5. Шагнув за порог, он вздохнул. Дима явно чувствовал себя виноватым, и было заметно, что Тане его даже жалко стало, поэтому она вполне радушно пригласила его пройти в дом.
— Привет! – буркнул он, и выставил на стол бутылку коньяка – извини, что не подумал про вино.
— У нас шампанское есть. Садись.
— Неловко – вы безо всего, а я…
— Разденься, если хочешь, а мы так уже привыкли – предложил гостю я.
— Да я дома тоже, так хожу.
И Дима тут же обнажился. Его член выпрыгнул пружиной.
— Ого! Это на Таню так напрягся? – не без ехидства спросил я.
— Ну-у-у, я же с тех пор, как меня увезли, больше не был с женщиной!
Жена удивлённо посмотрела на Диму и перевела взгляд на его покачивающееся естество, и в этом взгляде промелькнула тень душевной теплоты и нежности. Чтобы сразу поставить всё на свои места, я со вздохом сообщил:
— Дим, тут такое дело, там Таню так уделали, что я как в проруби в ней! Ни – дна, ни – берегов! Короче, если ты из-за этого пришёл, то, сам понимаешь, ничего не выйдет…
Мы выпивали, но разговор как-то не клеился, хотя все мы были вполне доброжелательно настроены по отношению друг к другу. Неловко ему было вспоминать, но, в его голове вспоминалось, и Дима не выдержал:
— Там, на праздновании, тебя долго мучили?
— Долго. А после, у Эдуарда, снова, и вообще почти без отдыха. Думала, что помру.
— Стоп! – громко прервал я – хватит про это!
— Ты не говорила? – удивлённо спросил жену Дима.
Она покраснела, смутившись, и промолчала.
— Я скажу?
Таня пожала плечами и отошла к окну, отвернувшись.
— Понимаешь, это – не проблема. Ты не практиковал с женой анальный секс, она мне говорила, что ты брезгуешь. Там, у неё был всякий секс: сэндвичем, когда двое, один в задницу, второй – как обычно. Была и двустволка, когда сразу два вставляют. Было и сразу три, когда сначала вставляется двустволка, а после, третий, – в анал. И даже четверо было – когда четвёртый – в рот.
Я некоторое время молчал, переваривая сказанное Димой, и, почему-то краснея.
— Получается, что Тане нужно туда сразу два ствола, твой и мой, чтобы ей получить удовольствие?
— Саш! Ну, что ты за меня решаешь, что я хочу!
— Прости, хотел тебе помочь.
— Димой?
— Не думал, что ты будешь против него!
— Не против, но я так не смогу, с ним и тобой сразу. Что я говорю! Стыдно, Саш, понимаешь, что твоей жене может быть элементарно стыдно сказать, что её устроило бы!
Дима немного смущённо улыбнулся:
— Тань, скажи ему!
Жена помедлила, и, не поворачиваясь к нам лицом, ответила:
— Да, мне понравилось, когда не в ту дырочку! Но ты же не хочешь!
— Поэтому ты согласна с Димой в задницу?
Таня пожала плечами.
— А есть другие варианты?
— Не знаю, что, так хочется?
— Милый, а как ты думаешь, хочется твоей жене или нет? Да мне после этого почти всё время хочется! Во сне снится постоянно!
— Это пройдёт – вставил слово Дима – постепенно сойдёт до разумного желания. Давайте выпьем за всё, что хорошо кончается! А это – дорожная пыль! Всё будет хорошо!
Мы снова выпили. Внутренняя досада притупилась и тогда меня, разомлевшего до полного благодушия, от выпитого, чёртик дёрнул:
— Тань, если хочешь с ним, не в ту дырочку – давай! Что тебе мучиться без этого дела! Сперва с Димой, а там и я, может быть, всё же, смогу.
Будь я трезвый, сказать такое у меня язык бы не повернулся!
Жена заметно покраснела и усмехнулась:
— Дожила! Родной муж посылает к любовнику!
Мы помолчали, выпили под дыню ещё. Таня напряжённо размышляла, взвешивая все за и против. Молчание нарушил Дима, обращаясь к жене:
— Представляешь, я, как взял сумку с нашими костюмами, теми, как дымка, так и увёз домой!
— Это ты к чему?
— Не знаю, но я до безумия хочу снова с тобой станцевать одетыми в них!
— Да, очень романтично было.
