Мадонна средней полосы

    1

    Я обнял напоследок плачущую мать, решительно переступил порог, спустился по невысокому крыльцу и вскоре уже шагал по пыльной, проселочной дороге.

    Терпеть не могу прощаний и долгих проводов. Чем-то они мне похороны напоминают. Ведь я никуда не денусь, закончится экспедиция, куда завербовался, и буду снова дома, как штык. Да  еще и с деньгами, которых мне дома и в пять лет не заработать. Но сейчас про это говорить рано. Сначала надо будет работу работать. А она будет нелегкой, мне про это Васильич говорил: "Здесь никак без крепкого здоровья, чувства юмора, взаимовыручки и ответственного отношения к работе. Так что подумай дважды и посоветуйся со своими близкими." А Васильич зря языком не треплет. Человек в ААНИИ известный и заслуженный (Арктический и антарктический научно-исследовательский институт в СПБ)

    Васильич – это Михаил Васильевич Казарин, кряжистый, здоровенный мужик лет 45, ветеран нескольких арктических и антарктических экспедиций, виртуозный водитель всяческой техники на гусеничном ходу, маг и волшебник дизелей и прочих механизмов. А чтобы вы знали, бесперебойная работа дизеля в высокоширотных экспедициях – это в самом прямом смысле жизнь людей.

    Познакомился я с Казариным в довольно нелегких для себя обстоятельствах. Вечером на окраине Питера я в темпе эвакуировался из квартиры одной зазнобы мимолетного знакомства, к которой совсем некстати вернулся муж. Он почему-то совсем не обрадовался моему присутствию в квартире вкупе со слегка одетой женой. И нет, чтобы сесть за стол и обсудить со мной, как положено культурным людям при встрече, так сказать, нашу диспозицию, так он не нашел ничего лучшего, как начать размахивать кулаками перед моим носом. А я такого обращения с собой с детства не переношу и рефлекторно провел ему апперкот. Его голова с деревянным стуком встретилась со стенкой и он уселся на пол, глядя на меня ошалевшими глазами. Моя случайная зазноба и по совместительству его супруга с визгом бросилась на защиту своего суженого от меня. Хотя я даже не собирался добивать его до бессознательного состояния. Но думаю, что она поступила правильно. Ведь наверняка ей еще впереди предстояли разборки с мужем насчет меня и ее слегка одетого состояния. А защита мужа от меня – негодника так или иначе ей зачтется. Я тем временем привел свою одежду в порядок и решил покинуть помещение со столь негостеприимным хозяином.

    Вышел из парадного, определил приблизительное направление своего движения, закурил и только успел отойти на пару десятков шагов, как на улицу выскочил разьяренный носитель новообретенных рогов.

    – Стой, гад! – только так можно было перевести на приличный русский язык то, что он, торопясь, высказал обо мне. Он уже мчался ко мне, набрав приличную скорость курьерского поезда.

    Я не горел желанием встретить его массу своим корпусом и, когда он уже пыхтел рядом со мной, элегантно отступил в сторону, подставил обманутому супругу ножку и шлепнул его по спине ладонью вдогонку. Мужик с шумом загремел на землю, подняв тучу пыли в сопровождении отборного мата.

    – Эй, друг! Постой-ка, к тебе разговор есть, – я обернулся и увидел, что ко мне спешат четверо мужичков. Похоже, что они из дружков моего нового приятеля-рогоносца и вряд ли мне предстоит с ними приятная беседа. Четверо плюс муж, который рано или поздно встанет, это слишком много даже для такого борзого драчуна, как я.

    Ничего не говоря, повернулся и зарысил в сторону, противоположную спешащей ко мне компании. Некоторое время я бегал от них между домами, но компания моих преследователей явно знала лучше географию района и вскоре они меня окружили, как советские войска армию Паулюса в Сталинграде. Пришлось принять неравный бой. Я только молил господа, чтобы никто из моих противников не догадался сунуть в мой уже порядком измученный организм что-нибудь острое и несовместимое с моей молодой жизнью.

    Мне еще удавалось отмахиваться от пятерых, а не валяться у них под ногами, где меня несомненно бы просто затоптали эти носороги. Болезненных повреждений на мне было не так уж много, но я предвидел, что мое здоровье скоро будет очень сильно расшатанным.

    Вот тут и появился на сцене Васильич. Он влетел в середину нашей катавасии и как-то совсем непонятным способом трое из пяти моих настырных оппонентов прилегли отдохнуть неподалеку. Еще одного вырубил я, пока он изумленно смотрел на тела поверженных товарищей. Ну, а пятый сам дал деру, поняв, что у него есть очень небогатый выбор: прилечь тут же или сделать ноги. Здравый смысл победил.

