Практикантка

1. Завязочка

Середина мая в тот год выдалась на редкость жаркой. На улицах пахло пышным сиреневым цветом и расплавленным асфальтом, а кое-где уже запушили тополя и одуванчики. Все ждали дождя, как благословения небес.

Именно в это жаркое время, сидя в своём душном и тесном кабинете с табличкой на двери: "Начальник Ремонтного Цеха", Андрей Михайлович Коровин или попросту Михалыч, как звали его коллеги и подчинённые, задумчиво разглядывал накладную на хозинвентарь и думал о том, что неплохо бы было, наконец, установить в кабинете кондиционер, когда в дверь постучали.

— Войдите, – проворчал он. Обычно стучался к нему только Мальков, замначальника цеха, редкостная гнида и подхалим, давно жаждущий занять место Михалыча. Или кто-то из новых работников. Остальные входили просто, без стука, как свои. А Мальков вечно приносил дурные вести и жаловался. Так что радости этот стук не сулил.

Дверь открылась, но на пороге стоял не Мальков. На пороге стояло нечто чудесное, темноволосое, кареглазое и загорелое. Нечто было в розовом топике, обтягивающем сочную тугую грудь третьего размера и джинсовый юбке чуть выше колен. От него за версту разило дешёвыми духами и молодой энергией. Нечто протянуло Михалычу бумагу с печатью и затараторило:

— Добрый день, Андрей Михайлович, я студентка металлургического колледжа, меня направили к вам в цех на производственную практику.

После чего студентка, кем и оказалось это "нечто", не спрашиваясь, плюхнулась довольно мощным задом на стул напротив начальника цеха. Старенький стул жалостно скрипнул под внушительным натиском.

"Экая бойкая дивчина! – подумал Михалыч, – Прямо как моя в молодости. Видать, тоже хохлушка. Или цыганка. Точно, цыганка, вон как глаза сверкают чёрные, огнём горят!"

Теперь в цехе к Маше накрепко "за глаза" прилипнет это прозвище, хотя цыганкой она и не была.

Прочитав направление на практику, Михалыч распрямился в кресле, блеснув потной лысиной перед практиканткой.

— Соловьёва Мария Викторовна, значит?

— Собственной персоной.

— Будущий машинист мостового крана восемнадцати лет и без опыта?

— Совершенно верно. К вам и пришла опыта набираться.

— Нечасто к нам такие молоденькие приходят. Что, неужели решила связать свою жизнь с заводом, с производством? Сейчас же среди молодёжи это не престижно.

— Навряд ли по профессии буду работать. Просто нужно же какое-то образование. А так, у меня жених состоятельный наклюнулся, но не бросать же учёбу на третьем – последнем курсе, за два месяца до экзаменов, правильно? Да и корочка пригодится, мало ли что. А горбатиться за двадцать тысяч на заводе – не смешите! Уж лучше в ларьке сигареты продавать.

— Прискорбно, но, по-своему, верно. Заоблачных зарплат тут не платят, врать не буду, а работа тяжелая, шумная, пыльная. Ну что же, добро пожаловать, пусть и ненадолго, Машенька – крановщица. Ты подменку взяла? А то в цеху грязновато будет для такой фифочки.

— Нечего, гражданин начальник, меня фифочкой называть! Что за фамильярности! Я не посмотрю, что вы мне в дедушки гордитесь, могу и ответить!

— Ишь ты, гордая какая, с норовом, того и гляди – укусит! – Михалыча не покинул ироничный тон. Всерьёз он угрозы смазливой соплячки не воспринимал.

— А подменки у меня нет. Думала – здесь выдадут. Вы же солидная организация вроде, а не шарашкина контора.

— Хорошо, поищем что-нибудь, чтобы переодеться. Айда, в кладовку!

2. Суровые Будни

Напротив выхода из производственного помещения цеха стояло несколько токарных станков, а возле них курили два токаря: Колян и Вася. Обоим уже под сорокет, пропитые и прокуренные рожи. Оба чуть не выронили сигареты из рук при виде начальника цеха в сопровождении молоденькой девочки, одетой в какую-то бесформенную, застиранную до дыр спецовку. Но даже столь неряшливая одежда и плохое освещение не могли скрыть прелестного личика юной смуглянки и выпирающей сквозь куртку груди.

— Здорово, бойцы! – Михалыч пожал токарям руки, – Сколько раз вам говорить, чтоб не курили возле станков, да ещё в рабочее время! Премии лишу!

— Да ладно, Михалыч, хорош прикидываться строгим начальником! Перед дамой небось рисуется, Вась, – усмехнулся Колян.

— Ага, точно, Колян. Староват ты уже для такого, Михалыч. Внучка, что ли, твоя?

— Нет, ты что, Вась, моя ещё в садик ходит. А это крановщица наша новая, студентка "кол-лед-жа", как сейчас модно выражаться. Марией звать.

— Ясно, пэтэушница, практикантка. Привет, Маруся! – сострил Вася и подмигнул девчонке.

— Ты нагнись, а я упруся! Сам ты Маруся, – зло ответила Маша под хохот Коляна и Михалыча, – а меня зовут Мария. Можно просто Маша.

— Ух, ты, какая мелкая, а какая дерзкая! – восхитился Колян.

— Сам ты мелкий, от горшка два вершка! – фыркнула Маша, – Сразу видно, всё здоровье уже пробухал.

Что характерно, Маша не соврала – Колян так и выглядел.

У мужиков отвисли челюсти от такой дерзости, и они не нашлись что ответить. А Михалыч, тоже ошарашенный борзостью "цыганки", под их оторопевшими взорами повёл практикантку к недалеко расположенной лесенке, ведущей на мостовой кран, знакомиться с наставницей.

Не буду углубляться в подробности, но с Людкой, крановщицей, своей наставницей, она тоже не сдружилась. Людка была бабой страшной, тощей как смерть, курящей как паровоз, тридцатипятилетней разведёнкой "с прицепом", но характером обладала не склочным, покладистым. Не слишком разборчивые мужички даже поёбывали её в подсобке в обеденный перерыв, чему та была и рада. За свои таланты на любовном поприще она даже заслужила прозвище Чиччолина, но об этом другая история. Да и работницей она была хорошей, хоть и закладывала порой "за воротник" прямо во время смены. Ни единого серьёзного несчастного случая по её вине не было. По крайней мере смертельного. Но даже с этой "золотой" бабой Маша Соловьёва не сошлась характерами. Работала она кое-как, хамила старшим, постоянно отвлекалась на телефон. Сбегала с крана при каждом перекуре Людки (то есть каждые минут двадцать), жалуясь на дым, и из-за этого в кабине крана почти не появлялась. Но и в те редкие минуты, что она работала на кране, она постоянно пререкалась со стропальщиками, требуя от них надевать каски и не пользоваться рваными чалками. Те к такому обращению не привыкли и требовали вернуть назад Людку.

В общем, за два с лишним месяца практики Маша умудрилась разосраться почти со всем цехом, заработав репутацию грубиянки, стервы и динамщицы. Погремуха "Бешеная Цыганка" приклеилась к ней намертво.

Да и ещё на все попытки работяг и начальства (вплоть до самого замдиректора завода по производству!) пофлиртовать она зло и едко, словно змея, огрызалась, напрочь отбив почти всех желающих. Почти, но не всех. Оставались ещё на Механическом Заводе Имени Ильича настоящие мужики – неисправимые донжуаны и матёрые ловеласы. Вот о них и поговорим подробнее.

3. Чёрная Мамба

Нет, речь пойдет не об Уме Турман, как кто-то мог подумать. Речь сейчас о термисте ремонтного цеха – Максиме Пилипчуке.

Столь необычное прозвище дал ему сварщик Сашка Сорокин, шустрый весельчак лет двадцати с небольшим, ныне благополучно уволенный. А дело всё в том, что когда Максим устроился в цех, волею судеб ему досталась кабинка в раздевалке рядом с Сашей. А от цепких глаз того не могло утаиться просто-таки неприлично большое, если не сказать – гигантское мужское достоинство Макса, гордо свисающие между ног подобно змею. К тому же Максим отличался природной смуглокожестью, за что и был наделён сумрачным прозвищем "Чёрная Мамба". Помимо прочего, он пользовался заслуженной репутацией местного " ебаря-террориста", а потому прозвища своего не стеснялся и даже, в определённом смысле, носил его с гордостью.

В тот злополучный майский день – первый день практики Цыганки, Мамба хорошенько оттарабанил Чиччолину у себя в подсобке в сморщенный костлявый зад и проводил, как настоящий джентльмен, любовницу на кран.

На обратном пути он стал невольным свидетелем сцены с участием Маши, начальника и токарей.

О чем они беседовали, он не слышал из-за производственного шума, а Машу видел лишь со спины, но лица мужчин не оставляли сомнений, что девка – огонь! Он проводил её взглядом до крана. При подъёме отметил мощный упругий зад молодухи, высокую грудь, блестящие здоровьем длинные, чёрные как смоль волосы, да и лицо успел разглядеть, хоть и не вблизи.

"Ух, ты! Огонь! Пушка! Бомба! Ядерный взрыв!!!" – замелькало у него в голове. И, несмотря на недавно кинутую Чиччолине "палку", почти тридцатисантиметровое хозяйство вновь предательски оттопырило штанину термиста.

…

В конце смены он привычно встречал Чиччолину под лестницей. Её сопровождала новенькая.

— Здорово, работяги!

— И тебе не хворать, – ответила за двоих Людка.

