Письма от парижского друга. Письмо 3-е Часть вторая

Письмо Гарри Харгроува своему другу Чарльзу в Англию

Часть вторая.

Просто напрягите свое воображение и представьте себе самую красивую, элегантную и образованную даму, которую вы знаете, и поставьте ее в это положение. Ее чувства глубоко уходили в себя, ее попка вдвойне представляла свои великолепные изгибы, поддерживаемые чудесно развитыми бедрами, а затем красивыми ногами и изящно маленькими ступнями. В середине картины – прелестное углубление-храм бога любви – его влажно-розовая внутренность, восхитительный клитор (выдававший своим жестким выступом состояние возбуждения, в котором находилось милое создание) и в этом положении, над ним, непроницаемая на вид розовая ямочка ее попки.

Небеса! Как я был взволнован – я не мог ее сфотографировать. Я пробормотал что-то о любви и почувствовал слабость и тошноту. Она в испуге подскочила ко мне.

— О!- воскликнул я. – Не пугайся, любовь моя, я просто совершенно парализован видом твоей несравненной и всепоглощающей красоты. Я не могу… не могу…

Но она прекрасно поняла, что я имею в виду, и сказала:

"Гарри, мой дорогой друг, ты должен позволить мне сделать для тебя все, что ты сделал для Тома. Я настаиваю на том, чтобы отплатить вам за вашу доброту к нему и ко мне. Ну-ка, покажи мне сейчас же свой член, дружище.

Пока она говорила, ее тонкие пальцы были заняты тем, что расстегивали меня, и в одно мгновение мой дико пульсирующий член встал в ее ручке. Я уже опустился на диван и лежал, откинувшись на спинку, в таком удобном положении, что открывался полный вид на всю его длину. Ты же помнишь, старина, каким был мой, когда мы учились в школе и колледже. С тех пор он развился еще больше; теперь он не слишком длинный, но достаточно большой, очень хорошо сложенный в общем, изрядная горстка. Луиза была поражена его размерами и жесткостью.

— Боже милостивый! Это никогда не могло попасть в женское… как это называется? – пизда, кажется, ты мне говорил?

— О да, это возможно, – сказал я, – но мы должны сделать что-нибудь менее рискованное для вас.

— О да, – сказала она, – я сделаю так, как ты хочешь… как будто с Томом.

И в восторге от этого зрелища она ласкала и сжимала его. Это было слишком для моего и без того возбужденного состояния. Поэтому я сказал:

— О! Любовь моя, остановись на минуту, давай снимем с себя кое-что из нашей неудобной одежды, и тогда я покажу тебе, как лучше всего воспользоваться твоим очаровательным предложением, чтобы и ты, моя милая любовь, могла насладиться им одновременно.

Она немедленно подчинилась и сняла все, кроме корсета и сорочки, в то время как я снимал рубашку. Она нисколько не боялась кувыркаться со мной, как и с двумя своими школьными подругами, но сначала заставила меня снять рубашку, чтобы она могла насмотреться на это, ее первый взгляд на обнаженного мужчину. Конечно, мой член и его придатки привлекли ее самое пристальное внимание и любопытство, но я был слишком возбужден, чтобы откладывать дело в долгий ящик, и сказал ей, что она должна полностью удовлетворить свое любопытство после того, как я утолю свое бурлящее возбуждение. Поэтому я улегся на ковер перед камином, подложив под голову подушку. Затем я заставил ее повернуться ко мне спиной и встать на колени, наклонившись вперед, чтобы прижать свою прекрасную писечку к моему рту, в то время как она, наклонив голову, могла сосать и охлаждать мой член. Она была очень возбуждена. Так, набросив сорочку ей на спину, я сразу же увидел ее великолепную попку, и мой язык мгновенно метнулся к ее клитору, который уже стоял неподвижно и выступал на целый дюйм из надутых губ ее восхитительной киски, теперь влажной от зарождающегося траха. Я жадно лизнул ее, пососал и потер языком ее клитор. Подергивания и судорожные движения ее тела показывали, как восхитительно я возбуждал ее. Время от времени я засовывал свой язык так далеко, как только мог, в ее влагалище, а иногда менял его на ее задницу, которая, казалось, доставляла ей больше удовольствия, чем даже в ее влагалище. Вскоре я почувствовал, что она приближается к блаженному завершению. Я засунул указательный палец, ей в киску, мне это не составило никакого труда, так как ее школьные товарищи уже порвали девственную плеву, и, хорошо увлажнившись, засунул его ей в попку. Добавив его быстрые движения к ловкости моего языка на ее клиторе, я вызвал долгожданный крик, к которому меня подготовили ловкие движения ее попочки и судорожное биение ее попки на моем пальце. Она накрыла мой рот и лицо своей восхитительным соком, когда опустила на меня всей тяжесть своей великолепной попочки. Мгновение спустя я последовал за ее сладостным бредом, потому что дорогая Луиза была так же занята со своей стороны, хотя, естественно, с меньшим мастерством в столь новой для нее манипуляции. Однако она делала необычайно хорошо, действительно все, что я мог желать, даже следуя примеру, который я ей подал, засунув палец мне в зад и трахала, одновременно посасывая мой член, щекоча его кончик и сжимая яйца другой рукой. Так что почти сразу же, как она излила на меня такое обилие сока, я залил ее рот своими переполненными резервуарами спермы, которые она жадно проглотила.

