Пьяная Толькина мать

Дано это было. Тогда ещё не было компьютеров, не было современных носителей информации. Музыку записывали на магнитофоны. Обычные, катушечные. У кого-то маг был круче, у кого-то не такой навороченный, но основную функцию по записи и воспроизводству музыки они выполняли вне зависимости от наворотов. У моего друга Толика Жданова был магнитофон "Чайка", а мне сеструха подогнала более современный "Орбита – 2". Не простой. Мог работать на батарейках. И потому я был не просто крутой, а супер крутой, когда брал свой маг и вечером шёл на Пятачок, где собиралась молодёжь. Музыка помогала общению. Пятак был на берегу речушки Мереть, протекающей по окраине посёлка. Вот там на берегу мы и проводили время. Жгли костёр, пили дешёвое вино типа "Рубина", "Солнцедара", "Плодово-ягодное", которое называли червивкой. Считалось, что его изготовляют из остатков плодов. Ну да не в том суть.

Сидим, общаемся. Девчата с парнями тискаются, целуются втихушку. Кому не втерпёжь, отходят в сторонку в кустики и там тискаются более основательно. Там девчонки позволяют пацанам посвоевольничать, залезть рукой в трусики и пощупать муньку. Титьки помять опять же очень волнительно. А остальные либо танцуют медляк под голос Ободзинского, поющего про стихоплёта в молодом возрасте, которые всё ставит точки после буквы эл. Почему-то ритмичную музыку на Пятачке не особо привечали. Ну да как прижаться к девчонке в ритмическом танце. Ещё играли в бутылочку, благо инструмент всегда под рукой. Хохотали до упада, когда целоваться выпадало парням.

Ещё в те времена брюки на девушках можно было увидеть лишь в турпоходе или на каких-то работах. А в остальное время либо юбка с кофточкой, либо платье. И было это очень удобно. Залезть рукой под подол всё же легче, чем стягивать с девушки брюки. Хотя, если приспичит, и стянешь, никуда не денешься. Но возни намного больше.

Давали ли нам в те времена девочки? Давали, как без этого. Но либо между ног, в смысле между ляжек, либо в попу. Это была довольно распространённая практика. И удовольствие получили оба, хотя про удовольствие девочек я сомневаюсь, и целку девочки сберегли. И потому практически каждая из девочек носила в карманчике платья или юбки баночку вазелина стоимостью пять копеек и тряпочку подтереться после анала. Легче стало, когда молодёжь додумалась (мозгов-то маловато было) покупать презервативы. И тут вновь я показал свою суперость. Просто мой дядька работал на шахте отпальщиком, как называли взрывников. А они затаривали сыпучую взрывчатку в презервативы. Ну да, в обычные, стоимостью две копейки.

Дядька, как многие советские люди, наизусть знал слова песни о том,, что всё вокруг народное, всё вокруг моё, то есть и его в том числе. Тогда с работы тащили все и всё, что могли. Даже название для таких людей придумали – несуны. Не думаю, что дядька использовал те презервативы по назначению, тем более, что физически не смог бы претворить это в жизнь. Мы, пока были мелкими, надували их, как воздушные шарики. Шары стоили пять копеек, а это же халява. Правда белые, но есть акварельные и гуашевые краски, сами раскрашивали. А тут, повзрослев, узнали, что презервативам можно найти иное применение, чем надувать. И кто у нас монополист, имеющий огромный запас резино-технических изделий номер два Баковского завода? Правильно, это я. Я же не жмот какой, я делился с пацанами. И трещали девичьи попки под напором членов пареньков, защищенных презервативами.

Попки, конечно, прекрасно. Но нам всем без исключения хотелось сунуть свои писюны в девичьи письки. Бывало, что перепадало такое, но не от девчонок. Всё же берегли свои целки, как алмазы в хранилищах Гохрана. А вот тётки иногда и давали. Бывало, что сами, но чаще всего по пьяной лавочке присовывали какой из тёток, прилично набравшейся и мало что, а чаще и вовсе ничего не соображающей. Вот и хочу рассказать про один такой случай, непосредственно связанный с музыкой и магнитофоном.