— А ты, чернобровая, чего не здороваешься?

— Меня мама учила с незнакомцами не разговаривать. И сам ты черножопый.

— Ого, даже так?! Какая, Люд, у тебя зубастая ученица, кусается!

— Да, тебе такая не по зубам! – засмеялась Людка кривым щербатым ртом.

— Ну, чего встал, как истукан, всю дорогу перегородил? Дай пройти, а то слишком широкий, – проворчала Маша и отпихнула с прохода Макса.

Тот отодвинулся и оторопелым взглядом проводил виляющую сочной задницей девчонку до самого выхода.

— Что, задела за живое краля? – фыркнула Людка.

— Есть маленько…

— Забудь. Не для тебя эта роза расцвела.

— А мне кажется, что как раз для меня.

— Тебе что, жены мало, соседок, меня, наконец?

— Вы ей и в подметки не годитесь. Она – принцесса!

— Угомонись. У ентой прынцессы уже прынц имеется. И не на серой "Калине", а на белом Мерседесе.

— Да похуй. Всё равно добьюсь её до конца практики. На что спорим?

— На бутылку армянского коньяка!

— Заметано!

— Только чтоб я сама выбирала, а не то купишь дешевое контрафактное пойло, что ты любишь!

— Базара ноль! Готовься раскошелиться!

…

Увы, но все многочисленные попытки Мамбы "подкатить" к Цыганке пресекались той на корню. Всё его природное обаяние, заигрывания, лесть, подарки и даже попытки прямого подкупа разбивались о холодное и непреклонное "нет".

Однажды он даже попытался действовать нахрапом, зажав непокорную девчонку в углу, но получил коленом по яйцам и обещание, что в случае попытки повторить, он будет кукарекать на зоне, в петушином углу, лет пять, а то и десять.

Чёрная Мамба приуныл и остававшийся до конца Цыганкиной практики месяц к ней не приставал. Даже не здоровался, а при встрече отводил глаза. Даже всех своих прежних девок он теперь ебал без прежнего огонька, а Чиччолиной вообще брезговал. Говорил, что от неё воняет Бешеной Цыганкой, а та при встрече каждый раз напоминала про коньяк.

Но до конца он не сдался. В нём ещё теплилась искорка надежды.

4. Иваныч

Утром перед сменой, проходя через вертушку проходных, Макс обратился к начальнику службы охраны, Иванычу, невысокому, коренастому мужичку во ФСИН-овском камуфляже:

— Иваныч, видал, какая к нам в цех краля ходит?

— Такую трудно не заметить, – усмехнулся золотозубым ртом с седеющими усами Иваныч, – через проходную не идёт, а пишет!

— Не пишет, а рисует!

— Да, как лебедь белая!

— Скорее, чёрная.

— Может, и так. Говорят, завтра у неё последний день практики.

— Влупил бы ей Иваныч, а? Только честно! По самые помидоры, а?!

— Да куда мне, старику, до неё! Чиччолина раз в месяц даёт, и то – за счастье. Да и стервоза Цыганка твоя редкостная, с ней не забалуешь. Если уж такому красавцу как ты отказала, то мне там и ловить нечего.

— Да брось, Иваныч, прибедняться, ты ещё мужик ого-го! Мне Чиччолина всё про тебя рассказала, старый ты извращенец!

Иваныч в ответ лишь хитро улыбнулся и разгладил усы.

— Слушай, Иваныч, а говорят, она с тётей Валей в нормальных отношениях. Есть у неё к Цыганке подход. Можно, говорят, как-то через неё подкатить.

— Да, это мысль, Максимка! Есть у Валечки одно секретное средство. Ты малый хороший, скажу ей, пожалуй, чтобы поделилась с тобой.

4. Тётя Валя

С тётей Валей, единственной во всём цехе, у Маши отношения были не то чтобы тёплыми, но сносными. И немудрено, ведь они жили в одном подъезде, на одной лестничной площадке. Маша даже дружила какое-то время с её внучатым племянником, Димой. И именно Валентина Александровна похлопотала, чтобы пристроить соседку на завод. Так что все свободное время Маша проводила у неё, в инструментальной кладовой, где её не так допекали назойливые ухажеры. Почти все считали их родственницами. Да и с кем, казалось, кроме родни, могла ужиться эта несносная Цыганка?

Валентина Александровна была работающей пенсионеркой и, как говорят в народе, "старой девой". Но всё её девство заключалось в том, что за почти что семьдесят лет жизни она не завела ни мужа, ни детей. А физиологически девственность она потеряла то ли в шестнадцать, то ли в семнадцать, то ли в четырнадцать лет. За давностью сроков и количеством мужчин, через которых она прошла, тремя абортами и лечением в кожно-венерологических клиниках, событие это стёрлось из памяти Валентины Александровны. Помнила только, что совратителем был слесарь из ЖЭКа, молодой и усатый, пришедший устранять течь, что никакой боли не было, а сразу было хорошо-хорошо, до искорок в юных голубых глазках и румянца на веснушчатых щёчках!

При всём своём распутстве и ветренности, Валечка с самого детства отличалась любовью к родственникам. И немудрено! Она была младшей дочерью в семье с пятью детьми, двумя, самыми старшими из детей, сёстрами и двумя братьями. И, как бы компенсирую бездетность Валентины, старшие братья и сёстры отличались завидной плодовитостью: на четверых семнадцать детей! Девять мальчиков и восемь девочек. Те, в свою очередь, наплодили своих деток. Так что теперь у Валентины Александровны было без счёта внучатых племянников и племянниц, которых она любила как родных внуков. Валентина часто оставляла их погостить в своей огромной трёхкомнотной квартире улучшенной планировки, осыпая родственной любовью и дорогими подарками. На каникулах у неё собиралась целая гурьба разновозрастных ребятишек; в квартире стоял шум, гам, царил беспорядок, но хозяйка никогда не жаловалась, а лишь умилялась детским шалостям.

Откуда, зададитесь вы законным вопросом, у простой советской девушки, одинокой, без влиятельной родни, пускай и умопомрачительной красавицы, уже к двадцати пяти годам завелось такое богатство, как отдельная, да ещё и такая большая, квартира? И не просто квартира, а дом – полная чаша, как говорят. Злые языки шептали, что путь к роскошной жизни пролегал между ног знойной девицы. Но мало ли было таких знойных девиц на просторах Советской Родины? Правильно, немало, но не все были так удачливы. Так что, кроме красоты, у Валентины был ещё один секрет.

Дело в том, что её бабушка, в деревне у которой она гостила каждое лето, была сельской знахаркой, колдуньей или попросту – ведьмой. И вот, в год, когда Валечке исполнилось восемнадцать, она в последний раз гостила у бабушки. Бабушка Глафира, прожившая, как судачили в деревне, сто двадцать лет, слегла, наконец, в постель, тяжело заболев в первый и, видимо, последний раз в жизни. Валечка, молодая, тогда ещё не особенно красивая, но сердобольная девушка стояла сейчас у постели бабушки и держала её за руку. От бабушки, тепло укутанной, несмотря на лето, отчего-то не воняло типичными старушачьими запахами: мочой, лекарствами, прахом и тленом. От неё пахло хвоей, лесными травами, мёдом и чем-то ещё, неуловимым и тонким. Чем-то сокровенным и тайным, с чем Валечке ещё предстоит познакомиться ближе.

— Детка, я умираю, – шепнула бабушка, но губы её даже не дрогнули. Казалось, говорила не она, а голос этот исходил из самого нутра.

— Нет, бабуля, что ты, нет! – слёзы, не просясь, брызнули из глаз девушки и покатились по бледным щекам. Валя не стала их отирать, чтобы бабушка не заметила.

— Да, родная, да. Костлявая пришла, наконец, и за мной. Но есть у меня для тебя последний кровный подарок.

Валя стояла молча.

— Видишь вон тот комод?

— Вижу.

— Вот тебе ключ, – Глафира протянула внучке маленький серебряный ключик, отцепив от цепочки, с места, где обычно носят нательный крестик, – открой его.

Валя послушно сделала как велено. На замок запиралась только верхняя полка. Валя ни разу не видела, чтобы бабушка её открывала, но, судя по отсутствию пыли и ржавчины в замочной скважине, делала она это часто, только тайно, чтобы никто не видел.

— Открывай, чего стоишь.

Валя выдвинула полку и в нос ей ударил тот самый сокровенный запах, чем-то напоминавший церковный ладан, но тоньше и приятнее.

— Видишь книгу?

— Да.

— Возьми её и подойди ко мне.

Валя взяла старинную, даже древнюю, большую, толстую и тяжёлую книгу в кожаном переплёте двумя руками, прижала к впалой груди и вернулась к ложу умирающей.

— Это мой тебе подарок, родная, мой травник. Храни его пуще самого ценного сокровища, читай, изучай, и жизнь твоя будет долгой и счастливой. Но читай одна, никому его не показывай, храни его как самую страшную тайну, как самый сокровенный секрет! – повысила вдруг голос бабушка, и глаза её блеснули молодым огнём.

— Хорошо, бабуля, – и Валя ещё крепче прижала книгу к сердцу.

— А я всё, прощай…

И старая ведьма Глафира, видавшая на своём веку ещё царствование Ивана Грозного, испустила дух.

