По дороге воспоминаний. “Завод лакокрасочных покрытий, или спасение и помощь”

Недалеко от Окружного моста, пересекающего реку Москву, есть маленький круглый пруд, а рядом с ним протекает река Котловка. В ноябре-декабре мальчишки кидали в прудик камни, они пробивали неокрепший лед, а из дырок вылетали фонтанчики воды. А в Котловку, вырвавшуюся, наконец, из коллектора, завод лакокрасочных покрытий сливал отходы, и река Москва в этом месте отливала масляным блеском.

Когда же лед на прудике схватывался до весны, там можно было кататься на коньках. И ведь катались…

Как-то в час пик в сорок седьмой поднаперло столько, что Макаров вышел на этой остановке. Он всегда удивлялся людям, которые лезут в первый попавшийся вагон, а потом требуют, чтобы им уступили место. Беременным Вовка всегда уступал. Загадка, когда два в одном, и еще большая загадка, когда три или четыре. Глаза смотрят внутрь, по распухшим от токсикоза губам блуждает загадочная полуулыбка. Прямо, Джоконда с пузом. Садись, Джоконда, дай отдых усталым ногам. А я пока пойду на воздух, подожду следующего трамвая, тем более, что их по Варшавке их ходила туева хуча. И пятнадцатый, и тридцать пятый, и шестнадцатый, и сорок девятый, и, конечно, сорок седьмой. Самое смешное в такой ситуации, когда сердобольная бабушка тычет тебе в спину костлявым пальцем и говорит пафосом: «Молодой человек! Уступите девушке место. Она в положении!». Да сидите вы все! Тем более, «девушка», у которой живот на нос лезет.

Так вышло и на этот раз. Вовка вышел, а, точнее, вылетел из вагона на остановке у Окружного. Постоял в павильончике, подышал, пришел в себя. Затем завернул в тень отлить. Ну, а почему бы и нет?

А на пруду кто-то уже катался. Ноябрь-месяц, а они уже катаются! Уж в воду невтерпеж!

В мочеиспускании тоже много приятного. Не так хорошо, как при эякуляции, но почему-то, когда выпускаешь раствор аммиака наружу, хочется закрыть глаза и сказать: «Ой-ей! Нефть пошла!», или что-то в этом роде. Макаров закрыл глаза и четко увидел, как тоненькая фигурка исчезает подо льдом. И он рванулся к прудику, на ходу застегивая молнию.

Возле пруда росло много деревьев, старых ив, ракит и даже дубов. Их никто не подрезал, не белил стволы, не замазывал сочащиеся трещины садовым варом. Возле великанов по осени лежали кучи листьев и сломанные ветром ветки. Вовка подхватил одну подлиннее и побежал дальше.

А девчонка уже тонула! Пруд был не очень глубокий, едва ли больше человеческого роста, и воды в нем было немного, но дно было илистым, и фигуристка тонула в иле, как в болотной жиже. Макаров подбежал к краю льда, плюхнулся на колени и сунул ветку ей в руки.

— Держись! Я тебя вытяну!

Лед затрещал или ветка, Вовка так и не понял, он тянул, что было сил, откидываясь назад, и многолетняя тина ее отпустила.

Все-таки люди странно тяжелые. Макаров поднял обмякшую девушку на руки, худа, кожа да кости, мокра с головы до ног, но не идти же ей по припорошенному снегом асфальту на подгибающихся ногах с коньками, и он понес ее на завод лакокрасочных покрытий, пыхтя от натуги. Надо чаще носить женщин на руках, думал Вовка, внося несостоявшуюся утопленницу в проходную.

— Спирт, чай, «Скорую!», – крикнул он маленькому вахтеру в синей форме с зелеными петлицами.

Тот выскочил из-за стойки, всплеснул руками, и смешно перебирая тонкими паучьими ногами, убежал в другую комнату. Там зашумела вода, и загремел наполняемый чайник. Макаров уложил фигуристку на банкетку. Ее спортивный костюм пропитался водой, хоть выжимай.

— Сейчас закипит! – пообещал сутулый вахтер. – Вы ее из реки достали?

— Из пруда. Она каталась и провалилась под лед. Надо снять коньки, раздеть ее и растереть.

— Только спирта нет. Есть одеколон.

— Я раздену и разотру. Давайте одеколон и позвоните в «Скорую».

Вахтер достал из шкафчика большой круглый флакон с красной пробкой, отдал Макарову и взялся за телефон длинными худыми пальцами.

Сначала Вовка снял высокие белые ботинки с фигурными коньками. Пришлось распустить длинные шнурки, и только тогда удалось стянуть ботинки. Затем за ними последовали толстые носки. Ее ступни и пальцы с аккуратно постриженными ногтями были холодны, как лед, который не выдержал ее веса. Но когда Макаров попытался стянуть с нее узкие штаны, девушка встрепенулась, растеряно поглядела вокруг и вцепилась в Вовкину руку острыми ногтями. «Это еще зачем?», – вскрикнула она.

