Практикант 16-17

Когда родители в отъезде.

К его удивлению, когда он вернулся домой, родителей дома не оказалось. Из комнаты ему навстречу вышла Надька – в одной маечке и узких белых трусиках, рельефно обтягивающих губки влагалища.

— Ты что так поздно? – грызя яблоко, поинтересовалась она.

— В гостях был? – буркнул он равнодушно. Несмотря на её насквозь эротический наряд после визита к Ирине Матвеевне желания еще потрахаться у Антона совершенно не возникло. Ирка высосала все силы.

— А что так тихо? Где предки? – спросил он, разуваясь.

Надька немного удивленно, разочарованная его реакцией, посмотрела на него и ответила:

— Они ж еще вчера сказали, что поедут в гости к дяде Толе.

И уточнила:

— На три дня. У него ж юбилей – 35 лет.

Антон хмыкнул. Дядю Толю, брата отца, с его женой тётей Леной он хорошо помнил. Парой они были…. Неординарной. Дядя Толя был, что называется, «метр с кепкой да и то в прыжке», чернявый, щуплый, с залысинами, как у Ленина. А его жена – тётя Лена – ослепительно красивая блондинка, младше его на пару лет, чуть ли на полторы головы выше его, худощавого телосложения, с копной золотых волос и минимум третьим размером бюста. Дядя Толя, несмотря на свой, казалось бы небольшой возраст, работал директором автобазы, а тётя Лена, в юношеском возрасте завоевавшая титул чемпионки области по художественной гимнастике, после травмы успешно окончила финансовый институт и тоже, как и муж, несмотря на свой сравнительно небольшой возраст, уже проявила себя и работала заместителем главного бухгалтера крупного деревообрабатывающего завода.

Пару лет назад они приезжали в гости. Тогда Антона выселили из комнаты, которую заняли дядя с тетёй, и временно разместили в комнате сестры. Всё время, когда гости жили у них, каждую ночь, часов до двух, Антон не мог из-за сладострастных стонов и вздохов родственников, доносившихся из соседней комнаты.

Кроме того, тетя Лена отнюдь не была пуританкой, по квартире ходила в одном лифчике от купальника и микроскопических шортиках и только посмеивалась, сталкиваясь с мгновенно краснеющим племянником. Ни отец, ни мама, ни дядя Толя её наряд словно не замечали, делая вид, что это нормально.

— Хорошо, что они к нам не приехали, – буркнул Антон, наворачивая ужин. – Было б весело их слушать по ночам.

— Это да, – согласилась Надька. Она села за стол напротив брата, подперла руками подбородок.

— Ты где был? – наконец снова спросила она, поясняя свой вопрос. – Пришел весь замученный, на меня ноль внимания…

Антон отмахнулся:

— Поработать пришлось…

— Ой, врёшь, братец! – засмеялась Надька. – У тебя губы распухшие! Взасос целовался?!

— Не, ну правда?… – спросила она. – Думаешь, ревновать буду?

Антон подумал немного, потом мысленно махнул рукой и рассказал ей всё. Ну, почти всё.

— У меня подружка есть… Ну, как подружка? Знакомая. Разведенка. Я к ней пару раз ходил, сама понимаешь… Ну, вот она попросила познакомить её с мальчиком. То есть, девственником.

— Познакомил? – глаза у Надьки загорелись.

— Ага. С Лехой. Одноклассником своим бывшим. Вот и сходил к ней сегодня.

— Вдвоём? – Надька открыла рот. – Вы вдвоём её….

— Ага, – кивнул Антон.

— Одновременно?

— И одновременно, и по очереди.

Антон встал, налил чаю. Надька озадаченно замолчала, потом выдавила:

— И как?..

— Нормально, – отмахнулся Антон.

— Нет, она – как?

— Она-то ничего, нормально, даже вроде здорово, ей понравилось, – он пожал плечами. – Я не спрашивал. Завтра созвонимся, спрошу.

Антон почему-то вдруг почувствовал, что может говорить с Надькой вполне откровенно. Эта откровенность даже нравилась ему. Они с сестрой даже стали ближе друг к другу. Да плюс еще и интимные взаимоотношения…

— Везет же тебе! – завистливо протянула Надька. – Пацан себе подругу влёт нашёл. А девчонка так и осталась нетраханной.

— Да какая она подруга, – попытался оправдаться Антон. – Ей лет 35-40. Выглядит, правда, офигенно. А так…

— Всё равно, – Надька уныло хмыкнула и предложила. – Может, пойдем, порадуешь сестричку?

