Остров семи ветров. Эро-роман, глава 4.17

Следующая неделя прошла у меня без особых событий. Люда в нетерпении своего почти окончательного переезда в Москву звонила мне каждый вечер, расспрашивая, что у меня новенького. Но я решила пока не активничать и предоставить инициативу развития ситуации либо Юре, либо Борису (о любопытстве которого в отношении меня Люда мне регулярно докладывала – правда, я ей запретила говорить что-либо своему брату относительно линии моих отношений с Юрой).

Первым все-таки не выдержал Юра. Он позвонил мне и, как бы между прочим, спросил относительно встречи со мной и моей подругой. Я сказала ему, что подругу зовут Женя и она не против посидеть втроем в кафе.

— Вообще-то, Женей зовут и мою нынешнюю девушку в школе, – хмыкнул он.

— Тем более, тебе будет интереснее сравнить двух Жень. Насколько я помню, Евгения означает "происходящая из благородного рода". Вот и сравнишь, кто из них двоих благороднее.

— Я знаю значение этого имени. Моя Женя даже говорила, что она внешне похожа на принцессу Евгению Ольденбургскую, которая приходилась внучкой Николаю I и правнучкой императрице Франции. Неординарная была женщина, хоть и Ее императорское высочество. Чтобы не было скучно занималась, предпринимательством и благотворительностью. Ее называли сахарной принцессой за то, что она была крупной сахарозаводчицей и создала первую в России механизированную кондитерскую фабрику.

— Я и не слышала о такой принцессе. А что – твоя Женя вправду похожа?

— Некоторое сходство с портретами в молодости есть.

— Я вот что вспомнила, раз речь зашла о кондитерской. Люда говорила мне о том, что хочет сходить в недавно открывшийся Музей русского импрессионизма, который. расположен на территории бывшей кондитерской фабрики "Большевик" на Ленинградском проспекте. И там есть кафе-кондитерская. Предлагаю сначала в музей, а потом в кафе.

— Ну что ж. Договорились…

— – –

Мы встретились втроем в воскресение на метро Белорусская. Юра держался молодцом, уделяя нам с Женей внимания поровну. Пока шли и болтали на разные пустяковые темы, моя подруга время от времени посматривала на меня с улыбкой.

— Вообще-то должен сказать, что в изобразительном искусстве я полный профан. Как-то не особенно интересовался до сих пор, – признался Юра. – Боюсь, что не сумею отличить импрессионизм от не-импрессионизма.

— Давай я тебе, технарю, объясню на пальцах, – предложила Женя. – Все началось с появления художественной фотографии, начавшей конкурировать с живописью живописными же приемами и эффектами. Часть французских художников решила, что теперь нет смысла стремлиться к фотографической точности изображения. Вместо тщательного прописывания каждого миллиметра полотна начали намеренно показывать мазки для создания иллюзии вибрации воздуха, тумана, сумерек и солнечных бликов. Краски стали смешивать на самом полотне, а не на мольберте. Тени стали делать цветными, чтобы передать оттенки своего впечатления.

— Вот это да, Женя, – удивилась я, – не подозревала, что ты еще и искусствовед.

— Просто одна из моих тетушек – художница. Она у нас вчера в гостях была. Вот и просветила, когда я упомянула, что в музей импрессионизма пойду. Еще сказала, что термин «импрессионист» первоначально был презрительно-обзывательским. Буквальный же его перевод – «впечатленец». Но эти новаторы решили, что «впечатленец» – это звучит гордо и по делу. Так и вошли в историю мирового искусства. А импрессионисты первые двадцать лет были во Франции не более, чем привычным предметом насмешек широкой публики. Но только до тех пор, пока один американский банкир, а затем еще и русский промышленник Сергей Щукин не купили за сумасшедшие деньги большие коллекции работ импрессионистов. Тогда этих художников французы сразу же зауважали и признали гениями. Вот, в сущности, и вся история.

— В своем отечестве точно нет пророка, – прокомментировал Юра, – а большая зарубежная денежка – лучшее мерило гениальности.

— – –

Здание Музея русского импрессионизма оказалось не таким уж большим, но зато очень модерновым. Потому что было креативно переделано крутым английским архитектором из… фабричного склада-колодца, в котором раньше хранилась мука. Так что по экспозиционному пространству получилось совершенно не похоже на привычные нам московские музеи. Сама коллекция была довольно интересная, но местами удивляла картинами, которые по моим представлениям не очень относились к импрессионизму.