…

И жизнь у Вали после знакомства с бабушкиной книгой действительно наладилась. Невзрачная девушка, "серая мышка", как говорят в народе, работавшая уборщицей в рыбном магазине и спавшая за шоколадку или просто "за так" с кем попало, вдруг превратилась в королеву красоты, мечту каждого встречного мужчины. От влиятельных поклонников не было отбоя; пошли дорогие подарки, поездки за границу (Польша, Румыния, Болгария!), большая квартира в новостройке вне очереди.

Но годы берут своё, и из молодой, яркой, сводящей с ума умопомрачительной красавицы Валя сначала превратилась в просто интересную женщину, потом в даму бальзаковского возраста, и, в конце концов, в старую деву преклонных лет. Но почему-то ей в этой роли было даже уютней. Спокойней как-то жилось без приставучих ухажеров, без надоедливых ночных звонков, без постоянных домогательств. Чтобы занять себя чем-то, пристроилась на непыльную низкооплачиваемую работёнку, а жила на богатые накопления, оставшиеся от прежних бурных лет.

Теперь она больше любила возиться с комнатными растениями, волнистыми попугайчиками и внучатыми племянниками, которыми щедро одарила её родня.

С одним из них, Митенькой, внуком самой старшей сестры Елены, имела непростые отношения Машенька Соловьёва, тогда ещё пятнадцатилетний капризный подросток. Митя был жутко ревнив, драчлив и горяч, их отношения сопровождали постоянные крики, истерики и скандалы. Не раз его забирали в полицию и даже чуть не посадили за попытку растления, но дело, не без активного участия Валентины Александровны, замяли. Да и сама девчонка была не подарок! Тоже горячая, ревнивая, истеричная. Да ещё и динамщица! Так что, когда Митю забрали в армию, все во дворе вздохнули с облегчением. Маша тут же нашла себе нового парня – Павлика, мажора на белом "мерине", гламурного "полупокера", как прозвали его пацаны во дворе. Ему она и подарила свою девственность. А Диме, как она звала Митю, Маша даже на письма не отвечала и трубку, едва услышав его голос, бросала.

Дело-то житейское, молодое, понимала Валентина Александровна. Сошлись, разошлись, поскандалили, помирились – с кем не бывает. Сама по молодости не отличалась благонравием. Но за внука было обидно, хоть тот и не был ангелом. Так что горьковатый осадочек от этой истории на душе у неё остался.

…

Тётя Валя сидела в подсобке кладовой, когда к ней без стука ворвался Чёрная Мамба.

— Чего тебе, Пилипчук? Не частый ты тут гость. Если ты за Машкой, то её тут нет, в цеху она.

— Да я знаю, на крану она, опять со стропалями лает. Я, тёть Валь, от Иваныча. Звонил он?

— А, ясно. Звонил, как же. Сказал, чтобы ждала гостя. А вот и ты явился, не запылился.

— Так что, есть у тебя средство?

— Значит, хочешь Цыганку Бешеную отыметь?

— А то! Аж яйца пищат, как её вижу!

— Средство-то есть, но есть ли уверенность, что ты готов?

— Я-то? Я, тёть Валь, всегда готов!

— Смотри, она после этого мало что вспомнит, будет думать что это сон. Но если у тебя хватит ума снять процесс на фото или видео, как это модно сейчас, типа для подтверждения подвига, и показать ей, то память к девчонке вернётся. Если будешь глупить, можешь и на нары загреметь! С меня-то, сам знаешь, как с гуся вода, следы заметать я умею.

— Да что я, совсем дурак?! Всё будет шик – блеск, без сучка и задоринки!

— Ну, хорошо. Основа у меня всегда под рукой, но не хватает одного ингредиента.

— Какого?

— Частички её самой.

— Чего-о-о?!

— Да не паникуй, не придётся ей пальцы отрезать. Достаточно одного локона.

— Чаво-чаво?

— Локона, дерёвня! Прядь волос.

— А-а-а… Ясно. Так и говори: пучок волос. А чего ты сама не отрежешь? Она же у тебя всё время ошивается.

— А оно мне надо? Кто тут коварный соблазнитель, ты или я? У кого тут бутылка коньяка дорогого пропадает?

— Проболталась-таки Чиччолина…

— А ты сомневался? Да весь цех уже в курсе вашего пари.

— Вот ведь сука болтливая!

— А то ты не знал.

— Ладно, будут тебе волосы. Придётся эту курву колченогую просить…

Мамба резко развернулся на месте, как учили в армии, и, не прощаясь, покинул кладовку.

— Дверь за собой закрой, соблазнитель хренов!

5. Никита

Никита, как всегда, залипал в тик-токе, пока оба его станка с ЧПУ работали, когда к нему разбитной походкой "подплыла" Чиччолина.

— Привет, красавчик! – гаркнула она и хлопнула парня по плечу.

— Ай, сука, бля, чего пугаешь?!

— Не боись, свои.

— Чего хотела? – с явно недовольным видом проворчал Никита. Хотя в целом он относился к ней, как к крановщице и женщине, неплохо, Никита был одним из немногих, брезговавших ебать Чиччолину. Парень в свои двадцать лет отличался паталогической чистоплотностью когда дело касалось полового вопроса. Кожвензаболеваний боялся пуще огня! Даже Настю – девушку свою, считай – невесту, пользовал только в резинке, а если и случались случайные интрижки, то надевал два гондона. Но с Чиччолиной, как он утверждал, и трёх было мало, в чём был недалёк от истины. Чиччолина же давно мечтала отведать его крепкого молодого херца, но безуспешно.

— Вот, подгончик для тебя, бери.

— Это чё ещё?

— Цыганку Бешеную выебать хочешь?

— Спрашиваешь! Её тут все хотят! Да только отшивает она всех лихо! Я и забыл уже про неё мечтать.

— А теперь вспомнишь. Бери это и неси к тёть Вале, и Цыганка – твоя. Тут Мамба на неё претендует, но я решила его обломать. Совсем с этой курвой толстожопой меня забыл, так что хер ему по всему ебальнику, а не Цыганка! Да и коньячку хорошего попью на халяву…

Никита всё так же с недоверием смотрел на свёрнутый носовой платок, который ему протягивала Чиччолина, но не делал никаких попыток его взять.

— Да не ссы, чистый он, без соплей. Знаю я, какой ты чистоплюй. Бери, кому говорят!

— Нездоровая всё это хуйня какая-то.

Но всё же, как бы нехотя, взял свёрток двумя пальцами и двинулся в сторону инструментальной кладовой. До него тоже доходили слухи о том, что тётя Валя то ли знахарка, то ли ведьма. Вроде даже помогала кому-то когда-то чем-то. И, хотя ко всем этим сплетням он относился скептически, всё же хотел проверить её возможности. На полпути он обернулся и, убедившись, что Чиччолина за ним не следит, свернул в термичку.

6. Остальная Пиздобратия

В курилке сидело трое: уже знакомые нам Вася и Колян, а с ними фрезеровщик Серёга Фомин, или просто Фома. Они, как обычно, смолили свои дешёвые цигарки и трепались о том – о сём.

Мимо них, по направлению из термички в сторону кладовки, чем-то явно взбудораженные, быстрым шагом, едва ли не бегом, проскочили Максим и Никита.

— Опять эти озабоченные бегают, – хмыкнул Вася, – всё Цыганку задуть мечтают. А её уже с понедельника тут не будет. Так что прилетит к ним птица обломинго. Придётся Чёрной Мамбе и дальше душить свою одноглазую чёрную мамбу.

— Это да-а-а… – многозначительно добавил Колян.

— А чё, мужики, – встрял в беседу Фома, – вы бы сами ей не засадили? Девка-то, сразу видно, с огоньком!

Фома хоть и был постарше обоих токарей, но бухал поменьше и выглядел получше.

— Да ты чё, я свой хуй не на помойке нашёл! – Вася сморщил и без того мятую физиономию, – Да и моя Катюха мне дороже всех баб на свете!

Остальные дружно заржали, а Колян закашлялся и смачно отхаркался мимо урны.

— Насмешил, Васянь, ох, насмешил! Давно так не смеялся! Так и скажи, что не стоит твой стручок уже!

— Да ты охуел! Да у меня трое сыновей!

— Э-э-э! Да когда это было? Старшему сколько, восемнадцать?

— Девятнадцать… В армии служит…

— Вот-вот! Вы, женатики, все уже импотенты к сорока годам. Не то, что мы, холостяки! Да, Серёг?

— Ага! – согласился Фома. Хотя сам был когда-то женат и имел взрослую дочь.

Вася надул губы, нервно выкинул окурок и вышел из курилки.

— Сдаётся мне, Колян, что-то эти гаврики с тётей Валей насчёт Бешеной Цыганки замутили. Пойдём, пробьем обстановку?

— А чё теряться, пойдём!

7. Йогурты

В конце смены Маша, как обычно, просиживала свой аппетитный зад в коморке тёти Вали и с аппетитом уплетала клубничный йогурт. Пятую баночку за смену.

— Ну что, родная, вот и подходит к концу последний твой день на заводе.

— Угу-м-м-м… – не переставая есть йогурт ответила Маша.

— Волнуешься перед экзаменами?

— А чего там волноваться? Всё уже проплачено. Диплом, считай, в кармане.

— Ну, и слава Богу! Надоел тебе наш завод?

— Ой, и не говорите, теть Валь! Достали уже эти мужланы! Липнут как репьи, проходу от них нет никакого! Куда им до моего Павлика! Задолбалась уже отшивать этих идиотов!

— И то верно. Твой Павлик – золото, а не парень. Ну, теперь всё, закончились твои мучения.

— Угу-м-м-м…

— Скоро у вас свадьба?