Она хитро улыбнулась.

— Не, Надюх, – отказался Антон. – Ей-богу, сил нет. Вымотался…

— Бедненький, – насмешливо протянула Надька. – Заездили братика коварные женщины легкого поведения…

Антон проснулся от того, что кто-то ласково надрачивал его член и тихонько поглаживал яйца. Он чуть подвинулся, ощутив, что трусы спущены до колен. Поднял голову. В полусумраке комнаты на фоне светлого окна вырисовывался девичий силуэт. Сон мгновенно пропал.

— Надь?

— Лежи, лежи, – отозвалась сестра. – Я сама…

Член обволокло чем-то тугим и горячим – Надька взяла в рот. Разумеется, реакция не заставила себя ждать. Антона тут же охватило возбуждение. Член обрел твердость.

Надька пососала еще немного, добившись того, что брат проснулся окончательно, возбудился и попытался её перевернуть на спину, чтобы овладеть. Однако Надька поигралась с ним немного, поупиралась, потом вроде поддалась, но не опрокинулась на спину и не встала раком, а, цыкнув на него, села верхом. Член вошел во влагалище как по маслу.

Надька стала раскачиваться слева-направо, потом приподниматься-опускаться.

— Возьми меня за грудь! – с придыханием попросила она. Антон немедленно исполнил её пожелание, прижимая соски указательными и большими пальцами.

Через минуту она кончила, упала ему на грудь, замерла. Он выждал, пока она не очухается, не отойдёт, перевернул её на спину, лёг сверху.

Она впилась в него поцелуем. Он навалился на неё всем телом, даже не удерживаясь на локтях. Член сразу же нашел свою дорогу. Надька опять довольно ахнула…

— В меня можно кончать… Можно, слышишь?

На этот раз он трахал её долго. Классическую миссионерскую позу с поцелуями взасос с взаимным проникновением языков в рот друг другу сменила поза раком с попытками, изгибаясь, ласкать грудь.

Потом он сменил позу, уселся на стул, а она села опять верхом лицом к нему. И снова кончила она, а не он. Наконец она не выдержала:

— Стой! Дай я сама!

Она согнала его со стула, уселась сама, притянула его к себе. Член сразу оказался у неё во рту. Она обнажила головку, провела по ней языком, втянула член максимально в рот, не забывая поглаживать одной рукой яички. Выпустила. Снова втянула.

Антон положил руки ей на затылок и закрыл глаза. Минет у сестры получался всё лучше и лучше. Она выпустила член изо рта, стала подрачивать его рукой, упираясь языком в обнаженную головку. После этой ласки он наконец почувствовал приближение оргазма.

— Я сейчас… – Антон не договорил. Но Надька поняла его и так, без продолжения фразы. Она втянула член опять в рот, да так, что головка упёрлась в нёбо.

Спермы на этот раз было немного. Надька даже не поперхнулась, всё приняла в горло, сглотнула и улыбнулась, выпуская член изо рта.

— Вкусно! – она облизала головку. – Хочешь попробовать?

Она высунула язык, демонстрируя капельку белесой жидкости.

— Не-а, не хочу.

Антон устало сел на кровать.

— Кайф…

Он лег на спину. Рядом плюхнулась Надька.

— Хочешь прикол? – улыбнулась она.

— Какой?

— Ща!

Сестра вскочила, выбежала из комнаты. Через пару минут вернулась, держа в руках сверток. Щелкнула выключателем возле двери. Комнату залил яркий свет.

«Хорошо, шторы задёрнуты!» – мелькнула у Антона мысль. Надька села рядом, разворачивая продолговатый сверток из серой обёрточной бумаги. Из него выпала пачка фотокарточек – черно-белых, самодельных и длинный толстый цилиндр, в котором Антон с удивлением опознал макет крупного члена.

— Ну, ни фига себе!

Он взял его в руки. Макет сантиметров в 20 длиной диаметром сантиметров 5 был явно фабричного производства, не самодельный уж точно, из мягкой розовой пластмассы.

— У предков нашла! – сообщила Надька и уточнила. – В бельевом шкафу.

— Интересно, откуда такая хрень? – задумчиво произнес Антон, вертя в руках макет.

— Наверно, дядя Толя привез, – пожала плечами Надька. – Из Польши. Помнишь, он в прошлом году туда ездил с делегацией от профсоюзов?

