Может он не виноват?

Наступила весна, солнышко теперь поднимается высоко, светит ярко, греет жарко. Скоро каникулы, а от этого настроение само собой повышается. Я опустошил портфель и небрежно вывалил учебники на письменный стол. В запасе еще полдня – после шести мама вернется с работы, солнышко круто, еще пока не по-летнему, скатится за горизонт и наступит вечер. А пока только свобода и радостные лучики из распахнутого окна. С обедом я не стал затягивать – тарелка супа мигом провалилась в мое нутро, сопровождаемая ломтиками белого батона.

Что ж, уроки подождут, а сейчас самое интересное. Особой пикантности придает моя полная и абсолютная безнаказанность – несколько часов никто меня не побеспокоит и достаточно не оставить следов – глупых и невнимательных признаков моего времяпрепровождения и мои действия так и останутся на всю оставшуюся жизнь только моим секретом. Предвкушение будоражит. В запасе еще уйма времени, можно не торопясь обследовать мамину комнату, хватит еще на заметание следов и даже на уроки.

Двушку в панельной девятиэтажке мы получили еще, когда папа жил с нами. Почти все мое детство прошло в этой квартире, сколько себя помню, я занимал эту комнату. Довольно большая и, самое главное – отдельная. Мебель у нас, конечно, старая и скудная. После папиного ухода ничего нового не появилось, а старое приходится чинить мне. Получается не очень. Квартира кажется полупустой и если бы не репродукции по стенам и мамины горшковые цветы, казалась бы и вовсе заброшенной.

Мама занимает гостиную, комната хоть и больше моей, но уединенной ее точно не назовешь, если только ночью. Днем я часто здесь бываю, хотя бы для того, чтобы посмотреть телевизор, да и мало ли бывает дел в гостиной комнате у нормального человека. Каждое утро мама складывает диван, убирает белье в шкаф и спальня превращается в зал. Тихо. Из открытого окна доносится щебет первых вернувшихся перелетных, легкий ветерок играет с занавеской, то надувает ее, то отпускает и едва заметно щекочет, заставляет дрожать и извиваться.

Сердце застучало, хоть я и в полной безопасности, хоть я и научился возвращать все вещи на свои места, но каждый раз волнение и трепет сопровождает меня. Наверно, без этого стало бы совсем не интересно. Я стянул футболку, сбросил трикотажные штаны, помедлил и стянул трусы. Полный вперед! Мои вещи так и остались валяться грудой возле кровати. Пенис уже заметно набух, но это еще не самое мощное его состояние. Все впереди, а пока трогать его нельзя – не раньше, чем с кончика выделится прозрачная капелька. А это еще не скоро.

Я прошел в зал, необычное ощущение от ходьбы по квартире полностью раздетым, каждый раз оно мне щекочет внизу живота и в груди. Необычно шлепается о бедра налитой писюн и мошонка. Я на пороге таинственного исследования – маминой комнаты с ее шкафами, комодом и тайниками. Где-то обязательно у нее должен быть тайник. Вот только где? Очень хочется его обнаружить. Каждый раз я начинаю разведку, исполненный надежды наткнуться на ее тайник. Если в моем можно найти массу непристойных вещичек, страшно подумать, что пячет она – взрослая женщина!

Обычно я каждый раз проверяю уже знакомые места, убеждаюсь, что все лежит на своих местах, а потом перехожу к поиску новых. Как разведчик, я запоминаю положение предметов, ящичков, чтобы потом все вернуть в точности в тоже положение. Я даже не оставляю отпечатков на слое пыли. Первым делом выдвигаю ящик с нижним бельем. Все на своих местах, последний раз обновки здесь появлялись в прошлом месяце. Это были ажурные миниатюрные трусики красного цвета, видимо импортные. Они выгодно отличались от остальных хлопчатых, блеклых и застриранных. Эти новые мне больше всех нравились, но трудно поверить, что они могут что-то скрывать… если только спереди чуть-чуть.