— Хотел бы я увидеть ваш танец в этих костюмах! Нет, правда! И сфотографировать на память – постарался и я поддержать уход от темы разговора.
— Извращенец! – засмеялась, уже заметно захмелевшая жена.
— А что! Пошли ко мне! Я же недалеко, в пятиэтажке живу. Возьму ключи от клуба, и сходим, станцуем для мужа!
Жена вопросительно посмотрела на меня.
— А если кто увидит? – возразил я.
Дима пожал плечами.
— Я как-то не смущаюсь, пусть смотрят! А Ты, Тань?
— А я – сумасшедшая – мне даже хочется, чтобы на меня в этом костюме смотрели!
— Ну, пойдём к Диме? – обратился я к жене.
Таня заметно смутилась. То, что жена взволнована видом Диминого достоинства, и, наверняка ей хочется, было очевидным, как и то, что ей стыдно сделать это при мне. Оценив ситуацию, и пожалев Танин стыд, я решил подыграть ей, и, поднявшись из-за журнального столика, намеренно пошатнулся.
— Нет, ребята, я не дойду, или дойду и усну. А костюмы наверняка ещё постирать сначала нужно! Давайте так: вы идите. Таня постирает костюмы, вы попробуете, сможет ли Таня танцевать, а я лягу спать и дверь оставлю открытой. Тань, не буди меня, когда вернёшься! А то – голова болеть будет весь день.
Жена, заметно раскрасневшись, видимо от коньяка, понимающе, немного грустно улыбнулась.
Надев халатик и босоножки, прежде, чем идти к уже одетому и ожидающему её у входной двери Диме, Таня склонилась ко мне, жарко, возбуждённо дыша и чмокнула в щёку.
— Спасибо, милый!
Они ушли, а я налил себе ещё, из едва початой второй бутылки «Коктебеля». Воображение рисовало мне то – сцены секса жены с Димой, то – танцующей с ним нагой, перед узким кругом зрителей. Последнее меня довольно сильно взволновало. Наверное, я действительно извращенец, если меня возбуждает, когда любуются моей нагой любимой, хотят её. Впрочем, она, хоть и очень осторожно, но, вскользь призналась, что и её это приятно возбуждает.
Под эти мысли я незаметно задремал. Часам к пяти утра проснулся и перешёл досыпать на кровать.
То, что Таня вернулась только в десять утра, меня не удивило. Гораздо больше интересовало то, как у неё с Димой, получилось или нет. Она молча улыбалась. Благодарно чмокнула в щёку, и по её расположению духа стало понятно, что и получилось, и удовольствие она получила. Ревновал ли я? Пожалуй, нет – если не можешь удовлетворить жену, то она-то почему должна страдать от мучающего желания! Если бы сам мог не туда – другое дело. А так – это не воспринималось мной, как измена.
— Потанцевали?
Таня, слегка смутившись, отвела взгляд.
— До танцев не дошло.
Я вопросительно молчал, и она, вздохнув, обняла меня, а после ответила:
— С ним мне было хорошо. Все три раза.
Она снова помолчала и спросила:
— Пока я не смогу с тобой, ты меня к нему отпустишь как-нибудь снова?
Всё это было настолько нереально, бредово, такой разговор между мужем и женой, что я не воспринимал до конца всё происходящее с нами, как реальность, а не сон. Довольно сильно щекочущий нервы и интересный.
— Когда? Нам два дня осталось!
— Не два, а четыре!
— День отъезда не считай!
— Знаешь, он предложил в этих костюмах нам оттанцевать всю программу: венский вальс, танго, ча-ча-ча, румбу, самбу, фокстрот, пасодобль, буги-вуги, перед узким кругом, после закрытия дискотеки.
— А ты сможешь? Как самочувствие?
— Практически нормально.
— Это он так заработать хочет?
— Да, а ты – против?
— Нет, напротив, даже сам хотел бы снимки сделать.
— А Дима это хочет снять видео – у них в ДК есть камера. Ты бы хотел такое видео?
— Очень, а ты?
— И я. Сходим, искупаемся? А после поспим до обеда. Кстати, ты был прав: костюмы пришлось постирать.
— Понятно, поэтому времени хватило только на три раза, а не шесть – неудачно пошутил я.
— Ну и дурак же ты! – с обидой отозвалась жена – я иду на море. Ты – со мной?