— Точно! – кивнул Антон. – Он тогда предкам коробку отдал, нам не показал…

— Смотри! – Надька протянула ему фотокарточки. Фотографии были разные – и старые, пожелтевшие, измятые, и относительно свежие, глянцевые, максимум, годичной давности. На них были изображены голые мужчина и женщина в процессе совокупления в разных позах.

Антон узнал на них отца и мать… На старых, пожелтевших, их было 5 штук, мать была еще совсем молодой девушкой. На одной из них она стояла совсем голая, но в свадебной фате, стыдливо прикрывая рукой мохнатый лобок. На другой она сидела на диване, широко расставив ноги в стороны, демонстрируя влагалище во всех деталях. На третьей, тоже голая, сидела, опираясь на колени и держала во рту чей-то член.

В семье у них фотоаппарат был давно, еще с конца 60-х годов. «ФЭД-2». Был и фотоувеличитель, стационарный, не разборный, для которого специально мать сшила байковый чехол. Фотографией увлекались и отец, и сам Антон.

На других фотографиях мать и отец были запечатлены во время сексуальных забав. Антон хихикнул, рассмотрев, что на одной отец вылизывает влагалище, вымазанное то ли вареньем, то ли еще чем-то. Еще на одной – самой свежей – отец с матерью лежали на боку, задрав по ноге, демонстрируя процесс совокупления. Причем отец трахал мать в анус.

Надька сидела рядом и глубоко и часто дышала. Её опять охватило возбуждение. Увы, член Антона оставался вялым.

Она легонько толкнула его в плечо, протягивая еще одно фото. На нём отец пихал матери во влагалище этот самый макет члена и касался кончиком языка клитора.

— Хочу так же! – буркнула она. Антон улыбнулся:

— Без проблем!

Надька вскочила, рванулась в ванную, держа резиновый член в руках и поясняя:

— Помыть надо!

Пока она была там, Антон еще раз поглазел на фото. Прибежала Надька, он отложил фото в сторону, на письменный стол.

— Ложись!

— Как? – спросила она. – Как лучше?

— На спину и ноги раздвинь!

Он взял со стола стеклянную баночку с вазелином – Надька член не только помыла, но и насухо вытерла. Антон обильно смазал его вазелином. Надька уже лежала на спине, раскинув ноги и согнув их в коленях.

Антон лег, сначала лизнул клитор языком. Надька дёрнулась, инстинктивно сжав его голову ногами.

— Осторожнее! – пошутил он. – Уши прищемила!

— Извини! – пискнула она.

Он опять лизнул клитор, осторожно втянул его в рот, выпустил. Надька довольно замычала. Антон приставил член к входу во влагалища и стал потихоньку проталкивать его внутрь.

Надька сжалась. Член входил туго, с трудом. Антон подвытащил его немного, пихнул опять.

— Расслабься!

— Не могу, – выдохнула она. – Он такой большой…

Антон снова стал ласкать клитор языком, не забывая про член. Он чуть вытаскивал его, потом пихал опять – чуть-чуть дальше, чем вытаскивал – на сантиметр, может, даже меньше.

Член уходил всё глубже и глубже. Когда осталась треть длины, Надька сказала:

— Всё! Стой!

И пояснила:

— Он упёрся…

Антон потянул член обратно. Вытащил на всю длину, потихоньку вставил опять – на тот же отрезок. Обратно потянул… Разумеется, не забывая про ласки клитора.

Надька молчала, только глубоко дышала и периодически постанывала.

— Надь, тебе не больно? – Антон остановился.

— Нет, нет, – выдохнула она. – Продолжай. Кайфово…

Антон продолжил.

Её хватило не надолго. Она вдруг забилась, выгнулась, отталкивая его голову руками. Он от неожиданности отшатнулся, выпуская член из рук – он так и остался во влагалище. И закричала…

— Тихо, тихо! – Антон напугался. – Соседи прибегут!

Надька замолчала, вывернулась на бок, подтягивая колени к подбородку. Обхватила их руками. Резиновая игрушка всё торчала «там».

— Я – всё! – прохрипела она. – Не кантовать!

Антон встал с кровати, сел на стул рядом, снова взял фотографии. Он листал их, перекладывал. В голове мелькнула мысль, мол, неплохо бы их переснять. Но «ФЭДом» точно бы не получилось. Они с отцом как-то уже пытались переснять одну схему с журнала «Радио». Увы, объектив фотоаппарата к таким опытам оказался не готов. Точнее, не пригоден.