Когда я представляю их на маме, каждый раз член получает приток и вздергивается кверху. Вот как сейчас. Они лежат не сверху, приходится аккуратно переложить стопочку, чтобы добраться до них. Потом я все верну на место. Я растягиваю резинку красных модных трусиков, смотрю на свет – лучики пробиваются сквозь щелочки узоров. Материя такая нежная, я провожу ими по чувствительному члену, удерживая двумя пальцами за краешек. Приятно.

В голову пришла сумасбродная мысль. Часто в такие моменты приходят невероятные по своей дерзости идеи, но эта не показалась такой уж неосуществимой. Без промедления я ее осуществил – одел на себя мамины красные трусики. Резинка мягко и эластично зацепилась на моей пояснице, поджатые яички остались внутри, зато член оттягивал трусики, как палатку и находил путь наружу, не желая оставаться в дамских трусиках. От каждого выскальзывания тугое прикосновение ажурной ткани к чувствительной головке вызывало приступ и заставляло согнуться. Я бросил попытки спрятать своего дружка и расхаживал теперь с торчуном.

Лифчики на полочке справа. В венгерской стенке масса полок, дверец, ящиков. Лифчики я не примеряю, но каждый раз представляю, как в чашечках умещаются мамины сиськи, а мысленно сопоставив, удовлетворенно закрываю дверцу. Однажды я уже видел мамины сиськи и теперь одна из главных моих целей, если уж не потрогать их, то хотя бы увидеть вновь. На всякий случай не буду рассказывать, при каких обстоятельствах это произошло, но если еще раз удастся – обязательно узнаете. Скажу только, что они, в отличие от остального тела, очень белые, размером с дыни, слегка отвисли, а еще есть коричневые шишечки.

Блуждаю взглядом по комнате, прищурив глаза, как разведчик. В тумбе под телевизором на полочке стопка журналов. Там Бурда, Работница и папки с выкройками. Не интересно, все картинки с тетками в купальниках я давно пересмотрел. На одной странице даже есть негритянка без лифчика, но даже она больше не возбуждает моего интереса. Больше любопытного в книжном шкафу. Там давно не появлялось ничего нового, но есть одна брошюрка. Всегда, когда мои поиски заканчиваются безрезультатно, я достаю эту книжку с тонкой обложкой и рассматриваю (читать жуть, как не люблю).

Пробегаю глазами по корешкам книг – новых вроде не добавилось, а эта самая на том же месте. Вкратце, там есть рисунки влагалища и трахающиеся в разных позах пары. Сейчас не время, я все еще надеюсь раскопать мамин тайник. Однажды я нашел один – там были гандоны, серые прямоугольные упаковочки с синей надписью "Эрос". Потом их становилось то меньше, то больше, редко добавлялись импортные желтого или красного цвета. Я ни разу не брал их и не вскрывал, хотя жуть как интересно – разведчик не должен так глупо попадаться!

А вот, кажется, и цель моего исследования! Между краем шкафа и стеной в глубине виднеется бумажный кулечек. Моя рука без труда втискивается между деревянным шкафом и бетонной стеной, пакет в моей руке. Осторожно вытягиваю его за бумажный краешек. Коричневый бумажный пакет аккуратно свернут, внутри прощупываются карточки. Заглядываю – черно-белые фотографии! Теперь журналы можно вышвырнуть из-под телевизора, можно даже выкинуть книжку из шкафа, вот, что я искал!

Я обронил кулечек на пол и со стопкой фотокарточек сел на край дивана. Хочется угнездиться поуютней, прежде чем начинать. На всех фото мама. На этой она голая стоит прямо возле нашего дивана. Да, узнаю сиськи, эти тяжелые дины с коричневыми сосками, между ног черный кустик, бедра скрещены. Бросается в глаза контраст пропорций – талия хоть и узкая, зад очень широкий. Да, пожалуй можно и начать, капелька уже потянулась тягучей паутинкой к полу. Афигеть! На следующей фотке она забралась на диван коленями и опустилась грудью на спинку. Попа оттопырилась и сделалась еще шире, сиськи свисают и видны с боков. Да, на этом снимке я и остановлюсь сегодня. Я положил руку на член и мягко провел, прозрачная капля увеличилась и стекла быстрее.