— Конечно! Одну тебя оставлять опасно!
— Может, хватит?
— Всё, молчу.
Не знаю, что повлияло, но походка жены пришла в норму и мы шли уже не медленным, прогулочным шагом, а как обычно. Я любовался женой и заметил, что ей это приятно. После купания она сама попросила сфотографировать её и охотно позировала в самых откровенных позах. Впрочем, до секса не дошло – мы оба страшились нового облома. То, что Таню кто-то старательно подбрил – сразу бросилось в глаза. Дима, а кто ещё мог! Шевельнувшаяся ревность тут же угасла: Она же наверняка возбудилась бы, если бы я брил, и что ей делать тогда?
Пообедав, прилегли и проспали до четырёх. Таня отправилась в ДК, репетировать танцы с Димой, а я приготовил фотокамеру и ещё вздремнул.
Мы договорились о том, что я подойду часам к десяти – одиннадцати, и я так и сделал. Жену нашёл почти сразу. Она танцевала вальс с Димой. На ней был довольно сильно просвечивающий сарафан из тонкой материи, сквозь который можно было разглядеть полное отсутствие белья, были только неспадающие чулочки до середины бёдер, сиреневые, в тон пёстрому сарафану. Мужики смотрели на неё и глотали слюни. Заметив меня, Таня, с радостно возбуждённым после танца лицом, подсела возле меня.
— Так здорово! Мужики скоро шеи посворачивают! Ты – рано. Сколько времени?
— Одиннадцать.
— Так быстро! Надо передохнуть и идти переодеваться. Если хочешь, можешь сейчас пойти в зал.
— А не здесь, в фойе?
— Нет! Ты что! Через окна всё видно на улице! В зале, на сцене.
— Много зрителей будет?
— Дима сказал, что будет шесть – восемь человек, самые надёжные, кто не станет языком молотить. Он собирается с каждого по десятке взять.
В зале уже оказалось несколько человек. Очевидно, что они друг друга знали и весело болтали.
В двенадцать в фойе всё стихло, и в зал зашли ещё зрители, как девушки, так и парни. Дима появился на сцене, для установки света и громкости звукового сопровождения, затем он ушёл за кулисы. Я посчитал зрителей и даже заволновался за тайность предстоящего действа – двадцать четыре!
И вот начал гаснуть свет. Парень в первом ряду включил видеокамеру, установленную на штативе. Зазвучала музыка вальса, и на сцену, кружась, выплыли Таня с Димой. На обоих – свободные, совершенно прозрачные блузы. На нём – свободные штаны, столь же прозрачные, на жене – прозрачная юбочка до середины бёдер. Свет софитов был выбран таким, что одежда пары ни сколько не замечалась, только как едва заметная дымка. Кроме меня ещё кто-то начал делать снимки. Танцы следовали один за другим, с минутным перерывом, чтобы отдышаться танцорам. Зрелище было очень возбуждающим! Зрители кряхтели и ёрзали. Когда впереди остались танго, посодобль и буги-вуги, я приготовился сделать самые эффектные снимки. Таня меня удивила: прямо в танце, она постепенно расстёгивала пуговки блузы, и в какой-то момент Дима эффектно сорвал с неё блузу. Танец продолжался. Никто и не заметил того, что и танцор расстегнул молнию на паху. Публика неотрывно следила за действом на сцене, раскрыв рот, когда в некоторых па высунувшийся налитой член реально тыкался головкой в лоно танцовщицы! Пусть и не глубоко, но танец без купюр показал страсть и любовь. Публика была в восторге, и зааплодировала при окончании, когда Дима тоже сбросил блузу. Пасодобль стал логическим продолжением танго, и возможностью получше разглядеть гладко выбритое лоно моей жены. Разгорячившись, зрители находились в восторге. Танец завершился и танцоры ушли за кулисы. Вскоре на сцене вновь появился Дима, с уже убранным в штаны членом. Он глазами, горящими азартом, обвёл зал и спросил:
— Может, мы с партнёршей пошалим?
— Да-а-а! – дружно ответил зал.