Надька протянула руку, вытащила член из влагалища, отложила игрушку в сторону, посмотрела на брата и сказала:

— Я вот не понимаю: там на фотографиях они трахаются. Значит, был кто-то третий, кто их снимал?

Антон посмотрел на неё:

— Вообще-то да… У нашего фотоаппарата автоспуска нету. Значит, действительно кто-то был…

Он хмыкнул. Надька довольно потянулась:

— Класс! Я тоже такой хочу!

Она протянула руку к брату, держа в ней резиновый член:

— И хочу, чтоб ты меня ласкал… Как сейчас!

Она вскочила, подскочила к нему, чмокнула его в щеку:

— Спасибо тебе, братик!

Позже она собрала фотографии, вымыла и насухо вытерла «игрушку», тщательно завернула всё это, как было. Убрала.

— Предки завтра приедут! – сообщила она. – Можем сегодня вечером еще покувыркаться. Но на всякий случай уберем.

Время было уже два часа ночи…

«Сижу, примус починяю…»

С утра Надька встала вместе с братом, сварила пару яиц, пару сосисок – ему и себе на завтрак. Потом села вместе с ним за стол и, подперев подбородок ладонями, глядя ему в лицо, словно невзначай спросила:

— Тош, а тебе больше нравятся женщины постарше?

И уточнила:

— Ну, вроде мамы или твоей подруги, к которой ты с Лешкой ходил?

Антон после такого вопроса даже поперхнулся. Он откашлялся, запил молоком комок в горле и ответил:

— Совсем нет, с чего ты взяла?

Надька замялась.

— Ну, ты это…

Потом выпалила:

— У тебя все подружки старые!

Антон засмеялся, потом нахмурился, накрыл ладонь сестры своей:

— Надь… Если честно, то я первый раз… ну… потрахался, в общем, всего чуть больше полгода назад!

Он смутился, замолчал, потом буркнул:

— Какие, нафиг, подружки? Да и не такие они и старые…

— Тох, а ты хотел бы опять с мамой? – спросила Надька, подавшись к нему. – Ну, как тогда…?

Он поёжился. Надькины вопросы были слишком откровенными и слишком неудобными.

— Надь, ну хватит, а?

— Не, ну, правда, Тох!

Она вскочила, подошла к нему, уселась ему на колени, приобняла.

— Правда, Тох? Хотел бы опять? Вот так же?

Он помялся, потом медленно кивнул:

— Иногда хочется…

— А я с папкой хочу! – призналась Надька. – Я как тогда его увидела… У него такой член… красивый, классный… Прям до дрожи иногда хочется… Давай, попробуем, а? Соблазним их, а?

— Дурака не валяй! – отрезал Антон. – С ума сошла? Они тебе так попробуют, из дома вылетишь…

— Ну, давай, Тох! – продолжала упорствовать Надька. – Отца я на себя возьму. Вы ж мужики другим местом думаете! А там и мамку раскрутим! А?

Антон вздохнул. Вечно Надька со своим авантюризмом лезет, куда не просят.

— Ой, Надюха, – он покачал головой. – Влетишь ты…

На работе его ждал сюрприз. В щель между косяком и полотном двери операторской торчала записка.

«Антон! Зайди в партком! С инструментом» – прочитал он. Автор не подписался, но Антон догадался, что это была Мария Исааковна.

С каким инструментом? Он пожал плечами. Брать с собой тестер? Паяльник? Или обойтись отверткой и плоскогубцами?

Он переоделся. Одел спортивные брюки, футболку, сверху синий производственный халат. Сунул в карман две отвертки и плоскогубцы. В крайнем случае, всегда можно вернуться и взять что-нибудь еще, что понадобится. Авось ходить недалеко.

В парткоме за столом секретаря сидела сама Мария Исааковна и злобно тыкала одним пальцем по клавишам электрической печатной машинки «Ятрань». Машинка гудела, на удары по клавишам реагировала неохотно, а иногда и совсем игнорировала нажатие.

— Здрасьте, Мария Исааковна!

— И тебе болеть! – сердито отозвалась парторгша. Она встала из-за стола, отошла в сторону. Сегодня её наряд – длинная плиссированная юбка практически в пол, свободная темная шелковая блуза с длинными рукавами и совершенно без декольте – был сексуально нейтрален.