Любопытство одолело меня, я извлек из стопки следующую фотографию и обомлел. Кажется, сегодня у меня все случится раньше обычного. Я еще почти не прикасался к члену, а он уже звенит, дрожит, трепещет. На фото мама поднесла к лицу ненатуральный член и игриво протянула к нему язык. У нее лицо такое знакомое и такое необычное. Какие-то новые черты проступили, в глазах прячется что-то неведомое. Я бросил фотографии на диван и сорвался с места. Мозг опытного разведчика подсказал мне новую улику. На заднем фоне, прямо за маминой головой открытая дверца шкафчика. Мало вероятно, ведьтам хранятся полотенца и постельное белье и никакого тайника быть не может, но проверить надо.

Я открыл шкафчик слева от книжных полок, ничего необычного – ровные стопки полотенец и простыней. Недоверчиво я обвел взглядом каждую складочку и запустил руку наугад. Хм… что-то твердое за толщей материи удалось нащупать. Я повторил попытку и вскоре извлек из шкафа это. Тайник найден! В моих руках был твердый резиновый пенис. Я приставил его к своему бедру – муляж значительно превосходит меня как по длине, так и в обхвате. Вдруг случилось непоправимое. Я застыл на месте, как вкопанный. В дверях раздался звон ключей. Я молниеносно сунул исскуственный член в шкаф, кинулся к дивану собирать фотки. Ключ уже проворачивал замок. Вся стопка в коричневом кулечке, кулечек за шкаф.

Успел. Дверь открылась и на пороге появился дядя Эдик – мамин брат. Он уставился на меня и улыбка растянулась на его лице. Я понял свой прокол… шпион раскрыт. Дядя поставил на пол картонную коробку, не сводя с меня глаз, разулся и направился ко мне. Выражение его лица было не то строгое, не то любопытное.

— А ты что тут делаешь? – вопрос разорвал тишину, как гром среди ясного неба.

Сколько бы я сейчас отдал, лишь бы на мне сейчас не было маминых трусов. С трудом я боролся с подступающей волной, порция спермы все-таки выделилась волнообразно и увлажнила головку. Стоило неимоверных усилий, чтобы не опозориться еще сильнее, выпустив струю прямо на глазах у дяди. Я опустил глаза в пол, но не потерял самообладания. Виноват – значит виноват.

— Дядя Эдик, не рассказывайте маме, пожалуйста, – жалостливо просил я.

— Посмотрим… – задумался дядя, – так, что ты тут делал? Трусы мамкины одевал?

Уличенный, я робко кивнул. Если честно, я готов был уже сдать своих подельников – журналы под телевизором, но про тайник в шкафу и фотографии из меня бы никто не вытряс информацию. Вдруг дядя потрепал меня по волосам и лицо смягчило черты.

— Снимай трусы, – это звучало странно.

Я послушно стащил кружевные трусики. Стал перед дядей еще более уязвимым и голым. С кончика члена капнула мутная капля, изнутри толчками просачивалась сперма, как бы я ее ни сдерживал. Дядя прошел по комнате и к моему ужасу засунул руку между стеной и шкафом. Рукав задрался, предплечье с трудом вмещалось в щель, но вскоре в его руке был коричневый, бумажный пакет.

— Знаешь, что это? – со строгостью в голосе спросил дядя.

Я убедительно закрутил головой, чувствуя, как щеки и уши запылали. Трусов, нормальных, мужских, все еще не было на мне. Дядя сел на диван и вытянул ноги, вынул фотографии, как колоду карт и начал перебирать.

