промежности. Та буквально взвыла от боли, несмотря на заткнутый рот, и тут же обмочилась. Струя мочи полилась из нее, и женщина, захохотав, подставила под нее свои ладони и стала пить и умываться мочой следователя. Когда струя иссякла, женщина, встав на колени, слизнула с влагалища Мухиной последние капли. Затем снова встала, и с минуту просто стояла, словно даря жертве передышку.

— Ты была самой стойкой… За это я дарю тебе еще одну порцию наслаждения…

Мухина не заметила каким образом, но в руке у призрака оказался предмет, который вовсе никак с ее сущностью не сочетался (хотя что сотрудница областного следственного комитета могла знать о сущности призраков?) – красное знамя с серпом и молотом, один из тех, что девушки водрузили над старым пнем. Знамя было на длинном деревянном древке, заостренном внизу. Этот самый заостренный конец древка женщина поднесла к исполосованной прутом заднице Мухиной. Раздвинув ягодицы, она стала засовывать древко знамени Мухиной в анус. Чем глубже оно проникало в задницу, тем громче раздавался хохот призрака. Женщина просовывала его все дальше и дальше, при этом вытащив светкины трусы изо рта своей жертвы. Кляп оказался больше ненужен – кричать она уже не могла. Когда древко знамени уже добралось до внутренних органов, пронзая их, изо рта Мухиной хлынула кровь, а через какое-то время и она сама перестала подавать признаки жизни. Женщина рукой открыла челюсть своей жертвы пошире, и конец древка знамени вышел у Мухиной изо рта, так что она оказалась полностью нанизанной на него, как на вертел. Вот так и завершилась жизнь майора милиции Юлии Мухиной – с красным знаменем в заднице. А призрак помещицы еще долго сотрясал место ее гибели своим душераздирающим хохотом…

Самые смутные догадки посещали девушек относительно исчезновения Мухиной. Никто из них не высказывал открыто это вслух, но все так или иначе догадывались, что даже эта стойкая и уверенная в себе женщина, у которой к тому же при себе было огнестрельное оружие, вероятно разделила незавидную участь других погибших. И если уж этот неведомый маньяк добрался до нее, то сколь низкими являются шансы на выживание у оставшихся трех? Да, осталось их только трое – Люда, Вера и Марина Олеговна. Моральный дух Марины был окончательно подавлен – она зашла в свою палатку и хлестала портвейн прямо из горлышка. Вера и Люда были снаружи.

— Надо выбираться отсюда! – твердо сказала Вера. – Выбираться прямо сейчас! Что бы там ни случилось, я не хочу сдохнуть здесь. Мне плевать, призрак это или маньяк, но надо уходить. Эй, ты слышишь меня?

Люда сидела на земле, глядя куда-то вдаль отрешенным взглядом, словно бы находясь в трансе и действительно как будто не слыша слов Веры. Вдруг Люда внезапно встрепенулась и, взглянув на Веру каким-то безумным взглядом, сказала:

— Я знаю, как это сделать!

— Что? Что сделать? – Вера недоверчиво посмотрела на девушку.

— Спастись! Пойдем, я тебя познакомлю кое с кем!

— Что?? С кем ты еще собралась меня знакомить в этой глуши?

Но Люда вскочила и, подбежав к Вере, взяла ее за руку и стала тянуть за собой.

— Пойдем, пойдем! Я все тебе расскажу, ты сама все поймешь! Не бойся, пойдем!

"Она явно не в себе!" – подумала про себя Вера и была недалека от истины.

— Послушай, я не знаю, что у тебя на уме, но похоже ты сбрендила.

— Сбрендила? Может быть, не знаю… Но ты должна сходить со мной. Пошли же!

Вера подозрительно огяделась. Затем взяла топор и, ведомая Людой, пошла за ней. Люда, держа Веру за руку, вела ее куда-то вглубь чащи, где даже не было тропы.

— Тебе обязательно нужной познакомиться с ней! Она хорошая, она поможет нам! Кроме нее не поможет никто!

— Да кто "она"-то? Ты можешь толком объяснить? – нервничала Вера, но Люда не отвечала ничего внятного.

— Она уже ждет нас, сейчас…

И вдруг Люда резко остановилась, глядя перед собой. Вера тоже встала. Перед ними была пустынная поляна, по земле чуть стелился туман. На поляне не было никого, стояла могильная тишина.