— Заедает! – злобно сообщила она и приказала. – Чини, давай!

Антон пожал плечами, присел на стул. Чинить так чинить. Он аккуратно снял кожух.

Мария Исааковна посмотрела на его манипуляции, развернулась и ушла к себе, в свой кабинет, хлопнув дверью.

Машинка оказалась рабочей. Только грязной. Всякой грязи внутри скопилось столько, что стержни с буквами просто-напросто слиплись между собой.

Он встал, подошел к двери, постучал, открыл и сообщил:

— Мне кисточку надо и ацетон. Я сейчас к себе схожу, принесу.

Мария Исааковна, сидящая в кресле с картонной папкой, только мрачно кивнула.

Ремонт, точнее чистка, заняла с час времени. Приемная провоняла ацетоном. Парторгша пару раз выходила, водила носом, фыркала уходила, плотно прикрывая дверь.

На третий раз, когда Антон уже почти закончил, она вышла в коридор и куда-то направилась, скомандовав ему:

— Дождись меня!

Антон закончил, открыл окно и дверь, чтобы сквозняк вытянул неприятный запах.

Мария Исааковна появилась минут через пятнадцать, еще более рассерженная, чем была.

— Всё? – спросила она.

Он кивнул. Она попробовала. Машинка отбивала клавиши, печатала, как новенькая!

— Отлично! – похвалила она. – Молодец! Иди!

Уже на выходе Антон услышал:

— У тебя кофе есть?

Он повернулся:

— Молотый.

— Для меня кружка найдется?

Он кивнул.

— Через два часа жди в гости! Только я люблю очень крепкий.

Марию Исааковну с утра преследовали всякие неприятные неожиданности.

Сначала она обнаружила, что с обкома партии на предприятие телефонограммой пришло указание срочно сдать отчет о проделанной работе за полугодие. Обычно этот отчет сдавали в середине августа, а тут на неделю раньше… Она сунулась на место секретаря, в приёмную – написать отчет-то было не проблемой – когда вдруг обнаружилось, что печатная машинка «Ятрань» отказывается работать напрочь. А с обкома уже второй раз звонили…

На носу была отчетно-выборная конференция партхозактива области. Как говорил один партийный деятель: «Мало дело сделать, надо еще вовремя отчитаться! Сделал дело – напиши отчет. Не сделал – напиши три отчета о проделанной работе!»

Хорошо, хоть практикант на работу вовремя пришел, успела его озадачить. А пока он ковырялся с аппаратом пошла попить кофе в буфет.

Буфет не работал, санитарный час. Мария Исааковна, не долго думая, зашла со служебного входа и обнаружила, что на столиках в зале расстелены газеты с каким-то черным порошком. Буфетчица смутилась, сдуру ума попыталась не пустить парторгшу в зал. Мария Исааковна оттолкнула её, заинтересовавшись происходящим, потребовала объяснений.

Оказалось, что буфетчица сливала остатки выпитого сваренного кофе с кружек через ситечко, сушила порошок и пускала его в заварку по второму кругу! Мария Исааковна пришла в бешенство – она постоянно пила кофе в этом буфете…

Буфет она сразу же закрыла, отобрав у буфетчицы ключи. Вызвала начальника отдела кадров, главного бухгалтера и начальника административно-хозяйственной части завода. Продемонстрировала им буфетные столики, бросила ключи на прилавок и ушла к себе. По дороге, она вспомнила, как этот парнишка-практикант хвалился наличием хорошего кофе и с удовольствием отметила, что его начальник, точнее, начальница всё еще в отпуске, и можно в конце концов напроситься на кружку горячего кофе.

Антон наскоро прибрался в операторской, переставив со стола на пол разгромленный усилитель, вытер стол первой попавшейся тряпкой, обнаружив, что ею оказалось полотенце Людмилы Михайловны, которое они использовали для интимных целей. Хмыкнул, сделав на ум заметочку принести завтра своё, новое взамен. Сбегал вымыл начисто бокалы. Поставил на стол вазочку с салфетками, сахарницу (тоже всё позаимствовал у начальницы в кабинете!).

Мария Исааковна пришла пораньше. Эдак минут на 15. Антон только что и успел набрать воды в электрическую турку.

Мария Исааковна зашла в дверь по-хозяйски, без стука и первым делом поинтересовалась:

— Ты здесь куришь или на улицу выходишь?