Дима кивнул и вновь скрылся за кулисой. Прошла тягучая минута, прежде, чем зазвучала ритмичная музыка. Держась за руки, на сцену выбежали обутые в кроссовки и совершенно нагие, Таня и Дима. Они тут же начали танец. Зал, затаив дыхание, смотрел во все глаза на то, как сотрясаются Танины грудки. Даже я зачарованно смотрел на их трюки с поддержками и совершенно бесстыдно демонстрируемое между ног тело партнёрши. Удивительно, но безо всего буги-вуги смотрелся более органично и естественно. Становились очевидными намёки некоторых движений танца, прежде не замечаемые. Очень сексуальный танец оказывается!
Завершился он и совершенно неожиданным, но, вполне логичным: Таня повисла на шее партнёра, обняв его, и с ногами, вытянутыми и широко разведёнными за спиной партнёра, и с его ладонями, поддерживающими снизу попу. Она медленно сползала вниз и твёрдый член, как в ножны, постепенно вошёл в неё целиком, и тогда, в такт музыке, Дима начал ритмично делать выпады животом, пока музыка затихала. И когда совсем стихла, Дима перехватил партнёршу, обняв, и она спрятала своё лицо у него на плече, обняв ногами и что-то буркнув ему. Дима поклонился публике и понёс партнёршу, напяленную на его член за кулису. В зале царила тишина – увидеть такое окончание танцев никто не ожидал. По злу побежал шумок обалделой публики. Люди начали подниматься, чтобы покинуть зал. Но, кто-то крикнул браво и зал начал повторять, аплодируя. И тогда случилось совсем уж невообразимое – Дима вновь появился неся свою партнёршу во всё том же, насаженном состоянии.
Он вновь поклонился, сказал спасибо и извинился за то, что им надо отдохнуть. Зал залился хохотом, а Дима унёс свою ношу со сцены.
Народ быстро покинул зал. Даже парень, снимавший всё на видео, только я всё ещё был, как пришибленный, в полной растерянности не зная, что мне делать и куда идти.
Подошёл к приоткрытому окну в конце коридора и закурил, трясущимися руками. Курил. Мыслей в голове просто не было. Никаких. Воображение рисовало мне картинку того, как жена сейчас отдаётся Диме, находясь в прострации от удовольствия. Докурив, вышел ко входу, который оказался запертым на ключ. Испугался того, что все ушли, заперев здание, но свет в коридоре указывал на то, что ошибаюсь и от сердца отлегло.
Открылась дверь и в коридоре появились трое: Жена, Дима, и, видимо, его брат, с чемоданчиком камеры в руке.
Уже подходя ко мне, Таня начала прятать свой взгляд, испытывая жуткую неловкость передо мной.
— Саш, я сама не ожидала, что так получится, но ты же знаешь…
— Да, по мозгам такие вещи бьют здорово! Ну, что, домой?
Жена замялась.
— Саш, мы с Димой хотели запись посмотреть у него дома, нам скопировать…
— Хорошо, я тоже, посмотрел бы!
— Ну, неловко как-то – замямлила жена, и всё стало ясно – Дима решил поделиться своей любовницей с братом. Таня это знает или понимает, и её это не страшит, а, напротив, манит. Совершенно дурацкое положение! Жена – хочет, эти двое – тоже, и я им – на фиг не сдался! Ладно, два дня осталось. Пусть немного покуролесит!
— Утром будешь?
Жена густо покраснела, посмотрела на Диму, его брата. За Таню ответил Дима:
— К обеду – точно, будет! Пока посмотрим, пока пообщаемся… Не переживай! Ты же сам всё понимаешь!
Теперь и мне сделалось стыдно. Стыдно перед ними троими за то, что вот так, запросто, вынужден признать и принять ситуацию, отпустить жену с этими двумя парнями, говорящими открытым текстом, для чего.
Я промолчал, и Таня, больше не сказав ни слова, повернулась и вышла в отпертую уже Димой дверь. Они двинулись в одну сторону, а я – на другую улицу, проводив их взглядом. Жена так ни разу и не обернулась на меня, весело переговариваясь с парнями.
Дома испытывал горечь и ревность, обиду. Поздно, наверное. Меня пробирал страх того, что я теряю жену – по тому, как она уходила с ними, было очевидно то, что она сама хочет с другими, очень хочет! Но, самое страшное, я ощутил то, как теряю её уважение к себе. Я в её глазах, наверное, выглядел малохольной тряпкой. Как же это обидно – быть связанным любовью по рукам и ногам! Не будь она столь любима мной, разве не проявил бы я жёсткость и твёрдость! В памяти всплыл афоризм из книги Умное слово, где было сказано: помните, что любящий вас человек, это тот, кто добровольно бросил по отношению к вам, свой щит и меч.