— Ну и? – спросила Вера, сжимая в руке топор. – Может, уже объяснишь, наконец?

— Я сама все тебе объясню, глупая чернь… – раздался голос сзади.

Девушки мгновенно обернулись. Позади них стояла женщина в черном платье, ее холодный взгляд пристально рассматривал Веру.

— Тебе не стоило бы быть столь грубой к своей подруге… Ведь она единственная достойная из всех вас…

— Что, что всё это значит? – закричала Вера приподнимая топор.

— Верочка, милая, успокойся, все хорошо! – подбежала к ней сзади Люда, поглаживая ее плечи. – Она не враг нам! Она может помочь – ей ничего не нужно от нас, кроме любви…

— Мне плевать, кто ты такая и что тебе от меня нужно! – выкрикнула в ярости Вера незнакомке. – Говори, кто убил наших девушек? Говори, пока я не раскроила тебе череп!

В ответ женщина лишь захохотала.

— Ненадо с ней так, – шепнула ей на ухо Люда, при этом нежно поцеловав мочку уха. – Она ведь…

Вера, которая уже поняла, что Люда и эта женщина действуют заодно, не дала Люде договорить и со словами "Да пошла ты!" локтем ударила ее в лицо. Люда отлетела, упав на землю и схватившись за нос, из которого хлынула кровь.

— Еще раз повторяю: говори, кто ты, и кто убил наших подруг? Это ты, ты сделала?

И Вера стала медленно приближаться к женщине, держа на готове топор. Та в свою очередь, прекратив смеяться, взглянула на нее усталым презрительным взглядом.

— Ты зря подняла руку на мою избранную… Тебе придется извиниться перед ней…

Вера усмехнулась.

— Сейчас ты сама у меня извиняться будешь! – сказала она и ринулась вперед.

Уже несильно задумываясь о последствиях, Вера бросилась на женщину, что есть силы рубанув ее топором. Но… топор только рассек воздух сквозь призрачную плоть, а сама Вера полетела вперед, упав на живот.

"Что за чертовщина?…" – подумала Вера, пытаясь встать, но чувствуя, что не может этого сделать. Ее руки и ноги словно парализовало.

— Вот видишь, как опасно не покоряться тем, кто выше тебя, чернь… – раздался сзади голос женщины.

— Подойти сюда, любовь моя… – обратилась женщина к Люде. – Дай ей свою ножку, пусть она извинится…

Люда встала с земли, прикрывая подорожником разбитый нос. Она медленно и нерешительно подошла к лежащей на земле Вере, затем сняла с правой ноги ботинок и носок и поставила босую ножку прямо к лицу Веры.

— Целуй, голодранка! – приказала женщина.

Вера отрицательно замотала головой. Тогда женщина склонилась над ногами самой Веры, разула ее и провела острым ногтем (а точнее, когтем) по пятке.

— Будешь упорствовать – будет больно… а покоришься – получишь наслаждение…

И с этими словами призрак вонзила коготь в пятку Веры. Та заверещала от нестерпимой боли. Женщина же еще глубже вонзила коготь в пятку, ковыряясь внутри.

— Извинись перед моей возлюбленной, никчемная дрянь… Иначе будет больнее…

Боль была адская. Вере ничего не оставалось делать, как смирив всю свою гордость, поцеловать ножку той, кого она всегда считала своей конкуренткой.

— Целуй еще… Вот так…

Люда стояла и молча наблюдала, как ее соратница, только что разбившая ей нос, теперь целует ей ноги. Лицо Люды имело умиленно-похотливое выражение. А женщина тем временем уже слизывала кровь с пораненной пятки Веры. Затем она переключилась на попу девушки, стаскивая с нее шортики.

— Какие же у этих холопок сочные задницы… – философски заметила она и зарылась лицом в ягодицы своей новой жертвы.

Люда, глядя на разворачивающуюся картину, и сама уже запустила руку в трусики, лаская себя. Трусики же Веры уже были разорваны призраком, и женщина запустила пальцы во влагалище девушки, языком лаская ее анус и целуя упругие ягодицы. Вера закрыла глаза (как бы то ни было, но это было чертовски приятно, несмотря на боль в пятке) и уже на автомате целуя ножку Люды, стала тихонько постанывать.