Антон от неожиданности такого вопроса только пожал плечами:

— Я вообще не курю…

Мария Исааковна с сожалением отложила пачку сигарет на стол в сторону, села в кресло (с которого Антон предусмотрительно стряхнул всякий мусор).

— Да вы курите, курите! – Антон подвинул к ней пепельницу. – Людмила Михайловна иногда покуривает…

Он щелкнул тумблером, включая вытяжку. Мария Исааковна с удовольствием закурила, сделала затяжку, задержала дыхание, а потом с блаженной улыбкой выдохнула дым в потолок.

— Ну, где твой кофе?

— Сейчас…

Антон священнодействовал возле турки. Дождавшись, когда закипит вода, он вытащил шнур из розетки, засыпал в кипяток две ложки кофе из пачки. Потом добавил еще одну, вспомнив, что она просила покрепче. Снова воткнул шнур в розетку и почти тут же вытащил его – кофе с кипятком вскипел мгновенно.

— Вам с сахаром? – он повернулся к парторгше.

— Одну ложку на полкружки.

Антон разлил кофе по кружкам – керамическим бокалам. Размешал, протянул один парторгше.

— Прошу…

— Спасибо!

Он сел напротив неё. Сегодняшний наряд Марии Исааковны был скромен – плиссированная юбка и темная блуза практически скрадывали все очертания фигуры, все возбуждающие изгибы и «выпуклости».

Тем не менее он жадно смотрел на неё, так что она в конце концов сама смутилась.

— Ты что, меня соблазнить что ли хочешь? – она попыталась издевательски саркастично хихикнуть, но её голос вдруг дрогнул и «дал петуха». Мария Исааковна прокашлялась. Отставила бокал на стол. Еще раз прокашлялась.

— Представляешь, эта идиотка кофейную гущу сливала, сушила и потом снова заваривала, – вдруг сообщила она. – А я у неё пила и наслаждалась вкусом…

Антон сразу понял, о чем был разговор, и ответил:

— Может, она вам как начальнику нормальный заваривала…

— Какой нормальный? Кофе варился в общей кастрюле! – возмутилась парторгша. Она снова взяла бокал, сделал глоток.

— С утра мечтала о чашечке кофе.

Тут Антона словно черт дернул за язык:

— Намекнули бы, я бы вам утром в постель принес чашечку кофе…

— Юноша, я замужем! – усмехнулась Мария Исааковна.

— Ладно, две чашки кофе! – сразу отозвался Антон.

Мария Исааковна замолчала, замерла, осознавая услышанное, а потом заливисто засмеялась.

Антон, глядя на неё – веселую, улыбающуюся, с крупными чувственными губами, да еще и блуза так сексуально обтянула грудь! – вдруг, словно сомнамбула, встал, подшагнул к ней, протянул руки, выдернул её из кресла и прижал к себе. Его губы сразу нашли её губы. Язык прорвался к ней в рот…

Мария Исааковна замерла, потом, словно очнувшись, оттолкнула его, упираясь обоими руками ему в грудь, даже пнула его коленом в пах, отчего Антон сразу отпустил её и скрючился, ухватившись руками за причинное место.

Мария Исааковна выпрямилась, хохотнула, посмотрев на него, буркнула:

— Ну, ты даёшь, студент!

Развернулась и направилась к двери. Антон через силу выпрямился, догнал её, обхватил опять, развернул к себе и снова поцеловал.

— Еще вмазать? – отрываясь от него, зло прошептала Мария Исааковна.

— Вмажь! Вмажь! – ответил Антон. – Если тебе легче будет…

Её груди уперлась в него. Рот непроизвольно открылся, запуская его язык. Неожиданно колени Марии Исааковны подогнулись, предавая свою хозяйку. Она обвила его шею своими руками, хотя бы, как она оправдывалась сама перед собой, чтобы не упасть…

Антон увлек её к дивану. Юбка расстегнулась и упала, кажется, даже сама собой. Хотя нет, парторгша вроде как заводила руку назад, чтобы расстегнуть пуговичку и спустить бегунок молнии. Или нет?

