На алгебру я ввалился одновременно со звонком на урок. В животе приятным теплом лежали две порции мяса с картошкой в горшочках. Наша школьная столовая стабильно занимала одно из первых мест в городе, по… Да хрен его знают по чему. Главное — что готовили действительно вкусно.
Место рядом с Дашей было уже занято Егором, довольно дерзким «бетой», который давно подбивал к ней клинья. Когда после окончания каникул выяснилось, что мы расстались, он воспрял духом, но за полгода так ничего и не достиг. Дашка же крутила им как хотела, намеренно не говоря «да», но и не прогоняя.
После вкусного завтрака-обеда, да ещё и после секса, пусть и быстрого, конфликтовать душа не лежала совершенно. Но придётся. Миром он не уйдёт, а если Дашу просто забрать с собой на заднюю парту, то это лишь отсрочит стычку, причём выбирать время и место разборок будет он.
— Жора, пересядь, — резко бросил я (почти приказал) и брякнул рюкзак на парту перед его носом.
Парень завёлся с полтычка. Он спихнул рюкзак на пол, (его учебник и тетрадь шлёпнулись вместе с ним), а сам вскочил, растопырив крылья, будто птица, пытающаяся показаться хищнику больше размером.
— А не охуел ли ты, часом, Ботан?! — злобно спросил, он, ткнув меня челкастой башкой в лоб.
Эй, нет, дружище, так нельзя себя вести в клинче… От резкого удара в печень он охнул и, согнувшись, сел обратно.
— Я же попросил: пересядь. Я тебе свою Камчатку уступаю, — усталым менторским тоном произнёс я, подхватил его ранец и кинул через половину класса. Да, не баскетболист я… Попасть-то я попал, но снаряд соскользнул с парты и грохнулся на пол.
Класс молча и с интересом наблюдал за происходящим. Начальную школу я прошёл почти без драк, никогда ни во что не влез, ни с кем не дрался, во всеобщей замерке пиписек не участвовал. На подначки и провокации ещё в первом классе дал жесткий отпор, отбив охоту связываться. За глаза меня называли Ботаном, за успеваемость, но в глаза это делать опасались. Спасибо отцу, за то что вовремя отдал меня на бокс. И вот — впервые лет за пять минимум, одноклассники наблюдают стычку с моим участием. Ударил я несильно: не на поражение, а на поучение, так что Егор мог оправиться за несколько секунд и попытать счастья ещё раз, но тут в происходящее мешалась уже Даша: Русин огреб сзади учебником по башке и ногами был спихнут со стула.
— Чё непонятно, Шпала?! Сказано же: пересядь, — зло сказала она. — Дрочить на меня будешь отныне с задней парты! — крикнула она, ему вслед, вызвав громкое ржание всего класса.
Совершенно деморализованный Егор ушёл, придерживая пострадавший бок правой, а голову — левой рукой. Я поднял с пола его тетрадь, учебник и ручку, и передал по рукам.
Дверь хлопнула. Вошла Галина Николаевна, прозванная в школе Железной, за… За всё. В классе будто звук выключили. Я торопливо приземлился, достал свои учебники с тетрадью и погладил Дашу по руке:
— В шесть вечера тебя у подъезда будет ждать такси. Тортик с собой возьми, чай попьём.
— Хорошо, — девушка кивнула.
Все оставшиеся четыре урока мы просидели вместе, но не разговаривали, лишь иногда соприкасаясь руками.
Первым местом, куда я отправился после школы, был зоомагазин: надо было прикупить новой сучке положенный знак отличия. В дверях меня встретила невысокая, миловидная девушка, лет двадцати или чуть меньше.
— Здравствуйте, — сказала она и улыбнулась.
Я улыбнулся в ответ, сняв шапку.
— День добрый, — склонил голову, изобразил поклон.
—. ..«Купи, отец, нам маски» – дети закричали,
«Об этом мы, об этом мы всегда мечтали!» — тихо подпел я наушнику в левом ухе, — Мне нужен ошейник для суки. Их есть у вас?
— Да, конечно, — девушка кивнула, слегка сморщившись от неподходящего слова.
Какая разница, сука у меня или кобель? Хотя мне, может розовый и со стразами надо?…
— А какой именно?
— Широкий, кожаный, в темных тонах.
— А какой породы у вас собака? Какого размера шейник нужен? — она уже отвернулась к стоящему рядом стеллажу, махнув русым хвостом до лопаток.
— Моя сука, — я выделил это слово голосом, — Породы Гомо Сапиенс, и шея у неё примерно как у вас.
Девушка резко развернулась, ошарашенно глядя на меня.
—То есть как? Это шутка такая? — она натянуто улыбнулась.
— А по мне заметно, что я шучу? — спросил я, пристально глядя ей в правый глаз.