— Угу-м-м-м… Надеюсь. Буду теперь не Машка Соловьёва, а Мария Демурия!

— Красиво звучит! Это грузинская фамилия?

— Да, от деда досталась. Грузин он только на четверть.

— Ну да, с виду и не скажешь, слишком светлый.

— Это он в мать пошёл.

— Бывает. А ты всё йогурты кушаешь и кушаешь. И не надоело?

— Нет, конечно! Они и вкусные, и полезные, и низкокаллорийные!

— А я тут приготовила кое-что, специально для тебя, по бабушкиному рецепту. Не йогурт, но похоже.

Тётя Валя достала из тумбочки и поставила на стол небольшую стеклянную баночку необычной формы, явно старинную, из тёмного стекла с какой-то густой массой.

— А вы сами пробовали?

— Конечно! Видела, какой я в молодости была?

— Да, вы показывали альбом. Всегда завидовала вашей красоте!

— И ты краше станешь после моего средства. Всё благодаря тайному ингредиенту, который я и сюда добавила. На вот, понюхай.

Маша открутила крышку и понюхала. Пахло необычно, но приятно. Запах чем-то напоминал ладан, но был чуть более мягким и приятным. Маша слышала про тётю Валю всякое, что она колдунья, но сама ничего дурного от неё никогда не видела, так что относилась к этим слухам с сарказмом. Даже, как казалось Маше, неприятный момент с Митей не нарушил их тёплых отношений.

— Ты кушай, не стесняйся. Специально для тебя готовила. Прощальный подарок, так сказать.

Маша взяла ложечку и попробовала чуть-чуть. Вкус был приятный, напоминал абрикосовую творожную массу, но более терпкую.

— Ну, как тебе?

— Вкусно!

— Ешь до дна. Я тебя потом тоже научу готовить.

Маша с удовольствием поглотила творожистую массу и облизнула ложку.

— М-м-м, вкуснотень! Спасибо большое!

— На здоровье! Хочешь, и тебя научу готовить?

— Да, можно…

И тут на Машу внезапно, словно лавина, обрушилась дикая усталость. Веки её отяжелели, глаза сами стали слипаться.

— Устала, детка? Да ты приляг на кушетке, отдохни.

— Нет, я…

— Приляг, приляг, я тебе помогу. Вот так, ложись, поспи немного…

…

Когда Маша очнулась, она не сразу поняла где находится. Крашеные зелёной масляной краской стены, паутина в углах, два стула, стол, тумбочка, раковина, старенькие сломанные часы, календарь с щенятами, даже пятно от чая на потолке: всё говорило о том, что это каморка тёти Вали. Не хватало только самой хозяйки. Маша лежала на боку и не могла пошевелиться, но её это обстоятельство отчего-то совершенно не беспокоило.

В помещении было что-то явно лишнее. Точнее, Кто-то. Стоит, стенку подпирает, смотрит на Машу и ехидно улыбается.

Чёрная Мамба!

— Проснулась, красавица! Как ощущения?

Маша хотела послать его куда подальше, но вместо этого, помимо воли, лишь невнятно, заикаясь, промямлила:

— Н-н-нор-р-мально…

— Да ты присядь, чего лежишь как полено.

Девушка послушно, как прилежная ученица, села на край кушетки, скрестив ноги и положив руки на колени.

— Тебя парень будет ждать после работы? 

— Да, у нас назначено свидание. 

— Возьми телефон, позвони ему и скажи, что сегодня не сможешь. 

Маша без промедления сделала как велели и положила телефон в верхний карман робы. Теперь она снова сидела в позе примерной ученицы и преданно смотрела большими телячьими глазами на Максима. 

— Молодец, послушная девочка. А теперь раздвинь ножки, не стесняйся, тут все свои. Шире. Ещё шире. Вот так, хорошо!

Маше было дико стыдно, но она ничего могла поделать. Тело её не слушалось, а слушалось приказов этой наглой мрази.

Вошёл Никита (видимо, подумала Маша, он всё время стоял в кладовке и слушал их разговор) и с порога засюсюкал:

— А что это такое с нашей малышкой? Малышка обсикалась?

Маша опустила глаза и обомлела: на брюках, на самом сокровенном месте, расползалось большое мокрое пятно. А между ног, тем временем, у неё творилось что-то невообразимое! Она представляла, как сейчас разбухли и покраснели её половые органы! Смазка просачивалась сквозь брюки и тягучими каплями капала на пол. Там, внутри, пылал безудержный пожар! И этот пожар требовалось незамедлительно потушить!

Маше хотелось об этом кричать во всю глотку! Визжать!! РЕВЕТЬ!!! Но она не могла и лишь тихонько заплакала от отчаяния.

— Ай-яй-яй, такая большая, а такая неряха! И не стыдно тебе?

— Стыдно…

Слёзы градом катились по Машиному лицу и падали на куртку в районе груди.

— Ну вот, вся обмочилась! Снимай штаны, быстро! Да не суетись, разуйся сначала. И встань с кровати.

Маша впопыхах разулась и стянула штаны. От излишней спешки одна из пуговиц оторвалась от ширинки и закатилась в угол.

— Теперь трусы.

Маша, не раздумывая, стянула чёрные кружевные трусы – подарок от Павлика. Теперь она стояла по стойке смирно, голая снизу. Никогда ещё в жизни ей не было так стыдно! Но и никогда в жизни она не испытывала такого испепеляющего жара внутри, такого дикого, животного желания! Ей хотелось и провалиться сквозь землю от стыда и, одновременно с этим, чтобы её трахали, трахали, нет – ТРА-!-ХА-!-ЛИ!!! во все щели, а ещё лучше – во все щели одновременно! Она едва не падала в обморок от распирающих чувств, от отчаянного бессилия что-то сделать по своей воле!

— Ого, да у неё там настоящие джунгли!

— Да, как-будто лет тридцать назад! Щас же все девки, да и мужики некоторые, скоблят дочиста!

— И загорает, похоже, не в стрингах. Жопой повернись, посмотрим.

На упитанной гладкой заднице чётко виднелись следы от купальника.

— Ух, ты, какая жопа белая!

— Ага! А ты говоришь – чурка нерусская!

— Я русская!

— Ебальник завали!

— Ты гляди, труханы носит, как у бабки! Твоему ёбарю такое нравится?

— Да. Бельё он мне выбирает. Оно очень дорогое!

— Но всё равно стрёмное. Старомодное какое-то, как в порнухе восьмидесятых. И купальник он выбирал?

— Да.

— Еблан какой-то, такую красоту прячет. Давай, верх показывай.

Наружная дверь вдруг хлопнула и спустя несколько секунд в тесное помещение вломились ещё двое: слегка поддатый Фома и пьяный в говнину Колян. Маша как раз начала стягивать куртку через голову, но при виде новеньких остановилась.

Глядя на эту картину как бы со стороны, Маша вдруг осознала, что это просто сон, грёза, иллюзия. Вот стоит она – голая снизу, задрав куртку, а на неё смотрят во все глаза четверо мужиков. Ну конечно же! Такого в реальности никак не могло происходить! Чтобы она, девушка строгих, – нет! – строжайших правил, верная подруга и будущая супруга своего единственного на всю жизнь мужчины, вдруг в здравом уме начала вытворять ТАКОЕ! Только не она! Возможно, какая-нибудь дешёвка, подстилка, вроде Людки – Чиччолины, но не она, не Машенька Соловьёва – образец для поведения всех девчонок во дворе, в школе, а теперь и в колледже! Да она за подобные взгляды этим мужикам глаза бы выцарапала! Точно, это лишь сон, жуткий сексуальный кошмар, а вовсе не реальность. И ещё она откуда-то поняла, что если будет беспрекословно делать всё то, что этот сон повелит, то он закончится хорошо. А если нет, то произойдет нечто страшное и непоправимое. Она не знала, что именно, но выяснять не хотелось. Так что девушка решила твёрдо придерживаться правил этого дурманящего сна, так похожего на реальность. От внезапного осознания того, что на самом деле происходит, ей стало намного легче и она решила, наконец, расслабиться и играть по правилам этого страшного, но дико возбуждающего сна.

— Заебись мы пришли, вовремя! – Фома аж присвистнул от восторга.

— Ага! Уже лох-х-хматку огол-лила, готова к ебле! К-кто тут кр-р-райний?

— Я точно – первый, – Никита недобро посмотрел на пьяную рожу токаря, – а дальше видно будет.

— А чё, после нас брезгуешь?

Никита промолчал, не желая вступать в перебранку с пьяным. Все знали, что Колян по пьяни – дурной. Хоть и дрищ-дрищом, еле на ногах стоит, но может и за нож схватиться. Не зря отмотал две ходки – двенадцать лет по лагерям.

Маша же застыла в нерешительности, задрав куртку до груди. Слушалась она только приказов Мамбы. И Мамба вдруг рявкнул на неё:

— Хуле остановилась? Продолжай!

С испуга она резко рванула куртку вверх, и из верхнего кармана выпал, к счастью – на кушетку, телефон.

Мамба протянул руку:

— Дай-ка его сюда. Разблокируй. Лифон снимай, чё тормозишь!

Маша, не расстёгивая, стянула чёрный, явно из комплекта к трусам, лифчик через голову. Большие упругие груди двумя загорелыми мячиками вывалились наружу. Каменно-твёрдые, тёмные, крупные соски дерзко торчали вперёд.

Фома от увиденного аж причмокнул. А Колян наигранно возмутился:

— Ты, это, крестик-то сними, блядища, не позорься!