Музыку мы переписывали друг у друга. Притащишь маг к корешу, или он придёт к тебе, соединишь два агрегата проводами и переписываешь то, что тебя интересует. Вот в один из вечеров я взял магнитофон и поплёлся к Толику. Они с матерью жили в бараке в однокомнатной квартире. Обычная барачная однушка со всеми удобствами во дворе. Мы сами жили в такой, пока наш отец трагически не погиб на работе. Нам автобаза тогда выделила трёхкомнатную квартиру в благоустроенном доме, в новостройке. Обычная хрущёвка пятиэтажная. Нам досталась квартира на третьем этаже. После барака это был верх комфорта. Туалет в квартире, воду таскать не надо, печку топить тоже. Благодать! Ну да речь не о нас с сестрой и матерью.

Сидим мы с Толяном, музыку переписываем, никому не мешаем. Тут тётя Маша пришла, Толькина мать. Пришла пьяная в хламину, мало что соображала.

Надо заметить, что пили у нас в посёлке все. Просто пили с разной степенью насыщения организмов. Одни пили до состояния риз, напивались в хлам, в доску, в стельку. Другие пили более умеренно. Но и они часто на рассчитывали свои силы. Водка-то коварная. Вроде вот только что было тебе весело, все люди были братья и сёстры, ты становился красноречивым, философствовал, юморил. Все женщины становились красавицами, даже те, кто недалеко ушёл от бабы Яги. И вдруг – Бац! – и ты уже встречаешься с такими же бедолагами под столом. Это у нас развлечение такое. ТО мордой в салат, то до встречи под столом.

Тётя Маша смеялась без причины. Ей было весело. Её мотало от стены к стене и это было так смешно. Для неё. Она по очереди обняла нас с Толиком, обслюнявила своими пьяными губами. Да, она была пьяная вся: и губы, и руки, и ноги, которые отказывались её держать. И самое главное, она не контролировала себя. То есть делала то, что на трезвую голову навряд ли сделала бы.

У Толяна с матерью была однушка. То есть кухня и комната. Как и у всех барачных жителей на кухне была раковина с висящим над ней рукомойником. Вода из раковины стекала в ведро, стоящее внизу. Это ведро использовали ещё и в качестве туалета, особенно в ночное время. Ну и днём, если на хватало сил добежать до уличного. Мы с Толиком сидели в комнате, но нам было, как Толькина мать выдвинула ведро из-под раковины, приспустила трусы, присела над ведром и опростала мочевой пузырь. Я от удивления рот открыл, а Толян не обратил внимания, словно это было чем-то обыденным. Ну да, оно так и есть. Я вот на свою мать с сестрой тоже внимания не обращаю, когда они ходят дома без трусов, а то и вовсе раздетыми. Что здесь такого? А тётя Маша подтянула трусы, снова зашла в комнату и просто завалилась на кровать, не разбирая её. Что-то ещё бормотала, а потом просто отрубилась.

Мы ещё какое-то время позаписывали музыку, а потом Толян вдруг спрашивает

— Ебаться хочешь?

— С кем?

Я рот открыл от удивления. Интересно, и кого здесь можно ебать? Нет, я понимаю, что задницы парней мало чем отличаются от задниц девчонок. Того же Вовку Литвинова ебал в задницу. Но он подставил сраку не просто так, а в оплату. Не принято всё же было парней пользовать в зад, хотя бывало, чего уж тут скрывать. Но Толян мне ничего не должен, и с какой стати он тогда будет подставлять свою задницу? А больше никаких кандидатов я здесь не вижу. Разве что… И Толян подтвердил мою догадку, сказав обыденно

— А вон мамку давай выебем.

И снова моя челюсть упала куда-то в область пола. Да как же это можно? Да разве она нам даст? Об этом и спросил Толика. А он в ответ

— Да она же ничего не чует. Она же пьяная. Я всё время её ебу, когда она пьяная приходит. Ну, будешь? А то я один.