Утром на душе сделалось совсем муторно. Всё больше во мне возрастало чувство протеста против того, что жена с такой лёгкостью проводит время с другими мужчинами. То, что вначале меня самого приятно возбуждало, теперь вызывало раздражение и ревность. Она даже не оглянулась на меня, когда уходила с парнями! Она явно отдалялась душой от меня, и это злило.
Вернулась жена ближе к вечеру. Виновато пряча глаза, только попросила ни о чём не спрашивать, и что после сама расскажет.
Мы сходили на море. Искупались, вернулись, а жена всё молчала.
Уже совсем стемнело, когда к дому снова подкатила та же Волга. Я вышел к водителю.
— Привет, пиздострадалец! – со смехом обратился ко мне водила – бросил бы ты эту блядь! Если баба пошла по рукам – этого не остановить! Это я так, из сочувствия! Видел я вчера её выступление на сцене, и как у тебя стоял на это! Я так понимаю, что ты любитель посмотреть порнуху с очень красивой женой в образе начинающей бляди. Есть у меня кассета на шесть часов с записью напяливания девушки Тани на члены, бутылки, кукурузные початки и кабачки, того, как её сразу в два смычка, и целой кодлой хреначат! Одним словом, все её прошлые приключения на фазенде, и, совершенно уникальное, уже сегодняшнее, то, как её сначала пол ночи в два ствола шесть мужиков в три пары по очереди разъёбывают, подготавливая, а после, трясущуюся от страха, силком на конский член натягивают! Ну, после, понятное дело, она распробовала, и, как любая другая баба, у которой лохань между ног образовалась, сама, до дрожи и слёз, просила ещё. Трёх жеребчиков выдоила! Хочешь заиметь такую кассету? Могу отдать. Пришлёшь пятихатку?
— Сейчас, принесу – охрипшим, вдруг, голосом, ответил я.
Такого поворота я не ожидал, но и отказаться от возможности самому всё узнать – отказаться не мог – я должен был узнать всё, что было с моей женой, чтобы понять её, и самому определиться с тем, как быть.
Я вынес ему деньги, и он, радостный, тут же укатил, на прощание вновь посоветовав бросить жену, или пустить в оборот за деньги, поскольку она уже не сможет остановиться, так хоть польза мужу будет. Сунув кассету в свою сумку, висевшую в коридоре, я вернулся в дом. Жена была на кухне и не заметила моего отсутствия.
Наши отношения оставались немного натянутыми до самого отъезда. Мы ходили купаться, но Таня была в купальнике, видимо стыдясь показаться мне, поскольку и на квартире не показывалась мне нагишом, и радости это не добавляло. Диму мы больше не видели. В ДК не ходили. Расплатившись с хозяйкой за пребывание, сели в заказанное до вокзала такси и уехали.
В поезде тоже, больше молчали. Таня была задумчива и серьёзна.
Дома кассету я посмотрел, но, не сразу – не хотелось болезненных переживаний, и, собрав всю волю в кулак, убрал её в письменный стол, где и пролежала она целую вечность, ровно три дня. Почему три дня? Приехала моя сестра, чаю попить и послушать наши рассказы про отдых в отпуске. После, я вышел на лестничную площадку покурить, а когда вернулся, увидел их сидящими на диване. Жена полушёпотом делилась про свои приключения с моей старшей сестрой, с которой очень сдружилась за годы знакомства. У той глаза из орбит лезли, и, от услышанного, сидела с багровым лицом, но, вся поглощённая рассказом. При этом её ладонь лежала на лобке, и она непроизвольно то – сжимала, то – разводила свои бёдра, скрытые подолом сарафана.
Понятно, что жена рассказывала Лане урезанную, облегчённую версию, и, видимо, в ключе того, что Таню долго и жестоко насиловали, если сестра протянула сочувственно:
— Да, сильно тебе досталось! И их не поймали?
— Мы не стали сообщать – прибьют ещё!
— И как ты теперь, болит?
— Нет, прошло, но почти постоянно так хочется, что хоть на стенку лезь!
Только когда сестра ушла, я решил, что пришло время, и надо мне всё узнать. Ночью я тихонько поднялся, не разбудив жену, прошёл в гостиную, и вставил кассету в видеомагнитофон.