Маша резко дернула рукой, порвала тонкую золотую цепочку и зашвырнула вместе с крестиком в раковину. Между прочим, это был подарок на восемнадцатилетие от любимого крестного!

— Ништяк сисяндры, даже лучше, чем я думал! – поддержал её комментарием Мамба и сделал несколько снимков на изъятый у девушки телефон.

— Ага! И загорелые. Без лифчика загораешь, что ли?

— Да, в солярии.

— Потряси ими.

Маша потрясла плечами и сиськи в такт им весело запрыгали.

— А теперь возьми в руки. Подними. Оближи соски.

Девушка сделала как велели.

— Ништяк!

— Ага!

— Заебись!

— Твой тебя между сисек ебёт?

— Нет.

— Бля, он точно – ебанутый! Я бы тебя между ними ебал и ебал, и кончал на них тоже! – и Фома снова причмокнул, ещё громче.

— Ничего, сегодня выебешь, – поддержал его Мамба, – а ты, шваль, сядь на постель и раздвинь ноги. Руками помоги. Шире! Ещё шире!

Маша села, как приказано, на кушетку и широко, насколько возможно, взявшись руками за колени, развела ноги в сторону. Никита от открывшегося зрелища аж присвистнул!

— Ты только погляди, какие у ней брухли большие! Как у настоящей шлюхи! Секель у шалавы дребезжит, а ломалается, как целка!

— Ага, набухли и свисают как у лошади! Да ты посмотри как эта блядина потекла! Там целая река!

Говорили в основном Мамба и Никита. Фома с Коляном молча пялились и пускали слюни, будто боясь спугнуть свою удачу!

Парни так бесстыже говорили о Машиных срамных половых губах, а точнее – губищах, и так отличавшихся непомерно большими размерами, а сейчас, перевозбуждённые, они налились кровью, потемнели, разбухли, набрякли и расползлись в стороны, открывая вход в истекающее жаркими соками отверстие влагалища. Плюс – клитор вульгарным пурпурным бугром на несколько сантиметров торчал сверху них, словно микрочленик. Казалось, что было видно, как он пульсирует от возбуждения! Маша всегда стеснялась этой своей физиологической особенности, поэтому и не брилась между ног, надеясь, что сквозь гущу чёрных кудряшек губы и клитор будут не так заметны. И действительно, когда ноги были сомкнуты и она не была возбуждена, то это помогало. Но сейчас был не тот случай. Сейчас весь вид текущей, бордовой, пульсирующей вульвы говорил о готовности девушки к долгому и страстному сношению с множеством крепких членов!

— Вся заросла, да ещё и мокрющая. Она хоть подмывается? – засомневался Никита.

— Да вроде не воняет ничем. Волосы ещё не означают грязь, – и Мамба потрепал Никиту за сальную гриву, как бы в доказательство, – Хочешь, поближе понюхай, – с сарказмом хмыкнул он.

— Ты больной что ли?! Сам нюхай! Полижи ещё! Я тебе не пиздолиз!

— Да угомонись ты! Давай, вставляй ей уже. Видишь, сучка вся течёт, кобеля просит!

И действительно, на кушетке, прямо под блестящим от влаги задом Цыганки, уже образовалась приличная лужица. Излишки влаги стекали с кушетки и беззвучно орошали бетонный пол.

— Да, начнём, пожалуй.

Никита расстегнул ширинку и приспустил штаны. Неспеша, основательно натянул на торчащий колом член презерватив, а сверху ещё один. Спустил штаны до колен и пристроился между ног девушки.

Член его не выделялся ни габаритами, ни формой, а был вполне себе обычный, среднестатистический. Но когда этот член проскользнул внутрь Маши, девушка издала протяжный стон, настолько безграничным было её удовольствие! Никогда ещё она так бурно не кончала, а тем более от одной единственной фрикции!

— Да у неё там не пизда, а колодец! Ничего не чувствую!

— Ты бы ещё десять гондонов нацепил! Еби давай, или проваливай! Мужики ждут!

Никита что-то пробурчал под нос, но начал ритмично двигать тазом, всё ускоряясь. Маша во все глаза смотрела, как его светловолосый лобок всё чаще и чаще соприкасается с её чёрными зарослями, а потом вновь появляется лоснящийся от влаги ствол и испытывала дичайшую смесь стыда и похоти. Каждая фрикция отзывалась в её изнемогающем теле будто ударом молнии, и молния это била восхитительно! Маша буквально рычала от неземного наслаждения! Это не шло ни в какое сравнение с тем скучным, нудным процессом, каким она занималась с женихом! Это был космос!

Никита вдруг остановился и задал, как показалось, неуместным вопрос:

— Любишь йогурт, детка?

— Да, обожаю.

— Так я сейчас тебя покормлю сладеньким йогуртиком, такого вкусного ты ещё не пробовала! Открой рот и закрой глаза, сейчас будет угощение!

После этих слов Никита резко выдернул член из хлюпающей Машиной пиздёнки, от чего та смачно чавкнула, будто не желая отпускать столь дорогого гостя, сорвал с него обе резинки и выстрелил густой белой жидкостью девушке в лицо. Спермы было много, даже чересчур! Она залила девчонке всё лицо, только часть её попала в жадно открытый рот.

— Ну как, вкусно? – усмехнулся Никита.

Маша хотела послать его на хуй и плюнуть его же спермой ему в лицо, в ярости от того, что он прервал такой приятный процесс, но вместо этого, опять повинуясь наваждению, с улыбкой проговорила:

— Да, очень! – при этих словах она с блядской улыбкой собирала белесые сгустки с лица и отправляла в рот, жадно глотая. Странно, но вкус ей даже нравился. Во рту и даже в горле от спермы разливалось тепло. Чувство чем-то напоминало слабое сексуальное удовольствие. Маша никогда не слышала, что во рту есть эрогенные зоны. Но чего только во сне не померещится!

— С сисек не забудь собрать.

Маша послушно вытерла груди и отправила сперму в рот, глотая. Вкус спермы ей нравился всё больше и больше. И почему она раньше её не глотала? Ну конечно, Павлик ведь всегда кончал ей в киску, желая как можно скорее получить наследника.

— Никитос, ну нахуя так делать, всю девку нам зафаршмачил! Не последний же ебешь! – возмутился Мамба.

— Ничё не зафаршмачил, она и так шмара конченая. На вот, вытрись, блядина, – Никита протянул Маше грязное вафельное полотенце и та послушно обтерлась.

Никита же быстро оделся и убежал, не прощаясь, на свидание со своей подружкой, стараясь не слушать, как Маша умоляет его остаться и угостить ещё порцией йогурта.

— Ну что, кто следующий? – вдруг сказала, нет, даже выкрикнула Маша, сама того не ожидая.

— Р-р-раком вставай, – прорычал Колян.

Девушка послушно исполнила приказ, прогнула спину и завиляла задом, приглашая нового бойца.

Колян стянул штаны, обнажив худые бледные ноги. Трусов он под спецовкой не носил.

— Гондон не забудь!

— Не учи учёного, Мамба!

Но презерватив никак не хотел налезать на вялый орган.

— За щеку ей дай, пускай поднимает.

Колян пристроился у лица девушки и скомандовал:

— Сосать!

Надо сказать, что мужичок не отличался чистоплотностью. От его члена несло мочой, застарелым потом, алкоголем и табаком, но Маше он был сейчас слаще любого, самого изысканного аромата из коллекции лучших парфюмеров! Ведь это был запах мужчины – а ни о чём, кроме мужчин и их членов, она думать сейчас не могла!

Она с аппетитом заглотила довольно крупную головку и принялась жадно, с причмокиванием, сосать.

— Рукой помогай! Да, вот так, другое дело!

Его горьковато-плесневело-соленый вкус казался ей слаще всего на свете! Будто сочнейший Чупа-чупс, а не вонючий хер алкоголика. Сейчас она готова была отсосать даже у бомжа, а лучше – у нескольких сразу! Во рту разливалось приятное тепло, язык будто превратился во второй клитор. Маша опять кончила, но оргазм шёл не из вагины, а изо рта! Вот это сон, так сон! Она никогда бы в такое не поверила, если бы сама только что не испытала!

Колян выдернул вставший член из плотно сжатых губ.

— Ишь, какая сосалка, выпускать не хочет!

— Не хочу! Коленька, любимый, выеби меня в рот!

— Хорош! Щас тебя Фома в рот ебать будет, а я пиздятинки хочу!

— Да-да, мальчики, дорогие, выебите меня в два ствола, и пожестче!

Фому дважды просить не пришлось. Он уже расчехлил своего твёрдого, как камень, бойца и занял место токаря. Для начала он, как и обещал, сжал потные Машины сиськи и потрахал недолго между ними, а потом вставил практикантке в жадно распахнутый рот. Колян же, тем временем, надел резинку, обошёл девчонку сзади и начал сношать в текущую мохнатую щель, крепко держась за могучую, аппетитно оттопыренную задницу.

Мамба азартно фиксировал всё происходящее на фото. Как красивая молодая девчонка стоит раком, сзади над ней пыхтит, крепко вцепившись в лоснящиеся ягодицы, щуплый мужичок – Колян, а спереди в лицо ей упирается пивной животик Фомы. Фома взял Машу за уши и стал размашисто, на всю длину приличных размеров члена ебать в рот. Его волосатый живот бился ей об лицо, но девушка улыбалась, пускала слюни и издавала низкие, гортанные звуки:

— Гы-р-р-ры-м-м-м-п-ф-ф-ф!.. Гы-р-р-ры-м-м-м-п-ф-ф-ф!.. Гы-р-р-ры-м-м-м-п-ф-ф-ф!..