    – Ну, что цел, Аника-воин? – прогудел мужик, глядя весело на меня. – Давай-ка отсюда уйдем. А то я знаю эту гопоту. Сейчас налетят, как мухи. Отмахивайся потом от них полночи.

    – А куда идти-то? Я этот район совсем не знаю, – я пытался остановить кровь, льющуюся из разбитого носа.

    Мужик критически осмотрел меня и сделал какие-то непонятные для меня выводы.

    – Давай ко мне забежим. Я здесь недалеко живу, – предложил он. – Ты весь в крови и явно вызовешь кучу вопросов у милиции, на которую ты непременно нарвешься. Да и твои друзья могут захотеть реванш, чтобы продолжить приятную беседу с тобой.

    Я согласился с его разумными доводами и мы быстрым шагом покинули побоище. Через минут 20 ходьбы быстрым шагом были уже в квартире на третьем этаже обычной хрущевки. По дороге, собственно, познакомились. Выяснилось, что мужика зовут Михаилом Васильевичем. Ну, а я просто представился Костей.

    Это потом уже я стал называть его сначала дядей Мишей, а потом Васильевичем. Все ж родители воспитали меня в уважении к людям значительно старше меня. Честно говоря, я воспринял, как наивысшую награду, когда Васильевич ворчливо велел мне перестать ему "выкать". Но это случилось значительно позже, когда я работал под его началом уже не в первой своей экспедиции.

    Не буду долго рассусоливать с описанием всех подробностей того вечера. Скажу только, что Васильич по до сих пор неведомым для меня причинам вдруг решил взять надо мной что-то вроде шефства. Мы с ним проговорили полночи и наутро он отвез меня на своей "Волге" к одному из питерских железнодорожных вокзалов, откуда я и отбыл на свою малую родину в средней полосе России.

    Но самое главное, что Михаил Васильевич велел мне, не мешкая, сразу по приезду домой собрать и выслать на его адрес ряд документов по списку, который он мне дал.

    – Попробую тебе помочь с хорошей работой, – сказал он задумчиво. – И сам себя проверишь заодно: стоящий ты мужик или цветком в проруби будешь по жизни болтаться.

    И он добавил ту фразу, которую я написал в начале этого рассказа.

    2

    Мой поезд мчал меня домой в родительский дом. А я сидел у окна и раздумывал о превратностях жизни и их влиянии на судьбу. Заодно думал, чем это приглянулся дяде Мише, что он предложил мне работу в экспедиции, куда людей с улицы просто так не берут. Ну, хорошо, я служил в армии танкистом-мехводом, работаю сейчас механиком в мастерской по ремонту всякой, чаще всего гусеничной техники типа тракторов-бульдозеров, немного знаю ремесло электрика. Но я совсем не суперспец в этих делах. Больше всего меня привлекала зарплата со всеми высокоширотными добавками. Мой покровитель не говорил про конкретные цифры, но сказал просто, что с деньгами будет более, чем нормально. Конечно хотелось и проверить самого себя: мужик ли я по дядьмишиному критерию или "цветок в проруби".

    Не буду отнимать у вас время на рассказ, как я собирал требуемые документы и отсылал их дяде Мише. Но через пару месяцев на мое имя пришло уже официальное письмо из ААНИИ с предложением мне явиться тогда-то и тогда-то вот по такому вот адресу. Видимо, дядя Миша явно был в авторитете в этом НИИ и ему очень был нужен механик-дизелист, и водитель всяких гусеничных вездеходов. Я уволился из своей мастерской, отгулял все положенные в таком случае отвальные. Оставил только последние два дня, чтобы провести их с родителями уже без веселой компании друзей, подруг и ликероводочных изделий. И мама, и отец были довольны, что я попал на такую работу. Они оба были воспитаны еще во времена СССР, когда профессия полярника была почти на одном уровне с профессией космонавта. Мы с батей раздавили на посошок бутылочку водки под хорошую закуску, предоставленную нам мамой. Она кстати, накрыв стол, все время сидела возле меня и время от времени обнимала меня, пытаясь скрыть от меня слезы, которыми часто наполнялись ее глаза.

    И вот я снова возвращаюсь к тому, о чем говорил в самом начале своего рассказа. То есть, не торопясь, топаю по проселку в маленький городишко в трех верстах от моего дома. Уже вовсю смеркается и вот подхожу к небольшому перелеску, отделяющему меня от большого поля, которое тянется до самого городка, куда я, собственно, и иду.

    Вдруг впереди в темноте я увидел светлое пятно, которое явно двигалось мне навстречу. Сблизившись, я увидел, что это девушка в светлом платье. Оказалось, что это Аля, которая жила в нескольких кварталах от дома, где жил я. Она была мне шапочно знакома, знал только ее имя и что она на пару лет младше меня. Может быть пару раз мы где-то с ней пересекались в каких-то компаниях. Она слыла немного чудной, так как была очень тихая и скромная в отличие от моих разбитных девах-подруг.