Лицо девушки начала заревать краской. Я сделал пару шагов и прочел её бейджик. Снова посмотрел в глаза:
— Ну так что, Олеся, есть у вас ошейник?
— Да-да, — продавщица вышла из ступора и протянула мне искомый товар.
Я взял его в руки и осмотрел. Нормальная кожа: толстая, достаточно мягкая, коричневая, отверстия под застёжку отделаны люверсами, промежутки между ними декорированы латунными бляжками. Изнутри ошейник был подшит красным фетром.
— Вы позволите? — я накинул аксессуар на шею застывшей девушки, как бы примеряя. Снял обратно, пока Олеся не пришла в себя. — Годится, — кивнул я.
—Проходите на кассу, — перегруженный мозг всё ещё не отвис обратно, и она, как сомнамбула, шагнула к выходу.
Я делал шаг за ней, но тут взгляд зацепился за цепь, висевшую на крючке. Это был короткий, сантиметров семьдесят, собачий поводок, с мощным карабином с одной стороны, и кожаной петлей на другой. Сама же цепь была из толстой нержавейки, хоть и не паяная, но кондовая. С такой и крупный кавказец не сорвётся.
Прихватив её, я догнал Олесю у кассы. Красная как рак, она тёрла шею пальцами в том месте, где ошейник касался кожи. На меня она смотрела со странной смертью ужаса, смущения и любопытства. А вот отвращения не было, что интересно.
Должно быть, в первый раз, когда я покупал ошейник Наташе, мне правильно показалось, что она склонна к осознанному подчинению.
— Скажите, а почему вы пришли к нам, если вам действительно нужны эти предметы для человека?
— Во-первых, потому что мне нравится смущать красивых девушек, — ухмыльнулся я, подмигнув.
Олеся слабо улыбнулась в ответ.
— А во-вторых, потому что я предпочитаю качественный и аутентичный инвентарь. В секс-шопах продаётся, как правило, китайская дрянь из кожезама, которая отвратительно выглядит, и ещё более отвратительно носится. Хотя некоторые вещи, безусловно, покупаются там.
— Тогда, может быть, посмотрите ещё миски для корма? — спросила она, подняв на меня невинный взгляд.
Несколько секунд мы стояли молча, а потом хором расхохотались.
— Один-один, — сказал я, отсмеявшись. — Тащи. Четыре. Потому что сук на самом деле две.
Через минуту я расплатился за ошейник с поводком и за здоровенные миски из нержавейки.
— Спасибо, милая девушка, я еще зайду, — кивнул я в дверях.
Девушка ответила смущенной улыбкой. Случайный флирт с продавщицей поднял и так хорошее настроение до отличного. Действительно ведь красавица. И не глупа — за словом в карман не лезет. Что она забыла в этом магазине? В сельхозке учится, может быть на веретеринара?… С такими мыслями я добрался до дома.
Когда я уже закрыл за собой дверь, в кармане ожил телефон.
— Привет, пап. Что-то случилось?
— Привет, Юр. Нет, ничего не случилось. Просто ты уже почти неделю не был дома.
— Да? Прости, пап. Хочешь, прямо сейчас зайду? Я освободился и до шести часов совершенно свободен.
— Я, конечно, хотел бы увидеть тебя за ужином, но если у тебя вечер действительно так занят, то давай сейчас. Мы с мамой дома.
— Жди, через двадцать минут буду, — сказал я, оставляя пакет из зоомагазина на полу прихожей и снова покидая квартиру.
Открыла мне мама. Приняв букет любимых лилий, она крепко обняла меня, будто я из другого города приехал.
— Я соскучилась, — сказала она, погладив меня по затылку и чмокнув щеку.
— Я тоже, мам, — сказал я это искренне, даже ощутив лёгкий укол совести за то, что о существовании родителей за неделю вспоминал два раза. Второй — двадцать минут назад.
Отец сидел на кухне с чашкой черного кофе и сырниками. Мы крепко пожарили руки.
— Сырники будешь? Мама пожарила.
— Буду, – сказал я, доставая из шкафа свою чашку.
Насыпал в сетечко ложку зелёного чая с жасмином, залил кипятком, и приземлился рядом с отцом. Мама уже пристроила букет в вазу и покинула кухню. Предстоял мужской разговор.
— Ты стала редко бывать дома, а ночевать совсем перестал, — сказал отец. Он не обвинял, а констатировал. Я кивнул. Есть такое дело. — Я, наверное, должен был бы сказать, что в твоём возрасте рано ещё жить отдельно от родителей или, наоборот, позвал бы тебя и твою девушку жить вместе с нами, но не буду. Я прекрасно помню себя в твои годы и понимаю, что любовь к родственникам прямо пропорциональна расстоянию до них. Также я наверное понимаю твое нежелание приходить с ней в гости. Догадываюсь о причинах, и если я прав, то хотел бы спросить о серьезности ваших отношений. В первую очередь — с твоей стороны.
