Из подвешенных под потолком ржавых раструбов упруго били струи кипятка. Сквозь пелену густого пара на фоне потускневшей от времени кафельной плитки они казались совсем жалкими. Долговязые, жилистые, коротко стриженные – похожие друг на друга, как родные братья. Такими их видела изо дня в день Олеся, когда роты по очереди приводили в солдатскую баню.
Обычно Олеся стояла в пустом проеме, скрестив руки на груди и оперевшись плечом о простенок, и с глубокомысленным равнодушием смотрела на купающихся солдатиков. В бане все были равны – на их голых плечах не было погон, а ширина этих плеч без мундиров почти не отличалась. Зрелая женщина среднего роста с роскошными формами – худеньких и высоких по какому-то негласному правилу пристраивали в штабе – каждый раз должным образом исполняла свои обязанности: тщательно контролировала температуру в душевой и следила за порядком.
Олеся не мнила себя красавицей, но эффектная, выбеленная короткая прическа с уходящей набок длинной челкой заметно молодила ее. Пожалуй, с другой прической – будь то собранные в хвост или распущенные по плечам пшенично-русые волосы – она выглядела бы не так привлекательно. Скорее всего, походила бы на одетую в камуфляж неуклюжую доярку. Да, военная форма подходила ей как нельзя кстати: в нужных местах она плотно обтягивала тело, особенно это было заметно в районе бедер и груди, а в иных – свободным кроем скрывала несовершенство фигуры.
Олеся очень немногословна, она больше любит слушать и смотреть. Каждый раз в соответствии с инструкцией она заходила в душевую и несколько минут исправно следила за порядком, пока беззаботные мальчишки намыливали себя казенными брусками мыла и по очереди ополаскивались из эмалированных тазиков. По ее лицу почти невозможно распознать, устав ли главенствует в эту минуту или ей действительно доставляет удовольствие следить за мальчишками – так непроницаемы ее черты, когда влажный воздух делает ее форму и волосы сырыми.
Должным образом отправив служебные обязанности, Олеся возвращается через раздевалку в свою каморку – тесную, обитую лакированной рейкой комнатку без единого оконца. Она присела за столик и принялась сверять замусоленные накладные, переданные нарочным от старшины. Ни разу за все десять лет службы в цифрах не случилось ошибки: сколько лысых голов было насчитано за вычетом больных и откомандированных, столько комплектов белья и было выдано из неиссякаемых запасов армейского склада. Тем не менее, каждый раз Олеся самым тщательным образом сверяла списки, вычисляла остатки и со всем отупляющим уставным формализмом заполняла накладные.
Гвардии прапорщик, она накрепко заглушила в себе зов здравого смысла и выполняла свою работу так, как того требовали интересы службы. В раздевалке раздались первые бодрые голоса и скоро их число переросло в гул – довольные солдатики, чистенькие и раскрасневшиеся от горячей воды, выбегали мимо лавок со сложенной формой и собирались перед каморкой в длинную вереницу. Олеся поверх списка взглянула на стоящего в дверях солдата и, услышав четко произнесенные звание и фамилию, удовлетворенно кивнула. Она протянула солдату сложенный стопкой комплект исподнего с одной полки и свежее вафельное полотенце – с другой. Звания мальчишек не отличались, на сотню рядовых приходилось два-три сержанта и несколько ефрейторов, которых можно было легко определить по внешним признакам, даже фамилии военнослужащих по большому счету не имели значения для выдачи белья, но Олеся ни на шаг не отступала от инструкции. Таково было губительное воздействие армейской среды.
— Рядовой Крашенинников, – представился очередной вымытый солдатик, тщедушный и серый, как, впрочем, и все остальные.
Монотонная работа утомила Олесю, она уже почти не искала глазами в списке названные фамилии, равнодушным взглядом осмотрела солдата с ног до головы и протянула ему комплект исподнего. Всех искупанных мальчишек она встречала с одинаково суровым выражением лица, под которым научилась прятать природную женскую застенчивость.
