Почти идеальная пара (часть 1)

Я смотрел на стройный силуэт жены, прорисовывающийся на фоне окна. В комнате было темно, подробности размазывались неаккуратной краской глубокого вечера.

Татьяна стояла спиной, потягиваясь: стройная спина с тонкой талией совсем юной девицы – что не соответствовало реальности – нам обоим перевалило хорошо за тридцать – и поджарая попочка напоминали самое примитивное из сравнений – гитарный стан. Она была обнажена… Почти… Сомнительный топик, свободно висящий на груди, что если заглядывать снизу вверх, с кровати, вполне можно было разглядеть замечательный второй размер.

– Ты бы трусики одела, – буркнул, чувствуя, что похоть не проснулась, но томление в теле заявило о себе. Рефлекторно потянулся рукой к своему станку, и начал ласкать, чтоб он легко, как первогодок по команде, подскочил, принимая боевое положение. И отработал не как призывник, а опытнейший контрактник.

– Зачем? – легкомысленно ответила Танька, поворачиваясь и руками беря себя за грудь, слегка сжала, чтоб на фоне полупрозрачной, но не различимой в темноте – просто я знал об этом – ткани, прорисовались напряженные сосочки. Уличное освещение, приглушенное: свет рассыпался прахом, ударяясь о густую листву многолетнего клена, создавало удивительную атмосферу, способную пустить воображение вскачь в любую сторону. – Я так в полной безопасности. Ты предпочитаешь брать меня, когда я в белье.

– А одеться не хочешь?

– Не-а… Трусики могут и не понадобиться – мы же на море? На всякий случай, я и купальник положила в сумочку.

– Думаешь, не понадобится?

– Как знать.

Разговоры завели меня больше, и член стоял уже несгибаемым бойцом.

– Тебе не кажется, что ты много говоришь?

– Эт намек взять в ротик? – догадливо протянула Татьяна.

Я неопределенно промычал.

– Нет, не буду! – решительно заявила жена. – Лучше смотри на меня.

Она присела на подоконник, спиной облокачиваясь на стекло. Раздвинула ноги, чтоб в падающим по сторонам от нее свете я мог разглядеть загадки женских прелестей. Одной рукой продолжила ласкать сисечки, а вторая опустилась к киске. Чтоб мне было интереснее смотреть немое черно-белое кино на фоне уличных фонарей, принялась озвучивать.

– Знаешь, а пальчики уже намокли… Я только прикоснулась к губкам, они сразу стали влажными… И дырочка тугенькая… Один пальчик входит легко, – она засунула его глубоко, на мгновение замолкая, закатывая глаза и тихонечко постанывая, глубоко вздохнула, что надо отвлекаться и продолжать рассказ, – а два уже – с трудом. Как раз готова для твоего члена… Трахнешь меня? Или вылижешь?

Я, признаться, не в восторге от куниллингуса, но, Танька, как и большинство женщин, его обожает. А еще утверждает, что я прекрасно его делаю. Не врет, развратная сучка, это я умею, даже если и не хочу – это мне говорили и другие девушки.

– Я подумаю… – неопределенно ответил, что, скорее, означало «нет», чем «да».

– Фи, какой ты… эгоист.

– Ты не знала?

– Знала, но все равно выходила замуж… Знаешь, а может, мне ничего не одевать? – перевела разговор Татьяна.

– Как так?

– Ну, не совсем ничего… Босоножки-то я обязательно одену!

Я задумчиво пожевал губу.

– Думаю, не стоит…

– Чего? – притворно удивилась Танька, готовая к любому разврату, кроме мужского гомосексуализма.

– Соседи считают нас более-менее приличной семьей.

– Ну, пусть считают менее.

– Пусть лучше более, – пошел на попятную я. Все-таки дети еще по улицам шатаются, а какую бабулю и инфаркт хватить может.

– Ладно, – помолчав, согласилась жена. – Рано еще. Половина окон светится, кто-нибудь точно заметит. – Она притворно вздохнула. – Придется одевать трусики. Какие ты бы предпочел: стринги или шортики?

– Я? Обычные, собственные.

Танька сразу не сообразила, корча удивленную физиономию, а потом скривилась.

– Тю, дурак! Я про свои…

– Что-нибудь легкое и прозрачное.

– Как топик?

– Как топик. Чтоб открывали больше, чем закрывали…

– А ты знаток женской моды, – она гибко извернулась, опять становясь спиной, а скорее, попкой: выгнулась чуток, раздвигая ножки, чтоб я, хоть и не увидел в темноте возбужденную киску, но понял, что она «готова к употреблению». – Схожу, пороюсь в шкафу, подберу что-нибудь.

Через минуту вернулась, зажимая в руке невесомую ткань и, чтоб я видел, как она одевается, стала напротив окна. Медленно натянула трусики: строгие, закрывающие и попку, и лобок, если б не одно но: они были насквозь прозрачны, телесного цвета, потому, все прятали, но ничего не скрывали.

Я медленно и лениво приподнялся на локтях.

– Наверное, я воспользуюсь твоим предложением.

– Каким это?

– Взять тебя.