"Что же здесь всё-таки происходит?" – крутилось в ее голове, но мысли путались, становясь все более туманными и отрешенными и теряя способность что-либо анализировать. Она лишь чувствовала все больший прилив возбуждения и, уже забыв про свою гордость, не просто целовала, а активно вылизывала людины пальчики.

— Теперь переверни ее, дитя мое… – скомандовала барыня, и Люда послушно принялась переворачивать девушку на спину.

Теперь женщина устроилась между ног Веры, а Люда уже без подсказки призрака сама резким движением разорвала майку и, опустив лифчик, стала целовать небольшую, но красивую грудь. Она жадно облизывала затвердевшие соски, посасывая и слюнявя их, и не забывала при этом ласкать себя. Все это трио, казалось, слилось в один развратный клубок, который стонал и извивался до тех пор, пока Вера не затряслась в бурном оргазме, оросив своими соками лицо женщины-призрака. Женщина, оставив в покое промежность Веры, потянулась к Люде, страстно целуя ее. А затем встала над лежащей жертвой и опустила свою ступню ей на лицо.

— А теперь извинись и передо мной, чернь…

Вера, уже практически ничего не соображая, стала послушно целовать холодную ступню. Но женщина не ограничилась этим – она засунула ногу девушке в рот, проникая в самое горло, так что та давилась и задыхалась от нехватки воздуха. Раздался злобный хохот – нога призрака уже разорвала рот несчастной студентки, проникая все глубже в глотку, а глаза Веры почти выкатывались из орбит. Люда, глядя на это зрелище, и сама кончила. При этом она даже не заметила, как в руке женщины оказался пистолет – тот самый табельный пистолет, принадлежавший Мухиной, который она так и не смогла использовать по назначению. Женщина навела дуло пистолета на лоб Веры и спустила курок. Мгновение – и мозги девушки разлетелись по зеленой траве. Выстрел даже Люду заставил вздрогнуть и встрепенуться.

— Почти всё, любовь моя… Осталась одна…

— И… что Вы хотите с ней сделать? – спростла Люда, подобострастно глядя на свою "наставницу".

— Я? О нет, дитя мое, на этот раз ты должна всё сделать сама… А я посмотрю….

И женщина нежно провела рукой по волосам Люды.

— Иди скорее… У тебя еще есть время…

Тем временем, Марину Олеговну в ее палатке совсем развезло. Она была так пьяна, что не слышала ни ухода Веры с Людой, ни выстрела в лесу, ни того, как Люда вернулась и подошла к ее палатке. Она лежала, держа за горлышко почти опустевшую бутылку. Ее мутило – как от количества выпитого спиртного, так и от пережитого стресса.

— Марина Олеговна, можно к Вам? – вежливо поинтересовалась Люда, но, не получив ответа, сама вошла в палатку.

Конечно, Люда никогда еще не видела свою преподавательницу в таком виде. Более того, никто на свете скорее всего еще не видел Марину в таком состоянии.

— А Люда… это ты?… – пробормотала она, едва ворочая языком. – А где… Вера?…

Люда подошла к Марине и села рядом с ней. Она нежно взяла руку своей наставницы в свою руку, слегка поглаживая ее.

— Знаете, Марина Олеговна… Я должна сказать Вам… Мы с Вами остались вдвоем, только вдвоем…

— Что? – Марина попыталась приподняться но у нее это плохо получилось. – А Вера?… Ее тоже убили?… Так я и думала…

В ответ Люда поднесла руку Марины к своим губам и поцеловала ее пальчики.

— Не думайте об этом, Марина Олеговна… Не все так плохо, как может показаться. Я должна признаться Вам еще кое в чем.

Поцелуй руки не смутил пьяную женщину единственно по причине ее опьянения. Да что там говорить – даже факт гибели Веры ее уже так сильно не удивлял.

— Дело в том, что я уже давно хотела остаться с Вами наедине, но не могла этого сделать. Теперь же сама судьба оставила нас двоих… И я могу сказать Вам то, что не могла раньше… Я хочу Вас…

Марина по всей видимости плохо понимала речь девушки. Ее все сильнее тошнило, и уже начинались рвотные позывы. Но Люда снова поцеловала ее руку и слегка пососала пальчики.