Отказаться от такого? Да не в жизнь! От одного предложения о поебушках у меня встал колом и одеревенел, грозя порвать штаны. Смущало лишь техническое исполнение этого. Грызли сомнения о том, что тётя Маша могла в любой момент проснуться и тогда нам мало не покажется. Оторвёт под самый корешок те наши штуки, которыми мы собираемся её тыкать. Но выебать женщину в пизду стоило всех рисков. Тем более взрослую женщину, которая на трезвую голову никогда нам не даст. Об этом даже мечтать не стОит. А тут стоИт. И чтобы успокоить плоть, жаждущую женского тела, я решился.

— Давай. А что нужно делать?

Толян не стал пересказывать порядок действия. Он подошёл к матери, потряс её, чтобы убедиться в том, что мать в полной отключке и ничего не чует. А убедившись, задрал подол и начал стягивать с матери трусы. Сказал мне

— Что стоишь, помогай.

Общими усилиями мы стянули с тёти Маши трусы. На свет явился лобок, заросший волосами. В те времена женщины лобки не брили, не было принято это делать. Вот соседка наша татарка Роза брилась, но это у мусульман традиция такая, что ли. А наши женщины берегли лезвия для станков. Пусть мужики скребут лезвиями "Нева" свои подбородки. Появилась даже антиреклама этих лезвий бытовала: Нева – через месяц ты вдова. Довелось самому скрести щетину этим чудом советского производства товаров для народа. Это военная техника у нас впереди планеты всей, а вот товары общего пользования от военки отставали

Стянули с тёти трусы и я замер, любуясь волосатым лобком. Не знаю, что такого притягательного в женской пизде, но мужики любуются ею, стремятся поиметь её, некоторые даже целуют. Сам слышал, как мама со своей подругой как-то откровенничали на кухне за рюмкой чая и мама поделилась с Миронихой некоторыми интимными подробностями жизни с мужем. Рассказывала о том, что он её так любил, что целовал не только губы, но и манду, не брезговал. Ещё рассказывала, что и она часто сосала отцу. Вообще в те времена эти интимные подробности особо не афишировались, хотя делались.

Толян стянул с себя штаны с трусами, я тоже. Посмотрели друг на друга и ревниво сравнили размеры. Почему-то мужики всегда меряются письками, у кого больше. Да тут ещё чисто визуальные особенности. Свой хуй всегда кажется меньше, чем хуй соседа. А если примерить, то окажется, что расстраивался зря, размер вполне приличный. Я как-то замерял стоячий. Нормальный размер для моего возраста. Думаю, что со временем ещё подрастёт. А может быть и нет. Разве что толще станет.

Толька попытался залезть на мать, а я попросил его не спешить, хотя у обоих и стояли так, что шкуру на заднице ломило. Тот пожал плечами: Ты гость, ты и делай, что хочешь. Уступаю тебе это право. И я не спеша начал изучать тётю Машину пизду, делал это вдумчиво и неторопливо. Гладил её, совал внутрь пальцы, вынимал их и нюхал. Пизда была не просто влажной, а очень влажной. От влаги волосики на лобке слиплись и я разглаживал их, разбирая кудряшки по прядкам. Раздвигал половые губы и любовался внутренними малыми, розоватыми. Оттягивал капюшончик клитора и гладил его. Тётя Маша была пьяная, спала, но тело не обманешь, оно реагировало надлежащим образом. То есть трогаешь клитор, а тело тёти Маши вздрагивает. И ноги то пытаются сжаться, то напротив расходятся в стороны. И попа подавалась вперед, навстречу пальцам. Если бы рядом не было Толяна, я бы попытался поцеловать тётину пизду, вспомнив рассказ матери. Но не будешь же это делать при другане. Поэтому лишь украдкой пару раз лизнул свои пальцы после пизды, чтобы попробовать на вкус что это и как. И понял главное, Что на вкус пизда не такая уж и противная. Скорее приятная. Но это дело вкуса.