    – Как хорошо, что это ты, Костя! – с облегчением сказала Аля, разглядев в темноте мою физиономию. – А то я даже испугалась сначала, увидев, что кто-то идет мне навстречу.

    Я тоже почему-то обрадовался этой встрече с девушкой, несмотря на ее репутацию тихони. Времени у меня было навалом и я с удовольствием болтал с Алей, распуская свой павлиний хвост.

    Как-то незаметно мы с ней переместились к стожку сена, стоящему неподалеку от нашего проселка. Я вытащил из своего рюкзака куртку и постелил ее поверх сена, чтобы нам было удобно сидеть.

    Надо ли вам говорить, что очень скоро мы с Алей уже перешли в лежачее положение. Я успешно преодолевал все рубежи обороны стеснительной девушки и очень скоро мы с ней были совсем обнаженными на стожке, ставшем ложем любви для нас. Аля уже только слабо трепыхалась, пытаясь отбиться от моих вездесущих рук, гладящих ее, где надо и не надо.

    Она слабо пискнула, когда я разместился между ее, надо сказать, весьма стройных и красивых ножек. А когда я стал покрывать поцелуями внутрение стороны ее атласных бедер, она застонала, выгнулась сильно назад и прижала мою голову руками к своей пещерке. Захватив столь важный рубеж, немедленно приступил к нежнейшим ласкам. Алечка уже не стонала, а кричала, будучи вне себя от страсти, охватившей ее.

    Я уже безумно хотел девушку, которую держал в своих объятиях. Мой член уже давно стоял колом от желания поскорее посетить нежное алькино влагалище. Я смочил головку собственной слюной и приставил ее к самому сладкому месту между ножек девушки. Легкое движение бедер и мой член слегка вошел в Алю. Но что это за внезапное препятствие, мешающее мне войти в гостеприимное влагалище? Черт побери, Аля, оказывается, еще девственница! Что же мне делать с ней?

    На этот вопрос дала ответ сама Аля, резким движением своих бедер буквально надевшись на мой член.

    – А-ах! – коротко вскрикнула она и, чуть погодя, медленно начала восхитительный танец своими бедрами, радуя донельзя мой член.

    Время от времени на ее личике с закрытыми глазами появлялась гримаска боли, которую тут же смывала страсть нашего совокупления.

    Скромная Аля оказалась очень страстной и темпераментной любовницей, которая схватывала все буквально на лету. Мы провели на нашем ложе любви всю ночь до утренней зари.

    Солнышко еще не выскочило из-за горизонта, но мы оба понимали, что пора прощаться. Между нами поселилась какая-то легкая отчужденность, как часто бывает в таких случаях. Я не хотел давать девушке никаких обещаний и клясться в любви до гроба, так как не предполагал, как все обернется в будущем. Она, судя по всему, чувствовала себя приблизительно так же, как и я. Ей было хорошо со мной, но не более того. И для нее было приятным сюрпризом так легко и безболезненно расстаться с девственностью.

    – Ну, я пошла?! – Алька вскинула на меня свои большие глаза. Это был и вопрос, и утверждение одновременно. – До встречи, Костя.

    Она мазнула легким поцелуем по моим губам своими, повернулась и пошла по дороге домой. Я смотрел ей вслед, стараясь запомнить получше ее легкую фигурку и танцующую походку. Отойдя метров на 30 от меня, Аля повернулась, помахала мне рукой и послала воздушный поцелуй. Я ответно махнул ей.

    3

    Как говорится "скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается". Так было суждено судьбой, что вновь появиться в родных пенатах я смог только почти через пять лет. Я показал себя неплохо на новой работе и Васильич одобрительно молчал по поводу меня. И поверьте мне, у этого скупого на похвалу человека такое молчание было лучше любой похвалы у другого. Когда срок первой зимовки в Арктике подходил к концу, дядя Миша просто сказал мне: "Надо еще сезон побыть. Тебе сменщика нет". Он даже не спрашивал моего согласия остаться, так как знал, что я не откажусь. После двух сезонов в Арктических высотах последовали тоже две зимовки в Антарктиде. Было жутко интересно и очень трудно. Были даже случаи, когда я ощущал, что мы на грани гибели. Но бог Антарктиды смилостивился и даровал нам жизнь. И вот мы сменились и плывем на дизель-электроходе "Лена" домой. Именно тогда мы с дядей Мишей и выпили немного в первый раз. И он разрешил мне звать его Васильичем, и на "ты". Поверьте мне, что я чувствовал, как будто он посвящал меня в рыцарское звание, и я был страшно горд собой. Я понял, что я – мужик, а не "цветок в проруби". Хотя Васильич мне не сказал ни слова про это.