— Я знаю Вас уже пару лет, и каждый раз, когда я гляжу на Вас, во мне пробуждается желание… Но только здесь в лесу я по-настоящему осознала, чего я хочу.

Люда еще приблизилась к преподавательнице и за подбородок приподняла ее голову.

— Я люблю Вас, Марина Олеговна… И теперь мы наконец-то будем вместе…

Сказав это, девушка поцеловала Марину в губы, обняв ее и прижав к себе. Та не сопротивлялась, хотя в ее пропитавшемся алкоголем мозгу и мелькнула мысль, что происходит что-то ненормальное. Теперь уже думать ни о чем не хотелось, и Марина лишь отдалась течению.

Руки Люды уже снимали одежду – сначала с преподавательницы, потом с самой себя. При этом студентка без всякого стеснения покрывала поцелуями каждый оголенный участок красивого сочного тела.

Марина не была замужем. Нет, не потому что ей не нравились мужчины, а просто из-за большой увлеченности педагогической и партийной работой. Она какое-то время была влюблена в заведующего кафедрой археологии, но увы влюблена безответно – у того были дети, жена и характер примерного семьянина. Радости плотской любви Марина изведала лишь отчасти. Девственности она лишилась, еще сама будучи студенткой, но с той поры секс в ее жизни был крайне эпизодическим явлением, а последний год его не было вовсе (да и вообще, как известно, секса в СССР не было). Возможно именно поэтому ласки и поцелуи Люды, несмотря на всю их противоестественность и аморальность, быстро нашли отклик в душе и в теле Марины. Не прошло и нескольких минут, как она уже сама отвечала взаимностью на ласки своей студентки. Вскоре они уже были полностью обнажены и вовсю предавались взаимной страсти.

— Я люблю Вас, Марина Олеговна… Я Вас обожаю… – шептала Люда, целуя крупные налитые груди.

— И я… и я тебе люблю, Людочка… – бормотала та в ответ. – Ты такая… такая сладкая…

Люда подняла кверху руки Марины и стала с упоением вылизывать ее подмышки. Марина подмышки брила, хотя сейчас на них уже появилась легкая щетина. Запах пота буквально сводил девушку с ума, и она поочередно лизала подмышки с такой интенсивностью, словно торопилась насытиться ими перед смертью.

Затем студентка забралась на лицо преподавательницы и уселась на него попой. Обуреваемая похотью женщина тут же принялась вылизывать задний проход своей подопечной, от чего Люда громко застонала, одновременно разминая ладонями груди Марины.

— Люби же меня… Люби, сучка… – приговаривала Люда, уже отбросив субординацию и активно елозя на лице преподавательницы.

Согнувшись, студентка стала взаимно лизать промежность Марины, заставляя ту буквально извиваться от удовольствия. Но такая поза показалась Люде не очень удобной, и она слезла с Марины, перевернула ее на живот и, раздвинув бедра, вплотную занялась ее влагалищем.

— Людочка… милая… моя хорошая… не останавливайся…

В тот же миг Марина вновь почувствовала рвотные позывы, и ее тут же вырвало прямо на пол палатки, так что блевотина стекала под нее саму. Но Люду это нисколько не смутило, и она продолжала исполнять просьбу не останавливаться. Стоит ли говорить, что в скором времени Марина испытала ярчайший в своей жизни оргазм. Еще вчера, будучи в трезвом уме, она и подумать себе не могла, что так легко сможет кончить от ласк представительницы своего пола, да еще и лежа пьяной в собственной блевотине. Но вот это свершилось!

Но Люда останавливаться не собиралась. Ее взгляд упал на выпавшую из рук Марины бутылку недопитого портвейна. Бывший в ней портвейн уже почти весь вытек. Люда взяла бутылку и залпом допила остатки, а затем… принялась старательно засовывать горлышко бутылки в задницу своей преподавательнице, предварительно обильно смочив ее слюной. Марина снова застонала – ощущения оказались для нее, хотя и болезненными, но на удивление приятными.

— Да, Людочка… засунь ее туда… засунь поглубже…

И Люда засовывала. Периодически она доставала бутылку из задницы Марины, тщательно обслюнявливала ее и засовывала снова. Пока наконец бутылка не вошла в анус почти до своего основания. Тогда Люда, приподнявшись сама, подняла за волосы голову преподавательницы и поцеловала ее в перепачканные блевотиной губы.