— Знаешь что… – дядя менял выражение лица, строгость сменялась подкупающей задушевностью, потом наоборот, – я, пожалуй, не стану твоей маме рассказывать…

Я выдохнул с облегчением, но задумчивый взгляд дяди не позволял расслабиться окончательно.

— Садись.

Я присел на краешек дивана возле него. Взрослые руки перебирали фотографии, задвигая просмотренную снизу колоды. Вдруг он переложил стопку в правую руку, а левой принялся расстегивать брюки. Его пальцы в пылу вырывали пуговицы из прорезей, оттянули ширинку и на свет показался член. Больше моего, сравнимый по размерам с игрушкой из тайника. Хорошо, хоть о ней дядя не догадывается.

— Садись ближе, – спокойно, даже дружелюбно сказал мамин брат и облокотился на спинку.

Я подчинился, наши мачты составили крепкий, но малочисленный частокол. Сколько бы жидкой спермы не просочилось, эрекция у меня от этого не уменьшилась, член стал твердый, как бетон. Дядя снова взял стопку фотографий и, придвинув ко мне, стал разглядывать и перелистывать. Хотелось бы подольше рассматривать маму, но я не решался возразить, хотя дядя уже обрел вид добрый и довольный.

— Руку… – услышал я хрипловатый голос, – руку положи…

Я не понял, что он хочет, перевел взгляд с изображенной маминой промежности на реальное лицо ее брата. Спасительная глупость не помогла мне уберечься от неминуемого позора. Дядя схватил меня за руку и положил мою ладонь себе на член.

— Сожми, – строго сказал он.

Я сжал пальцы вокруг теплого, упругого ствола, находясь во всех смыслах зависимом от него положении. Жесткие волоски снизу цепляли мне мизинец. Дядя успокоился и продолжил рассматривать фотографии, не заботясь о том, видно ли мне хоть часть той порнографии. Не дожидаясь перемен, даже заботясь об услужении маминому брату, я начал медленно водить рукой. Мои пальцы при всем желании не могли сомкнуться вокруг толстого ствола. На ощупь он был бархатистый, нежный, пульсирующий вздутыми венами. Я смотрел на него. Опуская руку вдоль ствола, я чувствовал, как сначала подается кожица и головка открывается. Как и у меня, на кончике собралась крупная, прозрачная, как слеза, капля. Я веду руку вверх, крайняя плоть собирается складками и, соскользнув, покрывает фиолетовый набалдашник. Я – безвольный проводник чужой воли, игрушка в дядиных руках.

— Быстрее…

Дядя стал чаще дышать, раздувая ноздри, иногда волна колебаний пробегала по его животу. Он внимательно рассматривал очередную фотографию, потом откинул голову и задышал сквозь зубы.

— Не останавливайся… – я не узнавал его голоса.

Пальцами я чувствовал, как тельце пениса раздувается, вибрирует, по нему пробегают молнии. Крупные пульсации сопровождались глубокими толчками и краткими перенапряжениями, дядя зажмурился, лицо исказилось мучительной борьбой. Вдруг он обмяк и прорезь на кончике выстрелила густым залпом в воздух. Липкая, горячая сперма упала и обляпала мои пальцы. Я отдернул руку и смотрел на дядю, переводя взгляд от его лица к извергающемуся члену и назад. По стволу вяло стекал мутный, пахучий кисель. Дядя закрыл глаза, растянулся в блаженной улыбке и замер. Мне пришлось держать правую руку над ладонью левой, чтобы не оставить следов по пути в ванную.

Как настоящий разведчик, я ликвидировал не только свои следы, но и чужие. Фотографии пришлось собрать в прежнем порядке, завернуть в кулек и запрятать за шкаф. Пришлось даже натянуть дяде штаны, оставив его мокрый, вялый член на совести его собственных трусов. Кстати, на последней фотографии, что помогла ему финишировать, была, конечно, мама, целующая член очень похожий на тот, что я сейчас держал. Даже родинка слева такая же.