Толян устал ждать, пока я наиграюсь с пиздой его матери. Оттеснив меня в сторону, влез на мать, вставил и давай дёргаться. Его жопа ходила туда-сюда, живот шлёпал по животу матери. Немного подёргавшись, замер, замычав. Выдохнул

— Всё! Спустил. Погоди, сейчас полотенце принесу, вытру.

Я дождался, пока Толик принёс полотенце, попросил доверить мне наведение чистоты между ног тёти Маши. Тот хмыкнул и передал мне полотенце. Я старательно вытирал пизду, стирая следы Толькиной спермы. Вытерев начисто, влез на тётю. Спешка к добру не приводит. Тыкался в тётино тело, не попадая куда нужно. Толян с видом опытно ёбаря взял мой хуй и помог вставить в мамкину пизду. Шлёпнул меня по заднице

— Еби.

Долго ли можно продержаться молодому парню, у которого стоит уже приличное время? Вот именно. И потому кончил довольно быстро.

А потом мы с Толяном, забыв про музыку, про магнитофоны, по очереди ебли тётю Машу. Спускали, вытирали за собой и снова ебли. Создавалось впечатление, у нас шло негласное соревнование: у кого встанет быстрее и будет стоять дольше. А в какой-то момент мы уже просто не могли кончать. То есть хуй стоит, а вот кончать нечем. Или, может быть, просто в какой-то момент выключилась кончалка. Не одеваясь, шли на кухню, ели, делились впечатлениями и снова шли ебать спящую тётю Машу. Раздухарившись, водили залупами по её губам, пытаясь сунуть члены в рот. Не получается? Не больно и хотелось.

На улице было уже темно, припозднились мы что-то, занимаясь интересными делами. Музыку так до конца и не переписали, договорились встретиться завтра. И я пошёл домой. Не просто шёл, летел. Яйца были пустыми, головку слегка саднило, так натёр. Представляю, как будет себя чувствовать тётя Маша, когда проснётся. Неужели она не понимает, что пока спит пьяная, её сынок ебёт её, не спрашивая согласия. А может и не подозревает об этом. Всё же одно дело, когда сынок в единственном числе сунет, подрыгается и спустит. А совсем другое, когда два самца, не давая передышки тёти Машиной пизде, ебли её по очереди. Ума-то палата, нет чтобы смазку какую применить, вот и натёр залупу.

Дома ждала сестрёнка. – Музон записал?

— Записал. Не всё. Завтра снова пойду.

— Дай послушать.

— Даш на даш.

Ну да, ебу я сестричку в попу. Упрашивать кого-то, выпрашивать, когда дома есть сестра, готовая дать братику в попу. Давать начала давно, а сейчас её попа привыкла и оба получаем удовольствие от анального секса.

— Гад ты, братик. Дам, как не дать. Сама хочу. Мамка заснёт и дам.

Включили музыку. Мама зашла к нам в комнату, посмотрела, чем мы заняты. Да мы просто музыку слушаем. Пожелала нам спокойной ночи и пошла в свою спальню. Через некоторое время сестричка сбегала посмотреть, спит ли мама. Спит. Крепко спит. Вернулась в комнату, сняла ночнушку, трусов и без того не было. Дома же, кого стесняться.

— Вазелин в тумбочке.

Всё понятно. Кому надо больше всего, тот и смазывает. Думал, что после тёти Маши у меня не встанет, а он встал, да ещё как встал, словно и не спускал перед этим несколько раз.

Хорошенько смазал дырочку сестрички, протолкнув внутрь смазку. Потом обильно смазал головку. Приставил к попе

— Медленно и ласково. А то больше не дам.

Врёт. Даст. Ещё не раз даст. Самой хочется, вот и будет давать.

— Нин, только я долго буду.

— А что так?

— Потом расскажу. Потерпишь?

— Да куда же деваться. А что расскажешь?

— Интересное расскажу. Тебе понравится. Нин, что замерла?

— А что делать?

— Подмахивать, что же ещё.