Так ли это или иначе… Но Мария Исааковна вдруг оказалась на диване, без юбки, без трусиков… А Антон навалился сверху даже не потрудившись снять штаны – только приспустил до колен вместе с трусами…

И, тем не менее, член ухнул во влагалище легко и свободно, благо смазки оказалось с избытком. Нескольких движений Антона было вполне достаточным, чтобы неизбалованная мужским вниманием Мария Исааковна выгнулась дугой, рванулась, застонала и обмякла…

Антон приподнялся, осторожно встал, подошел к двери, привычно заблокировал её на швабру. Потом снова подошел к бессильно лежащей Марии Исааковне, разулся, скинул всю одежду на пол и лёг головой между раскинутых в стороны ног. Он бережно втянул клитор в рот. Мария Исааковна застонала, приподняла голову, что-то пробормотала, снова откинулась.

Антон выпустил его изо рта. Снова втянул. Выпустил. Прошелся языком по складочкам влагалища. Женщина тихо замычала.

Он снова стал играть с клитором. Выпустил. Прошелся языком…

Через минуту этой игры Мария Исааковна снова забилась на диване раненой птицей. Антон сразу же лег на неё. Член опять вошел в её влагалище как по маслу. Она прижалась к нему изо всех сил, впиваясь в его губы поцелуем, при этом нечаянно прикусив ему нижнюю губу.

Антон замычал. Мария Исааковна оторвалась от него, открывая глаза, пробормотала:

— Извини…

Он прижался ртом к её рту, запуская свой язык в неё.

И снова ей до оргазма хватило несколько его движений. Он подождал, пока она не успокоится, встал, потянул её на себя. Мария Исааковна послушно поднялась, встала, пошатываясь. Он снял с неё блузу, расстегнул бюстгалтер, выпуская на свободу тяжелые упругие груди с крупными темно-коричневыми сосками. Развернул, нагнул и вошел сзади.

Мария Исааковна охнула, присела. Антон выгнулся, ложась на её спину, пытаясь ухватить груди. Ухватил. Сжал пальцы на сосках, не забывая при этом совершать поступательные движения. Нет, так трахаться, самому выгибаясь, ему совсем не понравилось. Он выпрямился, ухватил её за бедра.

Оргазм нахлынул ему быстро, стремительно. Антон даже не успел вытащить член, излив в неё весь заряд спермы. Мария Исааковна тоже присела, снова застонала.

— Я опять… всё… – сообщила тихо она, разворачиваясь и усаживаясь на диван. Он обессиленно сел, практически упал, рядом. Приобнял её.

— Я тебя люблю, – прошептал он. – Ты самая лучшая, самая красивая, самая-пресамая женщина на всём белом свете…

Он говорил это, чувствуя, что надо так говорить, что женщина ждёт именно этих слов, что только этими словами может оправдать свой порыв, фактически больше похожий вначале на изнасилование.

Мария Исааковна прижалась к нему, а он всё ей шептал и шептал прямо в ухо эти глупости-нежности, чувствуя, что сейчас именно так надо. Так надо.

Минут через десять Мария Исааковна подняла голову, посмотрела на него и беззлобно сказала:

— Маньяк. Насильник и маньяк!

Она встала.

— Отвернись! – она нахмурилась, обнаружив, что он совсем не спешить отворачиваться.

— Отвернись, кому сказала!

— Не-а!

Он встал и обнял её.

— Ты самая лучшая девчонка во всё мире!

— Девчонка?

Она отстранилась от него, ехидно усмехнулась.

— Девчонка? Мальчик! Ты знаешь, сколько мне лет?

Он закрыл её рот поцелуем, прижал к себе. Поцеловал глаз, другой.

— Для меня ты – девчонка! Самая лучшая девчонка…

— Ладно! Дай одеться! – вроде бы сердито, но улыбаясь, буркнула она. – У меня дел ещё вагон и маленькая тележка.

Она одевалась, уже совсем его не стесняясь. А он всё смотрел на неё и смотрел. Не то, чтобы он любовался. Она ему нравилась. Мария Исааковна была настоящей женщиной, с её зрелой красотой – с узкой талией, широкими бёдрами, крупной «стоячей» грудью, круглой изящной задницей. Она его возбуждала одним только видом. А еще его возбуждал та мысль, что он трахал парторгшу, суровую неприступную стерву, которую боится весь завод. И она сейчас была с ним, как последняя шлюха…

— Ого! – Мария Исааковна увидела швабру в ручке двери. – Когда это ты успел-то?

Она подошла к зеркалу на двери шкафа, быстрыми движениями поправила волосы, вытерла губы. Крутанулась, осматривая себя.

Он встал, натянул штаны, одел халат. Подошел к ней, снова приобнял:

— Завтра увидимся?

— Может быть, может быть… – протянула она.