Отец говорил мягко, вполне осознавая, что вторгается в личное пространство и личную жизнь уже практически взрослого человека.
— Можно услышать твои догадки? — я не мог не задать этот вопрос.
— Ты стал часто ночевать вне дома. Это и раньше иногда случалось, но с началом учебного года стало происходить регулярно, с резким учащением. За сентябрь количество ночёвок дома и вне дома сравнялось. А в последние три месяца ты спал в своей комнате всего четыре раза. Ты живёшь с девушкой, но при этом за те же три месяца не было ни одной транзакции и ни одного снятия наличных больше, чем на тысячу рублей. Зато были два платежа в адрес управляющей компании. Судя по размеру — однушка или двушка в немолодом доме. Так что квартира, в которой ты проводишь ночь, едва ли находится в аренде. В собственности, скорее. Может быть — в ипотеке. — Отец говорил так, будто зачитывал выводы аудиторской проверки. — Далее… С пятнадцатого июня сего года ты ни разу не расплатился картой ни в одной из кафешек, куда ходил с Дашей. До конца лета — как обрезало. Зато 2 сентября и 12 ноября ты побывал во вполне приличном ресторане, а первого-второоо сентября совокупные траты составили около пятнадцати тысяч. Из них почти пять — в цветочном. Третьего числа мы с мамой вернулись из Испании, и практически сразу после этого ты начал отсутствовать ночами, а ещё стал постоянным клиентом «Пятерочки».
— Не надо, пап, я понял, — прервал его я.
На самом деле, он наверняка назвал далеко не всё. Можно сопоставить эти данные, например с тем, что день рождения Наташи — второе ноября. Финансовая аналитика – его специальность. Специальность, позволявшая ему жить в трехкомнатной квартире в центре, площадью хорошо за сто квадратов, иметь двухэтажный коттедж из кирпича за городом, ездить на авто люкс-класса и выставлять месячный лимит в пятьдесят тысяч на карте младшего сына.
— Значит, я прав?
— Прав, — я кивнул.
— В таком случае могу порадоваться за то, что ты не изменил своему вкусу. Однако я хотел бы услышать ответы на поставленные вопросы о серьезности ваших отношений с Натальей Сергеевной.
Всё же я вздрогнул, когда отец произнес это имя. Вздох у меня получился тяжеловатым.
— Сложно сказать. Жениться мы не собираемся, если ты об этом. Наташа даже разводиться не планирует. Мы любим друг друга, без дураков, по-настоящему, но оба понимаем, что у меня это любовь первая, а у неё — последняя, и совместного будущего у нас нет. Только сегодня с ней об этом разговаривали. У неё есть даже планы вернуться к мужу, когда наши отношения себя исчерпают…
— Вот как? — отец был здорово удивлен. — Что ж это за муж… Впрочем, это неважно. Ну что ж, в таком случае я снова рад за тебя. Опытная женщина, тем более любящая, способна научить тебя многому из того, что не расскажу ни я, ни мама, и ни о чём не напишут в интернете. Ровесница в этом плане тоже не помощница, в силу такой же, как и у тебя, неопытности. Главное — не натвори глупостей при расставании. Постарайся остаться с ней в хороших отношениях после этого.
Я кивнул.
— Надеюсь, это будет не скоро.
— Вряд ли это произойдет сильно позже твоего поступления в ВУЗ. Может быть раньше, но вряд ли позже. Расстояние – плохой компаньон отношениям. Как и чужой ребенок, кстати.
— Да помню я, пап, помню… «Заводить отношения с рожавшей женщиной можно только если это — вдова друга». — процитировал его я.
— Именно! На разведёнках с прицепами женятся только идиоты, а детей с ними заводят только конченные дегенераты.
Что-то такое отразилось на моём лице, что не укрылось от внимания отца. Вопросительный взгляд был красноречив.
— Наташа сказала, что хочет ребенка, без признания отцовства и алиментов. Вообще, хотела устроить всё так, будто ребенок будет от мужа.
— Так-так, — отец придвинулся ко мне. — А ты?
— А я сказал, что надо подождать хотя бы год. Она не возражала.
— Если ты думаешь, что за год она об этом забудет, то зря. И от слова отказываться нельзя. Не простит. А твоего ребёнка вместо тебя будет воспитывать какой-то посторонний мужчина, да ещё и куколд. Ладно, если девочка будет, а если пацан?
— Пап… — что я хотел ему возразить? Что я мог ему возразить?
— Ладно, ничего говорить больше не буду, буду надеяться на твое благоразумие, — он поднял руки в защитном жесте и встал.
Я поднялся следом. Мы крепко пожали руки. Потом пришла мама, мы обменялись небогатыми новостями, и я ушёл. Домой. Даже в свою комнату не зашёл. Наташина квартира уже ощущалась домом сильнее, чем родительская