— Товарищ прапорщик, – паренек не отходил, загораживая ершистой головой светильник раздевалки, – а полотенце?
Олеся стряхнула задумчивость и протянула парню сразу два белых полотенца, он вынужденно отстранил руку от причинного места, чтобы принять их. Молодые солдаты всегда прикрывали перед ней пах, будто она в свои годы может увидеть что-то новое и невообразимое. Более опытные даже не пытались скрывать от нее своих достоинств, кажется, даже получали от ее равнодушного взгляда какое-то подобие удовольствия. Как бы то ни было, еще ни один солдатик не сумел высечь из холодной банщицы искорку улыбки. Олеся проследила взглядом за уходящим солдатиком, одними уголками губ улыбнулась его стыдливости и вернулась к работе, стараясь впредь более добросовестно выискивать фамилии в списке.
Один за другим солдаты получали исподнее, ловко натягивали на чистое тело пятнистую форму, сложенную в только им известном месте среди сотни похожих, и выходили на улицу. Очередь медленно редела и, наконец, окончательно иссякла. Каждый, как того требовал устав, основательно потряс своим причиндалом перед невозмутимой банщицей, прежде чем получить чистое белье. Олеся облегченно выдохнула, выглянула в раздевалку и только тогда расстегнула пуговицы своей гимнастерки – от большого скопления людей в закрытом пространстве воздух сделался невыносимо тяжелым и влажным. Олеся скинула камуфлированную курточку на спинку стула и осталась сидеть в одном кружевном лифчике, она достала из шкафчика заранее подготовленный и заполненный на четверть граненый стакан и засаленную досочку с салом и подсохшими ломтиками хлеба.
После выпитого быстро похорошело, Олеся отправила в рот кусочек сала и вытерла тыльной стороной ладони блестевшие губы. В ее груди потеплело, стало как-то приятнее выполнять служебные обязанности, душа потребовала общения. До конца дня оставалось совсем мало, она встряхнула опьяневшую голову и встала на ноги. Неверной походкой женщина прошла мимо лавок, удовлетворенно обнаружив две сложенные камуфлированные кучки. В душевой уже не слышалось журчания, в слое оседающего пара гремели тазиками двое солдатиков, они уже перекрыли воду и теперь складывали гремящие тазики в одну высокую башню.
— Вы еще не закончили? – взгляд женщины был холоден и непроницаем.
— Никак нет, еще воду осталось согнать!
Олеся в первый раз улыбнулась. Она даже сама не понимала, было ли это влияние паров алкоголя или удовольствие от добросовестного исполнения обязанностей этими тщедушными солдатиками, плоды которого будут приписаны на ее счет.
— Когда закончите, приходите получать белье, – в голосе женщины прозвучали нотки человечности, будто она хотела проявить заботу.
Олеся окончательно разомлела. Она сидела в своей коморке, откинувшись на спинку шаткого стула и ощущала прилив сил, какую-то неуставную жизнерадостность. Через несколько минут подошли те двое, как и положено новичкам, они старательно закрывали обеими руками свои причинные места.
— Фамилия, – Олеся игриво посмотрела снизу в глаза худенького мальчишки в очках.
— Рядовой Попов, – солдатик так торжественно выкрикнул фамилию, что едва не распрямил руки по швам.
Олеся не стала выискивать фамилию в списке, она протянула пачку исподнего и настойчиво следила, как его рука вынужденно освобождает для ее взгляда желанное место. Олеся хмыкнула и вторым ударом повергла противника – она протянула парню два вафельных полотенца и не без удовольствия проследила, как тот вынужденно убрал вторую руку, чтобы удержать белье. Член солдата к ее немалому удовольствию открылся и в силу пикантных обстоятельств несколько напрягся. Олеся невольно причмокнула, она поймала себя на мысли, что ей доставляет удовольствие иметь дело с такими застенчивыми ребятами, тогда как сотня бесстыдных солдат не сумели как следует разогреть ее интереса. В груди ее затрепетало, какое-то неясно чувство превосходства растомило ее. Солдат развернулся и скрылся из виду, второй мальчишка с очевидным дефицитом массы тела назвал фамилию, звание и той же ценой получил исподнее.