— Вы катались на коньках и провалились под лед, – мягко сказал Вовка, разжимая ее холодные пальцы. – Сейчас мы Вас разденем, оботрем одеколоном и укутаем во что-нибудь сухое.

— А это обязательно?

Она уже сидела, обняв себя тонкими руками, а на искусственной коже банкетки расплывалось влажное пятно.

— Вам же холодно. Вы можете простудиться и заболеть. Разденьтесь сами, если нам не доверяете.

— Я могу позвать кладовщицу, – сказал вахтер. – Кажется, она еще не ушла.

Он высунулся в коридор и закричал: «Марья Семеновна! Вы нам нужны!».

В коридоре послышались уверенные быстрые шаги, в проходную вошла дородная женщина лет пятидесяти и завопила благим матом:

— Деточка! Кто же это тебя так?

— Это вот они! – уверенно сказала «девочка», показывая на Макарова и вахтера. – Один облил, а другой изнасиловать хотел.

— У нее от холода затемнение сознания, – сказал Вовка.

— Да, да! – подтвердил вахтер. – Она невменяема. А мы – ни сном, ни духом!

Хорошо, что за входными дверями раздался рев спецсигнала, и в проходную влетели люди в белом.

— Где больная? Кто больной? – закричали они.

Макаров и вахтер указали на девицу, а она и кладовщица показали друг на друга.

— Она упала в холодную воду, – пояснил Макаров. – Каталась в неположенном месте и чуть не утонула.

— Берите ее! – приказала врачиха. – Там разберемся.

Извивающуюся девицу два мордастых санитара положили на носилки и понесли, несмотря на то, что кричала: «Коньки, коньки!».

— Спасибо вам, товарищи, за бдительность! – сказала докторша. – Это наш случай.

Она тоже ушла, а вахтер хлопнул себя по лбу:

— Кажется, я позвонил в психиатрию.

— Там ее спасут. Раз так, надо все это запить, – сказала Мария Семеновна. – Раз так, надо это все запить.

— Чайник давно кипит, – сказал вахтер, довольно потирая лапки. – У Вас есть что-нибудь к чаю?

— Крендельки есть. Вчерась напекла.

— Несите, – сказал Макаров. – Есть хочется.

— А, может, ко мне?

— Не могу покинуть боевой пост! – заявил вахтер.

— И не надо. Вот молодой человек может. А чайник и у меня есть.

Она схватила Вовку за рукав и потащила за собой.

— Вы складское дело знаете?

— Так, немного.

— А делопроизводство?

— Чуть-чуть.

— Вы мне поможете! – решительно сказала Мария Семеновна. – Я хочу, чтобы Вы мне помогли.

Она распахнула широкую дверь. «Вот мои владения», – сказала она. – «В этом уголке я оборудовала комнату отдыха. Входите, мой юный друг!».

— Я ухожу домой только по выходным, – с придыханием молвила Мария Семеновна. – Я вся горю. На работе. А Вы?

— А еще и по субботам горю иногда, – сказал Макаров. – Недавно инвентаризацию сдавал, так мы с проверяющей до воскресного утра кувыркались.

— Так Вы – материально-ответстственное лицо?

— О, да! С середины восьмидесятых.

— Значит, Вы – человек с опытом?

— Да, немного, – скромно заметил Вовка.

— Я люблю опытных мужчин, – промурлыкала Мария Семеновна. – Сейчас мы выпьем… чаю, а потом займемся… делом.

Любовь, страсть, желание обладания – странное чувство. Еще совсем недавно женщина была чужда, даже противна, а теперь выпадает минута, когда не слышишь ее дивного голоса, не видишь ее ослепительно ярких глаз, не чувствуешь ее пьянящего дыхания, все, ты самый несчастный человек на свете!

— Вы как любите, сладко? – спросила она, наливая чай в стакан с мельхиоровым подстаканником.

— Все зависит от обстоятельств.

Чай был хорош, крендельки, хотя и подгорели немного в духовке, тоже были хороши. Но Мария Семеновна была лучше сдобных крендельков. Она была сладкая, мягкая и пахла ванилью…

— Долгонько вы! – сказал вахтер, отпирая входную дверь. – Я уже спать собрался.

— Так позиций у нее много, – пояснил Макаров. – Мы еще не все изучили!

Он прихватил две баночки с краской. Списанные, с отставшими этикетками. Брак. Вроде не нужно, но пусть будут…

А еще на этой остановке расположен ВНИИЛТекМаш. Очень интересный объект!