Новая школа. Сладкая парочка

Новая школа. Сладкая парочка

Кто бы что ни говорил, а пубертатный возраст – это прекрасно! Пубертат – это познание себя, познание других и, прежде всего, познание и пристальное изучение другого пола.

К концу мая все отцвело, а одуванчики уже покрылись белыми шариками. «Я воспитан природой суровой, мне довольно увидеть у ног одуванчика шарик пуховый, подорожника острый клинок». М-да…

Мы по-прежнему гуляли по Высоким Дворикам вечером, то вчетвером, то вдвоем с Кристиной, старательно обходя дом у пруда с магазином, но весенний дождь, а точнее, ливень, все-таки вынудил нас туда забежать. И хорошо, что мы так сделали, потому что там все стало по-другому. В магазин мы заходить не стали, а устроились на уютной веранде о двух столиках, заняв один из них.

Едва мы уселись, из двери, ведущей в магазин, выскочила женщина средних лет, как я понял, буфетчица и официантка в одном лице, судя маленькому декоративному фартуку поверх серого платья и кружевной наколке на светлых волосах.

— Хороший вечер! – сказал я официантке.

— Добрый! – сказала Кристина.

— Неплохой! – подтвердила буфетчица. – Только устала за день от жары. Вам что принести, чая, кофе или минералки?

— Мне кофе двойной, – сказал я. – С сахаром. Тоже двойным.

— А мне большой стакан нарзана, – сказала Кристина.

— Сейчас сделаю.

Она ушла, а Кристина сказала:

— Она, похоже, действительно устала. Под глазами мешки, и руки дрожат. Волосы забыла покрасить, от корней седина лезет, а вроде не старая.

— Да, – сказал я. – Зачем ей эта кабачура – непонятно.

— Доход, – предположила Кристина. – Небольшой, но устойчивый доход.

— Похоже на то, – подтвердил я.

Пришла буфетчица, принесла поднос со стаканом минералки и большой чашкой кофе. Кристина попробовала минеральную воду, сморщилась:

— Это точно нарзан?

— Точно, – подтвердила буфетчица. – Только газ вышел. А так – нарзан.

— Вообще-то в минералке много газа быть не должно, – вступился я за усталую буфетчицу. – Все равно это газ из баллона.

— Я не буду, – сказала Кристина. – Я лучше твой кофе выпью.

— Пей. А я твою минералку.

Минералка была холодной, но удивительно невкусной, хотя я ее мужественно выпил.

— Это поддельный нарзан, – сказал я, рыгая и икая одновременно. – Берут воду из-под крана, добавляют туда морской соли и газа и заливают в тару.

— На бутылке написано «Нарзан», – сказала усталая буфетчица.

— На заборе тоже написано, – сказала Кристина, пригубливая кофе. – Пойду я, пожалуй. Ты со мной или…

— Я или. Посижу немного.

Недовольно топая, Кристина удалилась.

— Нервная какая Ваша жена, – задумчиво сказала женщина.

— Есть немного.

— А вы давно тут живете?

— С зимы.

— А я с весны. Прочитала в газете объявление, что сдается магазин, решила разбогатеть, только… еле свожу концы с концами. Торговлишка – дрянь, решила что-то вроде кафе открыть.

— И как?

— Да никак. Только забот прибавилось. Вчера пришла компания молодых людей со своим, еле выставила. Пьяные вдребадан, один все падал. И смех, и грех…

— А Вы тоже нездешняя?

— Я из Тулы, Сусанна Погосян.

— Красивое имя, – сказал я. – Сусанна и старцы.

— Да, из библии, – подтвердила Сусанна. – Они ее домогались, а потом сказали, что все наоборот. А вы чем живете?

— Не чем, а на что. Живем на Кристинины деньги, открываем частную школу с проживанием.

Про деньги Кристины – это истинная правда, и про школу тоже, только про источник этих денег я лучше умолчу.

— Школа – это отлично! – обрадовалась буфетчица Сусанна. – А дорого?

— Пока не знаю. К осени решим, но две воспитанницы уже есть: Катя и Даша.

