Когда мы зашли в квартиру и освободились от верхней одежды, Юрий с большим интересом стал разглядывать гостиную, сразу обратив внимание на мой портрет, сделанный Валерией в Петербурге.
— Ты здесь необычная, – сказал он.
— А это не совсем мой портрет. Художница рисовала с меня образ моей женской линии – моей мамы, моей бабушки и т.д. И, кстати, когда рисовала, мы обе были голыми. А потом пришел ее брат-художник и тоже разделся.
— Могу представить, что было дальше.
— Не совсем то, что нарисовало твоей воображение. Мы с ее братом позировали для ее эскизов к графической серии «Круговорот любви». Кстати, пожалуй, мне нужно позвонить художнице и поинтересоваться как там у нее дела.
Я прошла на кухню, поставила греться чайник и удалилась в свою комнату, чтобы раздеться. Когда я вернулась в гостиную, Юра вскинул на меня восхищенный взгляд.
— Если хочешь, можешь тоже раздеться – я же тебе сказала, чтобы ты чувствовал себя как дома. Одежду можешь сложить на пока на диване.
— Ну хорошо, – сказал он.
Пока Юра стаскивал с себя одежду, я набрала номер Валерии и стала ходить по гостиной, наблюдая боковым зрением за процессом раздевания своего гостя.
— Привет, Валерия. Это Рита из Москвы. Самолюбуюсь сейчас сделанным тобой портретом.
— Здравствуй, Рита. Я как раз хотела тебе звонить и как раз по поводу этого портрета.
— А что такое?
— Понимаешь, мне предложили поучаствовать в коллективной выставке в Москве в самом престижном для художников-графиков зале на Кузнецком мосту, 20. Тема выставки – «Женский образ в графике художниц Москвы и Петербурга». На самом деле имеются ввиду молодые художницы – те, кому до 35 лет.. Открытие будет 14 марта.
— Поздравляю. А ты сама будешь в Москве?
— Ради такого случая приеду. Там будет крутая профессиональная тусовка, потому что эта выставка задумана как некоторый смотр-соревнование между московской и питерской школами графики. Как бы две команды по восемь художниц от каждого города.
— В общем, очередное соревнование между административной и культурной столицами России? – посмеялась я.
— Не без этого. Я выставляюсь тремя – четырьмя работами. Если повезет при развеске, то может быть и пятью. Но это маловероятно, потому что конкуренция большая.
— А это заранее неизвестно, сколько картин у каждого?
— Нет, конечно. Заранее это предсказать нельзя. Работы же у всех могут быть самого разного формата. Так что определенность будет только в самый последний момент формирования экспозиции.
— Валерия, скажи, а ты успеваешь к этой выставке с той серией «Круговорот любви»?
— Не знаю. Почти наверняка не успею доделать. Разве что за оставшийся месяц с небольшим на меня какое-то прозрение сверху свалится и произойдет чудо. Пока я не вполне довольна тем, что вырисовывается. Эта серия у меня еще не вполне уложилась. Я могу если хочешь кинуть тебе фотографии того, что есть сейчас. Но пока я сама не чувствую, что это достаточно завораживающе мощно. Так вот, если я вдруг успею к выставке, то я конечно же буду экспонировать эту серию и ничего больше. Потому что уровень крутизны художников-графиков определяется именно сериями работ в одной теме, одной технике и примерно одних колоритах. Но мягко говоря, я не уверена, что успею со свежей серией по заданной теме выставки. Старые серии выставлять точно не буду. Так что, если не успею, то будут одиночные работы, .
— Понятно.
— А из последних одиночных женских портретов тот, который у тебя, – один их самых удачных. Так что я не исключаю, что попрошу его у тебя для экспозиции на эту мартовскую выставку.
— Ну, конечно же, Валерия. Никаких проблем. Скажи, где ты собираешься остановиться в Москве?
— Не беспокойся. У меня в Москве есть родня – семья моего дяди, брата отца. Но мы по любому с тобой должны увидеться и в неформальной обстановке: если помнишь, за мной должок и мы обязательно должны поласкаться. В том числе и для того, чтобы по этой важной выставке все сложилось для меня как нельзя лучше.
— Конечно же, Валерия. Я буду очень-очень ждать твоего приезда.
— Целую тебя везде-везде. Тогда в начале марта еще созвонимся.
— Я тоже тебя целую. А ты приедешь одна или с братом?
— С этим пока не понятно.
— А как там у него с Надеждой дела?
— Тут мяч пока на моей стороне. Надежда мне уже пару раз позировала и я тоже позировала ей. Я – ню. А она – пока нет. Но у меня ощущение, что у нас с ней все впереди. Так что я не тороплю события. Хотя Димка по Надежде уже совсем извелся – так что мне теперь приходится его гораздо чаще успокаивать сама понимаешь каким именно способом.
— Держу кулачок, чтобы у вас твоих все сложилось! До встречи!
— До следующего созвона, Рита.
Я обернулась к Юре и оценила его сложение. Голым он смотрелся очень даже ничего. Про размеры мужского достоинства пока ничего нельзя было сказать.
— Мне кажется, что если бы сейчас Валерия тебя увидела, то она бы точно нарисовала тебя.
Юра на это только хмыкнул.
— Так какое именно варенье ты хочешь к чаю? Малиновое имеется, но я про него его просто так сказала. Есть еще клюквенное, клубничное и айвовое. Яйвовое, между прочим из Ейска. Зоя на Новый год нам привезла. Собственно говоря, в тот приезд, я с твоими родителями и познакомилась. Когда Тая и Сергей пришли Зою вместе со мной и папой провожать.
— Тогда мне, пожалуй, клюквенное. Я не люблю слушком уж сладкое и предпочитаю, чтобы в варенье была кислинка.
— А я то думала, что тебе клубничка нравится. В том смысле, что не та, на которую по компьютеру можно любоваться вместо реальных девушек, – поддразнила я Юру, – Тая сказал, что вы с Германом этим увлекаетесь.
Он нахмурился.
— Расскажи лучше о других правилах ладного мира, – перевел Юра тему.
— Тогда пошли на кухню пить чай с клюквенным вареньем. Но то, что я тебе буду рассказывать, вовсе не является «развесистой клюквой»…