Её сиськи при этом бешено раскачивались и смачно шлепали по волосатым бёдрам Фомы.

Долго этой бешеной скачки мужчины не выдержали и почти одновременно начали кончать.

Колян тонко засипел, закрыв глаза, вышел из девушки и с оттягом, звонко влепил пятерней по заднице. Маша глухо охнула в ответ.

Фома же утробно зарычал, с силой вдавил в живот Машино лицо так, что её язык "приклеился" к яйцам и стал спускать ей в глотку. Когда он высвободил её, Маша тяжело и хрипло задышала, а с висящего языка потекла слюна вперемешку со спермой.

— Ты нам кровать не запачкай!

Она нагнулась и тщательно слизала эту смесь с постели. Глаза её выражали отрешенность и наслаждение.

— Тебе бы в порно сниматься!

— Да, хочу, очень хочу в порно! – голос её слегка охрип от непривычной работы ртом.

— Чтобы тебя драла толпа здоровенных негров во все дырки?

— Да, хочу, хочу!

— Тогда на арену выходит Чёрная Мамба!

Когда он извлек свой агрегат, Маша с восхищением воскликнула:

— Ого, какой огромный! Даже больше, чем у Павлика!

— Хочешь его, малыш?

— Конечно! Затолкай его в меня по самые помидоры!

— Окей!

Максим разложил девчонку "звездой", пристроился между загорелых плотных ног, закинул их на плечи и вставил в мокрющую дыру свой шланг. Несмотря на внушительные размеры, он нырнул туда, как родной, без малейшего сопротивления, провалившись резко и полностью. Мамбе ещё ни разу не попадались такие бездонные и скользкие дыры. И это его дико заводило!

Маша же прогнулась дугой и заверещала, словно раненая:

— О-о-о-о-о-х! Блядь! Как же охуенно!!!

Максим вытащил свою колбасу обратно и вновь загнал до упора. Маша в ответ задрожала и сжала его шею ногами. Она снова кончала. Хотя и без этого её оргазм, казалось, был бесконечным!

— Нравится, детка?

— Да, милый, да! Трахай меня, трахай! Ещё! Ещё! Да! Да! Еби! Еби меня глубже, сильнее, жёстче!

Колян опять наигранно возмутился:

— А как же жених твой?

— Да пошёл он на хуй, пидорас! Я только вас люблю мальчики, только вас хочу!

— В рот хочешь?

— Да, да, хочу! Отвафлите меня как дворовую шлюху, как потаскуху, а потом выебите, отпердольте, порвите мою большую жопу! Прошу! Умоля-а-а-ю-у-у!!!

В рот ей уперся небольшой, но бошковитый, похожий на гриб, член Николая. Он на удивление быстро собрался для второго раунда! Маша с жадностью заглотила его и смачно, пуская слюни и мыча от удовольствия, начала сосать.

От ушей Фомы не утаилось предложение практикантки.

— Ну чё, Колян, может, присунешь ей в жопень? Вон, как просит!

— Ты чё, Фома, говномеса во мне увидел?! Да за такое на зоне на пику садят!

— Да иди ты нахер со своей ёбаной зоной! Заебал уже со своими тупыми "понятиями"!

— Да ты не ох-хуел?! Да я тебя за так-кие с-слова!

Николай вновь, с чмоком, выдернул член изо рта, (а Маша вновь с сожалением его отпустила) и с красными глазами, сжав кулаки, бросился на Фому. Но оступился и упал на пол. И тут же захрапел, удивительно громко для такого небольшого человека.

— Фома, ну нахера ты его спровоцировал?! – Максим не переставал при этом долбить хлюпающую и стонущую девчонку и мять её сиськи.

— Я?! Да он заёб уже пальцы гнуть и быковать!

— Бери его за шкирбон и тащи отсюда!

— Ладно, хуй с ним. Оставлю вас наедине. Один хер настроение испорчено…

Фома кое-как одел Коляна и, взяв под мышки, потащил к выходу. Мамба и Маша остались одни.

Убедившись в этом, Максим снял презерватив, и, сделав несколько глубоких фрикций, стал изливать своё семя в девчонку. Он при этом хрипло рычал, а Маша визжала, зажав ладонью рот. Мамба всё долбил и долбил её нутро, а сперма всё фонтанировала и фонтанировала внутри неё! Наконец, поток спермы иссяк, но член и не думал падать и Максим продолжал с хлюпаньем и чавканьем сношать практикантку. Спустя пару минут он снова излился внутрь. На волосах вокруг влагалища и лобке Мамбы от спермы уже образовалась пена. А член всё не падал! Максим поставил девчонку раком и задрал зад повыше. Маша уже не шумела, а тихо выла, упав лицом на постель, уперев руками край кушетки и закатив глаза. Её бил озноб. Силы, казалось, покидали её тело.

Кончив в третий раз, член, наконец, стал увядать. Максим извлёк его наружу и посмотрел на свою работу. Красная, незакрывающаяся дыра в обрамлении чёрных, в пене, зарослей, из неё вытекает густая мутная жидкость и стекает по ляжкам. Сама девчонка, задрав задницу, тихо бормочет что-то бессвязное в скомканное покрывало.

— Ты это, умойся хоть, – сжалился он над ней.

Машя вяло встала и на ватных ногах подошла к умывальнику и открыла кран. Раковина располагалась слишком низко и, чтобы умыться и попить воды, девушке пришлось нагнуться. При этом зад её оттопырился, а ноги она для удобства немного расставила.

Мамба невольно залюбовался её круглым, белым, соблазнительно выпяченным задом. Он вспомнил про ещё одну, нераспечатанную пока дырочку, и его змей от мыслей о ней снова начал подниматься. Маша закончила водные процедуры и хотела встать прямо, но Мамба остановил её:

— Постой пока так. Я тебе ещё кое-что приятное сделаю.

Маша молча повиновалась. Сил, чтобы кривляться и умолять, у неё не оставалось.

Парень подошёл к ней сзади положил руки на ягодицы и широко развёл их. Вся промежность, включая анус, блестела от влаги. Максим послюнявил средний палец и приставил к слегка приоткрытому, слегка пульсирующему – словно зовущему вглубь, анальному отверстию. Но его смазка была излишней, вся промежность и так блестящая от выделений. 

Едва он вставил одну фалангу, внутри будто сработал насос и его палец втянулся внутрь полностью, а девчонка хрипло прошептала:

— Ещё-о-о… 

Безымянный и мизинец тут же присоединились к среднему, а затем и и указательный. Все они, как и первый раз, легко засасывались внутрь, и вот он уже вращательными движениями четырёх пальцев разминал податливый зад Маши, а та подмахивала в ответ. Макс был в шоке! Каждый его палец был толщиной с сосиску, а вся ладонь отличалась поистине могучими размерами. Жене он едва мог вставить один палец, и то, та ныла в ответ что больно, а тут сразу четыре и чувствовалось, что это не предел! Мамба понял, что без зелья тут не обошлось. Но пока он боялся на последний решительный шаг – отфистить эту жопу кулаком. Опасался порвать. Но напрасно. Зелье сделало своё дело, и теперь предел Машиной жопы ограничивался шириной таза, а таз был весьма широким. А ещё Макс удивился внутренней чистоте девчонки и тоже списал это на действие препарата, но тут он ошибся. Маша знала, что после работы её Павлик будет опять нещадно драть её в жопу своей немаленькой дубиной, а потому, во избежание сюрпризов, заранее прочистилась и ела только йогурт. 

— Ещё! – вдруг потребовала она. 

И Макс решился. Он вынул пальцы из очка, сделал ладонь лодочкой и надавил. И вся его ладонь легко провалилась внутрь! Маша завыла и затряслась, из пизды брызнуло на руку Мамбы – она вновь бурно кончала!

Шокированный, парень выдернул со смешным пердящим звуком руку, сжал её в кулак и надавил. Анус оказал небольшое сопротивление, но довольно легко пропустил кулак внутрь. Немного повращав рукой внутри влажной горячей дырки Макс опять вышел наружу. Очко вновь издало громкий пердящий звук. 

Парень с удивлением осмотрел свой могучий, блестящий от влаги кулак и опять вогнал его внутрь. Маша заверещала:

— Да-да, глубже! Загони её по локоть! Порви мою жопу! 

Нет, это для парня был перебор. Он продолжил долбить задницу девчонки кулаком, но слишком глубоко входить не решался. Так можно и кишки порвать! 

— Тогда хуем выеби! Ну пожалуйста, миленький! Он у тебя такой большой! 

Макс в очередной раз вынул кулачище и нехотя залюбовался зияющими дырами практикантки. Подобное зрелище он раньше видел только на картинках, сделанных в фотошопе, но никогда не думал что узрит реально! 

Его дрын уже давно и бесповоротно стоял, и так же легко и бесповоротно провалился внутрь. На половине пути он сделал легкий изгиб и продолжил путь до конца и остановился, прислушиваясь к ощущениям. Его яйца теперь щекотали мокрые лобковые волосы стонущей девчонки. 

Самая опытная анальщица в его жизни – Чиччолина, могла принять его только наполовину, а тут он впервые ебал чью-то жопу на полную мощь! 