– Я разве себя предлагала? Предлагала полизать – помню, взять – не помню.

– Вот за это я тебя и трахну – за плохую память! – искрутился я, собираясь «вставить» жене.

– Не получится, – прицокнула языком Танька, – с памятью у меня в порядке. Кроме куниллингуса ничего не предлагала.

– Ой, много говоришь! Может, тебе рот чем-нибудь занять?

– Так сильно хочется? – притворно удивилась она. – Ладно, – снизошла до простых смертных, – отдамся тебе. Если обещаешь на море не халтурить.

– Что значит не халтурить?

– Не халтурить – значит, еще раз за меня взяться. Чтоб, так сказать, провести слияние не только с тобой, но и природой.

– Танька, ты случаем не филолог?

– Психолог.

– Оно и видно, совсем голову задурила. Я уже и забыл, куда тебя трахать!

– Куда душа пожелает, точнее, острие мужской души… Но, – жена положила ладонь на киску, прикрытую невесомой тканью, – я бы предпочла детородные органы, а то трусики от таких разговоров намокли. Проверь, – она призывно протянула руки, приглашая прикоснуться к «сладким» местам. И присела на подоконник, широко разводя ноги в сторону.

Влага появилась на пальцах, едва я прикоснулся к полоске трусиков, прикрывающих губки и дырочку. Они пропитались от возбуждения, а бутончик набух и раскрылся, готовый принимать. Я начал легонько массировать вход в дырочку, и Танька прикусила губу от удовольствия, но не издала ни звука. Запрокинула голову, что я поцеловал открытую шею. Коснулся языком упругой кожи, провел от плеча до уха.

Палец, растягивая ткань, неглубоко проник во влагалище и в этом месте трусики совсем растеклись, а когда я начал двигать туда – сюда, писечка жены захлюпала. Короткие возбужденные вздохи ласкали слух – Танька поплыла, упираясь руками в подоконник и спиной в оконное стекло, начала медленно, ловя мой такт, двигать бедрами, увеличивая ощущение проникновения.

Я любил ласкать ее руками, стараясь довести до оргазма: раздразнив дырочку, поднимался к клитору, и, найдя бусинку у основания губок, начинал легко касаться пальцами, скользя в горячей смазке.

– Не надо, – она остановила руку, цепко перехватывая гибкими тонкими пальцами.

Соскочила с подоконника, оборачиваясь спиной и упираясь ладонями с широко растопыренными пальцами в оконное стекло, ставшее горячее летней крымской ночи от ее обжигающего дыхания, нагнулась рачком.

– Войди, – сказала просяще – требовательно.

Дважды просить не пришлось – я и сам того желал, Танька только подтолкнула, беря действо в собственные руки. Если выражение, пардон, подходит.

Обнял сзади, плотно прижимаясь к попке разгоряченным членом, начал водить по ткани трусиков, чувствуя шероховатость «сеточки». Она подалась вперед, стараясь усилить контакт, я почувствовал себя основательно зажатым, член с трудом елозился между разгоряченных тел. Руки взялись за грудь, водя ладонями нежно и неторопливо, и сжимая сисечки грубовато, по-хозяйски, чтоб стало немного больно, но, Таньке иногда это нравилось. Я мял через ткань, не собираясь залазить под топик. Тончайшая преграда дополнительно возбуждала. Губы прикоснулись к шее, кончик языка бродил от плеча до уха, иногда покусывая мочку. Благодарный стон был наградой за нежность. В паху свербело, разгоряченное орудие просилось в бой, но, я дразнил и ее, и себя, оттягивая удовольствие.

– Ну, трахни меня! – приказала жена, теряя терпение, и, отпихивая попку назад, желая насадиться на член.

– Не спеши, – прошептал на ушко, опускаясь руками к ее бедрам. Поднялся на талию, пальцами массируя плоский животик, и едва касаясь верхней резинки трусиков. Опустился вниз, минуя писечку, на внутреннюю часть бедер и начал гладить между, по-прежнему игнорируя разгоряченную киску. Танька подалась на меня, массируя член попкой, что захотелось войти между ягодиц, но жена поняла желание.

– Не сейчас, я не готова…

– Очень жаль…

– Знаю… Не останавливайся.

Наконец, пальцы добрались до киски: вернувшись на живот, вдосталь нагулялись, скользнули под трусики, через верхнюю резинку, чувствуя под кожей узенькую полосочку коротеньких волосиков. Недолго забавлялись, а едва пошли вниз, к половым губкам, Танька раздвинула ножки, облегчая доступ.

Я запустил всю ладонь, чувствуя горячую влагу: бутончик раскрылся, источая сок желания. Стянул трусики до середины бедра, и, властно наклоняя жену рачком, заставил оттопырить зад, чтоб член уперся в писечку, касаясь дырочки. И снова дразнил – не вошел, а прикоснулся к влажной киске, упираясь в щелку, едва надавливал, и тут же отпускал. Танька заводилась все больше, стараясь насадиться на член, но я придерживал ее руками. Входя едва ли на длину головки, доводил ее до исступления, и, когда жена начала стонать и тихонечко поскуливать, резко вошел, стараясь пронзить насквозь. Она вскрикнула и вздрогнула, а после я уже двигался в ней, насаживая на член резко, сильно, но редко. Головка упиралась в шейку матки, отчего я чувствовал массирующие прикосновения. Танька задвигалась навстречу, стараясь усилить контакт – возбужденная до нельзя, она хотела получить долгожданный оргазм. А я, напротив, постарался замедлиться, а потом остановиться: когда она рачком, я кончаю быстро, не успевая зачастую довести ее до конца.