— Эй, военные, Попов и как там тебя! – неожиданно для себя выкрикнула Олеся и добавила в более сдержанной манере. – Идите быстро сюда!
Солдаты поспешили выполнить приказание, натягивая на ходу кальсоны, они босые подбежали к каморке. На их глазах женщина-прапорщик выставила на стол досочку с остатками сала и взглядом пригласила войти внутрь. Вдруг она спохватилась, столкнула с деревянной лавки стопку глаженного белья и развернула свой скрипучий стул. Солдаты присели и смотрели с ожиданием, поглядывая на стол, они избегали смотреть на ее лицо и открытую грудь в простом лифчике. К имеющемуся Олеся добавила из шкафчика полпачки галет и задумалась, приложив палец к губам.
— Кушайте, не спешите, – ласково произнесла женщина, – чайник поставлю.
Олеся поднялась, проскользила в тесной каморке бедрами мимо коленей солдат и скорым шагом направилась в душевую, чтобы набрать воды в чайник. Когда она вернулась, мальчишки уже прикончили и сало, черный зачерствевший хлеб и оставшиеся галеты. Она старалась угодить мальчишкам, будто чувствовала в этом какую-то незнакомую ранее потребность. Олеся поставила белый пластмассовый чайник и сразу в тесной каморке разнеслось гулкое шипение. Первой нарушила молчание Олеся:
— Как здесь жарко!
Она обмахнула ладошками распаренное лицо и встала, пока она пыталась выудить из высокого узкого шкафчика дополнительные чашки, солдатики вперили свои взгляды в ее аппетитный круп. Для ее роста объем зада даже через форменные камуфлированные штаны казался аппетитным. Наконец, Олеся выставила на стол две чашки с давно отбитыми ручками, пачку чая и коробку рафинада. Чайник настойчиво фырчал, подбавляя сырого пара в душное помещение. Вдруг, к удивлению солдат, Олеся завела руки за спину и натяжение лифчика ослабло, без тени смущения она отложила его на одну из многочисленных полок и предстала перед солдатами топлес. Крупные капли пота сбегали по ее белой коже.
Она позволяла мальчишкам смотреть на себя, нарочно не поворачивалась, чтобы не вспугнуть их робких плотоядных взглядов. Олеся ощущала на своей коже их раскаленные взгляды и прислушивалась к ощущениям – за десять лет службы ее взгляду каждый день представлялись сотни мальчишек, некоторые нарочно выставляли свои орудия напоказ, но до этого дня она была надежно защищена от излишних впечатлений переплетом Общевойскового устава вооруженных сил.
— Да смотрите вы, я же не запрещаю, – вдруг мягко произнесла женщина и повернулась к мальчишкам.
Она оценивала свои ощущения, смаковала то слабое удовольствие, которое приносили ей взгляды хилых, но все-таки мужчин. Солдаты как по команде заложили ногу на ногу, они уже без смущения рассматривали грудь Олеси, достаточно объемную, чтобы сохранить форму. Белые, мягкие кули слегка оттянулись вниз под собственной тяжестью, но озорные сосочки торчали в стороны в алых чувствительных ареолах. Чайник забурлил и звучно щелкнул, оба мальчишки резко отвели взгляд. Олеся сама разлила кипяток по чашечкам и протянула солдатикам, она закусила нижнюю губу и обводила взглядом их серые лица, казалось, она боролась с каким-то сильным и вполне осознанным желанием. Устав этого желания не одобрял.