— Мне уехать в Тулу надо, – сказала Сусанна. – Ненадолго. Приютите моих?

— Моих? Это кого же?

— Сашку и Наташку. Братика и сестричку – Погосяново семя. Сделал Араик сладкую парочку и свалил в солнечную Армению.

— Маленькие?

— Взрослые.

— Так что, они одни не проживут?

— Ну, так… – покачала головой Сусанна. – Лучше, когда дети под присмотром.

— Конечно.

— Так возьмете?

— Возьмем. Все веселее.

— Я вам заплачу, продам квартиру в Туле и заплачу. Сколько?

— Нисколько. У нас пока лицензии нет. Пусть так живут. Только возьмите нас на снабжение. И все. Так, где Ваши дети?

— Сейчас! – обрадовалась Сусанна. – Саша, Наташа, идите сюда!

Сусанины дети появились не сразу. Похоже, они, пользуясь моментом, как-то любили друг друга. Во всяком случае, Наташа поспешно поправляла волосы, а у Саши в штанах заметно торчал член. И они были недовольны. А так они вполне были симпатичны: темноволосы, коротко стрижены, и в одинаковых шортах и майках.

Я встал:

— Ваша мама уедет ненадолго, а вы пока поживете у нас в доме. Я – Владислав Сидоров, буду за вас отвечать.

— Здорово! – образовался парень. – Приключение! А то мы тут закисать начинаем.

— А кормежка у вас как? – поинтересовалась девица.

— Нормально. Никто не жалуется. Вы что делать умеете?

— Все, – заверил меня парень. – Могу копать, пилить, колоть.

— А я шить, готовить, полы мыть, – ответила девица. – В общем, все по дому.

— А говорят, у нас молодежь пропащая, – заметил я. – Ничего делать не умеет и не хочет.

— Это не про нас, – ответил Саша. – Мы и хотим, и умеем.

— Точно! – поддакнула Наташа. – Это не про нас.

— Тогда собирайтесь.

— Мы, собственно, уже, – сказал Саша.

— За некоторым исключением, – сказала Наташа. – Рюкзачки…

— Сейчас! – засуетилась Сусанна. – У нас на всякий случай рюкзаки. Если что, хватаем, и ноги!

— Это правильно! – похвалил я. – НЗ. Надо и нам завести.

Сусанна ушла быстрым шагом, но вскоре вернулась с тремя рюкзаками.

— О, мам! – удивился Саша. – А третий-то зачем?

— Это для Славы. Там продукты на первое время.

Я решил, что буду их, Сашу и Наташу, называть про себя – «дети». Для краткости.

— Ну, что, дети? Надеваем рюкзаки, и в путь?

— Мам, мы пошли! – сказали в один голос Саша и Наташа.

— Идите уж, чего там, – сказала Сусанна. – Здесь недалеко.

Мой рюкзак оказался тяжелым. В нем что-то гремело и булькало.

Выходя с магазинного двора, я обернулся. Сусанна стояла на веранде и махала нам вслед. Приятная женщина! Только усталая.

Дошли быстро, всего-то метров сто. Подойдя к дому, Саша задрал голову.

— Вот это домина! И сколько же комнат?

— Дофига! – ответил я. – Восемь только наверху.

Катя и Даша обрадовались новеньким, а Кристина, похоже, не очень. Она сидела, поджав ноги, на диване в гостиной и демонстративно листала старый журнал мод.

— Катя, Даша, – сказал я. – Заберите у Саши и Наташи рюкзаки и отведите их в душевую, а потом наверх, в спальни. Время позднее!

Они ушли, а Кристина отложила журнал.

— И кто это такие? – спросила она, презрительно вытягивая губы в трубочку.

— Это дети Сусанны, – пояснил я. – Ей надо уехать, а они пока поживут у нас.

— Сусанна, надо полагать, баба из забегаловки с подозрительным кофе и тухлой минералкой?

— Она самая. Женщина. Бабы в поле при царе кувыркались.

— И сколько ты с этой женщины слупил?

— Пока ничего. Только продукты.

— И то хлеб. Добрые мы очень.