Стенки кишок вдруг начали сокращаться и сжимать член. Это было восхитительно! Девочка буквально доила его член, сжимая и разжимая, и крутила задом так, чтобы создать побольше трения. Наконец, она взмолилась:

— Ну же, не стой, еби, еби!..

— Как скажешь, детка!

И Макс начал яростно, размашисто ебать Машу в очко, а та нечленораздельно причитала:

— Ойбожемамочкисукасукаблянахуй… Сукасукасукабля-а-а-а-а… Уф! Уф! Уф! М-м-мам-м-мочки! Уф! Да! Сука! Уф! Да-а-а… 

Практикантку затрясло от вновь нахлынувшего оргазма, глаза её закатились и она потеряла сознание.

…

Очнулась Маша всё на той же кушетке, полностью одетая. Во всём теле ощущалась усталость и зудело между ног и задница немного саднила, как после ночи с Павликом, но в целом самочувствие было хорошим. Слава богу, что кошмарный сон закончился! В его реальность поверить было просто невозможно!

Тётя Валя сказала, что она проспала три часа, и что это от её средства побочные эффекты. Такое, как она утверждала, встречается редко и только с гиперсексуальными девушками.

— Сны снились похабные? – спросила с хитрой улыбкой кладовщица.

— Да, ужас просто! Хорошо, что это просто сон!

— Да уж, не надо было, пожалуй, угощать тебя. По тебе видно, что у тебя переизбыток сексуальной энергии, хоть и опыта мало.

— Мама не звонила?

— Звонила. Я ей всё объяснила, не волнуйся.

— Спасибо.

— И, чуть не забыла, Павлик тоже звонил. Сказал, что уезжает сегодня в срочную командировку.

— Надолго?

— На месяц вроде.

— Жаль. Хотела с ним вечер провести. Бельё новое надела.

— Успеется ещё, какие ваши годы. Ещё надоесть друг-другу успеете.

— Возможно. Но пока не надоели. Пойдём, может, уже домой?

— Да, вставай, пошли.

Маша вдруг вспомнила что-то и потрогала рукой ширинку. Все пуговицы были на месте. Потом просунула руку за воротник. Цепочка с крестиком тоже были там, где и всегда.

— Всё нормально? – озаботилась тётя Валя.

— Да, нормально.

…

Экзамен Маша сдала на "отлично" И получила заветную корочку. О странном сне она старалась не вспоминать, так как при каждом воспоминании трусики её можно было буквально выжимать. Паша, как назло, и вправду укатил на целый месяц за границу по делам отцовской фирмы и Маше приходилось удовлетворяться самой, то пальцами, то душем, а то и большим розовым дилдо, приобретенным через интернет-магазин.

Вообще, после того вечера девушка испытывала неутомимый сексуальный голод! Стоило ей увидеть постельную сцену в фильме, эротику или даже лёгкую обнажёнку, между ног у неё снова разгорался неистовый пожар! Сначала она списывала это на отсутствие Павлика, а потом – на гормональный фон из-за беременности.

Да, мечта их с Павликом сбывалась – Маша "понесла".

Чтобы отвлечься от постоянного зуда между ног, кроме мастурбации, она стала развлекать себя планированием свадьбы: Ницца, море, огромная яхта, шикарное алое платье, тысячи завистливых глаз, тамада из Камеди Клаб, на сцене Филипп Киркоров… Нет, лучше Николай Басков! Нет, Бузова! Нет, сразу все!

Когда Паша вернулся, наконец, из поездки и зашёл за Машей, та с порога бросилась ему на шею и стала страстно целовать в губы, щёки и глаза.

— Получилось, Пашенька, милый, у нас получилось!

— Что получилось, милая? Да слезь ты уже с меня!

— Я беременна! Срок – пять недель. Как раз, когда у нас с тобой последний раз был!

— Здорово! Прекрасно! Великолепно! Это надо отпраздновать! Сейчас же позвоню отцу, обрадую старика!

— Конечно, позвони. Когда свадьба?

— Чем раньше, тем лучше!

— Закатим пир на весь мир! Все девчонки умрут от зависти!

— Вообще-то я хотел скромную церемонию, только родня и самые близкие друзья. Человек тридцать, не больше. Отметим у меня на даче, в Сосновке, по-тихому.

— А как же Европа, яхта, Ольга Бузова? Я всегда мечтала о шикарной свадьбе с кучей гостей!

— Нет, только Сосновка, только самые близкие люди.

— И Дениска твой? – голос Маши вдруг стал ледяным.

— Что, Дениска? – насторожился Паша.

— Любовничка своего пригласишь, спрашиваю?!

— Что за бред? Денис мой лучший школьный друг!

— Не пизди! Читала я вашу переписку! Муси-пуси, хуй-сосуси! Он уже в школе твой хер заглатывать стал? Уже там его пердолить начал, а?! То-то ты так любишь меня в жопу ебать, голубок!

— Значит, так ты заговорила?

— Да, так! Или свадьба всем на зависть, или твой отец узнает о сыне кое-что новое! И вряд ли обрадуется!

— Ну, хорошо, за язык тебя никто не тянул.

Паша достал айфон и открыл сообщение месячной давности.

— На вот, смотри. Охуенно, правда? Так кто там, говоришь, отец твоего выблядка?!

0. Павлик

В тот злополучный, последний рабочий день для Марии Соловьёвой, её жених Павел сидел в кафе со своим лучшим другом Денисом и пил фруктовый смузи через трубочку.

Зазвонил его новенький айфон.

— Алё! Нет, так нет. Нет, не обижаюсь. Увидимся в другой раз. Пока, целую!

— Это кто ещё? – надул пухлые губы Денис.

— Да подруга. Типа невеста.

— Я ревную!

— Не говори ерунду.

— А родители в курсе наших отношений? – Денис улыбнулся своей белозубой голливудской улыбкой, сводившей Пашу с ума.

— Ты что, нет, конечно! Папаша, если узнает, убьёт нас обоих! Он тот ещё ханжа! Ты что, единственный сын, наследник, и вдруг – "пидор"!

Денис поморщился от слишком грубого слова.

— Фу, какая пошлость!

— А паяльник в жопу – не пошлость?! Папаша, дай бог ему здоровья и процветания его бизнесу, вырос в девяностых, так что про паяльник – это не фигуральное выражение! Не зря он в своё время "семёрик" "строгача" за тяжкие телесные с летальным исходом "топнул"! Ему наши "петушиные" дела вряд ли придутся по вкусу!

— И что же ты планируешь делать, – интонация Дениса с весёлой сменилась на хмурую и раздражённую. Ему никак не в радость была перспектива "жариться" не с парнем, а с паяльником.

— Сам как думаешь, что? Женюсь, конечно. Может, и на этой, что звонила, для прикрытия. Наделаю бате внучат, пускай нянчит и радуется на старости лет.

— Фу, какая банальщина!

— А ты как хотел? Легко, думаешь, нам, мажорам, как сыр в масле кататься? Или женись – или не сын ты мне. Его слова. Патриархат, хуле, традиционные ценности! Подозревает он что-то обо мне, так что тянуть никак нельзя.

— Мерзость! И что, нашёл уже себе свиноматку? – тон Дениса выражал крайнюю степень презрения.

— Да, есть одна на примете. Но пока не "залетит", не женюсь.

— Это та, что звонила только что?

— Да.

— И где ты её откопал?

— Не поверишь – просто на улице, на остановке. Еду себе мимо металлургического колледжа, а там кучкуется стайка пацанов, многие весьма симпотные. Сам знаешь, типаж такой пролетарский: суровые грубоватые лица, сильные руки, крепкие бёдра…

— Кажется, ты отвлекаешься.

— Да-да, извини, милый. В общем стоит среди них такая кобылка, сразу видно – колхозница. Сиськи – во! Жопень – во! Смазливая, лупоглазая, чернявая как цыганка. Папаша любит таких, да и мне самому нужна попроще, чтоб без гламура и выебонов. В общем, думаю так и торможу.

— А дальше что?

— Ничего. Покатал по городу, цветы, шампусик, ресторан. Сам знаешь, как эти лохудры провинциальные млеют и текут от такого.

— Трахал её?

— А как ещё, по-твоему, дети делаются? Конечно, трахал! Только вначале в очко её ебу, хоть она и не любит. Да мне похую, любит – не любит. Нравится, не нравится, терпи моя красавица! В общем, закрываю глаза и представляю, что на её месте парень, но потом, как подкатывает, гондон снимаю и кончаю в пизду. Когда раком ебёшь, почти не отличить.

— А сосёт хорошо?

— Нормально, на троечку, неглубоко, но без зубов хотя бы. Так-то она целкой до меня была, но сосать, видимо, уже пробовала.

— Ничего, научится ещё.

— С тобой в этом деле никто не сравнится!

— Хватит лести, малыш! А жопа у неё уже рабочая была?

— Я хэ-зэ, но думаю что вряд ли. Слишком кряхтит натужно, когда дымоход ей прочищаю.

— Немудрено, с твоей-то дубиной!

— Теперь Ты льстишь! Да, ещё вспомнил – она не бреется между ног, так что сходство с деревенском парнем максимальное.

— Любишь ты деревенщин!

— Что поделать, колхозники – моя слабость! Да, и самое главное чуть не забыл! Есть у неё одна физиологическая особенность, за которую я решил окончательно остановиться именно на ней. Там тако-о-ое! Не поверишь – просто отвал башки!

— Ну-ка, ну-ка, поподробнее!

— Прикинь, у неё клитор такой здоровенный, почти как маленький членик! И стоит во время ебли! Его даже сосать можно!