— Моя тетя сказала, что хозяин кондитерской фабрики просто сделал тусовочное место вокруг своей личной арт-коллекции, – пояснила Женя, – дав ей громкое название. А существование русского импрессионизма – это просто вопрос для спора о личных вкусах. Потому что сейчас чуть ли не каждый второй российский художник объявляет свои этюды импрессионистическими.

Воспользовавшись тем, что Женя немного отстала от нас, рассматривая картину, я поинтересовалась у Юры:

— И как тебе смотрины Жени?

— Ты это о чем? – сделал вид Юра, что не понял, о чем речь. – А ты об этом? Ну она вполне симпатичная.

— С тобой все понятно… 

Когда мы вышли из музея и направились в кафе, то обнаружили, что оно совсем маленькое и скорее является приложением к фирменному магазину при кондитерской фабрике. Все стоявшие почти впритык столики были заняты. Так что стало ясно, что комфортно тут пообщаться не удастся.

— Предлагаю тут закупиться вкусняшками и поехать ко мне домой, – объявила я.

— А это удобно? – поинтересовалась Женя.

— Родители сейчас на дне рождения у приятелей. Так что их точно не будет до позднего вечера. Даже если бы они и были дома, то все равно никаких проблем. Вы же оба мои друзья и, можно сказать, почти что члены семейства.

— Ну насчет членов во множественном числе ты, Рита, уж слишком нетолерантно выразилась, – созорничала Женя, оглянувшись на Юру.

— В общем, я вся такая нетолерантная и непоследовательная вся приглашаю вас на чай к себе. Что будем брать к чаю?

Посовещавшись, мы решили остановиться на бисквитном торте "Королевский мак" с вишнёвой начинкой, песочных корзиночках с суфле и сицилийских чизкейках.

Когда продавщица выдавала нам наш заказ, то спросила нас:

— А вы знаете, почему наше печенье "Юбилейное" называется юбилейным?

— Нет, не знаем, – хором ответили мы.

— Потому что эта рецептура была разработана в 1913 году к празднованию 300-летия императорского дома Романовых. Тогда наша фабрика была поставщиком Двора его императорского величества, а уже потом стала именоваться "Большевик". Так что мы часть истории.

— Вкусной истории, – подтвердил Юра.

— – –

Пропустив гостей в квартиру, я велела Жене пока покомандовать насчет чая, а сама пошла в свою комнату, чтобы полностью раздеться.

Когда я вернулась на кухню, Женя просто выпучила на меня глаза от удивления.

— Рит, ты чего это?

— А что? Я разве тебе не говорила, что Юра тоже натурист? – почти искренним тоном удивилась я.

— Вообще-то не говорила, – упрекнула она.

Юра стал заметно нервничать, поглядывая то на меня, то на Женю.

— Ну значит, у меня склероз, – беспечно заявила я. – Надеюсь, что это не надолго. Давайте нарезайте торт, а то у меня уже слюньки текут.

— Торт, я тебе, Рита, конечно же, дам, – твердым голосом объявила Женя. – Но только ты объясни мне неразумной, что тут сейчас происходит. Ты голая, Юра натурист, а мне что делать? Раздеваться что ли, чтобы заварным кремом одежду не испачкать случайно? Давайте колитесь, что вы там на счет меня задумали. А то я не люблю коварных заговоров за своей спиной…

Юра с недовольным видом молча налил нам всем чай и стал нарезать торт.

— Жень, не то чтобы я задумала, и не то, чтобы я не задумала. Получилась импровизация. Рассчитывала  все для тебя прояснить в кафе, но с кафе у нас сегодня не сложилось.

— Рита, как-то все очень закручено. Не то, чтобы я боюсь вас, – вовсе нет. Просто если дело касается меня, то предпочитаю быть  в курсе. Так что давай объясняй с самого начала, а то у меня что-то  не складывается картинка. Начни лучше с того, как Юра вообще нарисовался на твоем горизонте. Что-то я не замечала за тобой раньше тяги к старшеклассникам…

Мы с Юрой озабоченно переглянулись.

— Проблема в том, Женя, что я не успела придумать правдоподобную легенду про сюжет нашего знакомства, – честно сказала я. – Просто поверь на слово, что тут неожиданно длинная история, в которой фигурирует некоторая тайна, которую мы с Юрой обязаны хранить…

— Понятно. Но хоть что-то внятное вы можете мне объяснить?