— Ладно дуться-то! – сказал я. – Давай лучше посмотрим, чем там новенькие в душевой занимаются.

— Чем? Моются, наверное.

— А вот мы узнаем!

За последнее время я сделал приятное приобретение: купил Вай-Фай роутер и раскинул по дому сеть, чтобы не тянуть витые пары. Неплохо вышло. Поэтому я сходил за ноутбуком и сунул его в руки все еще сердящейся неведомо на что Кристине:

— Включай!

И она включила.

Видеопоток из душевой кабины я поставил в автозагрузку, поэтому ничего, кроме звука, настраивать Кристине не пришлось. Хотя динамики в ноутбуке были размером с пятак, но все-таки плеск воды был слышен, и было слышно еще какое-то чавканье.

— Смотри-ка! – оживилась Кристина. – Что детишки-то выкаблучивают!

Я плюхнулся на диван рядом с Кристиной и увидел, несмотря на пар от горячей воды, голенькую Наташу, которая, стоя на коленях, сосала длинный и изогнутый вверх член братика Саши. Она-то и причмокивала от удовольствия, а брат собирал в пригоршню воду и поливал старательную сестричку. Рядом стояли Катя и Даша и хлопали в ладоши, задавая ритм.

— Ты пишешь? – спросил я Кристину, имея в виду изображение.

— Пишу.

— Хорошо. Людмиле продадим.

Людмила – это хозяйка универмага в Серпухове, которая на досуге снимала порно. Сняла она фильмец и у нас.

Долго сосала член брата Наташа. Он перестал ее поливать и, заложив руки за голову, ожидал окончания. Я бы на его месте давно перешел на «ручное управление» и накормил сестренку «сметанкой».

— Слушай, – сказал я Кристине. – Когда женщина сосет член, она испытывает что-нибудь, кроме неудобств в глотке?

— Вообще-то испытывает, – пояснила Кристина. – Это словно зажигалка к пороховому заряду. – Вкусовые рецепторы связаны с центром удовольствия в головном мозге. Туда же приходят сигналы от спинного мозга при «конче». Так что делай выводы сам.

А что тут выводить, подумал я, одной крысе вживили в центр удовольствия электроды и научили давить на кнопку, раз за разом, получая оргазм. Она и давила, не пила, не ела, и сдохла от голода. Погибла от наслаждения, так сказать.

Но, все-таки, Саша был не железный. Он застонал, изогнулся, а Наташа выпустила изо рта его член, бешено брызгающий спермой, изо рта, и молофейка потекла по Наташиному лбу, стекая на нос и подбородок.

— Мило, – сказала Кристина, выключая запись и ноутбук. – Верю.

— Возбуждает?

— Немного.

— Дотерпишь?

— Вполне.

— Тогда пошли на кухню. Пожрем чего-нибудь перед ночью.

— Я вот что подумала, – сказала Кристина, вставая с дивана. – Давай их пропишем.

— Ты о домовой книге? Обязательно пропишем.

— Нет, – сморщилась, словно отведав кислятины, ответила Кристина. – Я попробую этого парня, а ты насадишь на «кол» девчонку. Идет?

— Идет.

— Тогда на кухню.

Мы пошли на кухню кипятить чайник и делать горячие бутерброды с сыром. Туда же наши девочки привели Сашу и Наташу, с которыми щедро поделились сухой одеждой. Наташа получила от низенькой Даши школьное платье, а Катя одолжила Саше свой белый фартук. Вышло очень сексуально: платье еле прикрывало Наташины худые бедра, а фартук прикрывал Сашино достоинство только спереди.

— Прописка остается в силе? – шепнула мне Кристина.

— Конечно, – ответил я. – Вдруг она – целка!

— Извращенец! – снова шепнула Кристина. – На свежатинку потянуло?

— А тебе Саша совсем не интересен?

— Почему же. Очень даже интересен. Он пылок и неутомим.

Ну, определила, подумал я, по спуску на лицо. Посмотрим, что ты утром скажешь, любительница юных хуёв.

— Что вы там шепчетесь? – спросила бойкая Катя, разливая по чашкам чай.