Неожиданно Олеся поднялась на ноги и, пылко осматривая узкие плечи, руки и груди ребят, принялась расстегивать свои брюки. Характерным для женщин движением, она повиляла бедрами, чтобы стащить пояс и сдернула облегающие бедра штанины, представ перед ребятами в одних скромных трусиках. Без одежды Олеся казалась еще более женственной – белые пухлые бедра, выпирающие по бокам гладкие косточки, мягкий животик и тяжеловатые груди. Она казалась воплощением женственности в отличие от молодящихся худосочных штабных кокеток. Олеся одним махом сдвинула все со стола и уселась напротив солдат, поставив разведенные пятки на самый край. Настала тишина, парни перестали потягивать горячий чай и во все глаза смотрели на банщицу. Происходящее казалось вполне естественным и почему-то не вызывало смущения. Олеся сидела с разведенными ногами, поднесла к губам дымящуюся чашку, она поверх ее края сквозь пар смотрела на солдат и не было в ее взгляде ни похоти, ни ожидания, ни любопытства. Только необъяснимое желание быть откровенной.
— Хотите, вареник покажу? – вдруг спросила Олеся.
У нее самой сперло в груди от бесстыжих слов, будто какая-то неизвестная сущность распоряжалась ее словами и движениями. Солдатики больше не отводили глаз, они отвечали ей той же благосклонной, ласковой улыбкой, будто ценили ее не как доступную женщину, а нечто гораздо большее. Они оживленно закивали, тогда Олеся подцепила резинку трусов, потянула и приподняла зад, чтобы оставить их между коленей. Она наслаждалась. Ей казалось, будто на распаленной вульве блуждают взгляды двух мальчишек, будто они прикасаются и ласкают, от этого малые половые губки налились и нежными лепестками выглянули в стороны, а между ними обнажился глубокий зев.
Олеся глубоко дышала, высоко вздымая грудь, она следила за взглядами парней, за их вдохами и выдохами. Она совершенно не жаждала видеть самого главного их доказательства – таких примеров она только за сегодня увидела не меньше сотни – желание было гораздо тоньше и глубже. Бессильно она свесила руки и уперла затылок в доску документации, ее взгляд излучал неподдельное умиротворение, а естественная смазка непрерывно сочилась и щекотала между ягодиц. Олеся смотрела на парней через полуопущенные веки, само это сладостное томление в присутствии двух мужчин было ей наградой, можно было – это не подорвет ее репутации – приложить левую руку к промежности и сладенько потереть, но она не успела.
Рядовой Попов снял очки, пересел на ее стул и с чувством самой пылкой благодарности поднес лицо к ее промежности. Он вдыхал пьянящий женский аромат, возможно, впервые, но отступать не собирался. Солдатик без свойственной новичкам брезгливости – все происходило будто в волшебной ауре – прижался ртом к зыбкой плоти и вызвал первый нежный стон банщицы. Он беспорядочно водил языком по мякоти, всасывал нежные лепесточки и скоро был вознагражден ее теплым соком и неподдельными стонами. Толстенькие бедра Олеси прикасались к угловатым плечам солдата, а пучок стриженного кустика был прямо перед его глазами. Второй солдатик смотрел на разомлевшее лицо женщины; повинуясь неясной силе, он подошел к столу и принялся водить ладонью по щеке Олеси, она направила на него мутный взгляд и улыбнулась. Подавленная уставом юношеская гиперсексуальность прорвалась и нашла выход в плотской нежности к скромной, красивой женщине.
— Жарко здесь, оууууу, как же жарко!
Пот струился по телу Олеси, ее кожа блестела, а в мутных серых глазах угадывалась глубокая благодарность. Паренек водил рукой по ее щеке, по шее, обводил очертания грудей, ожидая своей очереди перед столом. Вдруг Олеся взвизгнула и сжала колени, голова очкарика оказалась зажатой мягкими бедрами, трусики прижались к его стриженному затылку. Олеся вся сжалась, она сопела, цедила слюну сквозь зубы и запрокидывала голову, пока второй солдатик гладил ее пышущие жаром сиськи. Оргазм крепко держал ее. Несколько секунд все мышцы были зажаты, а рот мальчишки был прижат к чувствительной вульве. Наконец, она обмякла, выпустила солдатика из пылких объятий и жестом прогнала обоих.