— Ух, ты, прикольно! Может, и мне дашь как-нибудь попробовать его пососать?

— Ты что, я же её ревновать буду!

Парни посмотрели друг – другу в глаза и не удержались: громко и весело засмеялись – нет! скорее заржали в голосину над Пашиной шуткой, так, что посетители кафе стали коситься на парочку "голубков".

Тут раздалось тренькание Пашиного айфона. Паша взял трубку, посмотрел на монитор, всё ещё вытирая слёзы веселья с глаз.

— А вот и моя ненаглядная телеграфирует. Так, что тут у нас? Ого! Вот это нихуя ж себе!

13. Развязочка

Паша достал айфон и открыл сообщение от Маши месячной давности.

— На вот, смотри. Охуенно, правда? Так кто там, говоришь, отец твоего выблядка?!

Маша смотрела в экран смартфона и события того вечера всплывали перед ней как наяву.

— Этот?!

На фото она полулежит, задрав ноги, вся красная и потная, а на ней сверху спина парня. Маша вцепилась в неё, не желая отпускать. Глаза её горят от похоти, она смотрит парню прямо в лицо. Его на фото не видно, но Маша знает, что лицо это принадлежит Никите.

— Или этот?!

Тут она стоит раком, вид сбоку. Сиськи болтаются и из-за этого слегка размыты, рот открыт и из него капает слюна. Смуглые, сильные руки широко развели сочные ягодицы, а между них торчит, исчезая в недрах лохматой и текущей вагины, смуглая колбаса члена.

— Чёрная Мамба… – Непроизвольно вырвалось у неё.

— Чё ещё за Мамба?!

— Ну, кличка у него такая.

— Я даже догадываюсь, почему. Змей у него даже побольше моего! Понравилось с таким большим ебаться?

— Нет…

— Не пизди! Видно же, что кайфуешь! Ты наркоты там обожралась, что ли? Со мной бревно-бревном, а тут вон как подмахиваешь!

— Они мне что-то в йогурт подсыпали…

— Только не надо из себя корчить жертву! Подсыпали – не подсыпали, или ты сама нахуярилась – не ебёт! Факт на лицо – ребёнок не от меня, а от одного из этих уёбков!

— Нет! От тебя!

— Может, пойдём, анализ ДНК сделаем, а? Что, не хочется?! Дальше смотри, шкура дырявая!

На следующем фото она опять раком, сзади над ней пыхтит, крепко вцепившись в лоснящиеся ягодицы, щуплый мужичок – Колян, а спереди в лицо ей упирается пивной животик Фомы.

— Смотрите-ка, по самые яйца заглотила! А мой не может, видите ли!

— У него не такой большой…

— Завали ебало и смотри дальше! Вот тебе вишенка на тортик!

На этот раз Паша включил видео.

Сначала крупным планом на экране возникает её киска и чавкающий в ней от переизбытка влаги член Мамбы, потом камера плавно поднимается, ненадолго останавливается на ритмично прыгающих сиськах и, наконец, показывает красное, потное, искаженное гримасой наслаждения, лицо с размазанной косметикой и безумно горящими глазами.

Голос за кадром:

— Нравится, детка?

— Да, милый, да! Трахай меня глубже! Ещё! Ещё! Да! Да! Еби! Еби меня глубже, сильнее, жёстче!

Другой голос, постарше, явно пьяный:

— А как же жених твой?

— Да пошёл он на хуй, пидорас! Я только вас люблю мальчики, только вас хочу!

— В рот хочешь?

— Да, да, хочу! Отвафлите меня как дворовую шлюху, как потаскуху, а потом выебите, отпердольте, порвите мою большую жопу!

В рот ей уперся небольшой, но бошковитый, похожий на гриб, член. Маша с жадностью его заглотила и смачно, пуская слюни и мыча от удовольствия, начала сосать.

В это время голоса за кадром:

— Ну чё, Колян, может, присунешь ей в жопень? Вон, как просит!

— Ты чё, Фома, говномеса во мне увидел?! Да за такое на зоне…

Видео на этом оборвалось.

— Это все? – голос Маши дрожал.

— А что, ещё хочешь посмотреть?! Там много ещё, но хватит с тебя пока, порноактриса недоделанная.

— Я сделаю аборт, я, – Маша запнулась, – я в полицию пойду…

— Никуда ты не пойдёшь, а будешь молча стоять и внимательно слушать.

— Слушаю…

— Всё, хватит, замолчи.

— Но…

— Заткнись, овца, кому говорю! Сейчас говорю я, а ты очень внимательно слушаешь! И от твоего решения будет зависеть твоя дальнейшая судьба.

Маша закусила губу и послушно опустила глаза в пол.

— Значит, так. Об аборте не может быть и речи. Родишь ты в срок, здорового ребёнка, наследника Валерия Гергиевича Демурии. Молчи! Свадьбу сыграем скромную, через пару недель. Ты будешь мне примерной женой и домохозяйкой. И спермоприемником! Я периодически буду приводить тебе мужиков, чтобы они оплодотворяли тебя, и ты рожала орущих спиногрызов одного за другим, на радость дедушки.

— Это много?

— Не знаю ещё. Три, пять, десять. Пока мне не надоест. Ясно тебе?

— Да…

— В наши с Дэном отношения не лезть и никому о них не пиздеть!

— Ясно…

— Только не вздумай сама себе ёбарей искать, не хватало мне ещё "венеры"! Узнаю, что ослушалась – башку откручу! Ясность полная?

— Да…

Зазвонил телефон Павлика.

— Да, Денис! Да-да, всё прошло отлично, она согласна. Пыталась взбрыкнуть, но я её быстро осадил. Конечно, даст тебе пососать клиторок!Да и куда она, нахуй, денется! И о нас – молчок. Не совсем же ебанашка! Да, уже выхожу, жди.

Паша выключил мобилку и обратился к невесте:

— Завтра с утра едем в ЗАГС, а потом за платьем. Мать возьми с собой, поможет выбрать. Ничего, что она с ночной смены, ради такого дела можно и не поспать денёк. Скоро ей вообще можно будет не работать, будет внуков нянчить. А я побежал, всё, до завтра!

— А как же – поцеловать невесту на прощание?

— Ты это, не охуевай! Я тебе чуть башку не проломил от твоей охуевшести, так что радуйся, что жива-здорова. На свадьбе нацелуешься ещё. Всё, мне пора, Дэнчик ждать не любит. И да последнее: к свадьбе побрей, наконец, пизду.

— Это ещё зачем?

— После свадьбы узнаешь. Всё, счастливо! Не скучай, невестушка!

…

Когда Паша вышел, Маша долго ещё стояла в коридоре, размышляя об их разговоре. Потом прошла в свою комнату, встала напротив большого зеркала и, неспеша, разделась догола. Потрогала упругую грудь с торчащими сосками, погладила бёдра, плоский ещё живот и, наконец, мохнатый чёрный треугольник чуть ниже пупка. Заметила, что по внутренней стороне бедра стекает предательская струйка влаги. Жар между ног становился невыносим.

Она взяла телефон и набрала номер. На пятом гудке трубку взяли.

— Алло.

— Привет, Димочка. Узнал?

— Машка, ты? Конечно узнал! Три года трубку не брала, игнорила, а тут сама звонишь! Чего хотела? – нервный голос парня выдавал волнение и злость.

— Помнишь, ты всё хотел меня выебать, а я всё динамила?

— Ну, помню. Только ты раньше слов таких не говорила, как "выебать".

— А теперь, представь себе, говорю! Приезжай и выеби меня во все дырки!

— Это шутка такая, что ли?! Типа пранк?

— Нет, я абсолютно серьезно. Мне сейчас не до шуток! Пиздочес жуткий! Адрес помнишь?

— Конечно!

— А что там голоса на заднем плане?

— А, это Санёк с Витьком. Мы тут в пивнухе сидим.

— Бери и их тоже, будете меня втроём ебать! Если ещё кто рядом, тоже бери. Только побыстрее приезжайте!

— Э-э-э… Да ладно, это точно розыгрыш!

— Никакой! Нахуй! Не розыгрыш! Вызывай такси и приезжай. Без приколов. Я вся горю!

Маша бросила трубку. Набрала другой номер.

— Да, – ответил женский голос.

— Тётя Валя, здрасьте. Это Маша.

— Я поняла.

— У вас осталось ещё то угощение?

— Раскушала всё-таки мой йогурт?

— Да, я вошла во вкус. Жду сейчас вашего внука, и хочу оторваться с ним по полной.

— Митеньку, значит, ждёшь?

— Да. И друзей его.

— Решила таки порадовать мальчишку?

— А почему бы и нет. Сколько я ему крови попортила в своё время, надо же как-то заглаживать вину. Да и бабушка у него – та ещё затейница! Надо у неё кое-чему научиться.

— И то верно. Рецептов у меня много, на все случаи жизни, есть чему научить! Только как же на это посмотрит твой будущий муж?

— Муж? Объелся груш! Так что там с йогуртом?

— Сейчас готового средства нет, надо делать. Это займёт не более получаса. И мне от тебя кое-что понадобится.

— Что именно?

— Немного твоих волос. Лучше всего – лобковых, так эффект ещё сильнее.

— Хорошо, минут через десять буду, до скорого.

— Уже начинаю приготовления.

Маша сбросила вызов и положила телефон. После чего прошла в ванную, тщательно намылила промежность, взяла в руку "Джилет Винус", которым она брила ноги, с любопытством повертела его в руке, осматривая, и приступила к процессу.