— Погоду обсуждаем, – ответил я. – Звездная ночь будет.

После легкого ужина мы пошли устраивать новеньких по «конурам». Саша и Наташа хотели спать в одной комнате, но мы развели их по разным, угловым. Кристина осталась с Сашей, а я с Наташей.

— Вы бы вышли, пока я не заберусь под одеяло, – недовольно сказала Наташа, стягивая тесное платье.

— Хочу на тебя посмотреть, девонька, – сказал я, усаживаясь на стул. – А ты на меня не хочешь?

— А я все видела у Сашки.

— И много раз?

— И не сосчитать.

— И он тебя… драл?

— В смысле ебли?

— Да.

— А как же!

— И тоже много раз?

— Больше, чем пальцев на теле.

— Понравилось?

— А как же! Лучше мороженого! Прямо ух! А Вы меня хотите отодрать?

— Догадливая ты! – похвалил я.

— Догадливая, как же! Когда мужик приходит к женщине в одних трусах, которые стоят колом, как тут не догадаться. Ясное дело, отодрать пришел.

Все верно, подумал я, в трусах и колом.

— Ну, так чего, девонька? Познаем друг друга?

— Смешно Вы говорите, – улыбнулась Наташа. – Сашка бы давно на меня залез, а Вы разрешения спрашиваете. Ладно уж, еби меня, дядя Слава!

Она все это говорила, стоя вполоборота, а я наслаждался видом ее маленьких грудок с пухлыми сосками, а теперь Наташа развернулась, откинулась чуть назад и сама раздвинула волосатые губы.

— Вот сюда! – сказала она, тыча пальцем в приоткрытую «дверку».

Другой бы уже кончал, но я все-таки еще держался, потому что девчонка уж очень напоминала сложением и худобой подростка.

— А сколько тебе лет?

— Да вполне, – ответила Наташа, призывно поглаживая щель. – В рюкзаке документы. Если бы не мамкина дурь насчет магазина, доучивалась бы в десятом. А так… пришлось бросить.

— Ничего! – стягивая трусы, заверил я Наташу. – У нас доучитесь.

— Вы зря в рюкзак не заглянули, – сказала Наташа, играя с клиторком. – Там есть черный пакетик, а в нем – презерватив. Написано «Женский». Попробуем?

О, как наука скакнула. Я и мужским-то пользовался редко, а тут женский! Оказалось, ничего нового. Когда я развернул пакетик, то обнаружил в нем обычный презик, только большого размера, и не одним колечком, а с двумя – в начале и в конце. И все!

— И как же его? – недоуменно спросил я Наташу.

Она тоже задумалась, забавно наморщив лобик.

— Может, надеть на хуй? – предположила она. – И затолкать поглубже?

— Ага, – ответил я, надевая чересчур свободный и длинный презерватив. – Как у Лермонтова: «Забил заряд я в пушку туго», только туго не получается.

— А, может, ну его нахрен! – предложила Наташа. – Может, обычный през надеть?

— Не держим-с. У Кати и Даши – спирали, а Кристина бесплодна. Ее, сколько ни долби, все без толку.

— А, может, отложим до другого раза? – предложила Наташа. – Ну, ее, эту еблю?

— Ладно. Как-нибудь потом. Спи, детка! Хороших снов тебе!

С тем и ушел. В другой раз, так в другой раз.

Зато я немного постоял у дверей другой угловой комнаты, где поместился Саша. Там слышалась возня, тяжелые вздохи и сдержанные вопли. Это Кристина прописывала Сашу…

Я тихо и легко оделся и направил свои стопы в дальний конец деревни, к пруду, где размещался магазин с верандой, и где теперь жила Сусанна. А из головы не выходили многочисленные картины на тему купания Сусанны и похотливых старцев, которые возжелали ее трахнуть. А когда она им не дала, вожделенцы обвинили ее в домогательствах. И пошло-поехало! Если бы не Даниил, то невинной девушке отрубили бы голову. А так отрубили старцам. Вы – дедушки, вам не надо. В моей подростковой жизни, короткой, как воробьиный скок, тоже был случай, связанный с купанием, только никто никому ничего не рубил.