    Наконец я стою на пороге родного дома. Мама бросается мне на шею, смеясь и плача одновременно, а мой стойкий отец ломает в дрожащих от волнения пальцах беломорину, которую он хотел закурить. Мне самому хочется плакать вместе с мамой.

    Наконец хлопоты и волнения первых минут встречи уже позади. Мы опять сидим втроем за столом, почти как пять лет назад. Я вижу, как постарели родители за эти годы.

    – Ну, сын, рассказывай про свои приключения! – говорит отец с усмешкой, за которой прячется потаенная гордость мною. А мама смотрит на меня полными счастья глазами.

    И я начинаю рассказывать про океаны, которые мне надо было преодолеть, про ледяное безмолвие Арктики и Антарктики, про адский холод, про своих друзей-полярников и про многое другое. Мама и отец слушали меня, не перебивая.

    – А теперь давайте вы рассказывайте про свою жизнь, – сказал я. – А то у меня уже мозоль на языке от болтовни.

    – Что ж тебе рассказать-то? – промолвил батя. – Я не мастак. Пусть мать тебя введет в курс наших дел.

    И мама по-домашнему начала мне рассказывать, кто родился, а кто умер, кто женился, а кто, наоборот, развелся и так далее. Я с наслаждением слушал матушкин рассказ, как будто греясь у маленькой, но по-домашнему уютной печурки.

    И вдруг в мамином рассказе мелькнуло знакомое имя.

    – Постой, мама, – прервал я ее. – Это про какую Алю ты говоришь? Про ту, которая живет на улице <название>?

    – Ну, да, – подтвердила мать. – Ты еще говорил, что она немного не от мира сего, помнишь?

    – Помню, помню, – пробормотал я. – И что с ней? Замуж вышла?

    – Нет, сынок. Эта тихоня неизвестно от кого понесла и родила девочку. Даже своим родителям не сказала, кто у ребенка отец.

    – А когда она родила-то? – я немного напрягся.

    – Погоди, дай вспомнить поточнее, – и мама назвала приблизительную дату рождения ребенка.

    Черт побери! Похоже, это мой ребенок. По времени вроде все сходится. Вот так номер. Оказывается, что я уже почти четыре года папаша, но только сегодня про это узнал.

    Сейчас уже было поздно куда-либо идти и я трусливо отложил свой поход к Але на завтра.

    4

    И вот я стою рядом с домом, где живет Аля с родителями, а теперь еще и с дочкой. Моей дочкой. В руках у меня пакет с несколькими коробками дорогих конфет, которые я скупил в нашем магазине. Это для ребенка. А для Али у меня есть симпатичная кофточка, купленная за валюту, когда мы стояли в Йоханнесбурге. Я, правда, хотел ей что-нибудь подарить, когда приеду. Но оказалось, что есть подарок и для меня.

    Дверь скрипнула и на крыльцо вышла Аля.

    – Костик! – она улыбнулась, узнавая меня. – Что же ты стоишь там? Заходи, не стесняйся.

    За ней пряталась девочка лет четырех. Она сосредоточенно сосала палец во рту и решала проблему века: злой дядька или добрый. Увидев, что я смотрю на нее, она на всякий случай убежала в дом.

    Я подошел к молодой женщине. Действительно, бутон раскрылся и превратился в красивый цветок. Девушка Аля стала красивой женщиной.

    – Ты изменилась. Похорошела, – брякнул я, что было у меня на уме.

    – Спасибо. Ну, давай заходи.

    Мы прошли в дом.

    – Вот. Это вам, – спохватился я и передал Але подарки.

    – Куда же ты столько конфет накупил?! – засмеялась Аля. – Ребенку нельзя много.

    – Давай ей понемногу. Сама тоже ешь. Ну, и родителям.., – я вконец смешался.

    – А вот за кофточку спасибо тебе, – Аля вчиталась в этикетку. – Маде ин Соус Африка. Это ЮАР что ли?

    Я кивнул в ответ.

    Мы стали говорить с ней о разных пустяках. Сейчас я даже затрудняюсь вспомнить, о чем шла речь.

    Наконец я набрался духу спросить Алю про ребенка.

    – Аль, – я сглотнул слюну. – Она – мой ребенок?

    – А какая разница?! – рассмеялась женщина. – Главное, что Машенька – моя дочка. И я ее обожаю. И ее бабушка, и дедушка тоже ее обожают. Но если тебя все же интересует, то Маша родилась <Аля назвала дату>. Дальше считай сам, Костик, коль не лень.

    Она явно веселилась от сложившейся ситуации. А я окончательно убедился, что Маша – плод нашей любви в стоге сена.

    Я встал перед Алей на колени и уткнулся лицом ей в ноги. Она стала гладить меня по волосам.

    – Дядя Костик! – Машенька уже вполне освоилась с моим присутствием. Она подбежала и обняла меня за шею. – А зацем ты стал на коленки пелед мамой?!

09/16/2023