— Скажи еще, как любишь меня… Скажи! – шептала девушка Марине.

— Я люблю тебя, Людочка, люблю… – отвечала та.

— Скажи, что хочешь остаться здесь со мной навсегда!… Навеки!…

— Да!… Да!… Хочу, Людочка, хочу…

И поцеловав Марину еще раз, Люда вернулась к ее заднице, в которой торчала бутылка из-под портвейна. Женщина стала тужиться, выталкивая бутылку обратно, и вскоре ей это удалось – бутылка выскочила с характерным звуком, а взору студеники предстал широко раскрывшийся, пульсирующий и громко выпускающий газы анус. Люда, конечно же, не упустила возможности засунуть в него свой язык и хорошенько вылизать маринину попу изнутри. Одновременно с этим рука девушки уже крепко сжимала горлышко бутылки. И когда наконец она вдоволь насытилась вкусом задницы, то что есть силы ударила Марину по голове. Бутылка разбилась, оставив в руке Люды только острый осколок горлышка, а несчастная преподавательница рухнула без сознания лицом в свою блевотину. Люда встала и перевернула женщину на спину. С минуту полюбовавшись на нее, она резко полоснула ей по горлу осколком стекла. Кровь моментально брызнула на лицо и на тело Люды, и новоявленная убийца припала губами к перерезанной артерии, с жадностью глотая бьющую как из родника алую субстанцию.

Впервые в жизни напившись человеческой крови, Люда присела над лицом Марины и стала мочиться на труп. В этот самый момент полы палатки распахнулись, и девушка увидела перед собой ту, что была причиной всех этих событий.

— Я горжусь тобой, дитя мое… – сказала женщина, глядя на мочащуюся Люду. – Ты сделала это и достойна моей любви…

Женщина зашла внутрь палатки и села у входа, шелестя платьем. Люда, оправившись, подошла к ней и села рядом.

— Я сделала это ради Вас… Я люблю Вас…

— Я знаю, дитя мое, знаю…

Люда склонилась и положила голову на колени женщины, а та нежно поглаживала ее косички.

— А если меня найдут?… Вы ведь не бросите меня? Не отдадите им?

— Конечно, нет, дитя мое… Я позабочусь об этом…

— Ну и дорога, черт ногу сломит! Смотри, сержант, в дерево не врежься!

Две уазика, из которых один был милицейским, а другой принадлежал лесничеству, друг за другом ехали по лесной дороге. К концу второго дня супруга участкового Бурова уже обзвонила все возможные инстанции, бия тревогу, что ее муж уехал в лес, где по слухам убили человека, и сам пропал. Но только тот факт, что вместе с Буровым была майор Мухина из областного следственного комитета, заставил руководство ОВД немного пошевелиться, отправив на поиски наряд милиции в сопровождении работников лесничества. Первым был обнаружен сгоревший уазик Бурова с обгоревшим трупом внутри, предположительно принадлежащем самому участковому. Далее обе машины еще некоторое время ехали дальше по лесной дороге, пока, наконец, не выехали на поляну, где были разбиты четыре палатки. И тут, перед приехавшими милицоинерами и егерями открылось зрелище, которого они здесь точно ни за что не ожидали увидеть.

Посреди поляны лежала на земле полностью обнаженная девушка. Это была Люда Петрова. Она была жива, но не просто жива – она мастурбировала, извиваясь и закатив глаза. В левой руке она держала… отрубленную человеческую голову. Голова принадлежала Нине. Люда водила мертвой головой по своему телу, время от времени поднося ее к своему лицу и целуя в губы.

— Твою ж мать!… – присвистнул сидящий за рулем милицейской машины сержант.

Какой бы шокирующей ни была эта картина, они заглушили моторы и немедленно вышли из машины, преодолевая собственное замешательство.

— Гражданка! Гражданка, Вы меня слышите?! Это старший лейтенант Широбоков! Гражданка, немедленно встаньте, это приказ!

Но Люде совершенно не было никакого дела ни до подъехавших машин, ни до обращающегося к ней офицера – она продолжала бесстыдно ублажать себя. Изогнувшись дугой, она буквально запищала от наслаждения и с бурными брызгами кончила на глазах у милиции и егерей.