Стояла жуткая жара. Мать прибегала домой из телятника, наскоро съедала салат или окрошку, снимала белый халат, выливала на себя ведро воды, меняла рубаху и вновь убегала к своим телятам. Для меня же она придумала другое купание.

Наша речка была далеко, за лесом, и мы ходили туда купаться. Мне по дороге туда сделалось плохо, и перепуганные ребята притащили меня к телятнику. Мать испугалась, ее подруги испугались, а колхозный фельдшер не испугался. Он положил меня в тень, обтер мокрой тряпкой и дал понюхать вонючую ватку. И все! Только мать меня на реку больше не пускала. Она придумала следующее.

Я с утра, пока в колодце еще была вода, должен был принести два ведра воды и вылить их в стальную бочку, которых у нас было пять штук: четыре по углам крыши, а пятая была вкопана до половины в огородный суглинок. В нее-то я выливал эти ведра, только теперь не два, а четыре. Наш общественный колодец совсем опустел, и я приноровился ходить в ольшаник, где был родник. Вода в нем была ледяная, и мать не могла просто обливаться. Она раздевалась совсем, забиралась в бочку с нагретой солнцем водой и охлаждалась там, а потом туда залезал я. Не вместе с ней, а за ней, когда она выбиралась наружу. Каюсь, я за ней подглядывал из-за кустов малинника.

Но дело не в этом. Какой-то дятел косорукий, когда срубал зубилом у бочки торец, оставил могучие зазубрины. Мать, куда более толстая, чем я, даже не царапалась, а я залез, разорвал о край трусы и порезал член.

Я тогда сильно испугался, мать уже собралась уходить, но я ее позвал. Не буду описывать подробности, но когда она меня обеззараживала йодом и заклеивала пустячную, в общем, ранку, пластырем, я ее обкончал. Мне тогда захотелось умереть, так я был обескуражен, но мать сказала, умываясь из той же бочки:

— Ничего, сынок, в твоем возрасте это – обычное дело.

И ушла к своим телятам.

Мне сразу стало легче во всех смыслах. Походив еще три дня с пластырем, я на четвертый день обнаружил, что он отпотел и потерялся, а на члене – ни царапины. В общем, цирк с конями.

Мне вспомнилась эта история еще и потому, что Сусанна, с которой я хотел только поговорить, купалась в пруду при свете звезд.

На прудом стоял легкий туман, ночной ветерок покачивал камыши, а она ныряла и отфыркивалась, и плавала, и опять ныряла. К сожалению, в купальнике бикини. Но мое терпение было вознаграждено: Сусанна выбралась на бережок и сняла эти три с половиной тряпочки со своего богатого тела. Затем долго вытиралась большим белым полотенцем, потом постелила его на траву и улеглась сверху, словно для загара.

Видимо, дама дошла, что называется, до «ручки», потому что она раскинула ноги и принялась так яростно тереть густоволосую щелку, что через минуту кончила, а потом еще и еще. И начала снова…

Был бы я подростком, я бы просто подрочил на Сусанну и ушел, но мне хотелось большего. Я подошел, сел рядом на влажное полотенце и положил руку на ее выпуклый живот. И услышал тихий, словно шепот звезд, голос:

— Это Вы, Слава?

— Я.

— Как Вы кстати. Как там дети?

— Отлично, – сказал я. – Наташа, надо думать, спит, а Саша с девушками в карты играет.

— На деньги? – забеспокоилась Сусанна,

– На щелбаны.

— Ну, тогда ладно. Ложитесь рядом, будем считать звезды.

Мы «считали звезды» до рассвета, я собрался домой, едва засветлел северо-восток, и стал одеваться, почесывая искусанный комарами зад, а она – запихивать в маленький бюстгальтер большие мягкие груди.

Сусанна дала мне еще продуктов, то ли за ночные труды, то ли для отмазки от Кристины, но когда я тихо вошел в дом, он спал. Спала и Кристина на диване под блекнувшим с каждой секундой светом торшера, а старый журнал мод валялся на полу. «И, не пуская тьму ночную на золотые небеса, одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса»…