Танька недовольно замурчала, и, чтоб я мог глубже входить, закинула колено на подоконник, открывая больший простор моим движениям, и выгибая спину сильнее.

Я глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание и оттягивая свой оргазм, вышел из жены. Не останавливая ласк руками по вспотевшему от секса телу, принялся языком и губами массировать шею. Она подалась, прижимаясь плотнее, рукой нащупывая член, измазанный ее соком. Ухватила и стала мастурбировать, пальчиками поглаживая головку.

– Продолжай, – прошептала, целясь инструментом в киску.

Я не стал дразниться – хватит уже – и спокойно, уверенно, чувствуя силу в члене, вошел в писечку жены. Максимально. Она ахнула, и закрутилась на члене, стараясь маткой угодить на головку. Я долбал ее с силой, но стараясь сдержать порыв, не кончить раньше времени. Потому движения оставались неторопливыми, хотя Танька извелась, желая вспыхнуть оргазмом.

Повернулась, залезла задом на подоконник, чтоб я мог входить спереди.

Мы слились в поцелуе, губами и языками лаская друг друга, я крепко сжал сисечки, что она вскрикнула от боли. Я снова вошел в раскрытую киску, влажную и желанную. Она обхватила меня ногами, не просто предоставляя писечку в интимное использование, но и упорно настаивая на нем, на максимально глубокое проникновение. Я долбал ее сильно, страстно, но не долго.

Очень скоро дошел до верха вожделения, и сильная струя ударила во влагалище жены. Танька пронзительно застонала, впиваясь зубами мне в плечо, довольно больно, скажу я вам, и крепко прижимаясь ко мне.

Мы замерли на мгновения, каждый прислушиваясь к собственным ощущениям…

– Ты кончила? – задал я извечный и глупый мужской вопрос.

– Кончила.

– Врешь?

– Как знать, – проворно соскочила с подоконника, и, прижимая ладонь к писечке, чтоб вязкие белый капли не пролились на ковер, побежала в ванную.

– Стой, – я схватил ее за руку. – Ты куда? – вопрос идиотский, но такие мне нравятся.

Она пожала плечами, показывая отношение к вопросу вообще, и к задающему в частности.

– Подмыться.

– А может мне хочется тебя на море по уже смазанной писечке…

– Придется третий раз потрудиться.

– Я уже старый для третьего раза. Почти два раза по двадцать.

Она снова пожала плечами.

– Тогда третьего раза не будет, – задумчиво закатила взор к потолку, – придется догоняться вибратором.

– Вот сучка! – я шлепнул ее по попке, но она проворно уклонилась, шлепок получился смазанный: глухой, кончиками пальцев.

– Фи, грубиян!

– Одевайся! – услышал я требовательный окрик из ванной.

– Мы опаздываем?!

– С тобой всегда легко опоздать!

Это была откровенная чушь, и я уж было открыл рот поспорить, но… замолчал. Какой смысл? Это мы когда ругаемся, как черти осоловелые, замещая, как утверждал Фрейд, нормальный половой акт на извращенную копию, я не могу остановиться. А после восхитительного, хоть относительно короткого секса с женой, пусть без излишних шалостей и допустимый и недопустимых извращений, мне было лениво… Хотелось растянуться на кровати и уже никуда не ехать.

– Эй, лежебока, вставай, – она совсем не ласково пнула меня под бок. – Едим или нет.

– Нет… Ой! – еще один чувствительный пинок. – Едим – едим! Разве не так сказал?

– Если так, то вставай.

– А ты подыми меня.

Она удрученно покачала головой.

– Нет, милый, сосать я буду на море. На крайний случай, в машине.

– Жалко…

– Жалко, – согласилась Таня. – Но, такова жизнь.

– Я должен был попробовать, – с кряхтением и стоном поднялся, изображая откровенного, разбитого жизнью старика. – Могла бы и дотащить меня до машины на ручках. А то только член в руки и берешь, нет, чтоб всего целиком.

– Могла бы, но не буду. Могу за член оттащить.

– Нет, – я отказался от сомнительной перспективы, прокрутив в мозгу видимость варианта. – Лучше сам.

– Сам так сам.

– Ты еще сама не одета! – через полуприкрытый глаз разглядывал полуголую жену.

– Милый, сейчас лето, платье накинуть – и готово!

– Так накинь!

– Не ерничай, – строже сказала она, и я понял, что время ребячества и шуток закончилось.

Началась суровая подготовка к ночной поездке на море ради ночного секса в теплых волнах Азовского моря. Или, Черного. В зависимости оттого, куда я захочу свернуть на выезде из дворов.