— Гражданка!.. – еще раз окрикнул ее старлей, но в этот самый момент послышался треск сучьев.

Средних размеров дерево без всяких видимых на то причин повалилось на поляну. Ствол дерева упал прямо на лежащую Люду, а точнее на нижнюю половину ее туловища. Брызги крови, кишки и внутренности разлетелись в разные стороны. Милиционеры, едва не перекрестившись от увиденного, тут же подбежали к ней. Лицо теперь уже умершей девушки, несмотря на страшную смерть имело какое-то насмешливо-самодовольное выражение, от чего у видевших это еще больше побежал мороз по коже…

В течении месяца поисковая группа прочесывала лес. Были обнаружены изуродованные трупы всех туристок и следователя Мухиной, но ни единого признака присутствия кого-то еще. Заведенное уголовное дело оказалось настолько сложным, что к его расследованию подключился даже КГБ. Но все было тщетно – не удалось найти ровным счетом никакой зацепки, которая позволила бы найти жестокого убийцу. Были допрошены с пристрастием все жители Сосновки, все работники местного лесничества, и даже все студенты и преподаватели факультета, кто хоть как-то был знаком с погибшими. Но результат был нулевым. Спустя два года дело закрыли и… засекретили. А для пионерского лагеря нашли другое, более подходящее место…

ЭПИЛОГ

— И кому только в голову взбрело забраться в такую глушь? – недоуменно вопрошала девушка с короткой стрижкой, крашеными в синий цвет волосами и пирсингом в носу.

— Все вопросы к твоему бойфренду, Ксю! Это была его затея. – ответил высокий длинноволосый парень, открывая багажник новенького кроссовера и доставая из него вещи.

— Это же пипец какой-то! Здесь даже интернет не ловит! Я не смогу все три дня прожить без Инстаграмма! – сетовала вышедшая из кроссовера блондинка с явно накаченными губами.

— Да брось, солнце. – отвечал ей тот же длинноволосый парень. – Я живу без Инстаграмма уже год, с тех пор, как его заблокировали, и ничего – живой пока! Забей лучше косячок и успокойся.

— Ага, утешил! Надеюсь, ты хоть траву нормальную взял, а не такое дерьмо, как в прошлый раз.

На поляне уже вовсю грохотала музыка, и молодые люди, решившие провести эти выходные "наедине с природой", активно ставили палатки.

— Слушай, Саш, а правду говорят, что в этом лесу призраки водятся?

— Конечно, водятся, дорогая! И сегодня ночью ты их обязательно увидишь, это я тебе обещаю! Главное – затягивайся получше!

И все расхохотались над удачной шуткой. Только одна из девушек сидела угрюмая.

— Что с тобой, Оксан? Тебе что, скучно с нами?

— Да нет ничего, просто сон плохой приснился, пока ехали сюда.

— Сон? А ты расскажи, а мы послушаем!

— Да оставь ты ее, Ксю! Вы то все с парнями своими приехали, а Оксанка одна, вот ей и скучно. Дайте ей лучше косячок затянуться.

Конечно, Оксана не стала рассказывать друзьям, что во сне она видела двух странных женщин. Одна – среднего возраста, в черном платье образца девятнадцатого века. Другая – еще юная, в коротеньких шортиках и маечке. У обеих их красивые лица были испачканы в крови.

— Мы ждем тебя, дитя мое… – говорила та, что постарше. – Мы давно тебя ждем… Тебя и твоих подружек…

— Ты ведь хочешь стать одной из нас, милая? Хочешь? – спрашивала та, что помладше.

Оксана отрицательно качала головой и пыталась убежать, но ноги ее не слушались, и она только слышала позади себя душераздирающий хохот…

Но это был всего лишь сон. А реальность была куда прозаичнее – молодежь к вечеру все до единого обкурились и опились, так что отключились все еще до захода солнца. И никто из них не видел, как в сумерках между палатками расхаживают, держась за руки, две женские фигуры.

— Скоро ночь, дитя мое… Сегодня мы с тобой позабавимся на славу… – сказала одна другой.

— Да, любимая… Позабавимся…

И они слились в жарком поцелуе…