Некоторое время она лежала как зачарованная, потом, приподнявшись, повернулась и легла мне на живот. Целуя и лаская меня самым нежным и обаятельным образом и надеясь, что доставила мне такое же наслаждение, какое испытывала сама, хотя и думала, что вряд ли что-нибудь может сравниться с тем экстазом, которым она так восхитительно наслаждалась.

Затем она повернулась рядом со мной и начала заново осматривать меня, сначала рассматривая мой член, теперь уменьшенный до простой тени его прежнего состояния. Она была очень удивлена, потому что, хотя он и стал мягче, когда слетел с ее губ, он был тогда довольно объемным.

Я объяснил ей природу этой перемены и счастливого приспособления цели к средствам; ибо, что бы мы сделали, если бы он всегда находился в состоянии эрекции? К счастью, его можно было легко заставить вернуться в прежнее состояние, в чем она быстро убедилась бы, если бы продолжала ласкать его так, как сейчас.

— Ну что ж, – сказала она, – сначала я должна полюбоваться твоей мужественной и красивой фигурой. – Она посмотрела на мою мускулистую грудь, густо покрытую черными волосами, спускающимися по животу, пока они не соединились с окружающими член локонами, пощипывая их своими тонкими пальцами.

— О! Насколько же это красивее женской груди, – сказала она. – Я очень восхищаюсь своей полногрудой школьной подругой – ее грудь для женщины удивительно красива, – но что это за красота? И посмотрите на эти красивые волосы, покрывающие ваш прекрасный живот, пока они не соединятся там с моим дорогим другом (похлопывая его и нежно сжимая). Но пойдем, повернись и покажи мне прелести другой стороны. Ну, я заявляю, что у вас волосы повсюду: руки, плечи, бедра и ноги, а вот по обе стороны ягодиц-большие пучки. Раздвиньте ноги, сэр, там вся дивизия заполнена, и у вас на Вашей — как бы это сказать-заднице гораздо больше, чем у меня. О! Как все это мужественно и прекрасно, и какое наслаждение ощущать и обнимать все это".

И она страстно целовала щеки моей задницы и даже прижималась своими сладкими губами к моей заднице. Потом, умоляя меня встать, она кружила и кружила меня, громко выражая восторг и восхищение.

— Ну что ж, – сказал Я, – вы уже достаточно насмотрелись на мое совершенно обнаженное тело. Теперь вы должны побаловать меня тем же, сняв эти ревнивые корсеты и сорочку.

— Это справедливо, – сказала она и тут же разделась до нитки.

О Боги! Какая небесная форма! Теперь я мог восхищенно смотреть на каждое его совершенство. Она обладала совершенной фигурой и развила в себе всю красоту, которая когда-либо отличала лучшие статуи плюс богатую плоть и кровь, и самое великолепное воплощение, с которым не могли сравниться ни Тициан, ни Корреджо. Затем прекрасный контраст самых темных каштановых волос и самой белой кожи. Ее плечи в их благородной ширине, ее великолепные груди, стоящие далеко друг от друга и твердые, как скалы, с их нежными розовыми сосками, приглашающими поцеловать. Ее прекрасные округлые руки, тонкая талия и необыкновенно изящная выпуклость бедер и ягодиц, о которых я уже писал, но которые при взгляде в выпрямленном положении казались еще прекраснее. Я покрывал поцелуями все ее тело и мог бы боготворить ее. Конечно, она заметила, что все это быстро производит "воскрешение плоти", и остановила меня, чтобы внимательнее понаблюдать за переменой, которая доставила ей столько нового удовольствия. Вскоре он был так же велик в своем великолепии, как и всегда, и все наши забавы и игры одинаково возбуждали ее даже больше. Потому что, прежде чем я успел поставить ее в новое положение, которое я желал, она обняла меня за талию и, вздохнув, опустила голову мне на грудь и, крепко сжимая мой стоячий член, прижалась ко мне всем телом и обильно излилась. Я немедленно уложил ее на спину на ковер и, раздвинув ее ноги, приклеился губами к ее восхитительно влажной киске и облизал всю ее сперму, засунув свой средний палец глубоко в ее киску, на которой она продолжала конвульсивно пульсировать, так как она все еще была в муках своего бурлящего экстаза.

Когда транс закончился, она притянула меня к своей груди, и наши губы слились в долгом поцелуе удовлетворенного желания. Небольшое проглаживание и ласк вскоре привели ее в чувство для дальнейшего развлечения. Теперь я повернулся к ней и, просунув голову между ее бедер, начал более удовлетворительно мучить ее, в то время как она брала мой член в рот и обрабатывала мои яйца и задницу. Вскоре я произвел на нее возобновление крика, приберегая себя для более поздней разрядки. Смачивая средний палец правой руки в ее влажной киске, я положил его в ее восхитительную задницу, в то же время нежно вкрадываясь средним пальцем левой руки в ее киску. Когда по конвульсивным изгибам ее попки и тому подобному давлению бедер на мою шею я почувствовал, что эротический взрыв близок, я быстро двинул оба пальца вперед и назад, и она с криком восторга ушла и несколько минут лежала без чувств. Эта минутная тишина позволила мне отсрочить собственную разрядку для еще одной попытки в ее пользу.

О! Как прекрасно было видеть эту пульсирующую от наслаждения киску, когда обильные выделения вырывались и стекали вниз быстрее, чем я успевал лизать и жадно глотать. Я никогда не пробовал более, восхитительный сок и не нюхал влагалища с более чистым ароматом, над которым я злорадствовал.